О состоянии Художеств в России (Григорович)/Письмо III
| ← Письмо II | О состоянии художеств в России. — Письмо III | Письмо IV → |
| Из цикла «О состоянии художеств в России». Опубл.: «Северные цветы на 1826 год», СПб., 1826, с. 41-68. |
Писать коротко о предмете обширном очень трудно. Ясность мыслей и точность выражений требуют предварительной обдуманности; я боюсь за себя: поспешность редко производит что-нибудь хорошее. Сделай милость, будь ко мне снисходителен.
Я обещал говорить тебе в нынешнем письме о ваятелях Руских Екатеринина века, и ты вероятно удивился, почему я ни слова не сказал прежде о ваятелях, предшествовавших сему времени. Виноват, но не более как воевода, который почел себя виноватым за то, что в его воеводской канцелярии не было никаких тяжебных дел.
Ваятелей до царствования Екатерины II Россия вовсе не имела: и вот причина, по которой я умолчал об них, кажется достаточная. Ты в праве более обвинить меня за то, что я сказал так мало о зодчестве в России до царствования Петра Великого. Согласен, но после десяти или двадцати слов, ничего уже не останется говорить мне о сем предмете.
До Владимира великого какие были храмы и даже были ли они точно у язычников, Россию населявших: мы положительно не знаем. Первые храмы христианские я сказал уже, строились по образцу современных Греческих. Последовавшие за сими были также более или менее подражания, уродуемые по прихотям зодчих или строителей. Зодчество Византийского вкуса заменено каким то Готическо-Индейским. Но что за новый характер и как он явился в России, ты спросишь без сомнения: отвечаю объяснением. Наши церкви оставались в планах своих почти неизменными до времен Петровых. Обыкновеннейшая форма планов квадрат с четырьмя столбищами по средине, внутри хоры (кроме среднего главного отдела) с приделами на них, стена олтаря, выдавшаяся полукругом, а если было три престола в ряд или более, то нередко столькими же полукругами выдававшаяся, притвор от главного входа, или крытая галерея снаружи вокруг всей церкви: в сем заключались все планы наших церквей. Но в лицевых своих сторонах они разнообразились до чрезвычайности; и кто наблюдал зодчество Индейцов, тот согласится со мною, что в формах куполов наших церквей есть много общего с куполами Индейских храмов; даже в украшениях наружных очень много восточного вкуса, только не Срацынского или Маврского, а какого то особенного, собственно нашим церквам принадлежавшего. Не путешествия ли в орду вольные и невольные привили сей вкус, или одна прихоть или причудливость зодчих сему виною?
После царя Ивана Васильевича III и до Петра у нас бывали зодчие Европейцы. Они ввели в Россию Итальянско-Готическое зодчество и соорудили многие храмы и здания в сем вкусе.
Церковь Василия блаженного в Москве всегда обращала на себя особенное мое внимание: по общей пирамидальной форме, ее причислить должно к зданиям Готического вкуса, а по девяти куполам её, из коих один другого страннее и один другого затейливее, она есть произведение, не подходящее ни под какой вкус зодчества, произведение, может быть единственное в своем роде в целой Европе по своей странности. Предки наши не имели и не могли иметь понятий о красоте зданий. Они менее просвещены были других Европейцев; богатство составляло крайнюю цель украшений церковных. И вызываемые иностранные зодчие строили, сообразуясь со вкусом земли, в которой находились. От того то некоторые старинные памятники зодчества в России имеют что-то свое.
Обратимся к ваянию: при введении Христианской веры в России кумиры истреблены, и от Владимира до Петра вероятно не было в России ни одной статуи, исключая однако ж изваяний золотых и серебренных, разные предметы изображающих, которые могли быть присылаемы царям в подарок от дворов Европейских, или приобретаемы от иностранцев покупкою, и украшали палаты царские, если не по достоинству художества, то по ценности вещества, из которого состояли. Упоминать о резьбе из дерева, украшений для иконостасов и проч. т. п., почитаю излишним. Золото или позолота давали цену им, а не искусство.
Петр великий первый имел у себя во дворце статуи. Он первой ценил сие искусство. Венера, известная под именем Таврической (она находится в Таврическом дворц), одно из первокласных творений древности, как уверяют, куплена им. Это чудесное произведение лучших времен Греции едва ли известно теперь в чужих краях, но оно достойно соперничества с Венерою Медицисскою и в некотором отношении даже превосходит ее. Венера Таврическая есть дева Венера, Медицисская — жена.
В царствование Елисаветы произведена конная статуя Петра великого, что пред бывшим Михайловским Замком, и императрицы Анны Иоанновны стоящей, достойная некоторого внимания по искусству, но кем именно, точно не известно; последнюю приписывают графу Растрелли: следовательно он был и ваятель. Мало-помалу появились ваятельные произведения в России, но до Гордеева не было ни одного ваятеля Русского.
Теперь будем говорить о художниках наших.
Гордеев. Он был из первых художников, вышедших из Академии при Екатерине. Получив твердые начала в рисовании, он занимался своим искусством под руководством Жилета, образовавшего многих достойныиь ваятелей. Вкус Гордеева был чистый, лепка прелестная, стиль складок в одеждах приближающийся к древнему Греческому. Он произвел многие весьма достойные вещи. Скажу об одной небольшой фигурке, изображающей осень, из обозженной глины. Сие прекраснейшее произведение сделано под пару Фальконетовой фигурке весне, и не боюсь сказать, несравненно превосходнее сей последней. Ты не поверишь? Но я желал бы, чтобы ты имел случай сравнить сии два произведения. Имея вкус образованный и любя правду, ты отдал бы справедливость Гордееву, при всём том, что ты Руских мало знаешь.
Шубин также был весьма отличный ваятель. Его бюсты живы; тело в них есть совершенное тело; все возвышения без сухости и без излишней мягкости, в сем роде произведений он единствен; но в статуях имел менее удачи. В постановлениях и положениях вкус современный французский.
Щедрин (Федос, брат пейзажиста) отличался лепкою; будучи в Париже, он изучал произведения славного Пигаля, и возвратясь в отечество, произвел некоторые вещи во вкусе его прекрасно. Щедринь в произведениях своих не искал красоты идеальной; он следовал природе с большим успехом. Марциас, спящий Эндимион, его копия с несравненного мальчика Пигалева и несение креста, барельеф в Казанской церкви, суть лучшие произведения, которые он когда либо сделал.
Козловский был истинный гений. Воображение пламенное, сочинение умное, исполнение решительное отличали всё выходившее из рук сего знаменитого художника. Он был славный рисовальщик. Почитатель и подражатель Буонаротия, Козловский иногда, подобно сему знаменитому ваятелю, увлекался желанием блеснуть познаниями своими в анатомии и излишествовал в выражении мускулов. Трудно впрочем определить, какое лучшее произведение его. Они все прекрасны, все имеют одни и теже достоинства и (я говорю с тобою, а не с его записными почитателями) почти все один и тот же недостаток. Девочка, сидячая фигура из мрамора, принадлежащая Императрице Александре Феодоровне, кажется, чужда оного, и потому может почесться в числе изящнейших его произведений. Колосальные статуи Суворова на Суворовской площади здесь в С. Петербурге, и Самсона, в Петергофе поставленная, произведены также Козловским. Художник сей много трудился; в Императорском эрмитаже есть его фигура гения из мрамора и несколько небольших произведений из обозженной глины.
Мартос. Творения сего знаменитого художника и имя его известны в целой Европе. Он принадлежит к числу превосходнейших ваятелей новейшего времени. В России он может почесться лучшим из всех, каких она имела и имеет доселе. Современник Гордеева, Щусина, Щедрина и Козловского, он избрал другие пути в своем искусстве. Обдуманное подражание древним постепенно усовершало стиль его и некоторые произведения, им исполненные, изящны в высшей степени. Он менее пылок, нежели каков был Козловский, но произведения его более удовлетворительны в глазах беспристрастного критика. Мартос редко поражает своими творениями с первого взгляда; но они тем более привлекают внимание, чем более смотришь на них; произведения Мартоса не имеют столько прелести и движения, сколько творения знаменитого Кановы, но они не имеют, за то ничего манерного, ничего принужденного, ничего излишествующего. Благородство есть отличительный характер сочинений Мартоса; выполнение его верно, тщательно, приятно; в драпировании фигур он превосходит Канову; а в барельефах и особенно многосложных он едва ли теперь имеет себе равного.
Пределы письма не позволяют мне распространяться в иссчислении произведений Мартоса, их очень много: но я не могу не поименовать тебе по крайней мере важнейших.
К числу сих последних принадлежат памятники, украшающие сад Павловска. Барельефь, представляющий Гименея, потушающего пламенник (на памятнике Великой Княгине Елене Павловне), может идти наряду с произведениями древних Греков; памятник Великой Княгине Александре Павловне, известный тебе по гравировке заглавного листа в сочинениях Жуковского (изд. перв.), есть также одно из лучших творений Мартоса; памятник Императору Павлу и в особенности барельеф, помещенный на цоколе оного, изображающий Августейшее семейство, оплакивающее потерю отца и государя своего, особенно превосходен; статуя Актеона, колосальный памятник гражданину Минину и князю Пожарскому и многие другия произведения Мартоса приносят честь ему и России. Художник сей уже в преклонных летах; но силы гения его еще не угасают: последние его работы не уступают тем, которые им исполнены в лучшие лета жизни; он и теперь трудится.
Посылаю тебе рисунок с одного из последних произведении сего знаменитого художника, не с тем, чтобы я почитал его превосходнейшим (из работ Мартоса трудно сделать подобный выбор), но оно подает два важные предмета к размышлению: во первых назначение и мысль сего произведения, а во вторых искусство художника.
Один набожный вельможа приготовив в церкви поместья своего для себя гробь, хотел украсить оный изваянием Ангела-хранителя, держащего в одной руке образ, дар и благословение родителей, а в другой лампаду, всегда горящую: подобие пламенного усердия к Богу правосудному. Это выполнено Мартосом: из рисунка ты можешь судить о художественном достоинстве сего священного изваяния. Сочинение фигуры в особенности отвечает простоте и величию мысли, святости предмета и важности назначения,
Прокофьев есть последний из ваятелей Екатеринина века. Его произведения, в стиле современном Французском, уступают в строгости форм произведениям Мартоса; но они дышут жизнью. Смотря на них, забываем, что видим пред собою мрамор или бронзу. Актеон его, преследуемый своими собаками, спящий пастушок и Морфей превосходны. В Петергофе есть его работы: бог реки Волхова и тритоны. Чувство, знание и смелость отличают вообще лепку сего художника. Он довольно трудился. Барельефы его имеют большие достоинства: сочинение умное, исполнение свободное, решительное. Некоторые окончены как нельзя лучше.
явились в царствование Екатерины великой следующие художники:
Волков, художник превосходный. Он имел дарования необыкновенные. Здания, им сооруженные, исполнены чистоты вкуса и совершенной сообразности с их назначением. Странно видеть употребляемые иными зодчими украшения, не соответственные характеру строений; портики, колонады и проч., приличные храмам, дворцам или домам огромным, приставляемые к магазинам, конюшням и тому подобным, несравненно низшее назначение имеющим постройкам. Волков не имел сего излишества. У него всё у места, всё кстати; он много строил. Некоторые здания его могут почесться образцовыми. К числу сих принадлежит Соляной городок (магазин для хранения казенной соли) на берегу Фантанки, и казенный пивоваренный Завод, что на Выборгской стороне здесь в С. Петербурге.
Захаров один из величайших зодчих в России. Он, служа долго профессором архитектуры в Академии Художеств, образовал весьма много отличнейших художников. Его проекты возобновления Исакиевской церкви и соединения зданий, Академии Наук, принадлежащих колоннадами, превосходны в обширнейшем значении слова; по его же проекту возобновлено главное Адмиральтейство в С. Петербурге, здание огромнейшее и, можно сказать, единственное по чистоте архитектуры, согласно частей, соразмерности во всём и изящному стилю. Мельников, зодчий, известный необыкновенными дарованиями своими, обязан Захарову развитием и усовершенствованием оных.
Михайлов (Андрей) достойный отличного внимания по многим прекраснейшим зданиям здесь и вне столицы. В С. Петербурге произведены им Екатерининская церковь, дом Российской Академии, и много домов частных. Достопочтенный художник сей был сотрудником Захарова по Академии и теперь служит ей с величайшею пользою. Опытностью и навыком он приобрел глубокие познания по своей части. Некоторые из последних проектов его превосходны.
Воронихин, известный сооружением Казанской церкви, Горного корпуса, Колонады в Петерговском саду и проч. Он был в большой славе. Теперь его критикуют особенно за Казанскую церковь, однако храм сей хотя и имеет некоторые несовершенства, можешь стать наряду с весьма хорошими церквами в Европе. Местное положение, не позволившее поместить колонаду от главного входа, причиною тому, что она примкнута к боковой фасаде церкви; от этого и самая церковь теряет много виду, а купол её довольно огромный кажется слишком малым по соразмерности со всею массою здания; впрочем, рассматривая сию церковь беспристрастно, найдешь в ней много достоинств; детали (подробности) вообще прекрасны. У Воронихина нельзя отнять его дарований; он был весьма искусный художник и особенно отличался внутренним украшением домов.
Демерцов и Михаилов (Александр) равно принадлежат к числу весьма хороших зодчих сего же времени. Первой известен сооружением Церквей Св. Сергия и Знамения здесь в С. Петербурге, из коих в последней внутренность особенно прекрасна, а второй построением Литейной, принадлежащей Академии Художеств, многими другими строениями казенными и частными и некоторыми проектами, большое достоинство имеющими.
О гравировании на меди я не сказал еще ни слова, хотя и упомянул о двух граверах Руских, явившихся при Елисавете. Впрочем о сем искусстве мало можно сообщить любопытного.
До Петра I не было у нас гравёров. Он вызвал некоторых из чужих краев. В числе их не было отличных. При Елисавете же приглашен в Россию знаменитый Шмит для выгравирования портрета Её Величества, писанного в рост художником Токе. Этот гравер, один из славнейших своего времени, оставался долго в России и образовал Колпакова и Чемезова, упомянутых мною прежде. При Екатерине были у нас довольно изрядные гравёры иностранцы; из Руских же отличились: Скородумов, которого справедливо можно назвать нашим Бартолоцием: он был весьма хороший рисовальщик, (достоинство редкое в гравере) и произвел некоторые эстампы пунктировальным манером превосходно. — Берсенев, который гравировал грабштихом (au burin) чрезвычайно хорошо. Эстамп его с картины Лосенка, представляющей Св. Апостола Андрея, исполнен отлично. По твердости рисунка, чистоте штрихов и точному выполнению картины, это произведение может почесться из лучших вышедших доселе в России. Берсенев скопировал в большом формате эстамп славного Эделинга с картины Филиппа де Шампань, представляющей Моисея, ныне находящейся в Императорском Эрмитаже и произвел другие достойные работы. К сожалению оба художника сии жили не долго. Кошкин, ученик Берсенева, также мог бы быть отличным гравёром, но обстоятельства отвлекли его от занятия сим искусством; о других же граверах упоминать почитаю излишним.
По части резьбы на камнях и стали были в России при Екатерине: Вернье и Егер иностранцы, а из Руских Васильевь и потом Алексеев. Но лучшим в сие время почитался Леберехт, приятностью лепки из воску и чрезвычайною отделкою работ своих замечательный.
Таким образом не было ни одного почти рода художеств, в котором бы не явились при Екатерине Руские художники отличные; но, должно сказать правду, они мало или не так как 6ы должно занимаемы были публикою. Иностранные, в числе которых были конечно превосходные, а более посредственных; вообще выигрывали во мнении перед Рускими. Князь Потемкин-Таврический едва ли не один был, который предпочитал своим чужеземцам и ни мало от того не был в проигрыше. Дом его, что ныне Аничковской и Таврической Дворцы, были первый переделан, а последний вновь сооружен известным Старовымь. Он употребил потом Волкова. Многих художников имел он при себе и особенно любил Руских. Немногие вельможи следовали его примеру; причина ясная: чтобы безошибочно судить о художествах, нужны познания; чтобы поддерживать оные, нужна любовь; чтобы иметь доверие к художникам, нужно убеждение в их достоинстве; а в то время по недавнему образованию Акадечмии большая часть богатых любителей, избалованные возможностью, которая подавала Французская революция приобретать вещи превосходные славных мастеров за бесценок и не думали о руских художниках.
Одни зодчие наши были не без занятий; но все прочие художества не обращали на себя должного внимания публики.
Не так мыслила, не так действовала Императрица. Великая умела быть великою во всём; и хотя, как уверяют старики, она признавалась, что не имела склонности ни к музыке, ни к художествам, однако, зная, что науки и искусства необходимы в государстве, всегда покровительствовала, ободряла, лелеяла и те и другие. Руские с дарованиями были ей детями. Она любила их как мать, она одна поддерживала всякого достойного художника руского, занимала их и пеклась о том, чтобы они имели способы трудиться. Эрмитаж, любимое местопребывание Императрицы, был наполнен художниками. Государыня не оставляла ни одного почти без того, чтобы не сказать милостивого слова, не ободрить похвалою или покупкою для себя произведения достойного. Зодчество в её время возвысилось. Церкви, дворцы и публичные здания, здесь и в других местах России сооруженные Рускими, удостоверяют в этом. Живопись также усовершилась. Ваяние блистательным образом явилось вновь; и хотя справедливо, что художники, посвятившие себя последнему, мало имели тогда случаев к произведениям важным; однако ж один Георгиевский зал в зимнем дворце, отделанный по проекту славного Гваренги и украшенный мраморными ваятельными работами Гордеева, Мартоса, Козловского и Шубина (если бы не было других превосходных художественных памятников времени Екатерины) доказываешь, сколько желала она видеть увековеченным отличное искусство Россиян, ей современных.
Весьма бы я желал исчислить самое главнейшее, что произведено Рускими по части художеств при Екатерине, но это не возможно: пределы письма слишком для того тесны. Впрочем ты мог заметить из сказанного мною, что художества в России в самое короткое время, по учреждении Академии, сделали исполинский шаг вперед.
Что ж было бы, если бы умы совершенно готовы были воспользоваться вполне сими успехами!
Нельзя не уважать дарований, в ком бы они ни были и где бы ни явились, это правда; но любить украшающие отечество, их поддерживать, возвышать: обязанность всякого, кто имеет к тому средства, у кого есть любовь к стране родной и кто желает ей чести, славы и пользы.
Великие умы, гении необыкновенные принадлежат всему человечеству; но слава их есть неотъемлемая собственность той земли, в которой они родились и созрели.
Помни это, любезной друг! Твое образование, ум, род, знатность, всё ручается за то, что ты можешь некогда возвыситься на степень человека государственного. Истина сия тебе пригодится. Мы Руские еще и теперь не можем хвалиться много тем прекрасным, благородным чувством, которое называют гордостью национальною. Это единственная беда наша. Прощай!