О чём поведала моя пишущая машинка (Жаботинский)
О чем поведала моя пишущая машинка править
В жизни каждого человека наступает поворотный момент, когда ему следует остановиться и оглянуться назад: подвести итог всем своим грехам и, если это в его возможностях, пообещать Богу и человечеству и самому себе, что постарается избегать их в будущем.
В былые времена писатель, погружаясь в размышления, грыз свое перо, и это усилие как бы приносило ему облегчение, вдохновляло на новые идеи, возбуждало воспоминания. Но все это в прошлом, а ныне, попробуй погрызть пишущую машинку. Она, ко всему еще, твоя подруга, товарищ по работе, надежный и верный, на что не способно было перо, ибо оно не могло служить тебе в течение 10 лет, как твоя пишущая машинка. Подумать только, десять лет! Ведь ясно, что она делила со мной немало моих грехов за эти десять лет, а о грехах прежних, совершенных до ее появления в моей жизни, слыхала от меня не раз. Конечно, ее нельзя погрызть, но, в конечном счете, она более близка к живому существу, чем перо, хоть и оно изготовлено из той же стали, и если писатель иногда разрешал перу, пробегая по бумаге, высказать все, что у него на душе, почему он не может это сделать с помощью его старой подруги, пишущей машинки.
В ее металлических исповедях можно услышать и меланхолию и пессимизм. Она рассказывает писателю, что нет ничего нового в том, что поносят его имя. Это случалось и раньше, она говорит: "Так было всегда. Ты забыл об этом? — спрашивает она, — Хорошо, тогда, дорогой друг, я тебе напомню об этом. Помнишь ли ты, — говорит она, — события 25-летней давности, еще до моего рождения, предвыборную борьбу в русскую Думу где-то там на Волыни? Предвыборный митинг в Ровно, список кандидатов, и среди них твое имя; зал, полный людей, которые поносили твое имя, а были это люди из всех слоев общества, всех направлений, среди них «главы» города — врачи, купцы, юристы, а также «плотники» — бедная и лучшая часть окраин; и все они в гневе на тебя и не хотят твоего избрания на Думу. В чем был твой грех в то время? Очень простой: ты был сионистом. Ты не был даже членом ни одной сионистской партии, а просто сионистом, избранным центральным комитетом генеральной сионистской организации в России кандидатом в Думу.
А что орала толпа? Что ты хочешь нанести ущерб еврейскому народу, внести в Думу сионизм и помешать борьбе за равноправие. И кого хотят избрать вместо тебя? Социал-демократа или бундовца, который представляет интересы этих плотников? Что за чушь. Они предпочитают буржуазного кадета, еще менее радикального, чем ты (ты сидел, по крайней мере, в русской тюрьмой несколько раз). Но они не хотят сиониста. Плотники тоже хотят кадета, а не тебя, поэтому они орут: «Долой». И ты, всего лишь юноша в то время, ты, для которого влияние окружающей среды и мнение людей еще значат так много, ты потрясен и спрашиваешь: «Неужели грешно быть сионистом?»
Чуть позже. Прошло несколько лет. На сей раз место действия — Одесса. Снова выборы, на сей раз в еврейскую организацию «Общество распространения знаний», в то время крепость ассимиляции евреев. «Националисты» представили план умеренных реформ и назвали его «Две пятых», смысл плана в том, что в еврейских школах нужно выделить 2/5 учебного времени для изучения иврита и еврейской истории. В списках кандидатов имена известных людей: Усышкина, Бялика, Друянова во главе; но ты умеешь кричать сильнее других и тебя объявляют главным крикуном, и вся ненависть обращается на тебя. В зале присутствует «избранное общество», популярные и уважаемые господа Одессы. Около полуночи, после концертов и театров, появляются их расфуфыренные жены. Суть спора им неинтересна, но они пришли отдать свои голоса против «националистов», и они смотрят на тебя с ненавистью и хлопают каждому оратору, доказывающему, что ты враг культуры, религиозный фанатик, проповедующий ненависть к русскому народу и европейской культуре. Перед рассветом ты покидаешь собрание, глотаешь слюну и стоишь в одиночестве на берегу моря и спрашиваешь себя: «Я ненавижу русский народ? Я представитель черной сотни? Я, который совсем недавно помогал в организации самообороны? Я враг культуры и сторонник религиозной нетерпимости?»
И прошло еще несколько лет, я уже появилась на свет, ибо я очень устаревшая модель, но мы еще не встретились с тобой. Год 1913. Вена. Конференция русских делегатов на втором международном сионистском конгрессе. Ты стоишь на трибуне и вносишь предложения: ввести обучение иврита во всех еврейских школах России, как в Палестине. И слушатели твои не ассимиляторы, и речь не идет о каком-то кадете. Это конференция таких же сионистов, как и ты. Но ты помнишь, как приняли твое предложение. «Глупость», — кричали делегаты с мест. «Детские штучки», «фельетонист», «По какому праву ты вмешиваешься в педагогические дела?» И ты снова чувствуешь, что они не просто не согласны с тобой (как они могут не поддерживать такое дело!), но ты им помеха, ты вызываешь их гнев, какая-то часть из них ненавидит тебя; пусть немногие, но ненависть их так же сильна, как и у тех «плотников» и тех расфранченных дамочек; но на сей раз ненависть исходит от твоих единомышленников, и от этого тебе еще более горько.
И еще какое-то время спустя. Лондон. Уайтчепел. Война. Конечно, ты не забыл об этом, хотя И не хотел писать об этом. Помнишь ли ты о Уайтчепеле? В чем был тогда твой грех? Что ты предложил? «Братья, так как в любом случае вам придется служить в армии, то заявите, что вы вступите только в еврейский легион, который будет бороться за освобождение земли Израиля» Помнишь их реакцию? Помнишь их дикие крики? «Милитарист», «Убийца», «Провокатор. Ты помнишь град камней, который встретил тебя на улице, и пораженные лица твоих немногочисленных друзей, которые бросились защищать тебя от дикой ненависти? И ни один солидный сионист не хотел общаться с тобой, ибо в твоей родной Одессе тебе объявили бойкот с кафедры известной сионистской организации „Явне“. Помнишь ли ты долгие месяцы, в течение которых ты был окружен ненавистью утром, днем и вечером, и разделял ее с десятком друзей, ненавидимых почти с той же силой, а ведь ты боролся за святое дело, но в глазах всех оно выглядело злом».
«Стоит ли продолжать? — спрашивает моя старая железная машинка, — и напомнить тебе о национальной ассамблее в Тель-Авиве, где сотни пар глаз, принадлежащих лучшей части молодежи, когда-либо существовавшей со времен Бар-Кохбы, смотрели на тебя с ненавистью и кричали: „Позор“, „Уничтожить его, как Де Гана!“, „Поломать ему кости.“ В чем был твой грех в то время? Где корень их гнева? Ты снова вместе с десятком товарищей, которых ненавидят так же, как и тебя, и ты пытаешься защитить суверенитет организации Герцля. И лучшая часть еврейской молодежи ответила на это предложение с ненавистью. И это я, твоя подруга, помню совершенно ясно, ибо мы были уже тогда вместе, и ты приходил ко мне и изливал свою горечь перед твоими читателями».
«Почему же ты поражаешься сейчас? — спрашивает моя железная подруга, — что тут нового? Каждый человек получает при рождении свою долю приданого, и оно сопровождает его всю жизнь. И такова, видно, твоя участь. Нет смысла восставать против нее, ведь ты не можешь ничего изменить. Участь твоя — быть вечным грешником; ты всегда полон мрачных идей, тебя всегда ненавидят, и имя твое звучит как проклятие. И поэтому прими мой совет, единственный возможный совет для такого человека, как ты. Ты помнишь, очевидно, только начало, не забывай и конец. И тогда ты вспомнишь, что сделали твои волынские выборщики через полтора года на следующих выборах в Думу. Они послали тебе коллективную просьбу быть их делегатом, а в школах общества „Распространение знаний“ в Одессе иврит стал языком обучения в соответствии с программой русских сионистов, школы стали национальными, и сионисты теперь настаивают на введение этой программы во всех странах восточной Европы, куда их забросила судьба. А портные Уайтчепеля, которые забросали тебя камнями, стали лучшими солдатами легиона».
"Так всегда было в конце. Помни всегда конец и постарайся забыть начало. А что до ненависти, есть у меня и другой совет: постарайся убедить себя, что ненависть всего лишь первый шаг к дружбе и признанию. Не могу поклясться, что это всегда так, но постарайся поверить в это. И когда ты стоишь перед твоими новыми слушателями со своей тяжелой ношей, данной тебе при рождении, забудь о ней, о том, что среди твоих слушателей есть ненавистники, и скажи им: «Мир вам, братья!»
|
Это произведение перешло в общественное достояние в России согласно ст. 1281 ГК РФ, и в странах, где срок охраны авторского права действует на протяжении жизни автора плюс 70 лет или менее.
Если произведение является переводом, или иным производным произведением, или создано в соавторстве, то срок действия исключительного авторского права истёк для всех авторов оригинала и перевода. |