Жил-был однажды король столь сильный, столь любимый своими подданными, столь уважаемый соседями и союзниками, что мог считаться счастливейшим из государей. Счастье сопутствовало ему и в выборе супруги, которой красота равнялась добродетели. Блаженная чета жила в полном согласии. От их целомудренного брака родилась дочь, столь богато одарённая прелестями, что они не сожалели о неимении других детей.
Роскошь, вкус и изобилие царствовали во дворце короля; министры его были премудры и искусны, придворные — добродетельны и верны; слуги — преданны и трудолюбивы; конюшни — обширны и полны самых лучших в свете лошадей, покрытых богатейшими чапраками[1]. Но что всего более удивляло и изумляло приезжих, заходивших полюбоваться этими прекрасными конюшнями, так это то, что на самом видном месте господин осёл выставлял напоказ свои большие длинные уши… Не из каприза, а по основательной причине отвёл ему король почётное стойло: свойства этого редкого животного заслуживали это отличие, ибо природа устроила его таким необыкновенным образом, что каждое утро его подстилка вместо нечистоты покрывалась серебряною и золотою монетою, которую приходили собирать по его пробуждении.
Но как случайности судьбы равно касаются королей и их подданных, и как к счастью всегда примешивается беда, то небесным попущением королева вдруг заболела тяжкою болезнью, против которой самые учёные и искусные доктора не могли найти никаких средств. Все предались отчаянию.
Король, чувствительный и влюблённый (хоть и говорят, что брак загоняет любовь в могилу), горевал без меры, по всем церква́м произносил обеты, предлагал свою жизнь на выкуп жизни любезной подруги: но ни святые, ни волшебники ему не помогли.
Чувствуя приближение последнего часа, королева и говорит своему супругу, который разливался слезами:
— Позвольте перед смертью попросить вас об одном: если вам да вздумается жениться…
При этих словах король поднял жалобный крик, схватил женины руки, облил их слезами, и стал заверять, что нечего и рассуждать о втором браке.
— Нет, нет! — сказал он в заключенье, — любезная королева, скорей я умру!
— Государство, — возразила королева с твёрдостью, которая умножила печаль этого монарха, — государство нуждается в наследнике престола и, видя, что я родила вам только одну дочь, должно требовать от вас похожих на вас сынов. Но молю вас именем вашей ко мне любви, в таком только случае уступить желанию ваших подданных, если вы приищете принцессу стройнее меня и милее. Дайте клятву, и тогда я умру спокойно.
Полагают, что королева, у которой не было недостатка в самолюбии, требовала такую клятву, думая, что во всём свете нет равной ей особы и рассчитывая, что таким образом королю не придётся вступить во второй брак.
Наконец она скончалась. Ни один муж не поднимал ещё такой кутерьмы: король плакал, рыдал, жаловался на свою долю; только и знал, что убивался и день и ночь.
Большое горе продолжается недолго. К тому же собрались первые особы королевства и гурьбой явились к королю просить, чтоб он сочетался вторым браком. Это предложение показалось ему жестоким и вызвало у него новые слёзы. Он сослался на свою клятву и, думая отделаться, пригласил своих министров приискать ему принцессу, которая была бы стройнее и милее покойницы жены.
Но министры обозвали клятву пустяками и возразили, что дело не в красоте, а в том, чтобы королева была добродетельна и плодородна; что для спокойствия государства нужен наследник; что, конечно, инфанта обладает всеми качествами великой монархини, но что ей придётся выйти замуж за чужеродца; что этот чужеродец или увезёт её в своё царство, или, если сядет с нею на здешний престол, наплодит детей чужой крови; и что при отсутствии прямых наследников соседние народы могут пойти на королевство войною, которая приведёт его к разорению.
Поражённый этими резонами, король обещал подумать. И точно, он стал искать промеж молодых принцесс подходящую невесту. Всякий день ему приносили прекраснейшие портреты, но ни один из них не мог сравняться с покойницей-королевой: так он и не принимал никакого решения.
К несчастью, хоть и был он большого ума, но вдруг рехнулся: находя, что дочь его инфанта превосходит свою мать и прелестями, и душою, взял да и объявил, что намерен на ней жениться, так как с нею одной он в состоянии сдержать свою клятву.
Молодая принцесса, как девица добродетельная и стыдливая, чуть не упала в обморок от такого ужасного предложения. Она бросилась к ногам короля и всячески заклинала его не приневоливать её к совершению преступления.
Король, который крепко вбил себе в голову своё странное намерение, и чтоб успокоить совесть принцессы, потребовал совета одного старого жреца. Этот жрец, не столько набожный, сколько честолюбивый, принёс невинность и добродетель в жертву своему желанию быть наперсником короля, и так ловко вкрался в королевскую доверенность, так искусно смягчил замышленное им преступление, что даже уверил его, будто бы жениться на дочери есть богоугодное дело.
Польщённый речами этого злодея, король обнял его и ещё сильнее утвердился в своём намерении. Поэтому он приказал инфанте быть готовою исполнить его желание.
Молодая принцесса, проникнутая глубокою горестью, не придумала другого исхода, как съездить к Сирень-волшебнице, своей крёстной. В ту же ночь она отправилась, в красивом кабриолете, запряжённом большим бараном, который знал все дороги. Она прибыла благополучно.
Волшебница, обожавшая инфанту, сказала, что ей уже всё известно, но что нет надобности беспокоиться, ибо ничего не случится дурного, если только принцесса в точности исполнит то, что она прикажет.
— Потому что, моя милая, — прибавила она, — выйти за отца замуж было бы большим грехом. Но ты можешь избежать этой беды, не переча батюшке. Скажи ему, что тебе пришла фантазия носить платье такого цвета, как небосклон: со всем своим могуществом он тебе такого платья никогда не достанет.
Принцесса поблагодарила крёстную и на другое же утро сказала королю то, что ей волшебница присоветовала, прибавив, что до тех пор не даст своего согласия, пока не получит платья такого цвета, как небосклон.
Король, ободрённый надеждою, созвал самых лучших мастеров и заказал им платье, с условием, что если они не сумеют угодить, то он всех их прикажет повесить. Однако до такой крайности не дошло. На другой же день они принесли требуемый наряд, и, в сравнении с ним, сам голубой небесный свод, опоясанный золотистыми облаками, показался менее прекрасен.
Инфанта совсем затосковала, не зная как выпутаться из беды. Король торопил свадьбою. Пришлось опять прибегнуть к крёстной, которая, в изумлении, что совет её не удался, приказала попросить платье такого цвета, как месяц.
Король, не смевший дать отказ, послал за самыми искусными мастерами, и с таким грозным видом заказал им платье такого цвета, как месяц, что между заказом и исполнением не прошло и суток. Инфанте платье нравилось больше, чем ухаживанья отца, и, оставшись наедине с кормилицею и девушками, она предалась безмерной печали.
Сирень-волшебница была всезнайка. Она явилась на помощь горюющей принцессе и сказала:
— Или я очень ошибаюсь, или потребовав платье такого цвета как солнце, нам удастся привести твоего батюшку, короля, в затруднение: ибо он тебе такого платья никогда не достанет. А не то, так мы всё-таки выиграем время.
Инфанта согласилась с этим и потребовала платье. Влюблённый король не колеблясь отдал все свои брильянты и рубины в подмогу такому удивительному делу, наказав ничего не лишь бы, чтобы платье сравнялось с солнцем. Зато как принесли его да развернули, так все принуждены были зажмурить глаза, так оно их ослепило. С этой-то поры и стали носить глазные зонтики и синие очки.
Каково было положение инфанты при этом зрелище! Никогда ещё свет не производил ничего подобного. Принцесса стала в тупик, и под предлогом, что от сильного блеска у неё глаза разболелись, ушла в свою комнату, где ожидала её волшебница, переконфуженная доне́льзя. Увидав платье, крёстная покраснела от досады.
— Ну, уж теперь, душа моя, — сказала она инфанте, — мы придумаем такое испытание, которого гнусная страсть твоего батюшки не пересилит. Он вбил себе в голову эту женитьбу и считает её близкою, но его немножко ошеломит то, что я тебе сейчас присоветую. Попроси ты у него кожу его любимого осла, что так щедро доставляет ему деньги на все издержки. Ступай, да смотри не забудь попросить ослиную кожу.
Инфанта, радуясь, что нашлось ещё одно средство увернуться от ненавистного замужества, и предполагая, что отец ни за что не решится пожертвовать своим ослом, пошла к королю и выразила свои виды на кожу этого редкого животного.
Хотя король удивился такому капризу, но не колебался его исполнить. Бедного осла убили, а кожу его торжественно принесли инфанте, которая, не видя более никакого средства избежать напасти, готовилась предаться отчаянию, как в комнату вбежала её крёстная.
— Полно, милая, полно! — сказала она, видя, что принцесса рвёт на себе волосы и бьёт себя по щекам. — Настала самая счастливая минута твоей жизни. Завернись в эту кожу, уходи из дворца, и иди, пока тебя несёт земля: Бог не оставляет добродетели. Ступай. Я устрою, чтобы твой гардероб повсюду следовал за тобой. Куда бы ты ни пошла, сундук с платьями и дорогими вещами будет идти под землёй за тобою. Вот тебе моя палочка, когда понадобится сундук, ударь палочкою по земле, и он явится перед твоими глазами. Но уходи скорее, не медли.
Инфанта расцеловала крёстную, попросила не покидать её, напялила на себя мерзкую кожу, вымазалась сажей из трубы, и, неузнанная никем, покинула роскошный дворец.
Отсутствие инфанты произвело большую тревогу. Король, уже сделавший приготовления к пиру, пришёл в отчаяние и был неутешен. Он разослал во все стороны за дочерью больше ста жандармов и около тысячи полицейских мушкетёров, но помогавшая принцессе волшебница сделала её невидимою для самых зорких глаз. Пришлось отказаться от напрасной погони.
А инфанта между тем шла путём-дорогою. Зашла она далеко, далеко, ещё дальше, и везде искала себе места. Но, хотя везде ей подавали Христа ради на корм, однако находили её такою грязною, что никто не хотел принимать её к себе в дом.
Наконец попала она в большой город. У входа стоял хутор и хозяйка его нуждалась в девчонке, чтобы мыть тряпки, смотреть за индюшками и чистить свиные корыта. Увидав такую грязную прохожую, эта женщина предложила ей наняться, на что инфанта согласилась с большим удовольствием, так её ходьба заморила.
Её поместили в уголке на кухне, где она с первого же дня подверглась грубым насмешкам прислуги, потому что в ослиной коже она казалась отвратительно грязною. Однако понемногу к ней попривыкли; а как она была усердна и работяща, то хозяйка взяла её под своё покровительство.
Инфанта пасла овец и загоняла их в загороди, как раз когда было нужно, смотрела в поле за индюшками так хорошо, как будто всю жизнь ничем другим и не занималась; в её руках спорилась всякая работа.
Вот однажды сидит она на берегу чистого ручья, где часто плакалась на свою горькую долю, и вздумалось ей посмотреться в воду. Противная ослиная кожа, которая служила ей и платьем, и головным убором, привела её в ужас. Инфанта застыдилась такого костюма, взяла и умылась. Сейчас лицо её и руки стали белей слоновой кости, на щёчках заиграл румянец. В радости от своей красоты, она захотела выкупаться, что и исполнила тут же. Но, возвращаясь на хутор, пришлось опять надеть проклятую ослиную кожу. К счастью, на другой день был праздник; инфанта удосужилась вызвать из земли свой сундук, приготовить туалет, напудрить волосы и нарядиться в своё платье такого цвета, как небосклон. Каморка её была такая маленькая, что негде было повернуться со шлейфом. Прекрасная принцесса посмотрелась в зеркало, полюбовалась собою (она имела на это право) и до того сама себе понравилась, что решилась наряжаться от скуки, по праздникам и воскресеньям, одно за другим, во все свои платья. Что и привела с точностью в исполненье.
Она с удивительным искусством вплетала в свои чудесные волосы цветы и бриллианты и часто вздыхала о том, что нет её красоте иных свидетелей, кроме овец да индюшек, которые любили её и в этой негодной ослиной коже. А по коже инфанте на хуторе и прозванье дали.
В один праздничный день, когда Ослиная Кожа нарядилась в своё платье такого цвета как солнце, королевский сын, которому принадлежал хутор, заехал в него отдохнуть с охоты.
Принц был молод, красив и хорошо сложен, был любим отцом и матерью и обожаем народом. Ему поднесли деревенское угощенье. Принц откушал, потом принялся осматривать все дворы и задворья.
Переходя таким образом с одного места в другое, он зашёл в тёмный коридор, в конце которого заметил закрытую дверь. Из любопытства принц приложил глаз к замочной скважине. Но что сталось с ним, когда он увидел внутри такую прекрасную и разодетую инфанту, что, по осанке, её следовало принять за богиню. От пылкости овладевшего им в эту минуту чувства он готов был вышибить дверь, если бы не удержало его почтение к такой восхитительной особе.
Он насилу расстался с тёмным коридором, и то лишь для того, чтобы разузнать, какая это живёт в каморке особа. Ему отвечали, что живёт там девчонка, Ослиная Кожа, названная так по коже, которую она носит, и до того грязная, до того засаленная, что никто не хочет ни смотреть на неё, ни говорить с нею, — и что взяли эту девчонку из милости, для присмотра за индюшками да за баранами.
Принц не удовлетворился этим объяснением, однако понял, что невежды-хуторяне ничего больше не знают, и что расспрашивать их — только терять время. Он возвратился в королевский дворец влюблённый так, что и пересказать нельзя, и постоянно имел перед глазами прекрасный образ божества, которое подметил в замочную скважину. Он жалел, что не постучался в двери, и дал себе слово в другой раз непременно это сделать.
Но волнение крови, произведённое любовным жаром, в ту же ночь обратилось в такую ужасную горячку, что скоро он очутился при последнем издыхании. Королева, его мать, не имевшая других детей, приходила в отчаяние, видя, что никакие лекарства не помогают. Напрасно она сулила докторам большие награды: они прилагали всё своё искусство, но принц не получал облегчения.
Наконец они догадались, что эту болезнь причиняет потаённое смертельное горе. Они уведомили об этом королеву, которая, нежно любя сына, стала заклинать его открыться, говоря, что если бы даже пришлось уступить ему корону, король без сожаления сойдёт с престола и посадит его на своё место, что если он любит какую-нибудь принцессу — то родители его согласятся на всевозможные уступки, чтобы только доставить ему желанную особу, но что она молит принца не предаваться смерти, ибо её жизнь зависит от его существования.
При произнесении этой трогательной речи разогорчённая королева пролила на лице принца потоки слёз.
— Сударыня, — наконец отвечал ей принц очень слабым голосом, — я не такой злодей, чтобы желать батюшкина престола, да пошлёт ему небо долгие дни и да пребуду я, в течение ещё многих лет, вернейшим и почтительнейшим его слугою. Что до принцесс, которых вы изволите мне предлагать, я ещё не намереваюсь жениться. Знайте, что как я доселе всегда был покорен вашей воле, так и вперёд готов вам повиноваться, каких бы мне это ни стоило жертв.
— Ах, сын мой, — начала опять королева, — мы готовы на все жертвы, чтобы спасти твою жизнь. Но, сын мой любезный, спаси моё и батюшкино здоровье, объяви, чего ты желаешь, и верь, что твоё желание будет исполнено.
— Уж если, сударыня, — отвечал он, — уж если нужно открыть вам мою мысль, повинуюсь: ибо с моей стороны было бы величайшим преступлением подвергнуть опасности жизнь двух драгоценных мне существ. Да, моя мать! я желаю, чтоб Ослиная Кожа изготовила мне пирог, и когда он будет готов, чтоб она мне его принесла.
Королева, удивлённая этим странным именем, спросила кто такой эта Ослиная Кожа.
— Это, сударыня, — объяснил один из придворных, которому случайно привелось видеть инфанту, — это самое гнусное животное после волка: чернокожая грязнушка, которая живёт на вашем хуторе и смотрит за вашими индюшками.
— Ничего, ничего, — отвечала королева, — может быть сынок, возвращаясь с охоты, отведал её печенья. Это каприз больного. Словом, если уж пошло на Ослиную Кожу, то я приказываю, чтоб Ослиная Кожа живо изготовила ему пирожок.
Побежали на хутор, призвали Ослиную Кожу и приказали ей спечь как можно лучше пирог для принца.
Некоторые писатели уверяют, что в ту минуту, когда принц приложил глазок к замочной скважине, Ослиная Кожа его заметила; что потом она видела из окна этого молодого, красивого, стройного принца; что образ его заронился ей в сердце, и что это воспоминание стоило ей частых вздохов.
Так или иначе, сама ли видала его Ослиная Кожа, или лишь слышала похвалы ему от других, только она обрадовалась случаю сделаться известною принцу, заперлась в свою каморку, сбросила негодную кожу, умыла лицо и руки, причесала свои белокурые волосы, надела корсаж из блестящей серебряной материи, такую же юбку, и принялась готовить столь желаемый пирог. Муку она взяла самого высшего сорта, и самые свежие масло и яйца. Замешивая тесто, нарочно ли или как там иначе, только с пальца она сронила кольцо, которое упало в тесто, да там и осталось. А когда пирог поспел, напялив опять свою гнусную кожу, она подала пирог придворному офицеру и спросила его о здоровье принца. Но этот человек не удостоил её ответом и побежал с пирогом к принцу.
Принц жадно выхватил его из рук этого человека и стал поедать его так поспешно, что присутствовавшие при этом доктора не упустили заметить, как мало хорошего эта стремительность предвещает. И точно, принц чуть не подавился кольцом, которое попалось ему в одном из кусков. Но он ловко вынул его изо рта, и после того начал кушать пирог уже с меньшею горячностью, ибо всё рассматривал колечко, золотое со смарагдом[2], и такое маленькое, что могло прийтись впору только самому хорошенькому пальчику в свете.
Он расцеловал колечко, сунул его под подушку и беспрестанно вынимал оттуда, когда полагал, что никто его не видит. Придумывал он, как бы увидать ту, которой колечко придётся на пальчик; но не смел просить, чтобы позвали Ослиную Кожу, которая испекла пирог, ибо боялся, что не получит на это согласия; не смел также рассказать подсмотренное им в замочную скважину, ибо боялся, что станут над ним смеяться и примут его за фантазёра… Все эти мысли беспокоили его разом, так что опять схватила его горячка, и доктора, не зная уж что и придумать, объявили королеве: принц-де болеет любовью. Королева прибежала к сыну вместе с королём, который сильно убивался.
— Сын мой, сын мой любезный! — вскричал опечаленный монарх, — укажи нам кого хочешь: клянёмся, что предоставим её тебе, будь она даже самая презренная раба.
Королева, обнимая его, подтвердила клятву короля. Принц, растроганный слезами и ласками виновников дней своих, и говорит им:
— Батюшка и вы, матушка! я отнюдь не имею намерения заключить какой-нибудь неугодный вам брак. И в доказательство этих слов, — продолжал он, вынимая из-под подушки колечко, — я женюсь на той, на чей пальчик придётся это колечко, кто бы такая она ни была. Но нет вероятия, чтобы девушка с таким хорошеньким пальчиком была неотёсанная мужичка.
Король с королевой взяли колечко, оглядели его с любопытством и подобно принцу заключили, что такое колечко может прийтись на пальчик только девушке хорошего дома. Тогда король, обняв сына и заклиная его выздоравливать поскорее, вышел из комнаты и приказал ударить по всему городу в барабаны и заиграть на дудках и на трубах, а герольдам кричать, чтобы собирались девушки во дворец примеривать колечко, и что которой колечко придётся, та за наследника замуж выйдет.
Сперва пришли принцессы, потом герцогини, маркизы и баронессы, но сколько они пальцами ни крутили, ни одна кольца не надела. Пришлось взяться за швеек, они были все хорошенькие, но пальцы не подходили — толсты. Принц чувствовал себя лучше и сам присутствовал на испытаньях. Наконец дошло дело до горничных: их тоже постигла неудача. Все уже перепробовали кольцо, когда принц потребовал кухарок, судомоек, свинопасок. И тех привели, но их толстые, красные, короткие пальцы не лезли в колечко дальше ногтя.
— А приводили эту Ослиную Кожу, что на днях пекла мне пирог? — говорит принц.
Все захохотали и отвечали, что нет, потому что она такая запачканная грязнушка.
— Сию минуту послать за нею! — сказал король. — Да будет известно, что я никого не отметаю.
Придворные со смехом и насмешками побежали за девчонкой.
Инфанта, которая слышала бой барабанов и крики герольдов, догадалась, что это её колечко подняло всю суматоху. Она любила принца, и как истинная любовь боязлива и не знает гордыни, то инфанта всё опасалась, чтоб у какой-нибудь дамы не оказался такой же маленький пальчик. Поэтому она очень обрадовалась, когда пришли за нею и постучали в дверь. С тех пор как она узнала, что к её колечку подбирают пальчик, смутная надежда побудила её причёсываться получше и рядиться в корсаж из серебряной материи со сборчатою юбкою, украшенною серебряными кружевами и смарагдами. Как только она услыхала, что стучатся в дверь и зовут её к принцу, она сейчас надела свою ослиную кожу, потом отворила. Посланные с насмешками объявили, что король требует её, чтобы выдать за своего сына; потом с хохотом повели её к принцу, который и сам изумился костюму этой девушки и не смел полагать, что её-то он и видел такою красавицею и в таком роскошном уборе.
— Вы это, — говорит он, — живёте в конце тёмного коридора, на третьем скотном дворе?
— Я, сударь! — отвечает она.
— Покажите руку, — продолжает принц, дрожа всем телом и испуская глубокий вздох.
Но каково же было изумление короля с королевою, гофмаршалов и царедворцев, когда из-под этой чёрной, запачканной кожи высунулась маленькая нежная ручка, беленькая, с розовыми ноготками, и когда кольцо без труда скользнуло на самый хорошенький пальчик в свете. Лёгким движением инфанта сбросила с себя кожу и явилась в такой восхитительной красоте, что принц, несмотря на свою слабость, бросился к её ногам и обнял её колени с горячностью, от которой она вся зарделась. Но никто этого не заметил, потому что король с королевою также бросились обнимать её изо всех сил, спрашивая, желает ли она выйти за их сына.
Принцесса, смущённая этими ласками и любовью, которую показывал к ней молодой красавец-принц, собиралась выразить свою благодарность, как вдруг потолок раскрывается и в гостиную, на колеснице из сиреневых цветов и веток (от которых она и получила своё имя), спускается волшебница Сирень и бесподобным манером рассказывает историю инфанты. Король с королевой, в восторге, что Ослиная Кожа оказывается знатной принцессой, удвоили свои ласки; но принца больше всего поразила добродетель принцессы, и любовь его от этого усилилась ещё больше.
Принц так нетерпеливо желал обвенчаться с принцессой, что едва дал время сделать приличные такому высокому браку приготовления. Король с королевой были без ума от невестки, расточали ей миллионы ласок и целый день держали её в своих объятиях. Она объявила, что не может выйти за принца без согласия короля своего батюшки; к нему к первому и послали пригласительный билет, не открывая имени невесты. Так посоветовала волшебница Сирень (которая, понятно, всем распоряжалась): она имела на то свои причины.
Съехались короли изо всех стран: одни на носилках, другие в кабриолете; самые дальние на слонах, на тиграх, на орлах. Но самым великолепным и самым могущественным явился отец инфанты, который к счастью успел забыть свою порочную страсть и женился на очень красивой вдове-королеве, от которой однако же детей не имел. Инфанта побежала ему навстречу: он её сейчас узнал и с большою нежностью обнял её, прежде чем она успела броситься к его ногам. Король с королевой представили ему своего сына, которого он осыпал знаками своей дружбы. Свадьбу сыграли с роскошью, какую только можно себе представить. Молодые мало обращали внимания на всё это великолепие; они только и знали, что смотрели друг на дружку и только друг-друга и видели.
Король, отец принца, в этот же самый день короновал своего сына и, поцеловав ему руку, посадил его на трон, несмотря на сопротивление этого благовоспитанного принца: делать нечего, пришлось повиноваться. Свадебные пиршества этого знаменитого брака продолжались около трёх месяцев, а любовь двух молодых супругов продолжалась бы и до сих пор, если бы они через сто лет после того не скончались.