XIV править
Подъезжая к фактории, Халиманко подумал, что удобнее будет не показывать своего присутствия никому, кроме Савонэ. Она колола дрова. Остановив упряжку, Халиманко подождал за сараем, когда Ислантий удалится с охапкой поленьев, и с веселым видом подошел к первой жене:
— Здорово, старуха.
Савонэ вздрогнула и отскочила в сторону, подняв топор.
— Уйди, Халиманко!
— Зачем ругаться?
— Уйди!
— Глупая баба. Я мириться приехал, а она топор поднимает. Хорошо это?
Савонэ опустила топор и молча выслушала Халиманко.
— Виноват я перед тобой, — сказал он, — сильно виноват. Уголь упал — думаю, ты поганая. Мне изменила, потому бог сына или дочь не дал. Поехал горами, думаю опять — не виновата ты, зачем тебе изменять, когда три раза по десять лет прошло.
— Правда, я старуха, куда мне изменять, а детки сами не рожались. Я беда как хотела их.
— Мой шаманский род закончится мною, так Великий Нум говорит. Потому не дано мне мужиков иметь.
— И то, может, правда, — сказала Савонэ.
— Тяжело мне без тебя, — продолжал Халиманко. — Сэрня меня всячески хулит, а Степанида ослепла, ничего не видит, ленива стала. Едем со мной. — Нет, — отрицательно покачала головой Савонэ, — ты не бьешь собак, не бьешь олешек, и потому все побои падают на жен. Худо с тобой жить. — Века так жили, — заискивающе сердечным тоном уговаривал Халиманко, — и мой отец, и мой дед всех жен и батраков били, — иначе как жить?.. Олень да собака — звери, они что понимают? Зачем же их бить? А жены да батраки — люди, зачем же сердят хозяина?
…Мы жили с тобой тридцать лет вместе, старуха… Наши стада стали самыми богатыми на Большой земле, и на Малой земле, и на острове Колгуев, и на острове Новая Земля. Кто богаче нас? Нет никого богаче нас. И если я тебя бил, то от чистого сердца, чтоб умнее была. Русские правду говорят, что за битого трех небитых дают.
…Ты у меня хорошая жена. Помнишь, как жили первый год? Стадо было маленькое — пятьсот олешек всего, а я еще не был шаманом. Помнишь, как мы вместе пасли стадо у Ядыр Су Виски и ты рассказывала про своего тунгуса и я все-таки не бил тебя. Помнишь?
— Помню, — сказала Савонэ, — я все хорошее помню.
— Поедем, будем жить, как тогда. Я не буду тебя бить, — запомни мое слово. А то живешь ты сейчас — вдова не вдова, а худая, поганая баба. Думай.
Савонэ закрыла лицо руками и села на дрова. Потом ушла на факторию. Надев малицу, она объяснила Ислантию, что уезжает в гости. Садясь на нарты, она сказала:
— Я уже старуха и привыкла к старой жизни, но бить будешь — уйду.
— Вот-вот, — обрадовался Халиманко, — тогда уйдешь.
И, свистнув на оленей, поехал от фактории.
— Праздник для тебя сделаю, старуха. Ха-ароший праздник…
