Перикл (Шекспир; Козлов)/ДО/1
| ← Предисловіе | Периклъ — ДѢЙСТВІЕ ПЕРВОЕ | ДѢЙСТВІЕ ВТОРОЕ → |
| Оригинал: англійскій. — Источникъ: Информаціонно-изслѣдовательская база данныхъ «Русскій Шекспиръ», Периклъ. Переводъ П. Козловъ. Съ предисловіемъ Ѳ. Зѣлинскаго // В. Шекспиръ. Полное собраніе сочиненій. / Библіотека великихъ писателей подъ ред. С. А. Венгерова. СПб.: Брокгаузъ-Ефронъ, 1903. Т. 4. С. 2—61. |
ДѢЙСТВІЕ ПЕРВОЕ.
Чтобъ пѣсню спѣть минувшихъ лѣтъ,
Явился Говеръ вновь на свѣтъ;
Въ немъ пробудился прежній духъ,
Чтобъ глазъ плѣнять и тѣшить слухъ;
Не разъ на пиршествахъ гостей
Онъ пѣснью забавлялъ своей;
О прошлыхъ дняхъ его разсказъ
Вельможъ и дамъ плѣнялъ не разъ.
Онъ исправлять людей надѣясь
(Et bonum quo antiquius, eo melius),
Свои стихи порой писалъ
И, научая, забавлялъ.
Коль старецъ древній, вновь явясь,
Любовь къ себѣ пробудитъ въ васъ,
Онъ будетъ радъ, добру уча,
Сгорѣть предъ вами, какъ свѣча.
Теперь прошу идти со мной
Въ Антіохію, градъ большой,
Что Антіохъ построилъ встарь;
Его столицей сдѣлалъ царь;
Какъ лѣтописцы говорять,
То лучшій былъ сирійскій градъ.
Жену взялъ царь; она жила
Недолго съ нимъ и умерла,
Оставивъ дочь, что красотой
Плѣняла. Щедрою рукой
Ей небеса повергли въ даръ
Всѣ обольщенья тайныхъ чаръ.
Отецъ къ ней страстью воспылалъ.
И въ преступленье съ нею впалъ.
Коль дочь скверна, отецъ сквернѣй,
Рѣшившись съ дочерью своей
Кровосмѣшенье совершить;
Но не порвать привычки нить:
Они забыли, средь утѣхъ,
Что совершаютъ гнусный грѣхъ.
О красотѣ ея проникъ
Повсюду слухъ. Прелестный ликъ
Преступной дѣвы всѣхъ плѣнялъ,
И витязь не одинъ искалъ
Ея руки. Чтобъ отогнать
Всѣхъ жениховъ и дочь не дать,
Преступной страстью увлеченъ,
Царь Антіохъ издалъ законъ,
Что тотъ, кто хочетъ въ жены брать
Принцессу, долженъ отгадать
Загадку. Кто же не пойметъ
Ея значенья, смерть найдетъ.
И многихъ принцевъ уже нѣтъ;
Здѣсь желтый черепъ, тамъ скелетъ…
Но я теперь разстанусь съ вами;
Что впереди — узнайте сами. (Уходитъ).
СЦЕНА I.
О, юный тирскій принцъ! тебѣ открылъ я
Опасность замышляемаго дѣла.
Да, Антіохъ; но смерть мнѣ не страшна
При мысли о величіи награды,
Что я могу со славою стяжать.
Введите дочь мою въ вѣнчальномъ платьѣ,
Достойномъ даже Зевса самого,
Когда бъ онъ ей раскрылъ свои объятья.
При самомъ ужъ зачатіи ея,
Когда еще жива была Луцина,
Природа ей въ приданое дала
Красу, распространяющую радость,
И всѣ планеты въ ней соединили
Рѣдчайшія достоинства свои.
Она идетъ — весною убрана;
Ей граціи дары свои подносятъ;
Ея душа — незыблемое царство
Всѣхъ доблестей, что смертныхъ украшаютъ;
Ея лицо — скрижаль хвалебныхъ гимновъ,
Лишь счастью и отрадѣ посвященныхъ,
Которымъ горе чуждо. Лютый гнѣвъ
Сопутствовать не можетъ добротѣ,
Что дышетъ въ ней. О, праведные боги,
Создавшіе меня рабомъ любви,
Въ груди моей зажегшіе желанье
Вкусить плодовъ отъ древа неземного
Или пасть въ борьбѣ тяжелой и неровной.
Взываю къ вамъ! И васъ прошу помочь
Поклоннику и сыну вашей воли
Достигнуть безграничнаго блаженства.
О, принцъ Периклъ!
Онъ сыномъ Антіоха
Назваться бы хотѣлъ.
Передъ тобою
Садъ Гесперидъ съ плодами золотыми,
Что грозные драконы охраняютъ,
А потому коснуться ихъ опасно.
Ея прекрасный ликъ, какъ сводъ небесъ,
Тебя влечетъ къ нѣмому созерцанью
Ея безсчетныхъ прелестей; но ты
Ихъ обладанье долженъ заслужить;
Попытка не удастся — и пощады
Себѣ не жди. Не мало славныхъ принцевъ
Погибло здѣсь. Ихъ привлекла молва,
Ихъ страсть воспламеняла; но, увы!
Сраженные въ бою съ любовнымъ богомъ,
Они, какъ жертвы, пали. Только звѣзды
Покровомъ служатъ имъ. Взгляни на нихъ:
Безгласными устами блѣдныхъ лицъ
Они тебѣ совѣтуютъ бѣжать
Отъ гибельныхъ тенетъ грозящей смерти.
Благодарю, что ты мнѣ далъ понять
Ничтожество земного бытія,
Что плоть мою ты къ смерти приготовилъ
Ужаснымъ этимъ зрѣлищемъ; быть можетъ,
Такая же меня постигнетъ участь.
О смерти мысль, какъ зеркало, должна
Насъ пріучать къ тому, что жизнь лишь вздохъ,
Что на нее разсчитывать безумно;
А потому оставлю завѣщанье,
Беря примѣръ съ опаснаго больного,
Что знаетъ свѣтъ и небеса прозрѣлъ:
Объятый смертной мукой, онъ, какъ прежде,
Не дорожитъ утѣхами земными.
Тебѣ и добрымъ людямъ завѣщаю
Отрадный миръ, властителямъ пріятный;
Сокровища свои — тому народу,
Что мнѣ ихъ даровалъ.
Тебѣ жъ одной —
Моей любви святой и чистый пламень!
Готовый въ путь къ погибели иль славѣ,
И худшее перенести съумѣю.
Ты пренебрёгъ совѣтами моими,
Прочти жъ загадку; если не поймешь
Того, что скрыто въ ней, клянуся я,
Умрёшь, какъ тѣ, что пали до тебя.
Изъ всѣхъ лишь одному тебѣ желаю
Во всемъ я счастья и успѣха.
Какъ рыцарь, презирающій опасность,
Вступаю въ бой и внемлю лишь совѣтамъ,
Что мнѣ даютъ отвага и любовь.
«Хоть я на свѣтъ не родилась змѣей,
Питаюсь тѣломъ матери родной;
Какъ замужъ мнѣ идти пора пришла,
Въ своемъ отцѣ я мужа обрѣла.
Отца, супруга, сына вижу въ немъ;
Я мать, жена и дочь его при томъ.
Какъ это въ двухъ все можно сочетать, —
Чтобъ не погибнуть, надо отгадать».
Нѣмая смерть, тяжелое лѣкарство…
Скажите мнѣ, таинственныя силы,
Что небеса усѣяли очами
Безчисленныхъ свѣтилъ, чтобъ созерцать
Дѣянія людей, какъ вы могли
Ихъ не завѣсить мрачной пеленою,
Коль правда то, что я прочелъ, блѣднѣя?
Ты, какъ хрусталь, бросаешь чудный свѣтъ;
Я шелъ къ тебѣ, святымъ огнемъ согрѣтъ;
Любовь къ тебѣ казалась свѣтлымъ сномъ;
Но ты — ларецъ роскошный, полный зломъ,
Я возмущенъ. Въ томъ чести нѣтъ, повѣрь,
Кто, видя грѣхъ, къ нему стучится въ дверь.
Ты — дивный альтъ волшебнаго искусства;
Въ его струнахъ свои ты скрыла чувства;
Когда бы въ ладъ его раздался звонъ,
И небо, и боговъ плѣнилъ бы онъ;
Но до него коснулись тлѣнья руки —
И подъ его разстроенные звуки
Лишь пляшетъ адъ; я шелъ къ тебѣ, любя;
Но я теперь ужъ не ищу тебя.
О, принцъ Периклъ, подъ страхомъ лютой смерти
Не прикасайся къ ней. Законы наши
Опасностью и въ этомъ угрожаютъ.
Прошелъ ужъ срокъ, назначенный тебѣ:
Илъ отгадай, иль къ смерти приготовься.
Великій царь, не многимъ слушать лестно
О тѣхъ грѣхахъ, что любятъ совершать;
Тебя я оскорбилъ бы, все сказавъ,
Что отгадалъ. Имѣющему книгу,
Гдѣ внесены всѣ царскія дѣянья,
Вѣрнѣй ее закрытою держать.
Порокъ подобенъ вѣтру, что несется,
Въ глаза бросая пыль. Промчится онъ,
И вновь глаза очистятся отъ пыли;
Но кто бы удержать его хотѣль,
Жестоко поплатился бъ за попытку.
Незрящій кротъ, приподнимая землю,
Показываетъ небу, какъ она
Придавлена людьми, и умираетъ
За этотъ подвигъ, жалкое созданье!
Цари — земные боги. Имъ законъ
Лишь волей ихъ, въ порокахъ, начерченъ.
Коль грѣшенъ Зевсъ, кто Зевса обвинитъ?
Благоразумье мнѣ молчать велитъ.
Достаточно ужъ высказался я;
Есть тайны, что боятся блеска дня;
А каждый плоть свою любить привыкъ:
Чтобъ голову спасти, сдержу языкъ.
Твоею головой владѣть хотѣлъ бы!
Онъ отгадалъ; прибѣгнуть надо къ ласкѣ.
О, юный тирскій принцъ! Хоть по закону
Ты казни подлежишь за то, что ложно
Ты разъяснилъ значеніе загадки,
Но, чествуя твое происхожденье,
Мы иначе рѣшились поступить.
Мы сорокъ дней даемъ тебѣ отсрочки;
Коль въ это время тайну отгадаешь,
Мы съ радостью тебя признаемъ сыномъ;
Судить о томъ по нашей ласкѣ можешь.
До той поры получишь содержанье,
Что будетъ соотвѣтствовать вполнѣ
Твоимъ правамъ и нашему величью.
Ты хочешь преступленье лаской скрыть;
Но лицемѣрье хорошо лишь съ виду;
Коль правда, что въ разгадкѣ я ошибся,
Не осквернился ты кровосмѣшеньемъ;
Но ты не можешь быть отцомъ и сыномъ
Въ одно и то же время, если ты
Не палъ въ объятья дочери своей,
Даря ей ласки мужа, не отца.
Она бъ не пожирала мать свою,
Когда бъ ея не оскверняла ложа.
Она и ты — чудовищныя змѣи,
Что лучшими питаются цвѣтами,
А извергаютъ ядъ. Чтобъ не погибнуть,
Я отъ тебя стремиться долженъ прочь.
Преступныя дѣла мрачны, какъ ночь;
Оглаской ихъ тревожится злодѣй.
Чтобъ скрыть одно отъ свѣта и людей,
Онъ и въ другомъ готовъ принять участье.
Къ убійству такъ же близко сладострастье,
Какъ дымъ къ огню. Предательство и ядъ
Отъ срама и огласки грѣхъ хранятъ;
Они его и руки, и щиты.
Чтобъ скрыть позоръ, стараться будешь ты
Меня убить, коварный Антіохъ!
Спасусь, чтобъ цѣли ты достичь не могъ.
Загадку понялъ онъ, а потому
Онъ головою долженъ поплатиться.
Погибнетъ онъ, чтобъ тайною осталось
Нечестіе мое; чтобъ онъ не могъ
О тяжкомъ преступленьи Антіоха
Повѣдать міру. Каждое мгновенье
Мнѣ дорого. Должна свершиться месть;
Коль онъ умретъ, свою спасу я честь.
Ко мнѣ! Кто тамъ?
Что приказать изволишь?
Тальярдъ, ты облеченъ довѣрьемъ нашимъ;
Мы тайныя дѣла тебѣ ввѣряемъ.
За преданность награду ты получишь.
Гляди, Тальярдъ: вотъ золото, вотъ ядъ.
Мы ненависть питаемъ къ принцу Тира
И умертвить его повелѣваемъ;
Ты о причинахъ спрашивать не смѣй!
Причина та, что это наша воля.
Исполнишь ли приказъ?
Исполню вѣрно.
Ни слова больше.
Духъ переведи!
Съ какимъ извѣстьемъ спѣшнымъ ты примчался?
Принцъ Тира убѣжалъ. (Уходитъ).
Коль хочешь жить,
Ты устремись за принцемъ, какъ стрѣла,
Что попадаетъ въ цѣль, не смѣй вернуться,
Не возвѣстя, что онъ окончилъ вѣкъ.
О, государь, когда къ нему съумѣю
Приблизиться на выстрѣль пистолета,
Не долго жить ему; затѣмъ, прости!
Прости, Тальярдъ. Пока онъ не умретъ,
Не сбросить мнѣ съ души боязни гнетъ!
СЦЕНА II.
Покоя моего не нарушайте!
Зачѣмъ меня гнетутъ своимъ наплывомъ
Тревожныя мечты? Обычной гостьей
Унылая подруга дней моихъ,
Нѣмая скорбь, является ко мнѣ.
Ни свѣтлый день, ни мирный отдыхъ ночи,
Могила, гдѣ страданье засыпаетъ,
Не могутъ мнѣ дарить успокоенья.
Меня развлечь стараются напасно;
Въ утѣхахъ для меня отрады нѣтъ;
Опасность, что грозила мнѣ, исчезла:
Отъ Антіоха такъ я удаленъ,
Что онъ меня настигнуть здѣсь не можетъ;
И что жъ? меня томятъ увеселенья
И не даритъ покоя отдаленность.
Предчувствія грядущихъ испытаній
Тревожатъ духъ невольнымъ опасеньемъ;
И страхъ того, что можетъ приключиться,
Старѣя, превращается въ заботу
О томъ, чтобъ не нагрянула бѣда.
Я не могу бороться съ Антіохомъ;
Такъ силенъ онъ, что всякое желанье
Ему легко осуществить. Онъ можетъ
Бояться оглашенья страшной тайны
Хотя бъ я обѣщалъ ему молчать.
Моимъ онъ не повѣритъ увѣреньямъ
Въ любви и уваженьи, зная вѣрно,
Что я могу принесть ему безчестье.
Чтобъ скрыть позоръ, къ насилью онъ прибѣгнетъ.
Онъ наводнитъ страну враждебнымъ войскомъ
И такъ надъ нею грозно пронесется,
Что, подданныхъ моихъ лишивъ отваги,
Ихъ побѣдитъ, не встрѣтивъ и отпора, —
И бѣдные невинно пострадаютъ.
Я лишь за нихъ боюсь, не за себя,
Цари сходны съ верхушками деревъ,
Что корни защищаютъ и хранятъ.
Я удрученъ заботою тяжелой
О подданныхъ моихъ — и потому
Я истомленъ и тѣломъ и душою.
Да поселится радость и покой
Въ твоей душѣ священной!
Вкуси, вернувшись къ намъ,
Отраду и спокойствіе!
Довольно!
Пусть наставленье опыта раздастся…
Тотъ врагъ царя, кто хочетъ льстить ему.
Отъ лести раздуваются пороки,
Какъ пламя отъ мѣховъ. Кто внемлетъ ей,
Становится лишь искрой, что пылаетъ,
Бросая свѣтъ, какъ на нее подуютъ.
Правдивые и честные совѣты
Нужны царямъ; они, вѣдь, тоже люди,
А потому способны заблуждаться,
Когда угодникъ жалкій льститъ тебѣ,
Опасенъ онъ; за дерзкое сужденье
Простить иль покарать имѣешь власть.
Склонясь во прахъ, могу ль я ниже пасть?
Оставьте насъ однихъ; идите въ гавань,
Чтобъ корабли и грузы осмотрѣть.
Затѣмъ сюда вернитесь (Сановники уходятъ).
Геликанъ,
Ты взволновалъ меня. Что видишь ты
Въ моихъ очахъ?
Я въ нихъ читаю гнѣвъ.
Опасенъ гнѣвъ царя. Своею рѣчью
Какъ смѣлъ его ты вызвать?
Какъ растенья
Дерзаютъ иногда взглянуть на небо,
Что пищу имъ даетъ.
Тебѣ извѣстно,
Что жизни я могу тебя лишить.
Я наточилъ топоръ: рази, коль хочешь.
Возстань и сядь. Я вижу — ты не льстецъ;
Благодарю за то. Избави небо,
Чтобъ о винахъ своихъ цари внимали,
Завѣсивъ уши. Тотъ лишь другъ царя
И преданный служитель, кто умѣетъ
Его заставить мудростью своею
Совѣтамъ внять и подчиниться имъ.
По твоему, что жъ надо дѣлать мнѣ?
Переносить съ терпѣніемъ то горе,
Что на себя накликиваешь самъ.
О, Геликанъ, ты дѣлаешь, какъ врачъ,
Что, прописавъ лѣкарство, самъ не хочетъ
Испробовать его. Внимай же мнѣ.
Я былъ у Антіоха и, какъ знаешь,
Опасности тяжелой подвергаясь,
Искалъ руки красавицы отмѣнной,
Что мнѣ могла бъ потомство принести.
Потомство укрѣпляетъ власть царей
И подданнымъ приноситъ миръ и радость.
Ея лицо, красой, достойно неба;
Она жъ сама, — я шепотомъ скажу, —
Черна, какъ любострастье. Убѣдившись,
Что тайну я узналъ, отецъ преступный
Не сталъ карать, но къ ласкѣ обратился.
Когда тиранъ лобзаетъ, опасайся!
Усилился мой страхъ — и я бѣжалъ,
Благодаря покрову темной ночи.
Теперь я о послѣдствіяхъ забочусь.
Я знаю — онъ тиранъ, а страхъ тирановъ
Умѣриться не можетъ, а растетъ
Быстрѣй, чѣмъ ихъ года. Боясь, что я
Повѣдаю, какъ много славныхъ принцевъ
Погибло неповинно, чтобы скрыть,
Что ложе опозорено его,
Мою страну онъ наводнитъ войсками,
Ища предлогъ въ вредѣ мной нанесенномъ,
И по винѣ моей, коль я виновенъ,
Моя страна объята будетъ бранью,
Что не даетъ пощады и невиннымъ.
Ея дѣтей люблю я и тебя,
А ты меня за это укоряешь.
О, государь!
Тяжелое раздумье
Меня беретъ, съ лица сгоняя краску.
Я сна совсѣмъ лишился. Эти думы
Во мнѣ вселяютъ тысячи сомнѣній
Въ возможности предотвратить грозу.
Своей странѣ не знаю — какъ помочь;
А потому томлюсь и день, и ночь.
Ты мнѣ позволилъ правду говорить, —
И потому я буду откровененъ.
Коль ты боязнь питаешь къ Антіоху
И вправѣ ты тирана опасаться,
Который хочетъ дни твои пресѣчь
Иль тайною измѣной, иль войною,
Отправься путешествовать на время,
Пока его не укротится гнѣвъ
Иль не погибнетъ онъ по волѣ рока.
Кому нибудь правленье поручи;
Коль мнѣ, о царь, довѣришь должность эту,
Не будетъ день служить вѣрнѣе свѣту,
Чѣмъ я тебѣ.
Я въ вѣрности твоей
Не сомнѣваюсь. Что предпримешь ты,
Коль на мои онъ посягнетъ права
Въ отсутствіи моемъ?
Тогда земля,
Что насъ вскормила съ лаской и любовью,
Упьется и его, и нашей кровью!
Прощай же, Тиръ! свой путь направлю въ Тарсъ;
Тамъ буду ждать извѣстій отъ тебя.
По нимъ соображу, что надо дѣлать.
Судьбу страны родной тебѣ ввѣряю,
Того достойна опытность твоя.
Не надо клятвъ: и слову вѣрю я.
Кто слова своего сдержать не можетъ,
Въ томъ чести нѣтъ — и клятва не поможетъ.
Я убѣжденъ въ правдивости твоей
И знаю, что ты вѣренъ будешь ей.
Себя не опозоришь ты измѣной;
Другъ въ другѣ не найдемъ мы перемѣны:
Ты будешь преданъ мнѣ, увѣренъ въ томъ,
А я останусь доблестнымъ царемъ!
СЦЕНА III.
ТАЛЬЯРДЪ. Вотъ — Тиръ и его дворецъ. Я долженъ здѣсь убить царя Перикла; коль этого не сдѣлаю, я увѣренъ въ томъ, что меня повѣсятъ, когда я возвращусь во-свояси[1]. Это опасно. Я замѣчаю по всему, что онъ человѣкъ весьма умный: поступилъ онъ осмотрительно, отказавшись узнать тайны царя, когда его спросили, чего онъ отъ него хочетъ. Я замѣчаю теперь, что онъ имѣлъ на то основательныя причины. Коль царь прикажетъ кому нибудь сдѣлаться негодяемъ, тотъ обязанъ сдѣлаться имъ вслѣдствіе принесенной присяги. Но вотъ, идутъ сюда сановники Тира.
Достойные товарищи мои,
Вамъ ничего я больше не могу
Повѣдать объ отъѣздѣ государя.
Уѣхалъ онъ; объ этомъ утверждаетъ
Та грамота, что онъ оставилъ мнѣ.
Уѣхалъ царь!
Вамъ сообщить могу
Причину, что заставила его
Уѣхать, не простясь со всѣми вами.
Въ то время, какъ онъ былъ у Антіоха…
Что скажетъ онъ?
Не знаю — почему,
Царя онъ въ гнѣвъ привелъ иль, можетъ бытъ,
Ему такъ показалось. Чтобъ загладить
Свою вину и доказать при этомъ,
Какъ онъ о ней глубоко сожалѣетъ,
Себѣ избралъ онъ долю моряка,
Который смерть ежеминутно видитъ.
Прекрасно все устроилось; я вижу,
Что висѣлица мнѣ не угрожаетъ;
Отплытіе его меня спасетъ.
Узнавъ о томъ, нашъ царь не будетъ въ горѣ:
Онъ спасся здѣсь, за то погибнетъ въ морѣ.
Представлюсь имъ.
Миръ вамъ, вельможи Тира!
Привѣтствуемъ посла отъ Антіоха!
Пріѣхалъ я съ письмомъ къ царю Периклу;
Но, такъ какъ онъ отправился въ дорогу
И цѣль его поѣздки неизвѣстна,
Я долженъ отвезти письмо обратно.
Ты правъ: намъ до письма и дѣла нѣтъ;
Оно не къ намъ, а къ нашему царю.
Но Тиръ глубоко преданъ Антіоху.
Позволь же намъ, страну твою любя,
Передъ отъѣздомъ угостить тебя!
СЦЕНА IV.
О, Діонисса, здѣсь поищемъ отдыхъ;
Не облегчимъ ли собственнаго горя
Разсказами о бѣдствіяхъ другихъ.
Несчастный другъ! то — тщетное старанье
Утѣшить скорбь: посредствомъ раздуванья
Ты не надѣйся пламя потушить!
Безуменъ тотъ, кто хочетъ гору срыть.
Коль цѣли онъ достигнетъ, трудъ теряя,
Повыше первой явится другая.
Такъ наша скорбь; растенье сходно съ ней:
Подстричь его — оно растетъ сильнѣй.
О, Діонисса, кто жъ, нуждаясь въ пищѣ,
Не скажетъ, что она необходима,
И до кончины голодъ утаитъ?
Пусть наши вопли воздухъ оглашаютъ;
Пускай изъ глазъ текутъ потоки слезъ,
Чтобъ до небесъ дошли моленья наши.
Коль небо спитъ, когда мы въ тяжкомъ горѣ,
Пусть раздаются стоны и рыданья,
Пока оно намъ помощи не явитъ;
Поэтому я буду говорить
О бѣдствіяхъ, переносимыхъ нами…
Не станетъ словъ, мнѣ помоги слезами!
Твое дѣлю я горе.
Въ гордомъ Тарсѣ,
Которымъ правлю я, царилъ достатокъ;
Сокровища по улицамъ валялись,
Дивя собой пріѣзжихъ иноземцевъ;
Такъ высоко его вздымались башни,
Что крыши ихъ лобзали облака.
Такъ жители богато убирались,
Что каждый могъ бы зеркаломъ служить,
Чтобъ передъ нимъ въ наряды облекаться.
Накрытый столъ плѣнялъ убранствомъ глазъ.
Не столько для ѣды, какъ на показъ,
Онъ украшался щедрою рукой;
Безжалостно гнушались нищетой;
Накрыла гордость всѣхъ своимъ покровомъ,
И слово «помощь» стало браннымъ словомъ.
Да, это правда!
Небо возмутилось
И покарало Тарсъ. Уста, что прежде
Ни море, ни земля, ни даже воздухъ
Не въ состояньи были ублажить,
Хоть щедрыя даянья приносили, —
Увяли отъ того, что пищи нѣтъ,
Какъ портятся дома, гдѣ нѣтъ жильцовъ.
Не болѣе двухъ лѣтъ съ тѣхъ поръ промчалось,
И тѣ жъ уста, что, полны пресыщенья,
Искали новыхъ яствъ, чтобъ тѣшить вкусъ, —
Теперь бы рады вымолить и хлѣба.
Тѣ матери, что золото бросали,
Чтобъ разряжать своихъ малютокъ милыхъ,
Готовы ихъ пожрать. Такъ страшенъ голодъ,
Что жены и мужья бросаютъ жребій —
Кому скорѣе пасть, чтобъ дни другого
Продлить немного. Въ ужасѣ страна.
Здѣсь вопли мужъ бросаетъ, тамъ жена;
Спасенья нѣтъ; повсюду плачъ и вой;
Въ страданьяхъ жертвы падаютъ толпой;
А у живыхъ недостаетъ и силы
Отъ голода погибшихъ класть въ могилы.
Не правда ль, что сказалъ я?
Наши щеки
И тусклыя, безжизненныя очи
Твои слова безмолвно подтвержаютъ.
О, если бъ города, что пьютъ изъ чаши
Всѣхъ благъ земныхъ, обильемъ упиваясь,
Могли бы услыхать нашъ скорбный вопль!
И ихъ постигнуть можетъ та же доля!
Послать бѣду — небесъ святая воля…
Гдѣ мнѣ найти правителя?
Онъ здѣсь.
Какое горе хочешь сообщить?
На радость мы разсчитывать не смѣемъ.
Сюда плывутъ большіе корабли;
Отъ гавани они ужъ не далеко.
Я этого боялся. Никогда
Безъ спутника несчастье не приходитъ,
Готоваго наслѣдовать ему.
Какой-нибудь завистливый сосѣдъ,
Желая нашимъ горемъ поживиться,
Свои суда войсками нагрузилъ,
Чтобъ насъ сразить, сраженныхъ ужъ бѣдою,
И надо мной, несчастнымъ, одержать
Безславную побѣду.
Нѣтъ, не бойся!
Судя по бѣлымъ флагамъ, что мы видимъ,
Они несутъ намъ миръ — и къ намъ идутъ
Не какъ враги, а добрыми друзьями.
Ты говоришь, какъ тотъ, кто не слыхалъ,
Что, чѣмъ наружность лучше, тѣмъ она
Обманчивѣй бываетъ. Пусть они
Приносятъ, что желаютъ. Опасаться
Намъ нечего. Коль смерть они несутъ,
Могилы передъ нами ужъ отверсты;
Скажи ихъ предводителю, что мы
Его здѣсь ждемъ, чтобъ онъ повѣдалъ намъ,
Зачѣмъ сюда онъ прибылъ и откуда,
Какая цѣль его?
Сейчасъ отправлюсь.
Коль это миръ, мы шлемъ ему привѣтъ;
Коль брань, у насъ къ отпору силы нѣтъ!
Правитель этихъ странъ! ты не подумай,
Что мы сюда прислали корабли,
Чтобъ ими устрашать. О вашемъ горѣ
Еще мы въ Тирѣ слышали и сами
Здѣсь, въ городѣ, со страхомъ увидали,
Какое васъ несчастіе постигло.
Мы къ вашимъ слезамъ скорби не прибавимъ,
А уменьшимъ ихъ горечь. Въ корабляхъ,
Какъ нѣкогда въ конѣ осады Трои,
Не скрыты, съ злостнымъ умысломъ, войска:
Всѣ корабли нагружены зерномъ, —
И мы страну отъ голода спасемъ.
За это, боги Греціи, храните
Великаго царя; мы за него
Молиться будемъ имъ.
Прошу васъ, встаньте!
Передо мной колѣна не склоняйте;
Я не ищу почета, а любви,
И жду гостепріимнаго пріема.
Коль кто-нибудь тебѣ откажетъ въ немъ
И за твои благодѣянья къ намъ
Тебѣ неблагодарностью заплатитъ,
Да разразитъ того проклятье неба!
Не вѣрю, чтобъ могло случиться это.
Теперь же я прошу тебя принять
Привѣтствія и города, и наши!
Твои мнѣ пожеланія пріятны;
Я погостить хочу въ твоей странѣ,
Пока судьба не улыбнется мнѣ.
Примѣчанія
- ↑ Исправлено, было «во свояси».