Верстахъ въ десяти отъ Яглы-Олума, по направленію къ Чату, между этимъ послѣднимъ и постомъ Томакомъ, влѣво отъ дороги начинаютъ показываться остатки какихъ-то древнихъ развалинъ, разбросанные на громадномъ пространствѣ. Глинобитныя стѣны, превратившіяся отъ времени въ груды безпорядочно набросанной земли, едва замѣтны издали и лишь по приближеніи можно опредѣлить направленіе городскихъ улицъ и характеръ построекъ, среди которыхъ—чѣмъ дальше, тѣмъ больше—встрѣчаются зданія изъ обожженныхъ четырехъугольныхъ кирпичей очень большаго размѣра. Захватывающій интересъ къ очень отдаленной эпохѣ человѣческой жизни въ этихъ мѣстахъ какъ-то невольно заставляетъ насъ свернуть въ сторону и направиться ближе къ этимъ развалинамъ. Среди нихъ все мертво, также какъ мертва окружающая ихъ, сожженная солнцемъ пустыня. Громадное кладбище человѣческой культуры тянется на десятки верстъ.
— Городъ Дашъ-Верды, какъ его называютъ здѣшнее туркмены, удовлетворилъ наше любопытство
Верстах в десяти от Яглы-Олума, по направлению к Чату, между этим последним и постом Томаком, влево от дороги начинают показываться остатки каких-то древних развалин, разбросанные на громадном пространстве. Глинобитные стены, превратившиеся от времени в груды беспорядочно набросанной земли, едва заметны издали и лишь по приближении можно определить направление городских улиц и характер построек, среди которых, — чем дальше, тем больше, — встречаются здания из обожженных четырехугольных кирпичей очень большего размера. Захватывающий интерес к очень отдаленной эпохе человеческой жизни в этих местах как-то невольно заставляет нас свернуть в сторону и направиться ближе к этим развалинам. Среди них все мертво, также как мертва окружающая их, сожженная солнцем пустыня. Громадное кладбище человеческой культуры тянется на десятки верст.
— Город Даш-Верды, как его называют здешнее туркмены, — удовлетворил наше любопытство
