Очерки и рассказы из старинного быта Польши (Карнович)/Панна Эльжбета/ДО

Очерки и разсказы изъ стариннаго быта Польши — Панна Ельжбета
авторъ Евгеній Петровичъ Карновичъ

Источникъ: Карновичъ Е. П. Очерки и разсказы изъ стариннаго быта Польши. — СПб.: Типографія Ф. С. Сущинскаго, 1873. — С. 110.

Въ числѣ первыхъ любимцевъ короля Станислава-Августа Понятовскаго былъ великій гетманъ литовскій Михаилъ Огинскій. Давнишнее знакомство съ королемъ, одинаковое воспитаніе, а главное, сходство характеровъ и блестящее положеніе Огинскаго сближали короля съ магнатомъ. Не смотря на упадокъ королевскаго сана въ Польшѣ, дворянство льстилось вниманіемъ, а тѣмъ болѣе любовью короля, и поэтому при дворѣ завидовали Огинскому; всѣ старались повредить ему въ мнѣніи короля; но всѣ придворныя интриги оставались безуспѣшны, дружба его къ гетману была неразрывна до тѣхъ поръ, пока, безъ всякихъ происковъ вельможъ и царедворцевъ, вмѣшалась въ это дѣло простая осьмнадцатилѣтняя крестьянская дѣвушка, по имени Ельжбета или Елизавета.

Донынѣ въ картинной галереѣ, принадлежащей одной знаменитой польской фамиліи, сохранился портретъ этой дѣвушки, работы извѣстнаго въ свое время Бакчіарелли. Портретъ лучше всего свидѣтельствуетъ о необыкновенной красотѣ той, съ которой онъ былъ снятъ, и которой суждено было разстроить дружбу Понятовскаго съ Огинскимъ и до нѣкоторой степени подѣйствовать на судьбу Польши.

Однажды гетманъ поѣхалъ на охоту въ одно изъ обширныхъ своихъ помѣстій и на берегу рѣки Равки встрѣтилъ дѣвушку, которая поразила его своей красотой. Огинскій былъ любитель женскаго пола и смотря на прелестное личико крестьянки не вытерпѣлъ, чтобы не заговорить съ нею.

Онъ спросилъ, кто она и зачѣмъ ходитъ одна по лѣсу, и получилъ въ отвѣтъ, что она дочь лѣснаго сторожа, который умеръ, оставивъ ее на рукахъ мачихи; что злая мачиха обижаетъ ее, и что она ушла въ лѣсъ, желая избѣгнуть тѣхъ огорченій, которыя она встрѣчаетъ дома.

— Знаешь-ли ты меня? — спросилъ Огинскій.

— Какъ же не знать вашей княжеской милости, — отвѣчала дѣвушка.

— И ты не боишься меня?

— Что же? развѣ ясный панъ какое нибудь пугало? — напротивъ.

Похвала крестьянки Огинскому, который былъ дѣйствительно красивый мужчина, была весьма пріятна.

— А могла бы ты полюбить меня? — спросилъ Огинскій.

Румянецъ вспыхнулъ на щекахъ дѣвушки, она ничего не отвѣчала и потупила глаза; но когда подняла ихъ, то взглядъ ея встрѣтился съ взглядомъ Огинскаго.

— Скажи мнѣ, — продолжалъ Огинскій, — но скажи правду: никто еще не любилъ тебя?

— Кто же полюбитъ меня, бѣдную сироту!.. Правда, ухаживаютъ за мной многіе и пристаютъ ко мнѣ, да что въ этомъ…

— А какъ твое имя?

— Ельжбета.

— Ну слушай, Ельжбета, — сказалъ Огинскій, — я тебя избавлю отъ мачихи.

Дѣвушка въ восторгѣ бросилась обнимать ноги магната.

— Я дамъ тебѣ, — продолжалъ Огинскій, — такіе уборы, какихъ нѣтъ у жены моего эконома, я сдѣлаю тебя знатной пани, у тебя будутъ слуги въ галунахъ и въ ливреяхъ, у тебя будутъ славные кони и золотыя кареты, и все это будетъ… сегодня вечеромъ.

Не успѣлъ гетманъ кончить послѣднихъ словъ, какъ на дорогѣ показалась старая бричка, и въ ней сидѣла грязная цыганка.

— Подай мнѣ хоть грошъ, пригожій паничъ, — сказала она Огинскому, — и поданная мнѣ милостыня возвратится къ тебѣ съ избыткомъ.

— Не нужно мнѣ этого, — сказалъ Огинскій, подавая цыганкѣ нѣсколько золотыхъ монетъ, — а вотъ лучше поворожи этой дѣвушкѣ.

Цыганка взяла маленькую руку Ельжбеты, и внимательно смотря на линіи ладони, шептала что-то, а потомъ сказала громко:

— Ты будешь знатная госпожа!

— Видишь, я говорилъ правду, — шепнулъ Огинскій дѣвушкѣ.

— Будешь жить въ дворцахъ, ходить въ шелку и золотѣ, за тобою будутъ ухаживать самые знатные паны.

Ельжбета задрожала отъ радости, но вздрогнулъ и Огинскій, когда цыганка сказала громче прежняго:

— Мало этого — ты будешь женою короля!

Не смотря на свое прекрасное образованіе, на духъ времени и даже на переписку съ Вольтеромъ, Огинскій былъ суевѣренъ; притомъ мысль о коронѣ была въ головѣ каждаго магната, и какъ же было не думать о ней Огинскому, прямому потомку Рюрика, одному изъ сильнѣйшихъ и богатѣйшихъ вельможъ и въ Литвѣ, и въ Польшѣ? Ему показалось, что, имѣя въ рукахъ своихъ судьбу будущей королевы, онъ самъ можетъ легче сдѣлаться королемъ.

Въ тотъ же день вечеромъ Ельжбета переѣхала въ Наборово, имѣніе Огинскаго; щедрый магнатъ окружилъ ее неслыханною роскошью, толпы слугъ и прислужницъ, великолѣпно одѣтыхъ, явились исполнять ея малѣйшія прихоти. Учителя одинъ за другимъ приходили развивать и обогащать природный умъ молодой крестьянки, такъ неожиданно перешедшей отъ бѣдности и притѣсненій къ богатству и роскоши.

Хотя въ то время вельможи, подобные Огинскому, и были избалованы мелкими побѣдами надъ женщинами высшаго круга, тѣмъ не менѣе Огинскій всѣмъ сердцемъ привязался къ Ельжбетѣ, и уже ходила молва, что быть можетъ королевой ей и не бывать, но за то гетманшей будетъ непремѣнно.

Послѣднее вѣроятно и сбылось бы, еслибы о рѣдкой красотѣ Ельжбеты не провѣдалъ задушевный другъ Огинскаго, король Станиславъ-Августъ, тоже страстный поклонникъ женщинъ, и чтобъ убѣдиться во всемъ онъ пріѣхалъ въ Наборово.

— Правда-ли, панъ Михаилъ, — сказалъ король гетману, — что ты влюбленъ безъ ума?

— Быть-можетъ, ваше величество.

— И еще въ крестьянку?

— Красота женщины, государь, какъ говоритъ французская пословица, для нея важнѣе, чѣмъ родословная въ четырнадцать дворянскихъ поколѣній.

— Шалишь, шалишь, мой другъ, — говорилъ ласково король. — Ты набрался бредней Вольтера и Руссо; но онѣ хороши только въ теоріи.

— Я убѣдился, ваше величество, что онѣ въ нѣкоторыхъ случаяхъ такъ же хороши и на практикѣ.

— Да, — перебилъ король, — молва гласитъ и это.

— И справедливо; вы бы сами, государь, раздѣлили это мнѣніе, еслибъ знали ту женщину, которая осуществляетъ теорію.

— Будто бы ужъ она такъ хороша? — спросилъ король, и восторженный Огинскій въ самыхъ привлекательныхъ краскахъ описалъ прелести Ельжбеты, передъ которой померкли бы всѣ красавицы Варшавы.

— Что-же, — замѣтилъ король, — такая женщина и въ самомъ дѣлѣ достойна сдѣлаться великой гетманшей Литовской.

— И чѣмъ нибудь побольше, — сказалъ загадочно Огинскій, — и этимъ возбудилъ любопытство Станислава-Августа и наконецъ по его настоянію долженъ былъ разсказать о предсказаніи цыганки.

Король, надобно замѣтить, былъ такъ же суевѣренъ, какъ вообще люди, жизнь которыхъ отличалась какимъ нибудь необыкновеннымъ случаемъ.

— Покажи мнѣ будущую королеву, — сказалъ Понятовскій.

Огинскій нахмурилъ брови, потому что зналъ, какъ король любилъ женщинъ, и какъ онъ умѣлъ искусно обольщать самыхъ стойкихъ изъ нихъ, а потому и медлилъ исполнить желаніе короля.

— Ага! — сказалъ Понятовскій, — ты боишься и за нее, и за корону… Да правда, — добавилъ онъ насмѣшливо, — мужъ будущей королевы самъ можетъ быть королемъ, особенно если это предскажетъ бродячая цыганка. Смотри, я напишу объ этомъ Вольтеру.

Вольтеръ господствовалъ въ то время надъ умами, и Огинскій боялся его болѣе, нежели набожные предки его боялись самого чорта. Затронутый за живое насмѣшками короля, онъ рѣшился показать Ельжбету.

Король, какъ говоритъ преданіе, былъ пораженъ красотою Ельжбеты съ перваго разу, и, казалось, второе предсказаніе цыганки началось сбываться, потому что его величество, не смотря на важныя государственныя дѣла, призывавшія его въ Варшаву, прогостилъ въ Наборовѣ три дня, а на четвертый выѣхалъ изъ Наборова, пригласивъ ѣхать вмѣстѣ съ собою и своего осчастливленнаго хозяина.

Но едва только король и гетманъ выѣхали изъ Наборова, какъ проселочною дорогою, по направленію къ Варшавѣ, покатилась красивая коляска, и въ ней сидѣла прелестная Ельжбета; сопровождали ее три казака и Конаржевскій, главный исполнитель всѣхъ сердечныхъ повелѣній его величества, короля польскаго Станислава-Августа.

Въ продолженіе четырехъ дней, почти постоянно проведенныхъ съ королемъ, въ то время мужчиною весьма красивымъ и умѣвшимъ нравиться женщинамъ и умомъ и обхожденіемъ, Ельжбета успѣла полюбить его безъ памяти, и кромѣ того убѣдившись на дѣлѣ въ справедливости первой части предсказанія, она уже грезила о королевской коронѣ.

Огинскій вышелъ изъ себя, узнавъ о вѣроломствѣ своего друга; онъ проклиналъ высокую честь, ему сдѣланную, и грозилъ отплатить королю, какъ только представится случай. Тщетно король употреблялъ всѣ усилія, чтобы снова сблизиться съ раздраженнымъ магнатомъ. Огинскій не могъ забыть, что король лишилъ его и сердечной привязанности, и надежды на корону, и въ отмщеніе за это присталъ къ конфедераціи, имѣвшей такое гибельное вліяніе и на участь короля, и на судьбу Польши.

Но конечно вы читатель спросите: что же сталось съ Ельжбетою, главною виновницею всего этого; скажу вамъ, что предсказаніе цыганки сбылось и она сдѣлалась женою короля. Но вы на это возразите: Какъ же это было? вѣдь извѣстно, что Понятовскій не женился на Ельжбетѣ. Случилось это очень просто:

Пресыщенный любовью Ельжбеты, непостоянный Станиславъ-Августъ выдалъ ее замужъ за одного бѣднаго дворянина, фамилія котораго была Król, что значитъ по-польски король, и такимъ образомъ Ельжбета была женою короля, но только не того, о которомъ она мечтала.