Предкамъ охота служила забавой,
Страсть къ ней скрывается въ сердцѣ литвина;
Онъ встарину, еще въ дни Гедымина,
Билъ и волковъ, и медвѣдей со славой.
Мы и теперь на охотѣ ретивы,
Мчаться готовы чрезъ пашни, иль нивы;
Если-жь звѣрей нѣтъ, поладимъ мы съ горемъ:
Дичь мы стрѣляемъ и просто «дичь поремъ»…
Будемъ же славить прогрессъ нашъ блестящій:'
Славься охота и вѣкъ настоящій!…
Время сѣдое — вотъ врагъ человѣка!
Время убить — вотъ вопросъ самый главный!
Но у охотниковъ поздняго вѣка
Есть на то мётодъ довольно забавный:
Вистъ по копѣйкѣ, бесѣда изъ сплетенъ,
Смотришь — день длинный почти незамѣтенъ…
Можно дремотой, къ тому же, забыться…
Трупомъ минута въ минутѣ ложится
И современное мудрое племя
Пышно хоронитъ убитое время.
Кончился день и домой каждый скачетъ
На-боковую, — спитъ сладко, со свистомъ;
Но и во снѣ также ближнихъ судачитъ,
Но и во снѣ наслаждается вистомъ.
Сонъ заслужённый счастливца качаетъ,
Чистая совѣсть его не смущаетъ
И никогда онъ, какъ Титъ, я увѣренъ,
И не помыслитъ: «Друзья, день потерянъ!»
Развѣ одна лишь негодная муха
Носъ пощекочетъ ему, или ухо.
Но, разумѣется, мужъ изощренный
Въ битвахъ съ подобнымъ ничтожнымъ твореньемъ.
И щекотаньемъ его раздраженный,
Муху сражаетъ однимъ мановеньемъ…
Послѣ такой незапятнанной жизни
И умереть ему можно въ отчизнѣ,
Страха не зная, не зная заботы…
Это все дѣло послѣдней охоты:
Самъ на себя онъ охотился, словно,
И убиваетъ свой вѣкъ хладнокровно.
Если же сходятъ въ могилу другіе,
Люди труда и великаго дѣла,
Какъ ему жалки ихъ думы благія
И какъ надъ ними хохочетъ онъ смѣло:
«Эти великія души напрасно
Въ жизни трудились… Вѣдь это всѣмъ ясно!
Бой ихъ съ невѣжествомъ, съ злобой людскою
Разомъ прихлопнутъ могильной доскою.
Демонамъ эти безумцы грозили,
Сами-жь и мухи одной не убили!»