Минувшее: Исторический альманах. 8.
М.: «Открытое общество»: Феникс. 1992.
ПИСЬМА БЕНЕДИКТА ЛИВШИЦА править
Имя Бенедикта Лившица (1887—1939), замечательного поэта и переводчика, умного и тонкого мемуариста, незаслуженно забыто. Небольшой сборник грузинских стихов и переводов «Картвельские оды» (Тбилиси, 1964) и дополненное переиздание антологии французских лириков («У ночного окна», М., 1970) — этими двумя книгами пока ограничивается перечень его посмертных изданий. Публикации в периодике — не меньшая редкость: за последние пятнадцать лет — лишь две подборки переводов и стихотворений о Грузии — в ленинградском «Дне поэзии 1982» и в «Литературной Грузии» (1985, № 11). Отметим также фактически впервые раскрывшую мир поэзии Лившица статью М. Л. Гаспарова «Петербургский цикл Бенедикта Лившица: поэтика загадки» («Семиотика города и городской культуры. Петербург». — Труды по знаковым системам. Вып.18, Тарту, 1984).
А между тем роль Бенедикта Лившица в литературной жизни, начиная с 1910-х гг., была весьма ощутимой. Его первый стихотворный сборник «Флейта Марсия» вышел в 1911 г. в Киеве. За ним последовали «Волчье солнце» (1914), «Из топи блат» (1922), «Патмос» (1926) и итоговая книга — «Кротонский полдень» (1928). Антология французской поэзии составилась из его лучших переводов (под разными названиями издавались в 1934 и 1937, а также в 1970 гг.); кроме того, им переведено немало крупных по значению прозаических книг, в том числе романы О.Бальзака, В.Гюго, Р.Роллана, А.Барбюса, А.Франса, Ж.Дюамеля, П.Ампа и других.
«Пушкин, Гораций и Рембо», — так ответил Б.Лившиц на вопрос о любимых поэтах в одной из литературных анкет начала века, а позже писал, что Рембо и Лафорг «надолго определили путь» его лирики.
Увлечение французской поэзией, начавшись в 1905 г., продолжалось всю жизнь, и одним из его воплощений была собранная Лившицем превосходная по полноте библиотека французских поэтов (около 1000 томов), к сожалению, утраченная. Но главным воплощением были, разумеется, переводы. Верный подлиннику мастер поэтической композиции, Лившиц умел сохранить динамическое ощущение целостности оригинала и при этом воссоздать его структуру.
Лившиц был одним из первых советских поэтов, открывших русскому читателю сокровища грузинской поэзии; при этом он был чуть ли не единственным переводчиком, кто всерьез взялся за изучение грузинского языка. Как и Б.Пастернаку и О.Мандельштаму, встреча с Грузией, дружба с грузинскими поэтами возвратили Лившицу собственный поэтический голос. В середине 1930-х гг. в периодике появлялись стихи Лившица о Грузии и его переводы из В.Пшавела, Т.Табидзе, Г.Леонидзе и других грузинских поэтов. Большинство из них вошло в книгу «Картвельские оды», второе издание которой готовится в связи со столетием поэта.
В 1933 г. в Ленинграде вышла мемуарно-теоретическая книга Лившица о русском футуризме — «Полутораглазый стрелец». К работе над нею он приступил, вероятно, в первой половине 1930 г. В поэзии Лившица тема памяти, исторические мотивы, образы гибнущей культуры возникают еще в начале 1920-х гг., а в 1928 г. была неписана и расширена последняя редакция «Автобиографии» — прообраза его воспоминаний. «Автобиография» Лившица, написанная лаконично, но в особом лирическом ключе, многое разъясняет не только в логике жизненного пути поэта, но и в строе его чувств и мыслей.
Еще в 1919 г. в статье «В цитадели революционного слова» Лившиц писал: «Мы заинтересовываемся новым явлением искусства в лучшем случае к тому времени, когда оно начинает агонизировать, обычно же этот интерес возникает к явлению уже завершенному, к течению уже умершему; мы привыкли и любим получать произведения искусства из рук историка, а ие художника, и нужны поистине сверхъестественные усилия, чтобы нарушить нелепую привычку нашу приходить „на все готовое“ и считать это судом истории. Чтобы добиться общественного признания, необходимо прежде всего обратить на это общественное внимание, запаздывающее на добрую четверть века». Но обращение Лившица к мемуарной прозе было также стимулировано и литературной ситуацией конца 1920-х — начала 1930-х гг. Смерть Маяковского сразу превратила литературный процесс, его «обыкновенные будни» в историю, начиналась новая эпоха и нужно было осмыслить прошлое.
Так, под знаком Маяковского создавалась «Охранная грамота» Б.Пастернака (Л., 1931), а В.Шкловский главу о Маяковском в своей книге «Поиски оптимизма» (М., 1931) назвал «Случай на производстве». Хотя в последние пятнадцать лет жизни Маяковского пути поэтов не пересекались (Лившиц не принимал Маяковского лефовского периода — см. об этом в публикуемом ниже письме к Д.Бурлюку), уход бывшего соратника стал для него тяжелым испытанием. О написанном как бы от лица Маяковского стихотворении Лившица «Варцихе» — о долге поэта перед Грузией — идет речь в публикуемом письме к А.Тарасенкову. В этот период почти одновременно появился целый ряд мемуарных книг, посвященных
178
недавнему прошлому. В.Каменский в 1931 г. выпустил книги воспоминаний «Путь энтузиаста» и «Юность Маяковского», на которые Лившиц иронически намекал в своих мемуарах. Написал свою книгу воспоминаний «Встречи» (М., 1929) В.Пяст, в Париже Г.Иванов издал беллетриэован-ные мемуары «Петербургские зимы» (1928), намеренно измышляя экзотические подробности и эпизоды. Начали печататься мемуарные книги Андрея Белого (первая — «На рубеже двух столетий», М., 1930; вторая — «Начало века», M-Л., 1933). В публикуемом письме к М. А. Зенкевичу от 14 января 1934, через полгода после выхода «Полутораглазого стрельца», в связи со смертью Андрея Белого, Лившиц писал о «мучительном чувстве „историзма“, которое не позволяет мне отрывать личную биографию от биографии поколения». Выход в свет автобиографической прозы Мандельштама «Шум времени» (Л., 1925) был также одной из скрытых побудительных причин, заставивших Лившица обратиться к жанру воспоминаний. Важным стимулом для Лившица, безусловно, послужили «Фрагменты из воспоминания футуриста» Д.Бурлюка, написанные в 1927—1929 гг. и присланные А. Г. Островскому для публикации в СССР (изданы не были). За несколько лет до этого, в публикуемом письме к Д. Бур люку Лившиц подчеркивал свои глубинные связи с футуристическим прошлым.
Д.Бурлюк, продолжая давнюю традицию (в 1914 г. он издал второй сборник Лившица «Волчье солнце»), выпустил в 1930 г. отдельным изданием первую главу воспоминаний Лившица — «Гилею». Сохранилось несколько дарственных надписей на издании «Гилей», в которых Лившиц утверждает, что главный герой его книги воспоминаний — Давид Бурлюк.
Заглавие мемуарной книги многозначно и символизирует синтез историко-культурных понятий Востока и Запада. По объяснению Лившица, «полутораглазый стрелец» — мчащийся «дикий всадник, скифский воин, обернувшийся лицом назад [на Восток. — Публ.] и только полглаза скосивший на Запад». Образ всадника-стрельца проходит через все творчество Лившица. Этот образ, впервые появившийся в стихотворении в прозе «Люди в пейзаже» (1911), восходит к портрету «гилейца» Д.Бурлюка (стихотворному и графическому), а также навеян «скифскими» рисунками и кубистическими работами В.Бурлюка, ранними композициями А.Экстер. Лившиц соединяет этот образ с пушкинским «Медным всадником», мифом о Петербурге и Петром, осуществившим в русской истории идею союза Востока и Запада (основная тема книги стихотворений Лившица «Болотная Медуза»). Вероятно, заглавие «Полутораглазый стрелец» включает также и круг ассоциаций, связанных с названием альманаха «Стрелец» I—III, Пг., 1915, 1916, 1922), впервые объединившего футуристов и символистов — как представителей «восточной» и «западной» культурных ориентации.
Непосредственный участник футуристического движения, Лившиц в своих мемуарах вел, по его слову, «полемику с прошлым и о прошлом», но прежде всего он стремился передать саму атмосферу эпохи, и в этом достиг замечательного успеха.
На характерную особенность мемуаров Лившица указывал в своем предисловии к «Полутораглазому стрельцу» Ц.Вольпе: «Это — мемуары „теоретические“. Отдельные страницы книги производят впечатление не столько воспоминаний, сколько исследовательской работы по восстановлению литературного прошлого. Мемуарный „жанр“ в отдельных частях книги кажется псевдонимом „жанра“ исследовательского». Лившиц, стремясь сделать свою книгу максимально точной, опирался в своей работе на документы, на современную литературу о футуризме, газетные и журнальные отчеты о публичных выступлениях футуристов. В этом ему помогали литературовед А. Г. Островский и поэт-переводчик Д. И. Выгодский, предоставляя различные материалы об участниках футуристического движения. Но стык документа и личных воспоминаний иногда неожиданным образом давал сдвиг фактов, несоответствия и анахронизмы.
Почти в такой же мере, как на документальный материал, текст «По-лутораглазого стрельца» опирался и на поэтические реминисценции: воспоминания Лившица пронизаны аллюзиями чужих и собственных стихотворных строк, лирические отступления автора оказываются автокомментариями поэтических текстов (и наоборот).
История выхода из печати книги Лившица была драматична и непроста именно потому, что документально выверенный материал облекал в слово мастер, в совершенстве владевший языком иносказаний и намеков, стилистикой аллюзий и реминисценций. В публикуемом письме к М. А. Зенкевичу от 8 сентября 1933 г. Лившиц излагал ход событий. В октябре 1933 г. в «Звезде» (№ 10) была опубликована рецензия литературоведа Н. Л. Степанова, исследователя футуризма и редактора «пятитомника» Велимира Хлебникова. Он расценивал книгу Лившица в духе господствовавших вульгарно-социологических установок того времени, но все же отмечал и некоторые достоинства мемуаров. Из появившегося позже уничтожающего отзыва А.Селивановского «Ранний футуризм в освещении буржуазного идеалиста» становятся известны некоторые подробности издательской истории «Полутораглазого стрельца» — в частности, по какой причине книга была задержана выходом в свет: «Издательство, спохватившись с запозданием, отпечатало и вложило в книгу особую вкладку, в которой оно утверждает (и утверждает, вопреки Ц.Вольпе, совершенно правильно), что „Лившиц в своих мемуарах стоит на тех же идеалистических, буржуазных позициях, что в 1910-х гг.“». («Литературная газета», 1934, 12 марта). Раздавалась критика и из «своего лагеря» — М. В. Матюшин в письме к Н. И. Харджиеву от 4 июля 1934 г. резко отозвался о книге Б.Лившица (Ежегодник рукописного отдела Пушкинского Дома, Л., 1978, с. 67). Но были, хотя и единичные, положительные отклики, например, В. Ф. Ходасевич и Н. Н. Берберова в литературном обзоре хвалебно отозвались о главе «Будетляне и Маринетти», напечатанной в «Звезде» («Возрождение», Париж, 1932, № 9).
Время, однако, переставило акценты. В 1960-70-х гг. мемуарная книга Лившица, считающаяся по праву одной из лучших и основных книг по истории футуризма, была переведена в Италии, Франции, США. Готовится и в издательстве «Советский писатель» том сочинений Лившица, включающий почти все его поэтическое наследие, переводы и книгу воспоминаний «Полутораглазый стрелец».
В настоящей публикации представлены материалы из почти не сохранившегося эпистолярного наследия Лившица. Личный архив поэта исчез после его ареста в 1937 г., и публикуемые здесь письма извлечены в основном из различных государственных архивохранилищ. Они охватывают более чем 25-летний период — с 1911 по 1937 гг. и затрагивают литературные и личные взаимоотношения с современниками Бенедикта Лившица — поэта, переводчика, мемуариста.
Если не считать писем Лившица к Т.Табидзе и Г.Леонидзе, неоднократно печатавшихся в Грузии, а также писем к В. В. Гольцеву, опубликованных в «Литературной Грузии» (1985, № 11), настоящая подборка в сущности впервые знакомит читателя с его эпистолярным наследием. В нее вошли письма к В. Я. Брюсову, А. И. Тинякову, М. А. Кузмину, К. И. Чуковскому, Д. Д. Бурлюку, А. И. Ромму, Л. П. Гроссману, А. К. Виноградову, Л. И. Жевержееву, Н. И. Замошкину, М. А. Зенкевичу, А. К. Тарасенко-ву, С.Шаншиашвили и Н.Мицишвили.
Выражаем свою признательность Г. Г. Антелаве, М. Л. Гаспарову, И. Н. Мицишвили, И. С. Поступальскому и Е. Ц. Чуковской — за помощь, которую они оказали при подготовке этой публикации.
Одновременно с настоящим письмом пересылаю Вам свою первую книгу стихов2. Выпустил я ее исключительно с целью узнать мнение о моих стихах поэтов и лиц, интересующихся поэзией. Увы! — этому желанию не суждено сбыться, по крайней мере, в ближайшее время: книга моя конфискована* за богохульство3, и я лишен возможности рассылать ее по журналам для отзыва**.
В частности, Ваше мнение, с которым я мог бы ознакомиться по рецензии «Русской мысли» и к которому хотел бы сугубо внимательно прислушаться, — мне неизвестно4.
Поэтому, прошу Вас — если не найдете для себя затруднительным — сообщить его мне в письме, соблаговолив направить последнее по адресу: Киев, Тарасовская, 14, кв.21.
Бенедикт Лившиц
P.S. Позволяю себе присоединить к книге два стихотворения, еще не появившиеся в печати9. Б.Л.
- Мне удалось сохранить только 10 экземпляров.
- Единственное исключение — «Аполлон»6, т. к. невероятно, чтобы он мог попасть в руки прокурора. [Прим. Б.Лившица].
1 ГБЛ, ф.386, карт.92, ед.хр.21.
2 Речь идет о кн. ФЛЕЙТА МАРСИЯ, вышедшей в свет в конце февраля 1911 тиражом 1S0 экз. («Книжная летопись», 1911, № 8, 26 февраля, с. 13); в библиотеке В. Я. Брюсова (ГБЛ) не сохранилась.
3 Точных сведений об аресте этой книги обнаружить не удалось. В «Алфавитном указателе книгам и брошюрам, арест на которые утвержден судебным установлением за 1911 г.» (СПб, 1911) книга Б.Лившица не значится.
4 Брюсов заведовал в «Русской мысли» литературно-критическим отделом и печатал в журнале статьи и рецензии. В обзоре «Новые сборники стихов» Брюсов дал краткий отзыв о ФЛЕЙТЕ МАРСИЯ, в котором, отмечая ряд недостатков (устаревшие темы, приемы), писал, что стихи Лившица «сделаны искусно, можно сказать, что мастерством стихосложения он владеет вполне, а для начинающего это уже не мало. Появись она лет десять назад, она заслуживала бы большего внимания» («Русская мысль», 1911, № 7, июль, с. 12). Об этом отзыве Брюсова Лившиц вспоминал в ПОЛУТОРАГЛАЗОМ СТРЕЛЬЦЕ (с. 14). Затем в ст. «Новые течения в русской поэзии. Футуристы» («Русская мысль», 1913, № 3) Брюсов критически отозвался о футуристических стихотворениях Лившица и утверждал, что футуристы на самом деле являются эпигонами символистов. С этими утверждениями Брюсова Лившиц полемизирует в своем манифесте «Освобождение слова», напечатанном в футуристическом сб. ДОХЛАЯ ЛУНА (М.[Херсон], 1913), а затем перепечатанном во 2-м изд. сборника (1914); в самом радикальном манифесте «Идите к черту», подписанном, кроме Лившица, Д.Бурлюком, А.Крученых, В.Маяковским, И.Северяниным, В.Хлебниковым и напечатанном в РЫКАЮЩЕМ ПАРНАСЕ (СПб, 1914), есть резкий выпад против Брюсова: «Василий [sic!] Брюсов привычно жевал страницами „Русской мысли“ поэзию Маяковского и Лившица». Статью Лившица «Освобождение слова» Брюсов в своем обзоре «Год русской поэзии» назвал «вполне рассудительной» («Русская мысль», 1914, № 5, с. 28). Сохранились два письма Лившица к критику А. А. Шемшурину от 16 и 20 декабря 1913 г. (с просьбой прислать его книги СТИХИ В.БРЮСОВА И РУССКИЙ ЯЗЫК, М., 1908; ФУТУРИЗМ В СТИХАХ В.БРЮСОВА, М., 1913), подтверждающие, что и в футуристический период он продолжал интересоваться литературой о Брюсове.
1 О каких стихотворениях Лившица идет речь — неясно, так как автографы этих текстов не сохранились.
6 В «Аполлоне» (1911, № 4, с. 3) появилась рецензия Н. С. Гумилева на ФЛЕЙТУ МАРСИЯ: «/…/ Гибкий, сухой, уверенный стих, глубокие и меткие метафоры, умение дать почувствовать в каждом стихотворении действительное переживание, — все это ставит книгу в разряд истинно ценных и делает не только обещанием, но и достижением».
Многоуважаемый Левкий Иванович.
Недели две назад я выслал Вам для № 4 «Союза молодежи»2 статью и стихи. В виду того, что я хотел бы поместить эти стихи в другом издании, очень прошу Вас, если еще не поздно, не сдавать их в набор, а переслать мне по нижеуказанному адресу. Статью же, конечно, печатайте. Во всяком случае, о положении дела не откажитесь уведомить меня.
Примите уверение в моем совершенном уважении.
P.S. Адрес: село Медведь, Новгородской губ[ернии],
Бенедикту Константиновичу Лившицу, дом Ковровой3.
1 Государственный центральный театральный музей им. А. А. Бахрушина, Рукописный отдел, ф. Л. И. Жевержеева, № 56. К письму приложена записка Б.Лившица на склад изданий «Союза молодежи» с просьбой прислать причитающееся ему количество 3-го номера этого сборника.
Л. И. Жевержеев (1881—1942) — меценат, коллекционер, председатель общества художников «Союз молодежи», искусствовед. В своих «Воспоминаниях» (см. сб. МАЯКОВСКОМУ, Л., 1940, с. 133) рассказал об издании трех выпусков сб. «Союз молодежи» (1912—1913). В марте 1913 в общество «Союз молодежи» на правах автономной литературной секции вошла группа поэтов-футуристов «Гилея», был издан совместный номер «Союза молодежи» (№ 3). В этом номере Б.Лившиц напечатал три стихотворения: «Гибрида», «Обетование», «Полдень».
2 Анонсированный № 4 «Союза молодежи» издан не был. Б.Лившиц послал Л. И. Жевержееву свою декларацию «Освобождение слова» и три стихотворения: «Логово», «Тепло» и «Вокзал». На письме помета неизвестной рукой: «Статья и стихи (3) отправлены 22 апреля [1]913 г.». Эти тексты Лившиц напечатал в августе 1913 г. в сб. ДОХЛАЯ ЛУНА, затем они были перепечатаны (кроме первого стихотворения) во 2-м изд. сборника. См. о декларации «Освобождение слова» в ПОЛУТОРАГЛАЗОМ СТРЕЛЬЦЕ (с. 201-202).
3 В 1913 г. в селе Медведь Новгородской губ. Лившиц проходил военную службу.
Милостивый Государь, Александр Иванович возвращаю Вам заполненным опросный листок и одновременно с этим письмом отправляю обе мои книги2.
Поскольку Вы согласились бы признать за поэтом право на оценку его собственных вещей, я бы:
1) выразил сожаление по поводу того, что Вы намерены составить антологию только из вещей, уже появившихся в печати (я считаю своими лучшими стихами — третью книгу, еще не изданную)3;
2) указал бы на то, что считаю наиболее удачными в своих первых двух книгах, а именно: во «Флейте» — «Лунатическое рондо», «Первое закатное рондо» и, пожалуй, третье «Пан и Эрос»; во второй книге: «Пьянители Рая» и циклы: «Серебряный мед» и «Цветоносец в опале». Мне было бы приятно, если бы Ваш выбор не вышел за пределы указанного.
В заключение прошу Вас не отказать прислать мне Ваши книги и — вечное отстаивание фонетического абсурда! — обращаю Ваше внимание, что моя фамилия пишется не через «ф», а через «в».
Бенедикт Лившиц К[иев], Львовская, № 14, кв.57.
| Имя, отчество и фамилия | Бенедикт Константинович Лившиц |
| Год, месяц и число рождения | 1886 г., декабря 25-го |
| Место рождения | Одесса |
| Звание и образовательный ценз | Окончил Университет св. Владимира по юридическому фак[ульте]ту |
| Время и место напечатания первого произведения и его заглавие | 1909 г. «Антология современной поэзии», цикл стихов «Morituri»4 |
| 1-ая книга (назв., год и место изд., изд-тво, число стр. и экз., цена). | «Флейта Марсия», 1911, г. Киев, автор, 80 стр., 150 экз. — 1 р. 25 к. |
| Перечень изданных книг | «Флейта Марсия» (см. выше); «Волчье солнце», Москва, 1914, Изд-во 1-го журнала] русск[их] ф[утурист]ов; «Болотная медуза», готова к печати. |
| Сотрудничество в журналах, газетах, альманахах | «Аполлон», «Остров», «Пощечина обществ[енному] вкусу», «Союз Молодежи», «Садок судей», «Рыкающий Парнас», «Антол[огия] совр[еменной] поэзии», «Дохлая луна», «Молоко кобылиц», 1-ый журн[ал] Русск[их] фут[уристов], «Стрелец» и др. изд. |
| Критика (наиболее значительные статьи и рецензии) | «Освобождение слова» («Дохл[ая] луна»), «Мой ответ Маринетти», «Копролитический монумент» (ж.р.ф-ов)6. |
| Какие писатели оказали наибольшее влияние? | Гораций, Пушкин и Рембо. |
| Credo или девиз. | Слово в движении и движение в слове. |
| Подпись | Бенедикт Лившиц |
| Дата | 1915, апреля 22 дня. |
1 ГПБ, ф.774, оп.1, ед.хр.26. («Опросный листок» откололся от письма Лившица и находится в архиве писателя П. Я. Заволокина — ЦГАЛИ, ф.1068, оп.1, ед.хр.91, см. далее).
А. И. Тиняков (1886—1934?) — поэт, критик, журналист, автор книг стихотворений: NAV1S N1GRA (М., 1912), ТРЕУГОЛЬНИК (Пг., 1922), EGO SUM QUI SUM (A3, ЕСМЬ СУЩИЙ) (Л., 1925). Сотрудничал в правой печати, публиковался под псевдонимами «Одинокий», «Герасим Чудаков». Примечательна характеристика Тинякова, данная В. Ф. Ходасевичем в письме к Б. А. Садовскому от 22 апреля 1916: «Кто же он? Да никто. Он нуль. Он принимает окраску окружающей среды. Это способность (или порок) физиологическая. Она ни хороша, ни плоха, как цвет волос или глаз. В момент переходов он, вероятно, немного подличал, но я думаю, что они ему самому обходились душевно недешево. Он все-таки типичный русский интеллигент из пропойц (или пропойца из интеллигентов). В нем много хорошего и довольно плохого. Грешит и кается, кается и грешит» (ЦГАЛИ, ф.464, оп.2, ед.хр.226, л.50). В начале 1915 г. Тиняков обратился ко многим поэтам с просьбой прислать стихи и биографические сведения для составляемой им антологии (издана не была). Впоследствии Тиняков передал (или продал) «опросный листок» Лившица писателю и библиографу П. Я. Заволокину (1878—1942?), собиравшему материалы для «Словаря русских поэтов и поэтесс». Словарь издан не был, в 1925 Заволокин издал сб. СОВРЕМЕННЫЕ РАБОЧЕ-КРЕСТЬЯНСКИЕ ПОЭТЫ.
2 Лившиц послал Тинякову книги ФЛЕЙТА МАРСИЯ и ВОЛЧЬЕ СОЛНЦЕ, которые не сохранились.
3 Речь идет о кн. БОЛОТНАЯ МЕДУЗА, которая отдельно издана не была, а вошла в итоговый сб. КРОТОНСКИЙ ПОЛДЕНЬ (Л., 1928).
4 Название цикла «Morituri» восходит к латинскому «Morituri te salutant», в цикл вошли стихотворения «Отверженный», «Беглецы», «Sem-Per idem», «Утешение», перепечатанные затем в первой кн. ФЛЕЙТА МАРСИЯ.
5 Лившиц имеет в виду свой доклад «Итальянский и русский футуризм в их взаимоотношении», с которым он выступил 11 февраля 1914 на вечере «Наш ответ Маринетти» (см. подробнее в ПОЛУТОРАГЛАЗОМ СТРЕЛЬЦЕ, с. 245-256). Сохранился текст доклада (частное собр.). Полное название второй ст. — «Копролитический монумент. Дубина на голове русской критики (Разоблачение клеветы)», — напечатана в «Первом журнале русских футуристов», М., 1914, № 1-2, с. 102-103, при участии Д.Бурлюка.
Дорогой Михаил Алексеевич!
Наша новогодняя компания распалась: сегодня Мандельштамы (в чьей квартире предполагалось встретить Новый год)2 неожиданно заявили, что они заняты у Семеновых3.
Лично у нас нет никаких планов «встречи», но мы искренне были бы рады всякой комбинации, при которой могли бы встретить Новый год в Вашем обществе.
Во всяком случае завтра, в понедельник, ждем Вас к себе, если можно, с Львом Львовичем4.
Дружески Вас обнимаю.
1 ЦГАЛИ, ф.232, оп.1, ед.хр.267.
М. А. Кузмии (1872—1936) — поэт, прозаик, драматург, композитор. Кроме этого письма, сохранились еще две записки Лившица к Кузмину, где в основном оговариваются место и время встреч (там же, л.2,4). Сохранились две книги Лившица с дарственными надписями: 1) на ПАТМОСЕ (экземпляр со значительными авторскими поправками) — «Дорогому Михаилу Алексеевичу Кузмину, чудесному поэту, чье прекрасное творчество — подлинная моя отрада, — с нежной и неизменной дружбой. Бенедикт Лившиц. 3.V.1926. Петербург» (собрание В. А. Успенского); 2) на КРОТОНСКОМ ПОЛДНЕ — «Дорогому Михаилу Алексеевичу Кузмину в знак прочной дружбы и большой любви. Бен. Лившиц. 24.XI. 1928. Ленинград» (ЦГАЛИ, ф.232, оп.1, ед.хр.484). О дружеских отношениях с Кузминым Лившиц пишет и в ПОЛУТОРАГЛАЗОМ СТРЕЛЬЦЕ (с. 259-260).
1 Встреча Нового года у Мандельштамов все же состоялась. Н. Я. Мандельштам вспоминает: «Так начиналась петербургская идиллия с хождением к Горлину, изредка в гости к Бенедикту Лившицу, где процветал Кузмин, всех нас презиравший и даже не пытавшийся этого скрывать. Его всегда сопровождал Юркун и по-старомодному жеманная, но миленькая Арбенина /…/ Приближался Новый год. К нам пришли встречать Лившицы и друзья Мандельштама еще по дому Синани, случайно приехавшие из Москвы» (Н. Я. Мандельштам. ВТОРАЯ КНИГА. Париж, 1983, с. 234-235). По свидетельству Е. К. Лившиц, Мандельштамы в конце 1924 г. снимали две комнаты у актрисы Марадудиной. За несколько дней до Нового года, в ночь на 25 декабря 1924, Мандельштам и Лившиц вместе сочиняли шуточную «Балладу о горлинках» (см. ее текст, записанный рукой Лившица, в ЧУКОККАЛЕ, М., 1979, с. 236-238): «Было это уже поздно ночью. Мы, жены, болтали в спальне, дверь была открыта и было видно и слышно, как веселились наши мужья. Они ходили по комнате и сочиняли эту балладу, смеясь, перебивая друг друга, ища слова, меняя строки, рифмы, варианты, отметая „сор“; все это наплывало одно на другое и рождающаяся баллада словно качалась на этих ритмических волнах» (из письма Е. К. Лившиц к П. М. Нерлеру от 27 сентября 1982 г.).
3 С. А. Семенов (1893—1942) — прозаик, автор нашумевшего в 1920-х годах романа НАТАЛЬЯ ТАРПОВА, был редактором альманаха «Ковш», где печатался Мандельштам. Н. Г. Семенова (сцен. псевд. Болотова, 1896—1982) — актриса БДТ.
4 Л. Л. Раков (1904—1972) — научный сотрудник Эрмитажа, автор работ по русской военной истории, а также ряда пьес, близкий друг М. А. Кузмина.
1 править
К[иев], 17 октября 1922
Дорогой Корней Чуковский!
Уже более 5 недель, как я отправил Вам письмо (заказное)*, на которое, по-моему, Вы должны были ответить тотчас по получении его. Между тем, до сих пор от Вас ни строки. Предполагая, что письмо до Вас не дошло2 (хотя, повторяю, оно было отправлено заказным), изложу вкратце содержание пропавшей грамоты — в части, касающейся Вас.
Лекции можно было бы устроить двояко: на Ваш риск, или с гарантией антрепренера. В первом случае Вам необходимо истратить не менее 1 миллиарда на расходы, связанные с устройством двух лекций (афиши, расклейка на столбах и по городу, билеты, зал театра, публикация в газете и вознаграждение администратору), — с тем, чтобы при среднем сборе Вы получили 500 миллионов чистых с обеих лекций. Во втором случае администратор, с которым я вел предварительные переговоры, гарантировал Вам 300 миллионов за две лекции. Полагаю, что, ввиду изменения курса рубля за истекший месяц, приведенные мною цифры должны быть соответственно увеличены. В Киеве могли бы пройти с успехом: лекции о Блоке, о поэтах наших дней; быть может, о Тарасе Шевченко, если связаться с украинцами. Некрасов же и Достоевский3, по-моему, аудитории не соберут, равно как и детское утро.
Если решитесь приехать в Киев, буду рад видеть Вас своим гостем. Очень прошу Вас прислать мне все написанное Вами о Достоевском и Некрасове — в Киеве этого достать нельзя.
Дружески жму Вашу руку
P.S. Что мои стихи: передали ли Вы их куда-нибудь и куда именно? Если не поздно, прошу заменить рифму «немоты» рифмой «дремоты»4.
- По адресу «Всемирная] Литература», Мохов[ая], 36. [Прим. Б.Лившица].
1 ГБЛ, ф.620, карт.67, ед.хр.27. К письмам Лившица приложен черновик его стихотворения для детей «Вдруг идет навстречу поп…». О личных взаимоотношениях Лившица и Чуковского см. в ПОЛУТОРАГЛАЗОМ СТРЕЛЬЦЕ и в альманахе ЧУКОККАЛА. По свидетельству Е. К. Лившиц, Чуковский был инициатором и организатором переезда Лившица из Киева в Петроград в декабре 1922 г. в связи с задуманной им переводческой работой в издательстве «Всемирная литература».
2 Это письмо Лившица не сохранилось.
3 Темы предполагавшихся лекций Чуковского связаны с темами его работ: ст. «Шевченко» (1909 — кн. ЛИЦА И МАСКИ, СПб, 1914); «Литературный дебют Достоевского» («Нива», 1917, № 34-35); Н. А. Некрасов. ИЗБРАННЫЕ СТИХОТВОРЕНИЯ(редакция, вступ. статья и примечания К. И. Чуковского. — Б.-Пг., 1921); К. И. Чуковский. НЕИЗДАННАЯ ПОВЕСТЬ НЕКРАСОВА О ДОСТОЕВСКОМ (Пг., 1922); НЕКРАСОВСКИЙ СБОРНИК (под ред. К. И. Чуковского и В. Е. Евгеньева-Максимова. — Пг., 1922); КНИГА ОБ АЛЕКСАНДРЕ БЛОКЕ (Пг., 1922). Эта поездка Чуковского в Киев не состоялась (первый раз он побывал в Киеве с лекциями в марте 1912 г.).
4 Имеется в виду строка из стихотворения Лившица «Когда на мураве, с собою рядом…» (1919): «Не прерывай божественной дремоты». Впоследствии включено в кн. ПАТМОС (М., 1926, с. 6). Где пытался опубликовать К. И. Чуковский подборку стихотворений Лившица — неизвестно.
2 править
Дорогой друг, тронут Вашим сочувствием. Разделяю Вашу печаль1. С Эльбрусом мы не сошлись и я еду 15-го с[его] м[есяца] по Грузинской дороге в Тифлис; м[ожет] б[ыть], с Казбеком у нас установятся лучшие отношения. Хочу проехать на лошадях, а не на авто, которое мчится бешеным темпом2. Дружески обнимаю Вас. Привет М. Б.3 Сердечно Ваш Б. Л.
Здесь нашествие формалистов!4
1 В это время обострилась болезнь (костный туберкулез) младшей дочери Чуковского Муры (Мария, 1920—1931).
2 Летом 1929 г. состоялась первая поездка Лившица в Грузию, первые свои стихотворения о Грузии он датирует 1930 г. — см. П.Нерлер. CON AMORE! ПАМЯТИ БЕНЕДИКТА ЛИВШИЦА («Литературная Грузия», 1985, № 11, с. 149—168).
3 Мария Борисовна Чуковская (1880—1955) — жена К. И. Чуковского.
4 В июле 1929 г. в Кисловодске отдыхали Б. М. Эйхенбаум, Ю. Н. Тынянов.
3 править
Дорогой Корней Иванович, вчера, наконец, увиделся с Тихоновым]1 в желательной для разговора обстановке: все обстоит как нельзя лучше. Никаких добавлений и т. п. не нужно, никаких оснований тревожиться нет. Вышлите только скорее корректуры — они уже хотели Вам об этом написать.
С Полонским тоже говорил вчера. К сожалению, по его словам, ему не удалось добиться единогласия в редакции, необходимого для напечатания статьи2. Он сам напишет Вам об этом, рукопись же вернет мне только 1.II, так как она у кого-то из членов Редакции. Если хотите, чтобы я передал ее Раскольникову3, черкните мне пару слов — я с готовностью сделаю это.
Крепко жму руку.
Б.Л.
1 А. И. Тихонов (Серебров, 1880—1956) — литератор, издательский работник. Вместе с К. И. Чуковским работал во «Всемирной литературе», «Русском современнике». В 1930 г. возглавлял издательства «Academia» (до 29 августа 1930) и «Федерация». Здесь речь идет о кн.: К. И. Чуковский. РАССКАЗЫ О НЕКРАСОВЕ. М., «Федерация», 1930 (кн. вышла в апреле 1930 г. — см. «Книжная летопись», 1930, № 23).
1 В. П. Полонский (Гусин, 1886—1932) — критик, журналист, в 1930 г. главный редактор журн. «Новый мир». Очевидно, имеется в виду ст. Чуковского «Николай Успенский. Его жизнь и творчество» («Новый мир», 1930, № 3, с. 170—185).
3 Ф. Ф. Раскольников (Ильин, 1882—1939) — государственный и партийный деятель, писатель, журналист, в 1930 — член редакции «Красной нови», впоследствии находился на дипломатической работе (см. «Огонек», 1987, № 26: с. 4-7; «Минувшее», вып.7, 1989, с. 58-111). В его письме к К. И. Чуковскому от 21 сентября 1929 г. читаем: «„Красная новь“ готова взять на себя почин в деле привлечения общественного внимания к его [Н.Успенского] жизни и творчеству. Но по тактическим соображениям нецелесообразно начинать с разоблачения его мошеннических проделок по отношению к Некрасову. /…/ В конце Вашей статьи я нашел указание на то, что Вы подготовляете статью, дающую оценку творчества Ник. Успенского и его биографию. Вот эта статья могла бы подойти для „Красной нови“. Я очень прошу Вас прислать ее нам…» (ГБЛ, ф.620, карт. 70, ед.хр.17, л.2-3).
Дорогой Додя.
Из книжки твоей1, которую я, к сожалению, только мельком неделю назад видел у Евреинова2, узнал в самых общих чертах, что произошло с тобою за 10 лет нашего обоюдного молчания3. Меня тогда же охватило острое желание братски обнять тебя и обменяться с тобою крепким дружеским рукопожатием. Это я и делаю сейчас. Ни в какой мере не будет преувеличением, если я скажу тебе, что за все эти 10 лет я, несмотря на расстояние и время нас разделявшие, не переставал считать тебя своим другом и себя — твоим. Я поднесь бережно и любовно храню все твои картины, рисунки, офорты, письма, черновики твоих стихов4, — всё, в чем так или иначе проявилась твоя многосторонняя, твоя неотразимо-убедительная творческая стихия. Сколько раз мысленно сопоставляя мое нынешнее литературное окружение с боевою обстановкой, в которой мы с тобою три года3 работали бок о бок, я испытывал чувство неподдельной горечи, вызывавшееся твоим отсутствием и нашей разобщенностью. Преждевременная смерть Хлебникова, безнадежное падение Маяковского6, споровое размножение имажинистской сволочи, моя полная изолированность, порождающая у меня состояние, близкое к закупорке лирических сосудов, — всего этого, вероятно, не произошло бы, будь ты здесь — ты подлинный «отец российского футуризма», на моих глазах из ничего создавший мощное направление в русском искусстве, а теперь силою обстоятельств вынужденный напоминать о своих исторических заслугах наивным подзаголовком мангатанской брошюрки7.
Навсегда ли ты засел в Нью-Йорке? Хочу знать всё о тебе.
1. Что ты там делаешь (твой основной «жизненный нерв»: живопись? стихи? газетное дело?).
2. Как ты теперь работаешь (пришли фото твоих вещей, стихи, написанные за годы 1916-24, No No твоей газеты8 и также непременно брошюру («Давид Бурлюк жмет руку и т. д.»).
3. Что — Коля, Володя, мама, Надя, Антоша9: где они и что с ними?
Сообщаю мои даты:
1915 — брак с В. А. Вертер.
1916 — рождение сына Александра.
1921 — развод с первой женой и женитьба на Екатер[ине] Конст[антиновне] Скачковой10.
1922 — великое переселение в Петербург.
1914—1918 — III книга стихов «Болотная Медуза» (все вещи — типа тех, что ты печатал в «Московских Мастерах»). 1919—1923 — IV книга стихов «Enupaveia» (эзотерический уклон: четвертая степень пифагорейского посвящения). Обе книги давно готовы к печати, но ввиду их идеологической неприемлемости для Госиздата и неохоты, с которой частные издатели идут на печатание стихов, и та и другая лежат у меня б рукописи11.
Пишу очень мало, целиком поглощен работой в Госиздате, где (в форме редактуры переводных романов) через мои руки проходит едва ли не вся современная французская литература12. Это в смысле материальном меня более или менее устраивает, но не дает никакого внутреннего удовольствия. Мой адрес:
Бенедикту Константиновичу Лившицу
Моховая 9, кв.1. Ленинград, СССР.
Братски тебя обнимаю и жду ответа.
Письмо опубликовано в журнале Д.Бурлюка «Color and Rhyme», 1965—1966, N.Y., 1966, № 60, с. 94-95.
1 Д. Д. Бурлюк (1882—1967) — художник, поэт, издатель, один из организаторов футуризма в России. Здесь речь идет о кн. БУРЛЮК ПОЖИМАЕТ РУКУ ВУЛЬВОРТУ БИЛДИНГУ. К 25-летию художественно-литературной деятельности. (Стихи 1898—1924). Нью-Йорк, 1924.
2 Н. Н. Евреинов (1879—1953) — режиссер, теоретик и историк театра, драматург, композитор. О своем знакомстве и взаимоотношениях с футуристами писал в кн.: Н. Н. Евреинов. ОРИГИНАЛ О ПОРТРЕТИСТАХ. М., 1922. Б.Лившиц упоминает о первых встречах с ним в Куоккале в 1914 г. в ПОЛУТОРАГЛАЗОМ СТРЕЛЬЦЕ (с. 286).
3 О последней встрече с Лившицем, вероятно, весной 1914 г., Д.Бурлюк вспоминал в письме от 18 апреля 1965 г. к брату поэта М. Н. Лившицу: «Я о нем знал все вплоть до 1915 г., когда с ним и Верой Вэртер провел последний вечер в „Бродячей собаке“ — Петрограде. Бену обязан — он был первый, обрамивший мою Историческую значимость, сейчас особенно ярко выявленную итальянскими литературоведами» (письмо предоставлено нам Е. К. Лившиц).
4 Лившиц собрал ценнейшую коллекцию по истории футуризма, состоящую из разного рода материалов, документов, книг, картин и рисунков художников начала XX века, эта коллекция погибла после незаконного ареста поэта в 1937 году. Сохранились три книги Д.Бурлюка с дарственными надписями: 1) на кн. ВОСХОЖДЕНИЕ НА ФУДЗИ-САН (Н.-Й., 1926): «Дорогому Бенедикту Константиновичу с супругой и со чадо Лившицу на добрую память от автора и издателя. 1926. Апрель 26. Америка. Давид Бурлюк» (ГПБ, шифр 34-13/244а); 2) на кн. МОРСКАЯ ПОВЕСТЬ (Н.-Й., 1927): «Милому дорогому Бену Констан. Лившицу в знак вечной любви и преклонения перед чистотой его стиля. Автор Давид Бурлюк» (ГПБ, шифр 34-13/98В); 3) на кн. ПО ТИХОМУ ОКЕАНУ (Н.-Й., 1927): «Дорогой друг Бенедикт! Прими на память этот скромный знак моего восхищения всегдашнего твоим высоким мастерством в области стиха. Ранее от тебя приходили книги, но теперь ты замолк — почему?? Давид и Мария Бурлюк. 1927. Арг. NYC» (РО ГПБ, ф.552, ед.хр.4).
5 Ливший считал, что русский футуризм «закончился» в 1914 г., об этом он писал в ПОЛУТОРАГЛАЗОМ СТРЕЛЬЦЕ. В конце декабря 1911 Лившиц познакомился в Киеве с Д.Бурлюком и вскоре после поездки с ним на Рождество в Чернянку Таврической губ. (братья Бурлюки называли эту местность древнегреческим именем «Гилея»), вошел в созданную ими группу кубофутуристов «Гилея». Лившиц участвовал во многих изданиях и публичных выступлениях футуристов. В 1914 г. Д.Бурлюк издал в Херсоне вторую кн. Лившица ВОЛЧЬЕ СОЛНЦЕ, а в 1931 в Нью-Йорке в издательстве М. Н. Бурлюк вышла отдельным изданием первая глава воспоминаний Лившица, под названием ГИЛЕЯ, посвященная в основном Д.Бурлюку.
6 Лившиц не принимал Маяковского «лефовского» периода. После 1914 г. поэты, насколько нам известно, не встречались, в ПОЛУТОРА-ГЛАЗОМ СТРЕЛЬЦЕ Лившиц вспоминал о встречах с молодым Маяковским, в 1935 г. он побывал на родине Маяковского в Багдади и посвятил ему стихотворение «Варцихе» (Б.Лившиц. КАРТВЕЛЬСКИЕ ОДЫ. Тбилиси, 1964, с. 36-37).
7 Кн. БУРЛЮК ПОЖИМАЕТ РУКУ ВУЛЬВОРТУ БИЛДИНГУ, а также ряд других его американских изданий вышли с шапкой: «Д.Бурлюк. Поэт, художник, лектор. Отец российского футуризма».
8 В 1920-х гг. Д.Бурлюк сотрудничал в нью-йоркской газете «Русский голос».
9 Коля — Н. Д. Бурлюк (1890—1920), поэт, член «Гилей». Володя — В. Д. Бурлюк (1886—1917) — живописец, график, участник многих левых выставок и футуристических сборников. Мама — Л. И. Бурлюк (1860—1923) — пробовала свои силы в живописи, Д.Бурлюк выставлял ее работы на первых новаторских выставках («Звено», «Салон II»). Антоша — А. А. Безваль (1891 — после 1939), инженер, одно время был секретарем «Гилей».
10 Вера Вертер — псевдоним актрисы и поэтессы-переводчицы В. А. Арнгольд-Жуковой (1881—1963), ей посвящена кн. Лившица ВОЛЧЬЕ СОЛНЦЕ. Александр — сын поэта от первого брака, умер от скарлатины в 1927 г. Е. К. Скачкова (Лившиц, 1902—1987) выступала как начинающая танцовщица в спектаклях Киева и Петрограда, ей посвящен ряд стихотворений из кн. БОЛОТНАЯ МЕДУЗА и ПАТМОС.
11 В сб. МОСКОВСКИЕ МАСТЕРА (М., 1916) были напечатаны три стихотворения Лившица: «Петроград», «Фонтанка» и «Дворцовая площадь» с пометой «Из цикла „Болотная Медуза“». Четвертая книга стихов вышла рпоследствии под заглавием ПАТМОС. По-видимому, Лившиц допустил в предполагаемом названии книги ошибку, и, вероятно, в связи с этим изменил его — в злевсинских мистериях было три ступени посвящения, третья и высшая ступень называлась «эпоптея», а не «эпи-фарея» (сообщено М. Л. Гаспаровым). Первоначальное заглавие этой книги было ЗОЛОТОЕ СРЕДОТОЧИЕ. Книги БОЛОТНАЯ МЕДУЗА и ПАТМОС впоследствии вошли в итоговый сб. КРОТОНСКИЙ ПОЛДЕНЬ (М., 1928). Ряд стихотворений в силу тогдашних условий напечатан с измененной датировкой и в подцензурной редакции.
12 В 1920-30 гг. Б.Лившиц работал главным образом в области перевода и как редактор иностранной литературы. Им переведены такие произведения, как трагедия Ж.Расина ЭСФИРЬ, А.Жида САУЛ и ЦАРЬ КОНДАВЛ, а также романы, повести и рассказы: ЗЛЫЕ ГОДЫ (1914—1917) Р.Аркоса, ИСКАТЕЛИ ЗОЛОТА, РЕЛЬСЫ и ПЕСНЬ ПЕСНЕЙ П.Ампа, БАНКИРСКИЙ ДОМ НЮСИНГЕН и ВОТРЕН О.де Бальзака, ОГОНЬ и рассказы А.Барбюса, ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ СМЕЕТСЯ, ТРУЖЕНИКИ МОРЯ и ПОСЛЕДНИЙ ПУТЬ ОСУЖДЕННОГО В.Гюго, ПАРАД Ж.Давида, ОТРЕШЕННЫЕ и У ИСТОКОВ ЖИЗНИ Ж.Дюамеля, ЭЛПЕНОР и СЮЗАННА-ОСТРОВИТЯНКА Ж.Жироду, ЖИЗНЬ И ПРИКЛЮЧЕНИЯ ЖАНА-АРТУРА РЕМБО Ж. М. Карре, КВАРТЕРОНКА, ЯМАЙСКИЕ МАРОНЫ, ТРОПА ВОЙНЫ, ОХОТНИЧЬИ ДОСУГИ, ВОЖДЬ ГВЕРИЛЬЯСОВ и рассказы Майн-Рида (первые три — совместно с О. Э. Мандельштамом), СПАРТАК М.Оливье, МАРСО ЛА-РОЗ Э.Ришара, ЛЮБОВЬ И СМЕРТЬ и 14 ИЮЛЯ Р.Роллана, ПРИКЛЮЧЕНИЯ НИГЕЛЯ, АЙВЕНГО, ЛАМЕРМУРСКАЯНЕВЕСТА, ТОРИИ ВИГИ, АНТИКВАРИЙ и АСТРОЛОГ В.Скотта (все, кроме первого — совместно с О. Э. Мандельштамом), ЛЮСЬЕН ЛЕВЕН Стендаля, МОЙ ДЯДЯ БЕНЖАМЕН К.Тилье, БОГИ ЖАЖДУТ А.Франса и др.
Не сразу ответил Вам на письмо, т. к. на протяжении этих шести недель несколько раз собирался в Москву и, естественно, полагал, что при личной встрече мне удастся полнее высказать свое мнение о «Ночном смотре». Т. к. моя поездка опять затягивается (в Москве я буду, вероятно, лишь через месяц), мне хочется, пускай и немного поздно, поблагодарить Вас за присылку Вашей книги, которая, несмотря на все ее недочеты, — прежде всего книга поэта, т. е. попытка утвердить в слове свое видение мира. На мой взгляд, это самое существенное, и потому я не совсем понимаю, что в ней могло подействовать на Вас столь удручающим образом2. Правда, есть в «Ночном смотре» стихи, которых я на Вашем месте не включил бы в сборник, и в первую очередь, «Ни силы, ни красы в скрипучем этом беге» (снижение духовного тонуса и отсюда — снижение стиля, опасно соседящее с дурным вкусом) или «На окраинах луна бывает резче» (поверхностный импрессионизм, простое констатирование факта — отсутствие воли к преображению действительности), но ведь не эти вещи определяют характер книги и как-то сами выпадают из нее. Больше других мне нравятся «Элегия» и «Первый снег». Вообще, мне кажется, Ваш лирический путь — по крайней мере, в настоящее время — лежит несколько в стороне от мажорных тем типа «Слова» или «Из пинских зарослей»3, заставляющих Вас перенапрягать свой голос.
Стоит ли останавливаться на некоторых частностях, представляющихся мне делом скорее личного вкуса, чем отступлениями от общеобязательных норм? Даже преследуя интимно-разговорные интонации, я бы не вводил в стих ничего (или почти ничего) не означающих речений:
Что вовсе нечего тебе сказать,
Что наконец ты просто очень занят4,
ни уменьшительных суффиксов, ни энклитических междометий, разжижающих плотность словесной массы. Но это, повторяю, мелочь и, пожалуй, только правило моего личного поведения. Об остальном, надеюсь, мы поговорим с Вами в Москве. Дружески жму руку и еще раз благодарю за книгу.
1 ЦГАЛИ, ф.1495, оп.1, ед.хр.22.
А. И. Ромм (1898—1943) — поэт, переводчик, переводил немецких, венгерских, чешских и китайских поэтов. В 1927 в издательстве «Узел» выпустил книгу стихотворений НОЧНОЙ СМОТР, тиражом 700 экз. (в этом же издательстве Лившиц выпустил ПА ТМОС и КРОТОНСКИЙ ПОЛДЕНЬ). За несколько дней до этого письма Лившиц послал Ромму книгу ПАТМОС с дарственной надписью: «Александру Ильичу Ромму — в память наших московских встреч — с дружеским чувством Бенедикт Лившиц. 28.VI. 1927» (собрание И.Жванецкого — экземпляр с авторской правкой). По свидетельству М. Л. Гаспарова, в семье А. И. Ромма хранился также сб. Лившица КРОТОНСКИЙ ПОЛДЕНЬ со значительными авторскими поправками и вклейками других редакций стихотворений.
2 Поэтесса С. Я. Париок (см. о ней далее) сообщала в письме к С. З. Фе-дорченко от 12 июля 1927 г.: «Ромм, который до того опечалился и разочаровался первым своим сборником, что с горя скупил весь тираж у „Узла“» (см.: Т.Никольская. Творчество С. Я. Парнок. — «Neue Russische Literatur», Salzburg, 1980, № 2-3, S.212). Впоследствии Ромм выпустил двумя изданиями еще одну книгу своих стихотворений ДОРОГА НА БИК-ЗЯН (Уфа, 1939; 1941).
3 Эти два стихотворения стилизованы автором под эпический слог древнерусских летописей (напр., из стих. «Слово»: «Там я лежу на тисове постели, / И под густыми небесами дрогну, / И не хватает мне резиого кнеса, / И синим ядом иегуют меня»).
4 Из стихотворения «Я нужную работу отложил…», открывающего кн. НОЧНОЙ СМОТР (с. 5).
Помните ли Вы о своем обещании прислать мне «Крестьянские рассказы» Эркмана-Шатриана?2 Все мои поиски книжки пока не увенчались успехом. Если Вы не изменили своего намерения, не откажите в любезности выслать мне эту книгу и сообщить, к какому сроку Вам нужно представить проредактированный текст.
Как обстоит дело с моими стихотворными переводами?3 Быть может, Вы черкнете мне два слова и по этому, живо меня интересующему вопросу?
Жму руку
Басков пер., 19, кв.6
1 ЦГАЛИ, ф.1303, оп.1, ед.хр.977.
А. К. Виноградов (1888—1946) — писатель и редактор, специалист по французской литературе. В 1929 г. работал в Госиздате.
2 В 1929-37 изданий книг Э.Эркмана и А.Шатриана в СССР не было (в 1925 г. в издательстве «ЗИФ» в переработке Л.Огнева вышел их роман ИСТОРИЯ ОДНОГО КРЕСТЬЯНИНА).
3 Сохранилось письмо Б. К. Лившица в Госиздат от 21.01.1930 с просьбой оплатить сделанные им переводы 13 стихотворений В.Гюго. На письме надписи: 1. «А. В. Луначарскому. Эти переводы сделаны Б. К. Лившицем для изд-ва „Всемирная литература“. Сборник франц. поэтов не был напечатай в связи с ликвидацией изд-ва. Полагаю необходимым использовать эти 826 строк полностью. Перевод прекрасный. А.Виноградов». 2. «Случай хороший. Переводы надо взять и нормально оплатить. А.Луначарский. 25/1».
Мне сообщили, что вопрос об издании Бальзака продвинулся вперед и что он пойдет под общей редакцией Луначарского и Нусинова. В связи с этим я позволяю себе обратиться к Вам с просьбой: не забыть меня при распределении работы. Если Вы помните, я изъявил готовность взять на свою долю за 100 печ[атных] листов перевода, редактуру же — в неограниченном количестве, исходя из расчета 1 печ[атный] л[ист] в день.
Если для заключения договора* уже настало время, не откажите в любезности черкнуть мне пару строк, и я немедленно выеду в Москву, так как, повторяю, с величайшей охотой готов взяться за Бальзака, как говорил Вам об этом при личном свидании.
Дружески жму Вашу руку и очень прошу Вас ответить на это письмо.
Бенедикт Лившиц.
- или для прелиминарных переговоров по вопросу о заключ[ении] договора. [Прим. Б.Лившица].
1 ЦГАЛИ, ф.1386, оп.2, № 315.
Л. П. Гроссман (1888—1965) — советский писатель и литературовед, автор работ о Достоевском и др. В указанное время работал в аппарате ГИХЛа, выпускавшего 20-томное собрание сочинений О. де Бальзака (под общей редакцией А. В. Луначарского, Е. Ф. Корша и др.). В т. VII (вышел в 1933 г.) напечатаны романы ВЕЛИЧИЕ И ПАДЕНИЕ ЦЕЗАРЯ БИРОТО и БАНКИРСКИЙ ДОМ НЮСЕНЖЕНА в переводе Б.Лившица. И. М. Нусинов (1889—1950), литературовед, критик и издательский работник, в редактировании этого собрания сочинений участия не принимал.
Уважаемый тов. Замошкин!
Ввиду того, что до сих пор я не имею официальных сведений о судьбе моей рукописи, переданной Вам месяц назад В. О. Стеничем, прошу Вас не отказать в любезности уведомить меня возможно скорее об окончательном результате чтения ее редколлегией.
В случае если вещь моя принята, прошу Вас также сообщить:
1) в каком No журнала предполагается напечатать ее;
2) не согласилась бы редакция присоединить к уже представленному материалу небольшой отрывок (1/4 печ[атного] листа), непосредственно примыкающий к тому же периоду воспоминаний (о постановке в театре Комиссаржевской Маяковским его трагедии «Владимир Маяковский»)?
Басков пер. 19, кв.6
1 ЦГАЛИ, ф.2569, оп.1, ед.хр.234, л.1-1 об.
Н. И. Замошкин (1896—1960) — литературовед, критик, с 1926 г. работал секретарем в «Новом мире». Лившиц послал в редакцию «Нового мира», вероятно, одну из глав о Маяковском из ПОЛУТОРАГЛАЗОГО СТРЕЛЬЦА, которого он тогда готовил к печати.
2 В. О. Стенич (Сметаиич, 1898—1939) — переводчик, критик, оппонент Блока в его известной статье «Русский дэнди» (1918).
3 Фрагменты из ПОЛУ ТОРАГЛАЗОГО СТРЕЛЬЦА в «Новом мире» напечатаны не были. Главки «Маяковский в 1913 году» и «Грезэр и горлаи» появились в журн. «Стройка» (1932, № 23-24, сентябрь и № 36, декабрь).
1 править
Дорогой Михаил Александрович,
рад был узнать, что «Пол[утораглазый] стр[елец]» до Вас дошел: он ведь был задержан главлитом и только на днях запрещение снято2. Конфискация, впрочем, носила чисто комнатный характер, т. к. весь тираж разошелся в два дня. Сейчас передо мной стоит вопрос о переиздании. Боюсь только, как бы мне не испортила каши «критика»: в Ленинграде меня уже начали прорабатывать и за «формализм» (а что это такое и с чем его едят, ей богу не знаю!) и за «лукавство» и за «греческий язык». Разумеется, это только робкое начало — дальше пойдет лай вовсю3.
В связи с этим обращаюсь к Вам с просьбой, которую Вам, надеюсь, будет нетрудно исполнить: если в Московской прессе Вы встретите какой-нибудь отзыв о книге — выслать мне два NoNo газеты, а о толстом журнале — сообщить, где помещено. Сейчас ведь нет бюро газетных вырезок и следить за московской печатью я не имею возможности.
С удовольствием поработал последние месяцы над Расиновой «Эсфирью»4: сейчас заканчиваю ее и к 1 октября, соблюдая в точности договорный срок, сдал перевод издательству. Могу сказать по совести: сделано lege artis5 — из всех видов суррогатного писательского хлеба стихотворный перевод мне более всего по душе. Очень хотел бы взять еще одну трагедию Расина или уже приступить к Корнелю6. Не могли бы Вы переговорить об этом с Эфросом7: я согласился бы и на более короткий срок, т. к. уже два месяца, как бросил службу и вполне свободен. Вы крайне обязали бы меня, дорогой Михаил Александрович, если бы посодействовали мне в этом вопросе.
Здоровьем похвастаться не могу — дело ведь идет не к молодости. К сожалению, в этом году не поеду даже на курорт: слишком дорогое удовольствие.
Смерть Софьи Яковлевны8 произвела на меня большое впечатление — уходят последние, нас остается жалкая горсточка, по пальцам перечтешь…
Крепко жму Вашу руку. Приветы Вашей матушке и жене. Сын у Вас, вероятно, уже огромный — не правда ли?
Всего хорошего.
Как только выйдут Ваши стихи, прошу выслать мне: жду9.
1 Государственный литературный музей (далее — ГЛМ), ф.247, оп. 6144/1-4.
М. А. Зенкевич (1891—1969) — поэт, переводчик, член первого «Цеха поэтов». Лившиц был с ним знаком по Петербургу с 1912-13 гг. (см. ПОЛУТОРАГЛАЗЫЙ СТРЕЛЕЦ, с. 263).
2 Эта книга была сдана в набор 1 ноября 1932 г., подписана к печати 20 мая 1933 г. и вышла в свет в конце августа 1933 г. («Книжная летопись», 1933, № 41, с. 65). Подчиняясь господствовавшим в то время вульгарно-социологическим установкам, Лившиц был вынужден написать покаянное (или «полемическое», по его определению) предисловие к ПОЛУТОРАГЛАЗОМУ СТРЕЛЬЦУ. Кроме того, книга открывалась статьей Ц.Вольпе, который заявлял, что «автором не вскрыта социальная природа больших противоречий внутри футуризма». Но этого оказалось недостаточно, и последовала «уничтожающая» рецензия А.Селивановского (см. Предисловие).
3 Лившиц имеет в виду статью критика З.Штеймана «Лукавая самокритика» («Литературный Ленинград», 1933, № 7). Впоследствии появилась «нейтральная» рецензия Н. Л. Степанова, отклик В. Ф. Ходасевича и Н. Н. Берберовой в «Возрождении» (Париж, 1 декабря 1932). Сохранился экз. ПОЛУТОРАГЛАЗОГО СТРЕЛЬЦА, принадлежавший М.Горькому с его многочисленными пометами. По свидетельству Е. К. Лившиц, М.Горький одобрительно отозвался об этой книге: «Не знаю, что такое формализм, но книга замечательная».
4 О возникшем еще в юности интересе Лившица к творчеству Расина см. в «Автобиографии». В 1933 г. Лившиц заключил с изд. «Academia» договоры на переводы трагедий Расина ФЕДРА и ЭСФИРЬ (договоры No № 119 и 125 от 28 мая и 5 июня 1933 г. — ЦГАЛИ, ф.629, оп.1, ед.хр.135). См. также примечание № 1 к письму от 2 октября. Перевод ЭСФИРИ был напечатан (анонимно) в кн.: Ж.Расин. Сочинения. В 2-х томах. «Academia», М.-Л., 1937, т. 2, с. 175—244. О судьбе перевола ФЕДРЫ — сведений обнаружить не удалось.
5 «По закону искусства» (лат.).
6 Впоследствии Лившиц вел переговоры с издательством «Academia» о переводе трагедий Корнеля ЦИННА и ПОЛИЕВКТ (без договоров) — см. ниже; первую трагедию он обещал представить к 15 января 1935 г. (ЦГАЛИ, ф.629, оп.1, ед.хр.185, лл.20-21). По свидетельству Е. К. Лившиц, обе трагедии были переведены, однако изданы не были, и судьба рукописей неизвестна.
7 А. М. Эфрос (1888—1954) — поэт, искусствовед, переводчик. Возглавлял правление издательства «Узел», в котором Лившиц напечатал ПАТ-МОС и КРОТОНСКИЙ ПОЛДЕНЬ. В изд. «Academia» руководил отделом западноевропейской литературы и активно привлекал Лившица в качестве переводчика. Сохранился экз. ПОЛУТОРАГЛАЗОГО СТРЕЛЬЦА, с надписью: «Дорогому Абраму Марковичу Эфросу — памятник наших (и ему ие чуждых) боев — с дружеским чувством. Бенедикт Лившиц. 24. IX.33» (собрание А. И. Шахова).
8 С. Я. Парнок (1885 — 26 августа 1933) — поэтесса, переводчица, критик. Лившиц тесио общался с ней в период сотрудничества в изд. «Узел», где она выпустила две книги — МУЗЫКА (1926) и ВПОЛГОЛОСА (1928). См. о ией в письме Лившица к С. З. Федорчеико от 26 апреля 1926 г. (ЦГАЛИ, ф.1611, оп.1, ед.хр.88). Сохранились три книги Б.Лившица, подаренные им С.Парнок. Надпись на ИЗ ТОПИ БЛАТ: «Дорогой Софии Яковлевне с настоящей и прочной любовью к ее стихам. Бенедикт Лившиц. 25.Х. 1927»; на ПАТМОСЕ: «Рад, что наши поэтические судьбы пересеклись хотя бы в „Узле“, так как Ваши стихи, Софья Яковлевна, я давно люблю! Бенедикт Лившиц. 8.V. 1927. Москва»; на КРОТОНСКОМ ПОЛДНЕ: «Дорогой Софии Яковлевне Парнок с искренней любовью к ней и уважением к ее творчеству. Бенедикт Лившиц. 24.XI.1928. Ленинград» (ЦГАЛИ, библиотека). О Софье Парнок см.: Софья Париок. СОБРАНИЕ СТИХОТВОРЕНИЙ. Составление, вступительная статья и примечания СВ. Поляковой. Апп АгЬог, 1979; СВ. Полякова. ЗАКАТНЫЕ ОНЫ ДНИ: ЦВЕТАЕВА И ПАРНОК. Апп АгЬог, 1983.
9 Имеется в виду книга ИЗБРАННЫЕ СТИХИ М.Зенкевича (М., «Советская литература», 1933; сдана в производство 2 сентября 1933, подписана к печати 7 декабря 1933).
2 править
Дорогой Михаил Александрович! 29-го сентября выслал через здешнее отделение «Academia» перепечатанный в 3-х экземплярах перевод «Эсфири». Надеюсь, он уже у Антокольской1. В связи с этим, очень прошу Вас сделать все зависящее от Вас к скорейшему наложению визы на оплату причитающегося мне по договору 35 % гонорара: мне крайне нужны деньги и всякая задержка в выплате гонорара повлечет для меня ряд неприятнейших последствий.
В предыдущем письме я просил Вас выяснить у Эфроса, как обстоит дело с заключением нового договора: на Корнеля или, если Корнель еще не «созрел» — на любой другой перевод, стихотворный или прозаический. Вторично прошу Вас ускорить разрешение этого вопроса, в благоприятном исходе которого я крайне заинтересован. Если для форсирования этого дела необходимо мое личное присутствие в Москве — напишите и я выеду, хотя, разумеется, я предпочел бы не затевать сейчас дорого стоющего путешествия в Москву.
Прочли ли Вы уже «Стрельца»? Я бы хотел знать Ваше откровенное мнение — тем более, что Вы сыграли такую роль в написании этой книга2.
Дружески жму Вашу руку и жду от Вас ответа — на сей раз без отлагательства.
1 Н. Г. Антокольская — секретарь редакционного сектора изд. «Academia». Лившиц писал ей в тот же день: «Уважаемая Надежда Григорьевна! 29 сентября отправил через Ваше ленинградское отделение законченный мною перевод „Эсфири“ Расина». Перевод был принял А. М. Эфросом 15 октября 1933 г. (ЦГАЛИ, ф.629, оп.1, ед.хр.185, л.18,19).
2 М. А. Зенкевич был одним из доброхотов, помогавших Б.Лившицу различными сведениями в работе над книгой воспоминаний. Сохранился экз. ПАТМОСА с дарственной надписью: «Дорогому старинному соратнику, а также возможному другу М.Зенкевичу с искренней симпатией. Бен. Лившиц. 13 мая 1927 г.» (ГЛМ).
3 править
Дорогой Михаил Александрович,
Пишу Вам в надежде, что на это письмо Вы ответите скорее, чем на мое предыдущее.
Как всегда — просьба.
Дело в том, что я до сих пор остаюсь в полном неведении насчет Корнеля: в какой квартал он включен, когда можно будет подписать договор, что именно мне собираются поручить?
По поводу моего перевода «Эсфири», Эфрос прислал мне крайне лестное, полное всяческих комплиментов, письмо, заканчивающееся шутливой угрозой, что «от Корнеля мне теперь не отделаться».
Я и не собираюсь отделываться, напротив, очень хотел бы вплотную приступить к работе и дважды запрашивал Эфроса о том, что же мне предполагают поручить — тем не менее вот уже два месяца, как он хранит гробовое молчание, никак не вяжущееся со всем тоном его последнего письма и ничем для меня необъяснимое.
Очень прошу Вас, дорогой Михаил Александрович, т. к. в «Академии» Вы все-таки человек не чужой, выяснить, в чем тут дело, могу ли я и когда рассчитывать на заключение договора: я сейчас ничем не занят и мне, помимо всего прочего, просто жалко упускать драгоценное время…
Надеюсь, вы не задержитесь надолго с ответом и порадуете меня Вашей информацией.
Крепко жму Вашу руку.
Приветы Вашей семье.
Ленинград «14», Басков пер., 19, кв.6.
4 править
Дорогой Михаил Александрович, пишу Вам под еще неизжитым впечатлением от смерти Белого1. Весть об этом как-то не сразу проникла до глубины моего сознания и лишь теперь, пытаясь отдать себе отчет в том, что сильнее всего в эти дни угнетает, я наталкиваюсь на это событие, заслонившее для меня все остальное. Я никогда не любил его особенно — ни как поэта, ни как прозаика. Я не был с ним лично знаком, хотя находился с ним в близком свойстве: он был двоюродным братом моей первой жены, Веры Александровны Вертер2, в семье которой «Боренька Бугаев» был одним из самых близких людей.
Мне и сейчас трудно заставить себя читать его гексаметрическую прозу, приходящуюся как-то сродни пятистопному ямбу Васисуалия Лоханкина3.
И тем не менее — ни одна из смертей последнего времени не впечатляла меня так сильно, как эта смерть. Оборвалась эпоха, с которой мы были — хотим ли мы это признать или нет, безразлично — тесно связаны. Обнажилась пропасть, куда ступить настает уже наш черед. Пробовали Вы подсчитать, сколько людей из нашего с вами литературного и близкого к литературе окружения умерло за последнее десятилетие? Я произвел впервые этот подсчет. 20 человек, из них 9 — старшего поколения, 1 (Есенин) моложе нас, остальные — наши сверстники. Удручающая арифметика! Никчемная цифирь, скажете вы? Дело не в возрасте, а в гормонах, в воле к жизни, в физиологическом отборе? Быть может, быть может, а все-таки пропасть обнажена и огромный кусок, целый пласт нашего прошлого рухнул в эту бездну.
Дело не в самом факте смерти (если бы вы знали меня ближе, мне не пришлось бы оговариваться, как сейчас, и объяснять вам, что отнюдь не самая смерть навела меня на эти réflexions funèbres)4, а в чудовищном одиночестве поколения, к которому мы с вами принадлежим и которое гораздо крепче связано с предшествующим поколением, нежели со своей сменой…
Зачем я пишу вам об этом? Право, не знаю: быть может, потому, что и вы, мне кажется, не лишены того довольно мучительного чувства «историзма», которое не позволяет мне отрывать мою личную биографию от биографии моего поколения. Как жаль, что здесь нет Осипа: я почти не сомневаюсь, что и на него эта смерть произвела не меньшее впечатление!1
Кстати, об Осипе. До меня дошли слухи, внушающие мне опасения за его душевное состояние6. Верны ли эти слухи? Ахматова обещала позвонить мне по возвращении из Москвы, но пока я не на шутку встревожен. Видаете ли вы его? В каких вы с ним отношениях? Не напишете ли вы мне — что знаете — о нем?
Дружески жму Вашу руку и жду ответа на мое предыдущее письмо: надеюсь, вы уже оправились и выходите из дому?
Сердечные приветы вашей семье.
1 Андрей Белый умер 8 января 1934 г.
2 В. А. Вертер (см. прим. 10 к письму Д.Бурлюку). Приезжая в Киев, А.Белый всегда останавливался у Жуковых.
3 Ср. также отрицательный отзыв О.Мандельштама о прозе А.Белого (о ЗАПИСКАХ ЧУДАКА) — впервые в «Красной нови», 1923, № 5.
4 Траурные размышления (фр.).
5 См. цикл стихотворений О.Мандельштама, написанный на смерть А.Белого (О.Мандельштам. СТИХОТВОРЕНИЯ. Л.. 1974, с. 173—175, 297—299), а также публикацию СВ. Василенко, Ю. Л. Фрейдина «О.Мандельштам. 1891—1938. Поэт о поэте». — «День поэзии, 1986», с. 106-108.
6 В этот период Лившиц и Мандельштам не встречались из-за происшедшего конфликта (см. об этом: Н.Чуковский. ПОЭЗИЯ И ПРАВДА. М., 1987, библиотека «Огонька», № 12, с. 55-56). Вероятно, Лившицу стало известно о написанном Мандельштамом в ноябре 1933 г. роковом стихотворении о Сталине («Мы живем, под собою не чуя страны…»).
Посылаю Вам два стихотворения из подготовляемой мною к печати книги стихов о Грузии.
Первая вещь, триптих, посвящена теме национальной вражды на Кавказе. Алазанская долина, как известно, отличающаяся своим плодородием, центр виноградарства и скотоводства, искони была предметом вожделений соседних воинственных племен, а также форпостом Восточной Грузии в ее многовековой борьбе с персами, сельджуками и т. д. Первая часть триптиха — «голос» лезгин, вторая — «голос» кизикийца; третья — судьба упомянутой выше национальной проблемы в наши дни.
Второе стихотворение — попытка расшифровать (в лирическом плане, конечно) загадочные для многих строки Маяковского.
Буду рад, если Вы найдете возможным поместить эти стихи в журнале «Знамя».
О Вашем согласии или несогласии напечатать эти вещи прошу сообщить по следующему адресу.
Ленинград 14
ул. Некрасова, 26, кв.6
Бенедикту Конст. Лившицу
Бенедикт Лившиц.
ЦГАЛИ, ф.618, оп.2, № 1089, л.269.
А. К. Тарасенков (1909—1956) — русский советский литератор, библиограф и библиофил (собрал уникальную библиотеку поэзии первой половины XX в.); в 1932—1941 работал отв. секретарем и заведующим отделом критики журнала «Знамя». Сохранился его ответ Б.Лившицу от 29.05.36:
Уважаемый тов. Лившиц! К сожалению, мы не сможем напечатать предлагаемые Вами стихи. Во-первых, они мало подходят нам по тематике («Знамя» ведь журнал оборонный). Правда, иногда мы делаем в этом плане некоторые исключения для стихов, поднимающих особо важные общие проблемы (например, стихи Пастернака в № 4 за 1936 г.), — однако Ваши вещи, на наш взгляд, такими, пожалуй, не являются. Во-вторых, в ряде мест стихи ваши, на мой взгляд, формально переусложнены и некоторые ваши метафорические ходы, должен признаться, оставили меня в недоумении. Возвращаем Вам рукопись. Уважающий Вас А.Тарасенков.
(ЦГАЛИ, ф.618, оп.2, № 1089, л.268). В письме Б.Лившица говорится о его стихотворениях «Алазанская долина» и «Варцихе» (см. в КАРТВЕЛЬСКИХ ОДАХ).
1 править
Дорогие Маро и Сандро! Сердечно приветствую Вас с Новым годом и от души желаю в нем еще больших успехов, как в истекшем. Я был несказанно рад твоей высокой и столь заслуженной награде, мой родной Сандро, не поздравил тебя вовремя только потому, что не знал, где ты — в Москве или в Тбилиси. С нежностью вспоминаю Ваш милый дом у подножья Мтацминды, Ваш гостеприимный очаг и то неподдельное тепло, которое так согревало меня в моем любимом городе. Страшно хотелось бы поскорее вновь попасть в Ваши края. В ноябре я прожил месяц в Кисловодске, но перевалить через Пасанаури было уже поздно, да и дела звали меня в Ленинград. А как Вы, ты и Маро, неужели Вы никак не соберетесь на берега Невы? Может быть, все-таки, приедете на пушкинские торжества? Для меня это было бы большой радостью.
Братски обнимаю тебя, мой Сандро, целую ручки Маро и щечки твоих прелестных девочек. Всей душою твой Бено.
Архив Музея Дружбы Народов Гр. ССР, ед.хр. № 8515.
С. И. Шаншиашвили (1888—1975) — грузинский писатель. Маро — его жена.
Письмо начинается надписью по-грузински: «Поздравляю с Новым годом», — сделанной рукой Б.Лившица.
2 править
Твою посылку я получил своевременно, но не сразу ответил, т. к. думал переслать ответ с Тицианом, который собирался уехать отсюда раньше. Большое тебе спасибо за выполнение моей просьбы. Я знаю, что большего сделать нельзя. Но больше самого присыла меня порадовала та душевная теплота, которую я почувствовал в твоем письме и в каждой надписи на книгах. Тебе хорошо известно, как я люблю твою страну, сколько она мне дала и скольким я ей обязан… Но и на фоне этой любви с особой остротой и с особой нежностью я ощущаю свою связь с сердцем твоей чудесной Родины — с Карталинией и Кахетией. Все лучшие черты грузинского национального характера, так полно воплощенные в тебе и в твоей очаровательной подруге, конечно, идут, главным образом, отсюда… Часы, пережитые в твоем доме, у подножья Мтацминды, без преувеличения счастливейшие в моей жизни. Поверь, брат1, это не застольный тост, а подлинный голос души.
Крепко обнимаю тебя, родной, целую руки Маро и щечки твоих обеих красавиц.
Всего самого лучшего!
Сердечно всех Вас любящий и крепко-крепко помнящий
P.S. Тициан привез тебе несколько рисунков — прими их, как память обо мне.
Еще раз целую тебя
1 Слово вписано по-грузински.
2 Слово вписано по-грузински.
Чем объяснить Ваше молчание? Правда, Вы действуете (джентльменски-аккуратно уплатили деньги Митрохину), и это стоит слов, но мне, все же, хотелось бы знать, в каком положении моя книга. Отпечатана ли она? Есть ли уже сигнальный экземпляр? Когда она выйдет?
/…/ Меня чрезвычайно интересует и другой вопрос: как обстоит дело с моей книгой переводов из грузинских поэтов (договор от 26.10.35 г.). У меня готово свыше 1500 строк и осенью я мог бы сдать изд-ву всю книгу (2000 строк). Поскольку я не получал до сих пор никаких указаний на то, что изд-во отказалось от мысли выпустить эту книгу, я считаю договор остающимся в силе и намерен сдать рукопись в сентябре с. г.
Наконец, я хотел бы урегулировать свои денежные расчеты с изд-вом по моим «Карт[вельским] одам», т. к. нахожу, что уже настала пора и мне получить причитающийся по договору гонорар.
Очень прошу Вас, не откладывая в долгий ящик, ответить мне на все эти вопросы прямо в Кисловодск, куда я уезжаю завтра и где буду уже 5-го июня. Мой адрес: Кисловодск, санаторий № 7 «Красные камни», мне.
Дружески жму Вашу руку.
Автограф — в семейном архиве Мицишвили.
1 Н. И. Мицишвили (Сирбиладзе, 1896—1938) — грузинский поэт (член группы «Голубые роги») и издательский работник (в 1930-е гг. возглавлял издательство «Заря Востока»).
2 Д. И. Митрохин (1883—1973) — художник и книжный график. На выполненной им обложке КАРТВЕЛЬСКИХ ОД (книга не вышла) был изображен опирающийся на посох чабан в бурке, позади стада овец на фоне невысоких гор (сообщено Е. К. Лившиц).