Персидская граница (Логофет)/1909 (ВТ)/6


[80]
VI
Даш—Верды—Чат

Верстах в десяти от Яглы-Олума, по направлению к Чату, между этим последним и постом Томаком, влево от дороги начинают показываться остатки каких-то древних развалин, разбросанные на громадном пространстве. Глинобитные стены, превратившиеся от времени в груды беспорядочно набросанной земли, едва заметны издали и лишь по приближении можно определить направление городских улиц и характер построек, среди которых, — чем дальше, тем больше, — встречаются здания из обожженных четырехугольных кирпичей очень большего размера. Захватывающий интерес к очень отдаленной эпохе человеческой жизни в этих местах как-то невольно заставляет нас свернуть в сторону и направиться ближе к этим развалинам. Среди них все мертво, также как мертва окружающая их, сожженная солнцем пустыня. Громадное кладбище человеческой культуры тянется на десятки верст.

— Город Даш-Верды, как его называют здешнее туркмены, — удовлетворил наше любопытство [81]ротмистр П. По сказаниям, сохранившимся в памяти кочевников, это был город чуть не с миллионным населением. По некоторым историческим данным можно предполагать, в нем город Задракарту, столицу Гиркании, известную по походу Александра Македонского. Греческий писатель Диодор в своем описании его походов очень подробно рассказывает о плодородии этих мест и, если судить по развалинам, то во всяком случае надо полагать, что город был огромный… Теперь все пришло в разрушение. — Но, как видите, здесь богатое поле для работы специалистов-археологов. В персидских и хивинских летописях есть кое-какие, до крайности сбивчивые упоминания об этих городах. Говорят, что периодом развития здешней жизни нужно считать время Александра Македонского, имя которого до настоящего времени связывается местными кочевниками со многими остатками старины…

— Это, как видите, — указал он на развалины, — очевидно, были пригороды; город самый лежит гораздо дальше внутрь края. Остались еще кое-где здания с куполами, по-видимому, храмы, но к какой религии принадлежала жившая здесь народность, без основательных исследований определить трудно. Есть данные, основываясь на указаниях знаменитого путешественника Марко Поло, предполагать, что здесь жили христиане. Испанец Гонзальго де Клавихо проезжавший через Персию с посольством к Тамерлану также неоднократно в своих записках подтверждает, что в [82] [83]здешних местах жили народности, исповедывавшие христианство. Мне же лично приходилось встречать в этих местах склепы, вроде погребальных, со следами высеченных на стенах крестов… Часто попадаются также монеты Александра Македонского и последующих за ним персидских царей. К числу же особенно интересных вещей можно причислить находимые здесь серебряные монеты с рисунком широкого четырехконечного креста; впрочем эти последние встречаются очень редко. На поверхности земли, как видите, везде разбросано много черепков от разбитой посуды. Попадаются также и осколки стекла разных цветов, очень грубой выделки. Много осколков цветных изразцов, преимущественно бледно-голубых, хотя попадаются также и других цветов. Раскопок здесь никто никогда не делал, поэтому трудно судить, что могло бы быть найдено под этими бесконечными грудами щебня и глины.

— Самое же интересное здесь, по-моему, это громадные каналы, питавшие города и их окрестности. Здесь целая система орошения, над устройством которой трудились, видимо, сотни тысяч людей в течение очень долгого периода времени. Каналы идут от Атрека, частью сверху и частью под землею. Последние сильно разрушены временем и людьми, но и до сих пор местами видна их сводчатая облицовка из жженого кирпича изумительной прочности… Вы видели сами, как течет Атрек, глубоко прорезав глинистую почву. В этих местах воды его лежат саженей до тридцать — [84]сорок от поверхности земли и, кроме того, вся местность имеет по направлению к его берегам значительный уклон. Много поэтому нужно было преодолеть затруднений, чтобы поднять его воды на такую высоту. По всему видно, что инженерное искусство стояло у этого народа на высокой степени развития.

Местное предание говорит, что один из царей здешнего царства в очень отдаленные времена при слиянии реки Сумбара с Атреком построил поперек Атрека свинцовую плотину, которая задерживала его воды и питала ими весь этот в то время цветущий край. Война с соседним народом разрушила город, превратив его в груды развалин. Но говорят при этом, что плотину уничтожил какой-то храбрец, сумевший пробраться скрытно и развести на ее середине большой костер. Свинцовая плотина расплавилась и воды Атрека снова потекли свободно, не сдерживаемые никакой преградою. Поля, оставшиеся без воды, быстро были сожжены солнцем, не любящим яркой зелени, жители же городов или бросили насиженные места и переселились куда-либо в другое место, или же были уведены завоевателями в плен. И замерла жизнь в этом когда-то цветущем царстве. По следам же этой жизни можно предполагать, что народ, который здесь жил, имел очень высокую культуру… Теперь же, как видите, все вокруг одно сплошное кладбище, одна пустыня. Самое название местности между Атреком и Гюргеном — Гюргения очень напоминает Гирканию. [85]

— Здесь же, махнул он влево по направлению к реке, видите ли эти бугорки — это также остатки, но уже дорогой для нас, русских, старины. Это лагерь генерала-адъютанта Лазарева, стоявшего здесь довольно долго в 1879 году. Целый ряд могил остался на этом месте, где войска потеряли огромное количество людей, умерших от тифа. А там, вдали, белеется наш пост Чат, где умер Лазарев вдали от родины, среди сыпучих песков Закаспия. Невдалеке отсюда в Атрек впадает река Сумбар, и при впадения ее было укрепление Чат, построенное Лазаревым. Но от укрепления, казарм и госпиталя почти ничего не осталось, хотя здесь были очень большие здания. Местность между тем чем дальше, тем больше, принимала какой-то мрачный характер. Казалось, что хуже этого уголка пустыни даже нельзя найти места на земле. Чем ближе к Атреку, тем больше почва принимала темно-серый колорит. Местами, казалось, вся земля была изрыта и перевернута каким-то чудовищным геологическим переворотом.

— Все это делает вода, — заговорил снова умолкнувший на время ротмистр. — Почва здесь какая-то особенная. Во время таяния снегов на горах, которые видны на горизонте, огромные потоки воды сбегают по их склонам в долину и, быстро разрушая почву, просачиваются вглубь земли, образуя провалы и воронки. Можно думать, что под поверхностью земли здесь находятся огромные пустые пространства, в виде пещер и подземных [86]каналов, куда уходит вода… Размывы почвы просто изумительны… Местечко здесь действительно хуже да и нельзя. Недаром у туркмен существует поговорка: «Кто не видал Чата, тот не видал несчастья». И они в этом глубоко правы!!.

Ближе к подошве горного хребта, в двух верстах от Атрека, выделяясь на темной почве своими белыми стенами, перед нами вырисовывается большая каменная казарма поста Чат. Прямо перед ним, в нескольких десятках саженей, мы увидели небольшой чугунный крест, окруженный чугунною же решеткою. Христианский символ, одиноко стоящий среди этой пустыни, производил трогательное впечатление.

— Могила генерала Лазарева и место его первоначального погребения, — сообщил нам ротмистр. — Не правда ли, интересно посмотреть… Тело его, похороненное здесь во время похода в 1879 году перевезено несколько лет тому назад его родными и похоронено в фамильном склепе в Тифлисе. Теперь на обязанности нашего поста лежит охранение этого исторического памятника.

Ночная темнота между тем разом почти сменила день и при мерцающем неясном свете звезд, выглянувших из темного фона неба, мы с трудом прочли скромную надпись на металлической дощечке, вделанной в решетку, окружающую памятник: «Генерал-адъютант Иван Давидович Лазарев, скончался на посту Чат 14 [87]августа 1879 года, во время экспедиции на Ахал-Теке».

Как из тумана, казалось, вырисовывается суровая, массивная фигура боевого генерала. Верхом на коне, одетый в белую кавказскую бурку, водил он к победам во время Русско-турецкой войны грозные врагам кавказские батальоны. Суровый его взгляд, выражавший непреклонную волю и решимость, был хорошо знаком его боевым войскам. Враги трепетали этого взгляда. Дикие иомуды Атрекской пустыни еще до сих пор вспоминают русского генерала. Кавказским горцам и туркам Малой Азии памятны его победы. На стенах многих турецких крепостей развертывались знамена старых кавказских полков. С громом музыки, восторженно следя за своим военачальником, весело шли полки в бой со врагом, всегда зная, что отступления не будет и их ожидает победа. Не изменяло военное счастье герою. Хорошо знакомый с востоком, он по царскому слову повел те же войска к новым победам в пустыни Закаспия, чтобы покорить дикие туркменские племена, жившие на границах русских владений. Преодолевая страшные невзгоды с незначительными запасами продовольствия и фуража, двинулся русский отряд по приатрекским пустыням. Пустынная, песчаная местность, палящий зной, малярия, тиф подрывали силы людей, и отряд прямо таял, неся ежедневно огромные потери. Ряд могил длинной цепью тянется, начиная от самого берега моря, по всему пути движения [88]отряда. Сотнями разбросаны эти могилы и лишь ветер, пролетая над ними, ласкает и нашептывает на чужой стороне храбрецам, что они погибли недаром, совершая великое государево дело, и что память о них будет вечно ревниво сохраняться на страницах истории России и ее войска… Верблюд за верблюдом тысячами гибли, уменьшая перевозочные средства отряда, изнемогая от жары, изнуренные, двигались боевые части, ежедневно выдерживая стычки с кочевниками, стойко оберегавшими неприкосновенность своих пустынь. Как стаи хищных птиц, налетали они на отставших, убивая их без всякого милосердия… Но несмотря на все это, войска двигались, повинуясь воле своего вождя и всеми силами стараясь выполнить возложенное на них поручение… Отбивая нападения и в свою очередь нападая, шли они вперед, сметая со своей дороги скопища кочевников, преодолевая все трудности, твердо уверенные в победе. Что значит для дела смерть нескольких десятков, сотен, тысяч людей? Все равно, оставшиеся в живых выполнят задачу…

Начиная с Чаатлов, генерал Лазарев почувствовал себя плохо. Общее недомогание сломило силы и лишь непреклонная воля поддерживала его. Незначительный нарыв, появившийся вследствие дурной воды, превратился постепенно в гнойный, страшный карбункул. В Яглы-Олуме больной почувствовал себя хуже.

Но нужно было идти вперед и войска шли, [89]предводительствуемые своим угасающим вождем. В Чате, остановившись лагерем, в страшных страданиях умирал герой, скорбя лишь о том, что ему не удалось до конца исполнить порученное государево дело…

Собравшиеся у постели больного врачи признали, что помощь людская для него бесполезна…

В глубоком молчании провели эту ночь люди отряда, зная, что среди них в юрте умирал их начальник…

Далеко от всего родного, окруженный лишь своими боевыми товарищами, скончался грозный кавказский орел.

В последний раз осенили его мертвое тело полотнища распущенных боевых знамен…

Громко прогремели прощальные залпы, звук которых смешался с беспорядочною трескотнею перестрелки, завязавшейся недалеко от его могилы. Наступали враги. И снова, грозно ощетинивши штыки, стали против врага старые боевые батальоны, под начальством генерала Ломакина, которому перед смертью, как старшему, сдал команду над войсками генерал-адъютант Лазарев.

И снова двинулся отряд далее, терпя еще большие лишения и тая на глазах своего нового начальника.

Недостаток продовольствия погубил все дело.

Заботливо охраняемый нижними чинами поста Чат, возвышается одинокий крест над местом первого успокоения покойного Ивана Давидовича, напоминая собою каждому о первом тяжелом походе в пустыни Закаспия. [90]

Вечная память славному вождю…

Вечная память герою…

Тихо проносится ветер, в жаркую летнюю пору перелетая через одинокую его могилу… Ревет и злится зимняя вьюга, метя перед собою сугробы снега… Уныло жалобно завывает осенний буран, сердито поднимая тучи песков пустыни. И в этом шепоте ветра, и в этом шуме бури слышатся одни и те же слова…

Вечная память герою…

Вечная память!!