Остров Сахалин и экспедиция 1853-54 гг. (Буссе)/Глава 08

Остров Сахалин и экспедиция 1853-54 гг. : Дневник. 25 августа 1853 г. — 19 мая 1854 г. — Глава VIII
автор Николай Васильевич Буссе
Дата создания: 1853—1854 гг., опубл.: «Вестник Европы», 1871, № № 10—12. Отдельное издание: Буссе Н. В. Остров Сахалин и экспедиция 1853-54 гг.: дневник 25 августа 1853 г. — 19 мая 1854 г.; Ответ Ф. Буссе гг-м Невельскому и Рудановскому. — СПб: В тип. Ф. С. Сущинского, 1872. — 164 с.. Источник: Буссе Н. В. Остров Сахалин и экспедиция 1853-54 гг. : Дневник. 25 августа 1853 г. — 19 мая 1854 г. — Южно-Сахалинск: Сахалинское книжное издательство, 2007. — 216 с. — ISBN 978-5-88453-198-2.

VIII.

Занятие какой-нибудь страны предполагает какую-нибудь цель, и цель эта обусловливает средства, необходимые для достижения ее. Какая была цель при занятии острова Сахалина, и какими путями предполагало оно достигнуть ее? — разрешение этого вопроса, конечно, должно служить правилом для действий сахалинской экспедиции. Цель занятия Сахалина не была высказана в предписаниях от правительства; было объяснено только, что право владения островом предоставляется Р.А.К.[1] Средства, назначенные ей от правительства, состояли из 100 ч[еловек] матросов камчатского экипажа, иркутских, якутских и камчатских казаков и 50 000 р[ублей] с[еребром| денег. Компания назначила от себя одно судно, материалы для построек и товары для торговли на 12т[ысяч] р[ублей]. Экспедиция, предписанием генерал-губернатора, подчинена была капитану 1-го ранга г. Невельскому, с представлением ему выбрать пункты для высадки. Насчет отношения к жителям острова в этом предписании, §2-й, сказано: «Находящихся на южной части Сахалина японских рыбаков не только не тревожить, но оказать им дружеское расположение, удостоверив, что мы занимаем остров Сахалин в ограждение оного от иностранцев и что с нашей помощью и защитой они, японцы, могут безопасно продолжать там свой промысел и торговлю».

Мы встали в главном японском селении, между их строениями. Следствие выбора пункта показано выше, в описании отношений наших с японцами и айнами. Постараемся разобрать, какие причины могли побудить выбор занятого нами пункта. Я выше сказал, что в предписаниях насчет занятия острова, кроме выписанного выше параграфа, ничего не было сказано, никакой инструкции для действий и целей не дано; след[овательно], начальнику экспедиции следовало руководствоваться теми данными, которые ему удастся собрать на месте, и так как дело шло о столкновении на острове с японцами, то принять во внимание их положение в занимаемой стране и вообще все, что нам известно об этом народе и его правительстве. Кроме этого, надо было взять в соображение то, что мне могло быть известно о наших политических отношениях к Японии. Данные эти, сколько я знаю, были следующие. — Северной части Сахалина, где живут гиляки, было сделано краткое описание лейтенантом Бошняком еще во время зимней экспедиции его в этой стране для отыскания россыпей каменного угля. Далее, к югу от гиляков, кочует известное нам только по слуху племя ороков; за ними, южнее, начинаются жилища айнов и японцев. От гиляков известно было, что у японцев на Сахалине крепости нет, что их джонки приходят с ранней весной, что ими начальствует офицер и что айны находятся в работе у японцев и поэтому не любят их. Для получения более подробных сведений был послан на Сахалин, до отправления десанта, офицер Орлов с предписанием пройти до мыса Крильон и там ожидать нашего судна. Но поручение это по обстоятельствам не было исполнено. О Японии, ее правительстве и силах известно из соч[инения] Головнина и других писателей, — что государство это имеет до 5 000 000 жителей, что управляется императором с властью неограниченной, что числительные военные силы его и материальные средства велики, но что двухсотлетнее внутреннее спокойствие, мир с соседями и природная трусость делают Японию несравненно слабее даже самого бессильного европейского государства и едва способной не только для нападений, но и для обороны своей страны против серьезной экспедиции европейцев, и что, наконец, японский флот чисто торговый и дурной постройки и потому не способен к защите против наших судов. Основной закон этого государства есть неизменяемость, освященная временем и религией государственных постановлений. Главное из этих постановлений есть недопущение иностранцев в Японию и японцев на чужую землю.

Это есть основание, так сказать, существования государства и власти правительства его. Изменение этого правила должно иметь следствием коренной и полный переворот во внутреннем существовании Японии. Поэтому надо предполагать, что только сила может заставить правительство Японии изменить вышесказанный закон. Но мирными средствами европейцы могут надеяться получить дозволение присылать условленное количество судов в Нангасаки, подвергаясь всем притеснительным мерам для торговли, которые японцы наложили на голландцев. Вот все, что может знать и заключать офицер, начальствующий экспедицией. Что же касается политических отношений России к Японии, известно, что делались попытки, по случаю плена капитана Головнина, завести торговые сношения с Японией, но безуспешно. В настоящее же время послан адмирал Путятин для переговоров с ее правительством, а американцы хотят силой заставить открыть себе порты. Ясно, что мысль занять Сахалин имеет связь с последними обстоятельствами, ибо занятие его полезно в отношении завязания торговли с японцами и необходимо для предупреждения иностранцев овладеть этим пунктом, находящимся на границе японских и наших владений. Сверх того, остров этот служит дополнением Приамурского края, присоединение которого так необходимо для России. Решив занять Сахалин, правительство назначило совершить это под торговым флагом Р.А.К. — это дает наружный вид экспедиции чисто торговый. Число людей, назначенное для экспедиции, показывает, что не предполагалось возможности военных действий и необходимости защиты острова против Японии или другой какой-либо политической нации. 100 человек эти назначались, конечно, для защиты нашего торгового поселения от туземных дикарей или японских рыбаков, и число это слишком достаточно для достижения этой цели. Следовательно, при выборе пункта следовало руководствоваться не той мыслью, чтобы силой принудить японское правительство уступить нам остров, с расчетом, что необходимость заставить их приезжать на промыслы на русскую землю Сахалина, и след[овательно], против воли завести с нами сношения. Выбор пункта с подобным расчетом не соответствовал ни предполагаемым намерениям правительства, ни средствам экспедиции. Если намерение правительства было не возбуждать против нас японского правительства, с которым ведутся переговоры, то не следовало становиться в центре рыбных промыслов японцев и тем так прямо задеть один из самых важных интересов их. Если же надо было действовать решительно и открыто, не заботясь о возможности попыток японского правительства удержать за собой остров, послав на него военную силу, то тогда средства, которыми располагает экспедиция, конечно, недостаточны, как бы ни были трусливы японцы, которые, и именно поэтому, если раз решатся защищать остров, то постараются заменить храбрость многочисленностью.

В самом деле, посмотрим, в чем состоят наши военные средства, — 60 матросов и казаков, из которых не только большая часть не стреляли из ружья, но даже не держали его в руках, из 8 неподвижных корабельных пушек с сотней ядер и из одной четырехвесельной шлюпки. Для постройки жилищ и укреплений — два осенних месяца да четыре — суровой зимы. К этому должно было быть еще принято во внимание известное нам обстоятельство, что правительство Японии уведомлено о нашем приходе и силах, и что суда наши не могут предупредить японских — последнее обстоятельство не могло и не должно было быть неизвестным начальнику экспедиции. Поэтому мысль, при выборе пунктического ключа позиции, для отнятия силой острова от японцев, была завладеть центром их промышленности и главным селением, служащим местопребыванием чиновников их правительства. Ключ позиции нашей на Сахалине есть тот пункт, занятие которого не могло бы тревожить японских рыбаков, но который был достаточно близок к ним, чтобы действием торговли и частых сношений повел бы к неукоснительному распространению нашего влияния на весь остров и на завязание торговли с самими японцами. Пункт этот есть какое бы то ни было место, находящееся в двух- и трехсуточном переходе от последнего к северу поселения японцев. Занятие селения Найоро или устья р. Кусуной, по-видимому, лучше всего повело бы нас к предположенной цели. Места эти находятся на границе трех племен, населяющих остров: гиляков, ороков и айнов, — и находятся в 2-х или 3-х суточных переходах от Малки, одного из главных селений японцев. Пункты эти, поэтому самому, выбраны манжурами и гиляками, как места мены с айнами и японцами. След[овательно], став там, мы бы владели центром торговли и, конечно, присутствие наше имело бы решительное влияние над всеми туземцами, а частые сношения с японцами исподволь приготовили бы народ этот и правительство к открытию торговли с нами. Я не знаю еще местности этих пунктов. В морском отношении мы можем выбирать только место, где суда наши могли бы с удобностью разгружаться, потому что закрытых гаваней или бухт, удобных для стоянки больших судов, на Сахалине нет. Все бухты его осмотрены, но обыкновенно они имеют на высоте мысов глубину, достаточную разве только для японских джонок. Бухта Томари также имеет невыгоду, почему корабль «Николай», несмотря на все старание капитана Невельского, оставался по крайней мере на милю от высоты мысов. Она открыта южным и Ю + 3 ветрам, преимущественно дующим здесь. Через расспросы казаков, бывших в экспедиции с г. Орловым и видевших места р. Кусуной, я узнал, что места эти превосходны, весьма богаты и очень удобны для поселения. Глубина моря против устья р. Кусуной приближается настолько к берегу, что судно может стоять так же близко к нему, как и к берегам бухты Томари. Река сама судоходна. Не могу ручаться, чтобы сведения эти были бы верны, но я убежден, что и в морском отношении, конечно, есть места в тамошнем крае, которые не имеют более неудобств, как выбранная нами бухта Томари. Выбор бухты Кусуной или другого какого-либо места в этом краю не возбудил бы неприязни к нам японцев, потому что они могли бы продолжать по-прежнему производить свои промыслы, не подвергаясь беспрерывным столкновениям с нами по поводу айнов и вмешательств с нашей стороны во внутреннюю, так сказать, жизнь их промыслов, вмешательств, которые в настоящем нашем положении невозможно будет устранить, когда японские джонки навезут множество людей (по сведениям, оно должно простираться до 500 человек).

Итак, по моему мнению, и цель и средства наши должны были решить выбор пункта не в военном отношении, а по успеху мирного влияния нашего, как на туземцев, так и на японцев. Для защиты жителей острова против других наций все равно, какой пункт ни займем, не сила 60-ти человек защитит его от них. а флаг, находящийся под покровительством нашего правительства.

Руководствуясь мыслью овладеть островом через занятие ключа обороны острова и командования японскими промышленными заведениями, начальник экспедиции при выборе места имел в виду выгоды и удобства укрепления его теми средствами, которыми экспедиция располагала, то есть 60-ю ч[еловеками] и 8-ю орудиями. Для этого назначения можно занять строениями нашими вершину и отлогость южного мыса бухты Томари следующим образом: у подошвы мыса течет ручей, за ним идет ровная, гладкая площадь шириной саженей двести и глубиной около версты; площадь эта окружена со всех сторон высокими холмами; отрасль их, противоположная высотам мыса южного и идущая к середине бухты, отделяет описанную площадь от другой подобной же площади, ограниченной высотами северного мыса. Южный склон этих холмов, разделяющих всю длину бухты на две почти равные площади, расположенный к нашим строениям, занят жилищем японских и айнских работников и домом главного их начальника. Отлогость мыса, занимаемого нами, имеет три искусственные площадки или ступени, из которых две верхние заняты японскими сараями. Вершина мыса свободна от построек, потому что три магазина их, разбросанные по гребню высокого берега устья, оставляют еще просторную площадку.

Капитан Невельской назначил поставить одну батарею из 4-х орудий на первой половине мыса, след[овательно], имея над головами застроенные две и три площадки и другую — на верхней площадке мыса. Расстояние между батареями до 40 саж[ен]. Нижняя площадка составляет квадрат в 11 сажен. Западная сторона его обращена к морю, отстоя в вышину от поверхности его в 9 сажен. Левая ограничивается уступом второй площадки, имеющим вышины до 4-х аршин; правая ограничивается довольно крутым сходом на площадку, у самого подножия течет ручей, пробегающий из отдаленной глубины долины, наконец, задняя сторона застроена японскими магазинами. Итак, площадка эта, командуемая двумя крытыми площадками мыса и кругом обстроенная магазинами, может быть не иначе укреплена как будучи соединена непосредственно стеной со строениями верхней батареи, а это потребовало бы огромного количества леса, да и протяжение сторон ограды простиралось бы до 170-ти сажен, — линия, которая не может быть обороняема 65 ч[еловеками], то есть одной бойницей на 3½ саж[ен] длины. Кроме того, окружив стеной японские магазины, мы не могли бы оставить их хозяевам — они должны были быть непременно уступлены нам, значит, еще было бы новое притеснение им. Воду единственно только можно доставать из небольшого ручья, который может быть всегда легко вдали от нас отведен в один из многих ручьев, текущих по долине. Чтобы доставать воду колодезную, для этого надобно включить в позицию нашу часть низменной площади, значит, еще более растянуть ее. Если предположить, что цель батарей единственно состоит в защите входа в бухту и командования строениями селения Томари, тогда позиция батарей наших хороша. Но к чему японским судам входить в Томари, когда они могут пристать, как и делают, в различных местах залива Анива и берега Татарского пролива. С какой стати они соберутся в строения, находящиеся под нашими выстрелами, если их строения разбросаны по двадцати селениям. Итак, место, выбранное для нашего расположения, не может препятствовать привозу на остров ни людей, ни оружия, ни пушек. Расположение это не соответствует ни числу имеющихся рук для укрепления его, ни для зашиты, а наконец и самая вода находится не в расположении нашем, а только под выстрелами его, да и всегда может быть отведена. А безопасность поста возможна только при условии, чтобы крейсерством судов наших не допустить японцев выйти на берег Сахалина в больших силах. Но крейсерство это может отправиться не ранее конца апреля или начала мая, а для японских судов Сахалин открыт уже в марте месяце. Следовательно, успех нашего поселения может рассчитывать только на нерешительность и трусость японского правительства отнять у 90-та ч[еловек] русских главный источник продовольствия всего государства. Я не знаю характер японского правительства и потому не берусь судить о том, как оно будет действовать в настоящем обстоятельстве. Что же касается до сравнения обстоятельств, сопровождавших занятие на Сахалине селения Томари и заселений, деланных в землях гиляков и других племен Приамурского края, то должно признать, что обстоятельства эти совершенно различны. Там прибытие русских не влечет за собой никакой существенной перемены, чтобы вооружить против них даже и тех, которые теряют какие-нибудь ничтожные выгоды. Торговля русских в Приамурском крае выгодна вообще для населения, только несколько манжурских торговцев, приезжающих туда, терпят, может быть, от соревнования с русскими. Но потеря барышей нескольких мелких манжурских купцов не может возбудить опасения для Китая в такой степени, чтобы шаткое правительство его решилось противодействовать. На Сахалине мы отняли от Японии один из самых важных источников продовольствия целого населения ее, и потому потеря берегов залива Анивы важнее для Японии, чем потеря всего Приамурского края для Китая.

Выше я описал характер торговли туземцев Сахалина и приезжающих туда манжурско-амурских гиляков. Я признаюсь, что о подробности и выгоде этой торговли я еще не мог собрать достоверных сведений. Многие же айны и японцы, видимо, обманывают нас; при ответах их столько противоречий, что трудно узнать, кто говорит истину. Но вот что можно утвердительно сказать об этой торговле.

Взаимная мена производится в южной части Сахалина между японцами, айнами, манжурами и гиляками. Японцы отбирают пушной товар от айнов, произвольно платя за него, преимущественно выдр и лисиц, и выменивают их манжурам, приезжающим летом в Сирануси, за шелковые материи, моржовые зубы и орлиные хвосты. Японская торговля есть, как я выше сказал, спекуляция их начальника и потому, вероятно, производится в малом размере. Они берут от айнов также и соболей для мены с манжурами, а белок скупают собственно для себя. Манжуры — главные торговцы на Сахалине. Они снабжают жителей халатами из дабы различных цветов, ножами, деревянной и медной посудой, трубками, различными украшениями из серебра, стекла и камней, и наконец соболями, так дорого ценимыми айнами. Вино и табак их, покупаемые прежде всеми айнами, как кажется, расходятся теперь только между северными айнами, южные же получают эти предметы от японцев, точно так же и часть одежды и посуды. Манжуры берут от айнов за свои товары выдр, соболей, лисиц и белок. Относительная цена их следующая: за выдру дают 10 ручных саженей синей дабы, то есть около 25-ти аршин. Всякая четверть по длине выдры стоит одного соболя, то есть если выдра в 5 четвертей длины, то она в цене равна 5-ти соболям, и потому за соболя айн получает от манжура две саж[ени] дабы и никогда более 3-х. Цены лисицам я не знаю, но 3 белки ценятся японцами равными 1 соболю. Из этого видно, что самая выгодная мена для русских есть мена на соболей, и потому очень легко будет соблюдать выгоды, не нарушив интересов манжуров и японцев, предпочтительно покупающих выдр и белок. Как велика промышленность туземцев на Сахалине, трудно еще определить, тем более что мы находимся в крае, наименее изобилующем пушными зверями, да и айны еще и не решаются открыто начать с нами мену, что показывает малое число пушных, промененных ими нам, — 20 соболей, 9 выдр, 3 лисицы и несколько белок. За соболей мы платили значительно дороже манжур, но за выдр и белок — дешевле; о качестве пушных зверей я не сумею судить, но, по словам якутских казаков, есть между соболями такие, которые ценятся до 25 р[ублей]. И даже до 30-ти на ярмарке в Якутске. Зато есть и такие, которые мало отличаются от куниц. Гиляки, приезжающие на мену с айнами, такие же торгаши, как и манжуры, с той разницей только, что они делают двойной оборот, скупая меха за товары, купленные ими или от самих манжур, или от русских в Петровске: впрочем, я не берусь разъяснить обороты их, но я думаю, что это так, и потому, что айны часто говорят: «Сумера и Сати у непоти» — то есть манжуру и гиляку все равно. Бобров ни морских, ни речных в мене никогда нет. Может быть, зверь этот существует, в особенности речной, потому что айны, видя мой бобровый воротник, на вопрос, как называется этот мех, назвали его тусь; но вместе с тем одни говорят; что он есть на Сахалине, другие говорят противное. Мой воротник стар и нехорош, потому, вероятно, вид его сбивает их насчет меха.

Примечания править

  1. То есть Росс[ийско]-Амер[иканская] Компания