Очерки и рассказы из старинного быта Польши (Карнович)/Шляхтич Кульчиковский/ДО

Много бы можно было написать о тѣхъ веселыхъ и шумныхъ попойкахъ, которыми славилась старинная Польша; особенно онѣ участились въ правленіе королей саксонскаго дома, изъ которыхъ Августъ II, союзникъ Петра Великаго, отличался какъ богатырскою силою, такъ и страстью выпить черезъ мѣру. Король имѣлъ много ревностныхъ сановниковъ по разнымъ частямъ управленія, но по части выпивки помогали ему съ особымъ усердіемъ въ Саксоніи фельдмаршалъ Флеммингъ, а въ Польшѣ каштелянъ Іосифъ Малаховскій. Но не смотря на громкую славу этихъ лицъ, Августъ II нашелъ соперника, съ которымъ онъ, по собственному его сознанію, не въ силахъ былъ тягаться.

Однажды, во время войны съ Карломъ XII, послѣ какой-то побѣды, одержанной надъ шведами, Августъ II пріѣхалъ въ небольшое мѣстечко Піотрковъ, чтобы предсѣдательствовать въ тамошнемъ трибуналѣ. Не столько заботы о войнѣ, сколько жалобы и просьбы тѣхъ, дѣла которыхъ разсматривались въ трибуналѣ, измучили высокаго гостя, и чтобъ забыть тяжесть правленія король захотѣлъ выпить, но выпить по своему обычаю, т. е. не въ одиночествѣ, а въ сотовариществѣ, достойномъ состязанія.

Еще въ Варшавѣ доходили до короля слухи о необыкновенныхъ способностяхъ піотрковскихъ чиновниковъ и адвокатовъ напиваться на славу, и такъ какъ изъ лицъ, бывшихъ при королѣ, не нашлось никого, кто былъ бы достоинъ сѣсть съ этой цѣлью за королевскій столъ, то Августъ приказалъ призвать къ себѣ того изъ піотрковскихъ обывателей, который считался самымъ опытнымъ и самымъ сильнымъ по этой части.

Лестный выборъ при этомъ случаѣ палъ на одного шляхтича по фамиліи Кульчиковскаго, и онъ явился къ королю.

Великорослый и широкоплечій Августъ II былъ непріятно пораженъ приземистымъ ростомъ, худобою и блѣдностію шляхтича, и сперва онъ подумалъ, что вѣроятно приказаніе его не было понято, а потомъ у него мелькнула мысль, что не осмѣлились ли нарочно прислать къ нему, въ видѣ поученія, не состязателя, а примѣръ воздержности.

Король насупился и грознымъ голосомъ сказалъ Кульчиковскому:

— Ступай прочь, ты мнѣ не нуженъ; ты видно самъ не знаешь, зачѣмъ пришелъ ко мнѣ.

— Пусть только вашему величеству, — сказалъ тщедушный шляхтичъ, — будетъ угодно объявить мнѣ свою королевскую волю, и при помощи Всевышняго и при моей безграничной преданности къ особѣ вашей, она будетъ немедленно исполнена съ должною точностью.

— Выпьешь ли ты гарнецъ венгерскаго? — спросилъ Августъ.

— Отчего же одинъ, а не три, наияснѣйшій государь?

Король смѣрилъ глазами съ головы до ногъ шляхтича, который, надобно замѣтить, занимался хожденіемъ по дѣламъ въ мѣстномъ трибуналѣ, и насмѣшливо сказалъ ему:

— Что же, любезный, или ты вздумалъ шутить со мной? Посмотри на самого себя: вѣдь тебя скорѣе можно положить въ гробъ, чѣмъ посадить за бутылки.

— Осмѣлюсь доложить вашему величеству, — сказалъ шляхтичъ, — у насъ въ Польшѣ есть старая поговорка: не суди о женщинѣ по чепцу, о конѣ по сбруѣ и о человѣкѣ по наружности. Вѣроятно до слуха вашего величества дошло уже, что всѣ мы, обитатели Піотркова, съ постояннымъ усердіемъ слѣдуемъ примѣру, такъ блистательно подаваемому вами, наияснѣйшій нашъ государь и благодѣтель; но не хвастаясь предъ вами, — горделиво добавилъ шляхтичъ, — я смѣло могу сказать, что во всемъ городѣ нѣтъ никого, кто бы рѣшился помѣриться со мною за бутылкой.

— Мы сейчасъ увидимъ, правду ли ты говоришь, — сказалъ король и приказалъ гайдуку принести свой любимый кубокъ, въ который вмѣщалась кварта, налилъ его до самыхъ краевъ, выпилъ и передалъ законовѣду.

Шляхтичъ, принимая кубокъ, низко поклонился и отвѣчалъ на королевскій вызовъ тѣмъ, что выпилъ кубокъ, не переводя духа.

— Ну, это не дурно, — сказалъ король, — впрочемъ, и для меня самого это пустяки, а вотъ сколько вообще ты можешь выпить такихъ кубковъ?

— Разсчетъ труденъ; но если ваше величество позволитъ, то я дерзаю сдѣлать слѣдующее предложеніе.

— Охотно, говори смѣло.

— Высоко цѣня честь, оказанную мнѣ вами, наияснѣйшій государь и благодѣтель, я желалъ бы за каждымъ такимъ кубкомъ, вами выпитымъ и конечно послѣ того опрокинутымъ, выпить съ ряду по три такихъ: одинъ въ отвѣтъ моему королю-государю, другой за драгоцѣнное его здоровье и третій въ честь побѣды, одержанной надъ шведами.

Королю весьма понравилось предложеніе шляхтича; онъ усѣлся съ нимъ, приказалъ подавать обѣдать, и попойка началась.

Кубокъ переходилъ изъ рукъ въ руки; шляхтичъ въ точности исполнялъ сдѣланное имъ предложеніе, а между тѣмъ наступила ночь. Король, не вставая послѣ обѣда, положилъ локти на столъ и склонивши на нихъ голову захрапѣлъ на всю комнату. Между тѣмъ Кульчиковскому все было ни по чемъ. Правда, увидѣвъ спящаго короля, онъ вышелъ на цыпочкахъ изъ комнаты, чтобы не прервать спокойствія своего державнаго собесѣдника, твердыми шагами дошелъ до колодца и велѣлъ вылить на себя два ушата холодной воды, а потомъ, выпивъ еще кварту за здоровье короля, возвратился домой.

Пить за здоровье короля не мѣшало, потому что послѣ описанной здѣсь попойки онъ хворалъ цѣлые три дни, жалуясь на непомѣрную тяжесть въ головѣ; а между тѣмъ адвокатъ-шляхтичъ на другой день внесъ бывшее у него дѣло въ трибуналъ. Всѣ въ городѣ только и говорили о той высокой чести, которой онъ удостоился, и Кульчиковскій всюду находилъ защитниковъ своей тяжбы; она была выиграна, и обрадованный шляхтичъ пиль снова за здоровье короля.

Но наконецъ наступила тяжкая пора и для Кульчиковскаго. Любимый баловень побѣдъ, Карлъ XII, успѣлъ восторжествовать въ Польшѣ надъ своими союзниками и побѣдоносно занялъ Піотрковъ. Карлъ XII въ отношеніи образа жизни составлялъ совершенную противоположность съ Августомъ II, и поэтому, какъ въ видахъ исправленія шляхтича Кульчиковскаго, такъ и въ наказаніе за то, что онъ пилъ за побѣды, одержанныя надъ шведами, Карлъ XII, облагая контрибуціею завоеванный имъ городъ, приказалъ взять въ казну свою съ адвоката Кульчиковскаго сумму, равную стоимости четырехъ самыхъ большихъ бочекъ токая, что составило, по тогдашнему счету, огромную сумму.

Хотя при послѣднемъ королѣ польскомъ знаменитыя попойки и стали было выходить изъ моды, однако любителямъ ихъ онѣ не ставились въ укоръ, и по этой части славились въ то время генералъ Конаржевскій, гетманъ Браницкій и каштелянъ Борейко.

Однажды, въ присутствіи короля Станислава-Августа и извѣстнаго польскаго историка епископа Нарушевича, зашла рѣчь о старыхъ польскихъ обычаяхъ и коснулась попоекъ.

Одинъ изъ участвовавшихъ въ разговорѣ, желая сказать пріятное королю, замѣтилъ, что примѣръ воздержанія, подаваемый его величествомъ, весьма много послужилъ къ искорененію этого обычая.

— Правда, — замѣтилъ Нарушевичъ, — теперь у насъ уже не то что было при Сасахъ (такъ называютъ по-польски королей изъ саксонскаго дома), но и въ настоящее время я, среди моихъ ближайшихъ подчиненныхъ, имѣю такого, который бы одолѣлъ извѣстнаго нѣкогда шляхтича Кульчиковскаго: это одинъ дальній мой родственникъ. И епископъ назвалъ его по имени.

Король и окружавшіе его просили епископа познакомить ихъ съ такою знаменитостію, и въ назначенный день «родственникъ» былъ приведенъ въ королевскій дворецъ. Тучность его, заплывшіе глаза, красный носъ, багровыя щеки и хриплый голосъ заранѣе предупредили всѣхъ въ пользу его, и дѣйствительно искуствомъ пить онъ возбудилъ всеобщія рукоплесканія и за подвиги свои получилъ значительную сумму, которую подарили ему присутствовавшіе, а въ числѣ ихъ и самъ король пожаловалъ бернардину 100 дукатовъ изъ собственнаго своего кошелька.