[108]
ПИСЬМО 2-Е.

Ты какъ будто знала, муза,
Что, влекомы и тѣснимы
Жизнью, временемъ,— съ латынью
Далеко бы не ушли мы…

Вѣчный твой Парнасъ, о муза,
Далеко не тотъ, гдѣ боги
Наслаждались и ревниво
Къ бѣднымъ смертнымъ были строги…

И, возставъ отъ сна, ни разу
Ты на дѣвственныя плечи
Не набрасывала тоги,
Не слыхала римской рѣчи,

И про римскій Капитолій
Отъ меня-жъ ты услыхала
Въ день, когда я за урокъ свой
Получилъ четыре балла…

[109]


Вмѣстѣ мы росли, о муза,
И когда я былъ лѣнивый
Школьникъ, ты была малюткой
Шаловливо-прихотливой.

И, ужъ я не знаю, право,
(Хоть догадываюсь нынѣ),
Что̀ ты думала, когда я
Упражнялъ себя въ латыни?

Я мечталъ ужъ о Пегасѣ.—
Ты же, рѣзвая, впрягалась
Иногда въ мои салазки
И везла меня, и мчалась…—

Мчалась по сугробамъ снѣжнымъ
Мимо бани, мимо сонныхъ
Яблонь, липъ и низкихъ ветелъ,
Инеемъ посеребренныхъ,

Мимо стараго колодца,
Мимо стараго сарая…
И пугливо сердце билось,
Отъ восторга замирая.

[110]


Иногда меня звала ты,
Слушать сказки бѣдной няни,
На скамьѣ съ своею прялкой
Пріютившейся въ чуланѣ.

Но я росъ, и выростала
Ты, волшебная малютка;
Дерзко я глядѣлъ на старшихъ,
Но съ тобой мнѣ стало жутко.

Въ дни экзаменовъ, бывало,
Не щадя меня нимало,
Ты меня терзала, муза,—
Ты мнѣ вирши диктовала.

Въ дни, когда, кой-какъ осиливъ
Энеиду, я несмѣло
За Гораціевы оды
Принимался,— ты мнѣ пѣла

Про широку степь,— манила
Въ лѣсъ, гдѣ зорю ты встрѣчала,
Иль поникшей скорбной тѣнью
Межъ могильныхъ плитъ блуждала.

[111]


Тамъ, гдѣ надъ обрывомъ бѣлый
Монастырь и гдѣ безъ оконъ
Теремъ Олега[1],— мелькалъ мнѣ
На вѣтру твой русый локонъ.

И нигдѣ кругомъ, на камняхъ
Римскихъ буквъ не находилъ я
Тамъ, гдѣ мнѣ мелькалъ твой локонъ,
Тамъ, гдѣ плакалъ и любилъ я.

Въ дни, когда надъ Цицерономъ
Сталъ мечтать я, что въ Россіи
Самъ я буду славенъ въ роли
Неподкупнаго витіи,—

Помнишь, ты меня изъ классной
Увела и указала
На разливъ Оки съ вершины
Историческаго вала.

Этотъ валъ, кой-гдѣ разрытый,
Былъ твердыней земляною
Въ оны дни, когда рязанцы
Бились съ дикого ордою;—

[112]


Подо мной таились клады,
Надо мной стрижи звенѣли,
Выше — въ небѣ,— надъ Рязанью,
Къ югу лебеди летѣли,

А внизу виднѣлась будка
Съ алебардой, мостъ, да пара
Фонарей, да бабы въ кичкахъ
Шли ко всенощной съ базара.

Имъ навстрѣчу съ колокольни
Несся гулкій звонъ вечерній;
Тѣни шире разростались,—
Я крестился суевѣрнѣй…

Поблѣднѣлъ твой ликъ, и, помню,
Ты мнѣ на ухо пропѣла:
— «Милый мой! скажи, какая
«Рѣчь въ умѣ твоемъ созрѣла?!

— «О, витія! здѣсь не форумъ,—
«Здѣсь еще сердцамъ народа
«Говоритъ вотъ этотъ гулкій
«Звонъ церковный, да природа…

[113]


«Здѣсь твое — «quousque tandem!..»
«Будетъ рѣчью неумѣстной,
«И едва-ль понятенъ будетъ
«Стихъ твой, даже благовѣстный!» —

Время шло…— и вотъ, изъ школы
Въ жизнь ушелъ я,— и объяла
Тьма меня; но ты, о муза,
Другъ мой, свѣтъ мой, не отстала.

Помнишь,— молодо-безпечны
И отверженно-убоги,
За возами шли мы, полемъ,
Вдоль проселочной дороги;—

Насъ охватывали волны
Простывающаго жара,
Ликъ твой рдѣлъ въ румяномъ блескѣ
Вечерѣющаго пара,

И не юною подругой,
И не дѣвушкой любимой,—
Божествомъ ты мнѣ казалась,—
Красотой невыразимой.

[114]


Я молчалъ,— ты говорила:
«Нашу бѣдную Россію
«Не стихи спасутъ, а вѣра
«Въ Божій судъ или въ Мессію…

«И не наши Цицероны,
«Не Гораціи,— иная
«Вдохновляющая сила,—
«Сила правды трудовая

«Обновитъ тотъ міръ, въ которомъ
«Славу добываютъ кровью,—
«Міръ съ могущественной ложью
«И съ безсильною любовью»…

Съ той поры, мужая сердцемъ,
Постигать я сталъ, о муза,
Что съ тобой, безъ этой вѣры
Нѣтъ законнаго союза…

Примѣчанія править

  1. Олеговъ монастырь надъ Окой, въ 12 верстахъ отъ Рязани.