Чудесный вечер… Мы уселись группой
В траве зеленой, на опушке леса,
Пред насыпью железного пути.
Вздымались ели темною грядою
На светлом небе и кресты верхушек
Отчетливо, недвижные, чернели.
Порой пред нами проносился поезд,
И долго, долго в гулком отдаленьи
В тиши вечерней шум его катился…
Вдруг месяц круглый глянул с вышины
Меж двух шпалер померкнувшего теса,
Как в глубине громадной, тихой сцены…
И все мы смолкли, словно притаились.
А шар луны, как не́званый свидетель,
Все выступал, неотразимо ясный,
И в тихом небе тихо поднимался
И, наконец, уставился на нас.
Мелькнули звезды. Раздались меж нами
Обычные мечтанья и вопросы:
Там есть ли люди? и в мирах далеких
Нам суждено ль иную жизнь изведать?
— «Нас там не будет — и на купол звездный
Я избегаю пристально смотреть:
Мутится ум и слово стынет в горле,
И друга благородные черты
Мне кажутся пустой и скверной маской,
А пестрый день, картинный и шумливый, —
Обманом жалким, над которым втайне
Смеются там стальные очи мрака!..
К чему дано нам вечно созерцать
Алмазную метель и вихрь миров
В бездонной синеве ночного неба —
И ясно видеть их недостижимость?!
Какая неотместная обида!»
— Ваш ропот странен. Полно вам глядеть
На этот мир из узкой, темной трубки!
На первый план вы ставите себя.
Но в сфере звезд никто о вас не думал;
Никто, рассудком сходный с человеком,
Созданием миров не управлял;
Природа есть, откуда — мы не знаем,
И ваши распри с этим неизвестным,
Едва ль носящим образ существа,
Поистине достойны сожаленья!
Ваш гнев измышлен или вы больны.
Но и в разгаре затаенной злобы
Вы дышите, вы смотрите — вам любо.
А с этой злобой, будь она правдива,
Нам жить нельзя…
— «И лучше бы не жить!
Мое несчастье и несчастье многих,
Что жизнь мила при думах безотрадных…
Но с каждым днем растут самоубийства
И устарело в наши времена
Гамлетовское «быть или не быть?»
Загробных снов никто уж не боится…
Пугает нас, напротив, смерть ума,
Его тлетворной, внутренней беседы
Внезапное, глухое прекращенье…
Мы с ним страдаем и страдать не прочь
За гранью гроба: лишь бы не расстаться!
А многим страшен малый промежуток
Удушья, муки, гадкого чего-то,
С чем неразлучен жалкий наш конец…
Нас гложут мысли. Я скажу к примеру:
Прельщен ли я сияньем этой ночи?
Не так, как вы! Ваш мир ненарушим.
А я — вникаю в эту тишину
И слышу в ней придушенные звуки
Тревожной жизни, бьющейся вокруг:
Там люди мрут, и в судорожном хрипе
Колеблются бесчисленные груди…
Что, если бы те звуки слить в один?
Какой бы хор пронесся в тихом небе!!
А поцелуев рой соединенный
С мильонов уст, поспешных и безумных,
Какой бы шум они произвели
Своим бессвязным, птичьим щебетаньем!
А вопль родильниц? А рыданье скорбных?..
Теперь любуйтесь этой тишиной…
И вспомните, что по́лог облаков
Почти отвсюду дымчатой пустыней
На вышине задернут над землею—
И никому не виден этот мир,
И никому не слышен дольний звук,
Как звуки тленья в замкнутой могиле
Не слышны людям!.. Мы живем, как тени,
Водимые неведомой рукой
По чуждому, безвыходному за́мку:
Когда порой начнем стучаться в окна,
Откуда нас прельщают чудеса —
Ни отзыва, ни помощи не слышно!
И все мы гибнем, чуждые друг другу…
Мы — тени! тени!»…
См. также одноимённые страницы.