Мережковский Д. С. Драматургия.
Томск: Издательство «Водолей».
Анна Николаевна Мизинцева. [старуха] [вдова], небогатая помещица.
Аделаида, дочь ее, очень хорошенькая [перезрелая девушка] , но приближающаяся к возрасту старой девы, [28] 29 лет.
Наташа, воспитанница Мизинцевой, дальняя родственница, сирота.
Дмитрий Николаевич Волков, богатый барин лет 30-ти, небольшого роста, [в очках], не особенно красив.
Владимир [Сергеевич] Иванович Молотов, инженер-техник, брюнет с [красивая борода, богатая шевелюра].
Даша, горничная Мизинцевых.
[Кошка].
([2] Осень. Дача в окрестностях Петербурга. Слева сад, [деревья с пожелтевшими листьями], справа сторона дачи, перед ней цветник, [с] опавшие георгин<ы>. Большое открытое окно, в которое видна внутренность комнаты и Аделаида, одевающаяся перед зеркалом. [Утро] Перед балконом горничная накрывает чайный столик. В глубине [решетка] калитка).
Аделаида. Даша, Даша!
Даша. Что угодно? [барышня].
Ад.<елаида>. Который час?
Даша. Да уж скоро 12, [барышня, вы опять проспали], вы сегодня долго почивали, барышня.
Аделаида. Я вчера замечталась… Все думала о нем — была такая чудная лунная ночь, спать не хотелось, а вот сегодня лицо желтое, круги под глазами… Да и прыщики кажется… этакое наказание! Я бы отдала пять лет жизни, чтобы у меня никогда, никогда не было ни одного прыщика… мушкой заклею. Оно даже будет эффектно… Но что это, Боже мой? Неужели новая морщинка? Здесь, у глаза… Или свет так падает? Препротивное зеркало!.. [Нет, мне положительно надо скорей замуж… За кого бы то ни было, только поскорей… Ах] Да, я вижу, пора замуж… Но ведь мужчины такие гадкие, [скучные], так непохожи на него, на героя моего [романа]. [Но ведь герой может явиться поздно, слишком поздно…] Я жду [его] каждый день, каждую минуту… Он должен быть [такой высокий, с бесстыдным лицом] грустный, таинственный, с огненным взглядом… Ну что этот Волков, самый обыкновенный человек, еще в очках… Разве он может говорить образно и увлекательно. [Положим выйду я [за него] замуж [за этого г-на Волкова], и не испытаю самого высшего счастья… Все сделается ужасно просто: отвезут нас в церковь, повенчают. И будет совсем, совсем как у всех. А я именно и хочу чтоб было не как у всех. Чтоб он страдал, чтоб я томилась… Он шепчет «люблю!»… Но нас разлучают… и потом много-много всяких событий… Но он все побеждает… Мы соединяемся… и он говорит: ты моя Аделаида! Вот это я понимаю, это [настоящая] истинная любовь… А то какой-то г-н Волк.<ов> в очках — фи!]. О, я чувствую, [настоящий] должен прийти [ко мне], но когда же, [наконец] Господи, когда же наконец!.. Нет, я не могу никому-никому отдаться кроме него! Это была бы измена. Слава Богу, морщинка как будто бы сгладилась… Надо еще немного розовой пудры…
Аделаида (про себя). Ах, кто-то вошел… [Еще] Пожалуй, увидят… (Захлопывает окно.)
Даша. А барыня еще не одеты… Извольте подождать минутку… Они сейчас выйдут.
Волков. Ничего, мы пока посидим.
Молотов. Пойдем вон на ту скамейку, подальше, чтоб [говорить можно было] нас не услышали. (Отходят). Так вот я и говорю, братец, не понимаю я тебя, скуки твоей не понимаю. Человек ты не только с умом, что, конечно, важно, но и с большим капиталом, что для нашего времени [пожалуй] еще важнее. Перед тобой, так сказать, обширное, даже [беспредельное] необъятное поприще; [а вот] тебе уже 35 лет, а ты валандаешься, транжиришь за границами русские денежки… просто гадко, да, скажу как старый товарищ, гадко и стыдно смотреть на тебя… Господи Боже мой, дайте мне в руки этакие деньжищи, чего бы не наделал, свет повернул бы вверх дном!
Волков. Послушай, ты говоришь слишком отвлеченно, ну, посоветуй, скажи, за какое дело мне взяться?
М<олотов>. Эх, голубчик! Испортили тебя [студенты] товарищи [приятельские кружки, лесть петербургская], дамы, кот.<орые> в тебя влюблялись. Вообразил ты себя человеком силы необычайной, никакое обыкновенное среднее дело для тебя не годится, подавай [тебе] подвигов каких-то геройских; а подвигов в наше прозаическое время не предвидится, вот ты и сложил ручки, вздыхаешь только скучно да скучно, да брюзжишь на весь мир. Дело-то Дм.<итрий> Ник.<олаевич> у тебя под носом: [родовы<е>] имения чуть не в пяти губерниях, там неустройство, мужики на Амур хотят переселяться. А ты сидишь себе в каком-нибудь столичном салоне перед этакой расфуфыренной, раздушенной барыней, да лясы точишь: скучно, мол, и не вижу я смысла в современной русской жизни. [И говоришь] Эх, досадно, право! А еще туда же, либералы!
Волков. Все-таки ты мне настоящего практического дела не указал. И вот вы все так… Ну да об этом говорить надолго… опытом, понимаешь ли, опытом дошел я до того убеждения, что теперь настоящая, честная деятельность нигде [нигде] невозможна! чиновником — можно быть. аферистом, как ты — можно, кабинетным ученым пожалуй, еще с грехом пополам, ну а больше уж не спрашивай… Эх, да нет! [Надоело мне все это] Опостылело мне все это [скучно]. Ты и сам, [Владимир] знаешь, что только фразы говоришь. Ну какое у тебя там, черт, дело… Мосты воздвигаешь, водопроводы устраиваешь, а на уме-то [у тебя], признайся, только деньги… Впрочем, ты этого и не скрываешь… Богатство да успех — твой идеал. Вполне современно! Только видишь ли, все это мне противно, до тошноты, сил моих нет.
Молотов. Ну, братец, бросим [об этом говорить]. тебя это, кажется, раздражает… А вот что лучше, скажи-ка мне, что ты здесь делаешь, у Мизинцевых? Неужели ты так-таки серьезно решился жениться на Аделаиде?
Волков. Решился.
Молотов. И ты влюблен в нее?!. Ты, в нее?! [Ты, Дмитрий Волков?].
Волк.<ов>. Влюблен. [Отчего ты удивляешься?].
М.<олотов>. Ну, Дмитрий, признаюсь, не ожидал…
Волк.<ов>. Знаешь, я сам иногда удивляюсь… Но есть много на свете, друг Горацио…1 Мне кажется, что это я просто от скуки…
М.<олотов>. Послушай, да ведь это — сумасшествие! Что ты с собой делаешь?
Анна Ник.<олаевна>. [Ах] А, вот и гости дорогие! Простите, что ждать заставила. Совсем я расхворалась в вашем Петербурге. Сегодня ночью у меня так голова болела, не знала, что и делать. [Даже горчичник] Спасибо, Наташа помогла. Уксус всю ночь прикладывала. Измучилась, бедная; то-то глазки усталые. Умница она у меня, добренькая. (Гладит Наташу по голове).
Молотов. А что же Аделаида Сергеевна, не вставала еще?
Анна Ник.<олаевна>. Одевается, должно быть. [Она ложится-то поздно, здоровье не бережет, все там какие-то французские романы читает].
Волков. Я слышал, Анна Николаевна, вы домой собираетесь?
Аделаида. Я [вчера] долго заснуть не могла; [вот мама ша помогала. Какая у вас там всегда возня за стеною; Наташа так стучит, что нет возможности спать.
Анна Ник.<олаевна>. Прости, Адочка, у меня голова болела. Аделаида] Знаете, что я про вас вчера думала, Владимир Ник.[олаевич]? [Вы] Мне кажется, что вы непременно должны любить польку-мазурку; неправда ли, вы ее прекрасно танцуете? Уж я знаю, не скрывайте…
Молотов. Помилуйте, Ад.<елаида> Серг.<еевна>, я совсем не танцую.
Аделаида. Ну уж этого я никак не ожидала, чтоб такой человек, да не танцевал! Это даже неестественно. Я вас научу, непременно научу; это очень легко; [скажите] хотите, научу? Что вы смеетесь? Право! А м-р Волков, вы танцуете?
Волков. Когда-то танцевал и даже увлекался, а теперь вероятно забыл.
Ад.<елаида>. Ну я и вас возьму в ученики; ах, как будет весело! Знаете, мы это устроим на той полянке; бал на открытом воздухе… Прелесть, прелесть! А кстати, м-р Волков, я хотела вас побранить: зачем вы не ходите на музыку?
Волков. Признаться я не люблю бывать в толпе и суматохе… Да и скучно как-то…
Аделаида. Это вы совсем напрасно! Я вот наоборот: только и [воскресаю] живу, когда вокруг меня много публики, блеск<а>, оживлен[ие]ия… И сколько там интересного… Какие наряды! [Просто ужас, до чего дошла современная мода!] Возьмите, например, графиню Боринскую! Конечно эффектно; но ужас, ужас до чего дошла современная мода! Я просто не знаю, как это позволяют. Мужчины, правда, все довольно неважные; знаете, мало настоящ[их] ей distinction[1]… Но зато там есть один генерал; ах, какая душка! Старенький, положим, но это ничего не значит. Да, он всех вас стоит! Уж вы не обижайтесь, это я вам [прямо] в лицо скажу. В наружности его есть что-то смелое, мужественное… Сейчас видно, что сильный характер. О, это я больше всего ценю в мужчине!
Молотов. Отчего же именно это вы больше всего цените?
Аделаида. Влад.<имир> Ник.<олаевич>, если бы вы знали, как это верно! Пусть мужчина меня победит — и я его полюблю. Я должна ему подчиниться, быть его рабой, трепетать — иначе для меня нет любви. Пусть [он меня он возьмет меня] [он покажет мне свою власть, силу], уничтожит мою волю, [чтоб я была пред ним робкая… Он должен быть моим царем, властелином, руководителем…] Пусть он даже меня оскорбляет, [даже] бьет…
Анна Ник.<олаевна>. Ну это, Адочка, ты кажется через край хватила…
Аделаида. Нет, нет, мамаша, вы ничего не понимаете, именно пусть [даже] бьет, но любит страстно, безумно… Вот это — счастье!
Молотов. Кажется тот старый генерал, о котором вы говорили, довольно мало соответствует вашему идеалу; у него вот зубы вставные, лысина, [красный нос и подагра кажется] к тому же подагра.
Ад.<елаида>. Ну так что ж? Конечно он [немножко] стар; но зато я узнала, что он [граф] [барон]. А поверьте, В.<ладимир> Н.<иколаевич>, что [для истинной] в глазах женщины блестящий аристокр.<атический> титул может поспорить с преимуществом молодости. [Не возражайте, это так, я вам сейчас покажу]. (Говорит тихо. Наташа и Волков вышли из-за стола и разговаривают в стороне).
Наташа. Отчего вы сегодня такой грустный, Дм.<итрий> Ник.<олаевич>?
Волков. Я ведь кажется никогда не бываю особенно веселым. А вот вы, Наталья Петровна, наоборот: всегда как-то приветливо и ласково смотрите на Божий мир, чувствуется, что у вас на душе хорошо. [И жизнь скользит мимо вас, не забывая]. Вы знаете, куда идете, видите перед собою цель, а я заблудился… темно кругом, как в полночь, и с каждым часом становится все страшнее жить.
Наташа. Мне вас жалко, Дм.<итрий> Н.<иколаевич>, если б вы знали, как жалко, по-настоящему, по-хорошему… Только слов у меня нет… да впрочем никакие слова не помогут вам, не утешат.
Волков. Да и не надо говорить: когда вы просто смотрите на меня вашим добрым, ясным взглядом, у меня на душе становится сразу как-то светлее и лучше; [точно не все еще пропало]. Что ж, Нат.<алья> Петр.<овна>, собираетесь скоро в деревню, опять ребят учить и с мужиками возиться? [В этом ваша страсть?].
Наташа. [Да] Я очень тоскую о деревне. Там [много настоящего] столько хорошего дела. Да и природы хочется настоящей: мне кажется, что здесь и листья, и цветы, и птицы, — все поддельное…
Волков. Какой вы, Нат.<алья> Петр.<овна>, милый человек!
Наташа (серьезно). Зачем вы мне это говорите?
Даша вбегает испуганно.
Даша. Барышня, горе-то какое, кошка пропала!
Аделаида. Что ты говоришь? Беги, беги скорей, чего ты, дура, стоишь, ищи ее, [ищи ее скорей! Ах, Котенька моя, Котенька моя дорогая!].
Даша. Да я, барышня, везде уж искала, на чердак ходила, в подвале была, на крышу лазила — нигде нет! [Измаялась, не знаю, что и делать].
Аделаида. [Боже мой] Я не перенесу такого несчастья! [Котенькая моя], Котенька, дорогая [моя].
Молотов. Утешьтесь, Ад.<елаида> Серг.<еевна>, я знаю такой заговор, на который она непременно прибежит.
Аделаида. Боже мой, вы шутите, а мне правда вовсе не до шуток! Поймите, это искрен[яя]ее, глубок[ая]ое [привязанность] горе… Ах, Котеночек мой миленький, Котюсенька, может быть уж собаки тебя растерзали!
Анна Ник.<олаевна>. Да ты, Даша, по дачам поищи. Может быть она в гости ушла.
Даша. И то побегу. (Уходит.)
Молотов. Право же не стоит так беспокоиться, А.<делаида> С.<ергеевна>. Я сам пойду вашу кошку искать, если она не найдется. А вот что [лучше], господа: займитесь-ка [музыкой] музицированием. Вы, Н.<аталья> П.<етровна>, наверно уж успели разучить ту пьесу Чайковского, кот.<орую> я вам прислал.
Наташа. Да, разучила. Если хотите, я вам ее сыграю.
Молотов. Уж так-то буду рад. Давно звуков хочется.
Наташа. Ну пойдемте.
Ан.<на> Ник.<олаевна>. Я тоже [с вами] в комнаты пойду. Как будто ветерок подувает. Того и гляди, зубы разболятся.
Волков (Аделаиде). Вы тоже?
Аделаида. Нет, я терпеть не могу [фортепиан] рояля. Скуку на меня наводит. Военный оркестр где-нибудь в саду, на вольном воздухе другое дело. Там настоящая звучность. Особенно люблю марши громкие, торжественные… И польки тоже есть хорошенькие…
Все уходят, кр.<оме> Волк.<ова> и Ад.<елаиды>.
Волков. Тем лучше, мы здесь {останемся] посидим. Кстати, А.<делаида> С.<ергеевна>, мне давно уже надо поговорить с вами серьезно.
Аделаида. [Серьезно?] Что это вы так торжественно нач[али]инаете? [Ведь вы знаете] Я терпеть не могу серьезных разговоров; и потом я теперь так расстроена: Котя потерялась…
Волков. Что ж делать, не могу молчать дольше [Я присту] Начну прямо, без предисловий. [Вы Я вам писал На мое письмо] Я вам писал на днях [и спрашивал], любите ли вы меня и согласны ли быть моей женой. Но вы мне ответили слишком неопределенно. Умоляю вас, Ад.<елаида> Серг.<еевна>, не мучьте и не томите меня больше. Скажите прямо, решительно: да, или нет?
Аделаида (игриво). [Ах, Боже мой, Дмитрий Николаев<ич>] Ух, как вы на меня строго смотрите! Просто страшно! Я помню у меня был один учитель географии, который точь-в-точь так смотрел [на меня] сквозь очки, когда я не знала урока! А кстати, эти очки: зачем вы их носите? Вы были бы гораздо лучше без них. Право!
Волков. Послушайте, Аделаида Серг.<еевна>, повторяю, я говорю очень серьезно и еще раз прошу вас вникнуть в мои слова. Настоящая минута так важна и значительна для меня, что я вовсе не чувствую охоты шутить.
Аделаида. А я вот чувствую охоту шутить. Мне так нравится. Может быть и мне не легче вашего. У каждого свое горе. У меня вот Котя пропала… Господи, как вспомню ее, бедняжечку, так сердце кровью и обливается… [Может теперь].
Волков. Это наконец невыносимо! Я вам говорю о всем будущем нашей жизни, о судьбе вашей, а вы там о какой-то кошке!..
Аделаида. Позвольте! Совсем не о «какой-то» кошке! Разве моя милая Котенька какая-то кошка?! Вот видите, Д.<митрий> Н.<иколаевич>, какой вы не тонкий, не деликатный человек… Вы настоящей привязанности не понимаете… Вы меня просто обидели…
Волков. Господи, что это за мука! Помилуйте же, сил нет, я люблю [тебя] вас! [Зачем] Вы меня отталкиваете? [Вот отчего я такой сдержанный и суровый]. Скажите мне только слово — я на все [сделаю] готов… Но не томите, не мучьте меня ради Бога… Что вы со мной сделали? Я как сумасшедший, не знаю что с нами будет, и только люблю, безумно люблю! Адочка, милая!.. (Хочет ее поцеловать).
Аделаида. Ах, оставьте, что вы, Дм.<итрий> Ник.<олаевич>. (Дает все-таки себя поцеловать) Еще увидят!
Волков. Черт знает, что такое! Опять провела! Этакая пустяшная бабенка и за нос водит, как гимназиста! Бросить бы все, наплевать, уйти — да воли нет, не привык себя побеждать, вот мое горе! В самые решительные минуты какая-то гадкая, нелепая слабость нападает! Пальцем не хочется двинуть, когда видишь, что гибнешь, а плывешь себе по течению, пока не разобьешься… И за что я ее люблю?
Молотов. Ну, батюшка, Дм.<итрий> Ник.<олаевич>, [когда я сюда лишь подходил], я, признаться, кое-что из вашего разговора с Ад.<елаидой> С.<ергеевной> подслушал. Уж ты прости старому товарищу. И, знаешь ли, недоумеваю! Просто руками развожу, [глазам] ушам своим не верю! Ты ли это? Тот самый Волков, [кот.<орый> на студенческих сходках].
Волков (перебивая). Оставь, Владимир, прошу тебя. И без того тяжело. Фразами здесь не поможешь…
Молотов. Но, дружище, ведь это унижение… Она смеется над тобой, как мальчишкой играет… И что ты в ней любишь, скажи мне пожалуйста? Ни ума, ни оригинальности, ничего, кроме смазливой рожицы, да и от красоты лет через 5 ни следа не останется. Она мегерой будет! И в этакий ад [ты идешь] идти добровольно? Ты с ума сошел! Нет, ты только мне скажи, что ты в ней любишь?!
Волков. Что я в ней люблю? Разве я это знаю? [Тут-то вся мука в этом вопросе] Послушай, мне теперь начинает казаться, что мы любим женщин не за достоинства, не за ум, [не за добродетель], даже не за красоту. А есть вот [в женщине] что-то в наружности, в голосе, в глазах, что влечет меня к ней, и нельзя противиться этой бессмысленной, стихийной силе. [Рок какой-то, фатум, что ли?]. Я говорю себе: она глупая, пошлая, будет некрасивой — и все-таки люблю. Бешусь на себя и от этого бешенства еще больше люблю. Со зла люблю. Ты стыдишь меня… Да разве мне самому не стыдно? Ты говоришь: уйди… Да разве я бы не бежал опрометью из этого чада, если б только мог… Наваждение какое-то, колдовство… [Что я в ней люблю… Есть у нее в голосе нотки… Когда я слышу их в сильных ее глупых фразах — больно от счастья… А ты смеешься. .. Право, тут не до смеха… Ну — спаси меня, если можешь… Да что говорить… Я болен, а ты меня словами хочешь вылечить].
Молотов. Послушай, я понимаю, что можно влюбиться в немолодую женщину. Но в старую деву! Ведь она комична, смешна [до последней степени]. И потом — увядание, морщинки под глазами…
Волков. Ты сказал: увядание… А как знать, может быть это-то мне и нравится… Я люблю все. что угасает, кончается… Осень имела надо мной всегда больше власти, чем весна. Помнишь Пушкина..?
Цветы последние милей
Роскошных первенцев полей2.
Да посмотри кругом, что за прелесть [осень]: желтые листья, опавшие георгины. Небо еще совсем голубое, а сколько в нем грусти… И этот стойкий, приятный запах [который быв] не от цветов, а от [листьев] деревьев [от коры, земли], который бывает только осенью… Разве все это не хорошо? [Ранняя весна, ранняя молодость] И у женщин [бывают] есть такие минуты в жизни: уже осень, перед тем, чтобы отцвести, красота становится печальной, не такой свежей, яркой, как в ранней молодости, но может быть еще обаятельнее.
Молотов. Ну, брат, это какая-то метафизика, поэзия. Я [в этом] тут ровно ничего не смыслю. [Уж не пишешь ли ты стихи, чего доброго] Погубит тебя проклятая эстетика! [Относись ты, братец, к жизни попроще, потрезвее, брось все эти там розовые тучи и туманы… Ох, не доведут, Длг.<итрий>, не доведут они тебя до добра… Но знаешь, что для меня самое возмутительное в этой истории? Рядом с нелепой, смазливой Аделаидой — девушка настоящая, серьезная, хорошая. Наташа — прелесть. И опять так скажу, как старый товарищ — ты дурак, если не понял ее… Коли уж где искать твоей поэзии, так конечно в Наташе, а ты милю проходишь, и не замечаешь… Туда же, же эстетика! Волков. Отчего ты думаешь, что я не замечаю [Наташу]? Молотов. Да ты мне про нее никогда и не говорил… Волков. Владимир, если бы ты знал, сколько раз я убеждал себя полюбить ее! Разве я не чувствую, что у нее не только благородная, но и красивая, хорошая душа… Мне кажется, что если б какая-нибудь внешняя сила оторвала меня от Аделаиды, с кот.<орой> я, конечно, буду несчастен, и соединила бы меня, с Наташей — я полюбил бы ее. А теперь — Аделаида мне близка, я люблю ее, как любят собственные недостатки, а в Наташе есть что-то строгое, хладнокровное. Устал]. Господи, как все это глупо, стыдно и тяжело… Заходи как-нибудь… А теперь извини, надо побыть наедине с собою, разобраться в мыслях. Прощай.
Молотов. [А ведь в самом деле жалко его!]. Запутался человек… Сдуру женится на этой Ад.<елаиде>, а пот.<ом> жизнь будет проклинать… И сдается мне. что он вовсе не так любит как говорит [А впрочем мне-то какое дело. Я просто]. Жалко беднягу, по-человечески жалко — [спаси товарища, если можешь. А как его спасти]. Ну да что с ним поделаешь? Ведь не маленький мальчик, насильно не увезешь… Нельзя ли как-нибудь через Наташу? [Может быть, если б ей удалось привлечь его, он бросил бы проклятую Аделаиду. А вот кстати и она сама идет. Попробую-ка я с ней поговорить. Входит Наташа. Наташа. А что, Д.<митрий> Н.<иколаевич> ушел уже?
Молотов. Да, он ушел. Простите, я вас задержу на минутку, Нат.<алья> Петр.<овна>. Мне как раз о нем надо вам сказать два слова. Наташа. О Волкове? Что такое? Молотов. Видите ли, вот в чем дело: вы замечали, что с некотор. <ых> пор Д.<митрий> Н. <иколаевич> стал очень грустен, задумчив? Нат.<аша>. Замечала… т.<о> е.<сть> не знаю… Для чего вы меня об этом спрашиваете? Молотов. Мне казалось, что вы принимаете в нем некоторое участие… А теперь положение его очень тяжелое и даже опасное. Он готов решиться на необдуманный поступок, который грозит испортить всю его жизнь… Вы конечно понимаете о чем я говорю. Наташа. Ах, Вл. <адимир> Ник. <олаевич>, зачем вы все это? Я право тут ни при чем… Извините, мне некогда… я уйду… Молотов. Нет, ради Бога, подождите… Дело это очень серьезное… Я позволил себе обратиться к вам, пот.<ому> что вы можете помочь моему другу… Наташа. Я… помочь?.. Да чем же? Право, ничего не понимаю… Прошу вас, оставимте это. Молотов. Да, именно помочь… Если бы. вы только согласились оказать некоторое содействие, т.<о> е.<сть> не содействие, а так сказать внимание… Я кажется несколько запутался, но это ничего… Он, право, очень расположен к вам, чрезвычайно как расположен. Но в нем, как бы это яснее выразиться, в нем борются два чувства… И вот если б вы были так любезны… Т.[о] е.[сть] это я опять не то… Если б вы захотели… Наташа (перебивая). Довольно… Я больше не в состоянии слушать… Вы, умный человек, решаетесь говорить девушке… Ах, Господи, и зачем мне, мне все это знать! Оставьте меня… Слышите, не хочу я этого ничего [знать] слушать. Уходите же!.. Какой вы злой., разве вы не понимаете, как мне тяжело… Какая мука… (плачет). Впрочем, что я? Все это вздор… Простите меня (быстро уходит). Молотов один (ударяет себя по лбу).} Ах, я дурак. Чего же я думаю? Ведь она влюблена в него! Я это уже давно заметил! Вот он Архимедов рычаг! Ну. теперь весь механизм ясен. Эврика! План кампании готов. Я спасу его. Скорей за дело!
[Явлен<ие>]
На берегу озера, близ дачи Мизинцевых. Сосновый лес. Ранний вечер, [выходит] луна. На скамейке Молотов и Аделаида.
Аделаида. Ах, Владимир Иванович3, посмотрите, какая прелесть: восходит луна… Вон и звездочка отражается в воде… [Как] Даже поэтично! Не достает только соловьев… Как жаль, что уже осень!
Молотов. Увы, [Аделаида Сергеевна], для меня больше [нет] не существует мирных картин природы, ибо горе терзает мое сердце и нет мне нигде успокоения..!
И все, что пред собой он видел
Он презирал — он ненавидел!4
Аделаида. Что с вами? В самом деле вы в последние дни что-то скучаете… И в лице такая тонкая бледность… (грозит ему пальцем). Уж не влюблены ли вы?
Молотов. Оставьте! Не тревожьте того, что скрыто навеки в моей груди… Если б я обнажил перед вами все тайны моей совести — кто знает, может быть вы, чистая и светлая, как ангел, отшатнулись бы от меня в ужасе… Я брожу отверженный среди людей… (В сторону) [Черт знает, самому тошно!.. Выдержу ли я до конца этот байронический стиль?] (Ей). Я говорю вам, печать проклятия тяготеет над всей моей жизнью… Не приближайтесь ко мне… Все, что я люблю — должно погибнуть: так судит рок!! (В сторону) [Кажется на нее эта чепуха начинает действовать]
Аделаида. Вы меня пугаете… Ведь еще недавно вы были таким веселым, беззаботным…
Молотов. Веселым!.. Да, прежде имел силы скрывать внутренний огонь, пожиравший [меня] мою душу, теперь он вырвался на волю — и сожжет, испепелит меня… [Довольно, я] О, я должен говорить, я не могу, не хочу молчать — Аделаида, я люблю тебя! [(Падает перед ней на колени)].
Аделаида (закрывает лицо руками). Ах!!!
Молотов. Люблю… И ты должна быть моей… Не возражай, молчи, ни слова — или разорвется грудь от муки!! Страсть моя, как бешеный поток, увлечет тебя… Ты не сможешь ей противиться…
Аделаида. Уйдите… Я боюсь вас… (в сторону). В самом деле в его глазах есть какая-то демоническая сила…
Молотов. Аделаида! Я не уйду.
Аделаида. Ах, пустите меня!..
Молотов. Я не пущу тебя… Ты должна подчиниться моей власти, ты любишь меня — не скрывай — [ты не можешь не любить] «Здесь я владею — я — царь!» Много женщин любил я — и ни одна [из них] не избегла своей участи! [Однажды ] Раз в прериях южной Америки я полюбил [одну] гордую красавицу; она отвергла меня… Я увлек ее в пустыню и там вонзил стальной клинок в ее трепетное сердце!.. [Вот как я мщу!] И когда она умирала, я хохотал… О, не доводи меня до отчаяния, Аделаида!
Аделаида. Боже мой, что мне делать… Прошу вас, оставьте меня… Или нет… Право, я не знаю, что отвечать… Не смотрите на меня так страшно… Чего вы хотите… [Разве вы не видите] Вам надо признания?! Жестокий! Я… Я люблю вас…
Молотов. О. счастье, блаженство!!! (В сторону) Однако, [скоро] я не думал, что так скоро…
Аделаида. Пустите же!..
Молотов. Один поцелуй!.. Чтоб он запечатлел перед небом наш вечный союз! (Обнимает и целует ее. В это время входит Волков. Аделаида вскрикивает: «ах!» вырывается и убегает).
Волков. Так вот для чего ты разубеждал меня жениться на ней. А, теперь я все пон[ял]имаю. Какая подлость! [Предатель, старый товарищ!].
Молотов. Успокойся, братец, ради Бога успокойся… Ты в этом ровно ничего не понимаешь. (В сторону). Ну, попал я, как кур во щи! Преглупое положение!
Волков. Нет, это уж наконец слишком! Я своими глазами видел, как приятель целует мою невесту, а он уверяет меня, что это ничего, даже прекрасно, так и следует по дружбе! Да вы [здесь] что ли [все] сговорились смеяться надо мной. Довольно, я не позволю [глумиться над своей честь<ю>] унижать себя, я не хочу быть игрушкой… Завтра утром я пришлю тебе моего секунданта.
Молотов. И чего ты горячишься, Дмитрий? Я [тебе] пока [ничего] не могу объяснить [моего поведения, что и как] моего поступка, но уверяю тебя, что все это к общему благу, и ты даже сам будешь меня благодарить.
Волков. Я так и знал. Если старый товарищ на приятельских правах сделает [мне] величайшую гадость, он непременно станет [меня] вас уверять, что это к [моему] вашему же благу. Послушай, не раздражай меня. [Или я не буду в состоянии сдерживать себя], лучше уйди. [Если Или я не ручаюсь за себя] Я сказал и не отступлюсь от своего слова. Завтра утром явится к тебе мой секундант.
Молотов. Господи, право, человек, вспыхнул, как порох — ну нет возможности с тобой говорить… Стреляться-то мы всегда успеем (В сторону) [Черт знает, что такое! Неужели я буду подставлять лоб из-за этой проклятой истории… (Громко).] А вот что: подожди-ка ты лучше немножко, увидишь, как обстоятельства оправдают меня.
Волков, (в нетерпении) Ради Бога, уйди…
Молотов. Ну-ну, и то; уйду, не кипятись… (В сторону) А вот как гениально задуман был план! Неужели не удастся? Пустяки, выгорит!
Волков. Теперь, кажется, все кончено. Одним ударом. Как будто сразу оборвалось что-то в груди. Но как тошно, Боже мой. как тошно и грязно… Гадкое лицо у нее было, когда она подставляла свои [красные пухлые] губы под его поцелуй… Да ослеп я, что ли?.. Словно раньше я ее никогда не видел… Туман какой-то [был] стоял перед глазами… И вдруг прояснилось… Такую я мог любить! Но теперь… теперь слава Богу — кажется нет любви… [дышать можно легче стало] легче стало. Одно мгновение [я думал] мне казалось, что я их убью… Этого недоставало!.. Отелло!.. Потом как-то [вдруг] сразу понял, что тут ни чуточки нет трагедии, что все это только смешно, безобразно [и] … главное — пошло, пошло до тошноты… [Вначале казалось же во мне не вся гордость, злость не вся погибла… Я еще человек, еще имею власть над собой…] [За то] теперь — свобода! Да неужели в самом деле свобода? [О, Господи, ведь это счастье бесконечное…. Смотреть на небо и думать об Аделаиде, дышать чистым воздухом и не чувствовать себя на краю какой-то бездны… Я выздоравливаю от] Словно цепи с меня сняли, [я помолодел на десять лет. Это была ужасная болезнь. Теперь выздоровел… Можно еще жить… Восторг! В мире много хорошего. Хоть бы природа. Какой вечер. Кто это идет… В белом платье…]. А все-таки как-то пусто в сердце… Вот и снова я одинок… Но кто это идет там, по тропинке?.. Наташа [Она какая]. Право, она красивая в белом платье… Движения легкие, грациозные… [И странно, теперь меня уже больше не пугает это строгое, девственное выражение лица, эта ласточка Вот] Остановилась… Смотрит на озеро… Я ее никогда такой не видел… Но кажется [она] плачет… Не может быть… Да, слезы… Что с нею?
Волков. Наталья Петровна!
Наташа (вздрогнув, остановилась). [Боже мой, это вы] Дм.<итрий> Ник.<олаевич>! как я испугалась!
[Молотов] Волков. Простите… вы были такая грустная… Я знаю, что вы послезавтра уезжаете [в деревню]… Сюда я больше не приеду… никогда. Я вероятно вас вижу в последний раз. [Ну] Неужели на прощание мы не скажем друг другу доброго слова?
Наташа. Прощайте… Последний раз… И вы [больше] не придете [больше Д.м.<итрий> Ник.<олаевич>]. Да, впрочем… в самом деле… Что ж я…
[Молотов] Волков. Грустно мне будет без наших милых, тихих разговоров… Я так к ним привык…. Ведь у нас была славная дружба, неправда ли?.. Я чувствую, что никогда в жизни [вас] не забуду. Умный вы такой, добрый человек!
Наташа. Ну теперь… прощайте… будьте счастливы…
[Волков. Как, вот и все? Наташа. Да. Все…]
Волков [Как, вот и все?]. Вы всегда были такой простой. искренней… Теперь я вас не узнаю: этот холод. сдержанность… У вас какое-нибудь горе. Наташа? Вы не сердитесь, что я вас назвал Наташей?
Наташа. Ничего… Не сержусь… Только оставьте меня, пожалуйста… Мне некогда…
Волков. Нет, как хотите, Наташа, я не могу с вами так расстаться. Мне слишком больно. [В жизни] И без того довольно горя. Вы [слишком] очень молоды, и не знаете того, что в жизни всего дороже и отрадней: сердечных, простых, теплых отношений с людьми. Не пренебрегайте ими. Говорю вам по опыту: нет ничего ужаснее одиночества и душевной пустоты.
Наташа, [не знаю… Может быть, вы и правы… Только, извините, Д.[митрий] H [иколаевич], мне надо идти. Прощайте]. [Дмитрий Николаевич… Прощайте. Я не знаю, что сказать вам… Право, надо идти… Прощайте…].
Волков. Наташа, [недавно] я [только что] испытал очень мучительное, тяжелое чувство… Я видел измену женщины, которую люблю… И вот вторая измена — быть может мучительнее первой — измена друга… Мы расстаемся, как враги, хуже — как чужие… Нечего делать, я и это перенесу, но по крайней мере скажите мне, за что? Да я не поверю, быть не может… У вас есть что-то на душе… Я вероятно виноват в чем нибудь перед вами? Скажите, Наташа, милая!
Наташа. Вы… виноваты… передо мной? (Плачет). О, зачем вы меня мучите?.. [разве вы] Господи, разве вы не видите?.. Я вас люблю… Прощайте… навсегда.
Волков (удерживая ее). Вы?.. Меня, Наталья Петровна?..
Наташа. Прощайте же… (Хочет уйти).
Волков [(удерживая ее)]. Не уходите, ради Бога… Вы мне всю душу перевернули этим словом… Милая… да ведь я вас тоже всегда любил… [Только] Подождите, выслушайте… Вы такая умная, вы все поймете… Столько мыслей в голове, а сердце так бьется, что я говорить не могу… Все время я был в каком-то тумане, ничего не видел и не понимал… Вы, мое спасение, были так близко — а я шел на верную погибель… Но теперь кончено… Прежнее умерло [навсегда]… И если бы вы разрешили — я бы мог начать новую жизнь…
Наташа. Дмитрий Николаевич! Подумайте, что вы говорите. Ведь я знаю, вы любите другую… Я не могу вас слушать, я должна уйти…
Волков. [Если вы хотите спасти меня — сжальтесь] Не будьте жестокой. Я все вам скажу… Только что, вот на этом самом месте, я видел, как Молотов целовал Аделаиду… Не знаю, [как] чем это объяснить, но пошлое, гадкое чувство, которое мне теперь стыдно называть любовью — исчезло без следа из моего сердца… Осталось только мучительное угрызение и стыд… Мне страшно от сознания, как я низко пал, если мог полюбить такое [пошлое] ничтожное существо, как эта Аделаида. [Глубокое внутреннее развращение от праздности, от недостатка работы и здорового трезвого отношения к жизни — вот моя болезнь, как и многих теперь]… Я чувствую, что с каждым мгновением погружаюсь в болото все глубже и глубже, и я потону в нем, если вы не протянете мне руку. Наташа, подумайте! Вы можете спасти [человека] меня, если не будете слишком гордой и женски мелочной… Не к любви вашей я обращаюсь, а к сочувствию, [к доброте]… Неправда ли, вы не оттолкнете меня? Пред вами больной, измученный и страшно одинокий человек. Поймите, я жажду оправдаться перед самим собою, и это оправдание только вы, вы одна можете мне дать. [Я знаю, собственной воли у меня не хватит, чтобы порвать с прежней жизнью и прошлым и сделаться новым человеком. Но от вас веет такой силой жизни, такой свежестью. Вы всегда были для меня олицетворением совести] При вас, под этим светлым взглядом — я не могу быть порочным, праздным и злым. Будьте моим ангелом-хранителем. Пожалейте меня, Наташа, не уходите!
Наташа. Но чего же наконец вы просите, странный человек! Что я могу сделать для вас?
Волков. Наташа, согласитесь открыто быть моим другом, моей женой! [Без вас я не могу жить]. Ведь у меня нет другого средства быть всегда с вами, а это мое единственное спасение.
Наташа. Вы хотите невозможного, Дм.<итрий> Ник.<олаевич>. Ко мне вы не чувствуете той любви, которая давала бы мне право сделаться вашей женой.
Волков. Если вы называете любовью заурядную, грубую страсть, пошлую влюбленность, кот.<орую> может возбудить каждое хорошенькое личико [у любого мужчины] — я не люблю вас. Но не завидуйте женщинам, внушающим такое чувство! Как часто влюбляются, как редко любят! Не жалейте, что у меня нет к вам такой любви. Оставьте влюбленность Аделаиде и подобным ей… Но если любовь — пробуждение всего лучшего и святого в человеке, если она все равно что жертва Бога и добра — я люблю вас всеми силами души, Наташа, как никогда никого не любил.
Наташа. Я убеждена, что вы говорите искренне [Дм.<итрий> Ник.<олаевич…], но все это так неожиданно, так странно… Я просто опомниться не могу… [несколько часов тому назад Так недавно} Вы любили Аделаиду, а теперь… теперь вдруг… Как это объяснить. Д.<митрий> Н.<иколаевич>?
Волков. Вы, [Наташа], не знаете таких людей, как я… Воля у меня слишком слабая [я слишком мало надеюсь на себя, и поэтому мгновенные, быстрые решения для меня в тысячу раз легче, чем обдумывания и колебания, которые в конце концов приводят меня к бессилию и бездействию]. Мне удается быть добрым и работать над собой только порывами. Но зато этими редкими минутами я стараюсь воспользоваться вполне. [Правда, я тогда отдаюсь инстинкту, чувству, и они меня не обманывают. Я действую так, чтобы связать себя], чтоб невозможно было изменить доброму решению и отступить. [Вы скажете, что это от слабости я с вами с Это конечно от слабости] За мысль о нашей жизни вместе я схватился как утопающий за соломинку. Может быть слишком быстро и необдуманно — но ведь это утопающий. Наташа!
Наташа. Страшно мне, Д.<митрий> Н.<иколаевич> [ведь я перед Богом буду отвечать за ваше счастье. Может быть, вы во мне ошибаетесь] Я ведь перед Богом буду отвечать за ваше счастье. А [вы знаете, как] при неравной любви счастье [слишком] трудно. [Кто знает] У вас много жизни впереди, [может быть] вы еще найдете другую женщину, кот.<орую> полюбите [по-настоящему больше] сильнее, чем меня.
Волков. Ну, что же делать… Значит нам надо расстаться… Вы молоды, имеете право на молодую любовь и счастье… А я изму[чен]ченный, устал[ый]… И в самом деле… Что вам возиться со мной? Жертвовать собой для такого жалкого, искалеченного человека, как я… Ничего, Наташа, я все равно буду вас любить. Видно, такая уж моя судьба быть одиноким… Да я скоро покорюсь… Все замрет, затемнеет в душе и даже не будет слишком тяжело… Моя любовь к вам, мое признание были последней вспышкой молодости… Я бросил детскую привычку проклинать и возмущаться… Разве кроме меня мало гибнет людей. Что ж тут особенного?.. А все-таки когда вы сказали, что любите меня… [Господи] как светло сделалось, как жить захотелось… Ну, а теперь… прощайте, Наташа… Не поминайте меня лихом… (Садится [на скамейку] и закрывает лицо руками).
Наташа. Бедный мой, милый [гладит его по голове]. Ну не плачь, я не уйду… Господи, разве я могу уйти, {покинуть тебя…] Я буду всегда с тобою. [Буду тебя любить… И мне ничего не надо. Даже твоей любви. Прости меня, если б ты знал, чего мне стоило быть с тобой жестокой, холодной… Но все теперь кончено] [Я постараюсь сделать] тебя счастливым. Скажи мне только, что тебе полегче.
Волков. Милая, милая (целует ей руки). Я в первый раз в жизни так счастлив.
Наташа. Теперь пойдем скорее к маме — она тут недалеко сидит на скамейке. Мне надо все ей рассказать [Она добрая, хорошая. Я тоже ее люблю]. То-то будет рада, пойдем.
[Волков. Пойдем, Наташа, пойдем].
Молотов. Ну, вот и дело в шляпе! [(потирая руки).]. Хорошо, что я подслушал их разговор. И какой он удивительный человек! У этаких людей все зависит от настроения, от минуты. А ведь ловко, черт возьми, я это дельце устроил… Батюшки! Аделаида, избранница моего сердца! Однако с ней надо развязаться…
Аделаида (входит, закутанная в [черную] вуаль). Это ты, Владимир! Я ждала тебя, … О скажи еще раз, что ты меня любишь… {прижми меня к своему сердцу… Скажи, когда наконец мы уедем отсюда, в иные, лучшие края, чтоб быть счастливыми..]
Молотов. Позвольте, Аделаида Сергеевна! Признаться, обстоятельства мои несколько изменились… Я принужден немедленно отсюда уехать…
Аделаида. Уехать?! Владимир, что с тобою? О, не смотри так, этот жестокий взгляд меня убивает… Заклинаю тебя всем святым, скажи, что ты не разлюбил меня… [Я не переж<иву>]
Молотов. [Оставьте] Что ж делать… я бы от души рад… Но, так сказать, судьба увлекает меня по иному пути… Я {должен уехать] не создан для мирного счастья… Бури рока отторгают меня навсегда от любящего сердца, и нет возврата… Я уезжаю…
Аделаида. Но куда, Владимир, куда же? О, я этого не переживу!
Молотов. Куда?.. Не спрашивайте!.. (В сторону) Чтобы ей такое в самом деле придумать? (Громко) Только что из Америки я получил телеграмму… Я должен скакать сломя голову. Я вероятно никогда не вернусь в Европу…
Аделаида. {В Америку] И вы бросаете меня так? [Бессердечный человек!]
Молотов. Как же быть, Ад.<елаида> Сер.<геевна>, не брать же мне вас с собою в Америку!
Аделаида. Изменник! (Взвизгивает и падает [падает с громким криком] в обморок на скамейку, (в удобную позу. прислонясь к дереву).
[Анна] Волков. Что такое [здесь] случилось?
Анна Ник. [олаевна]. [Опять] Адочка, ты опять в обморок?
Молотов. Подождите, я сейчас воды из озера…
Анна Ник. [олаевна] Да ничего, батюшка, не беспокойтесь; а ты бы, Адочка, вставала лучше; чего лежать-то на скамейке. Видишь, дерево сырое, платьице испачкаешь…
Аделаида (открывая глаза и вставая) (Молотову). Уйдите с глаз моих, прочь, прочь… Изменник!..
Анна Ник.[олаевна] А я то перепугалась, думала невесть что случилось. (К Наташе). Ах, милая моя девочка! (Обнимает ее). Я ведь [старуха] опомниться не могу от радости. Ну, дай Бог вам счастья, детки. Живите мирно, да ладно. Наташа будет вам славной женой, Дм.[итрий] Н.[иколаевич]. Она у меня умная, добрая. А вы ее тоже не обижайте.
Аделаида (про себя). И он тоже! И он изменник! Вот мужчины! Но неужели я так и сдамся? Нет, я еще сумею наказать их презрением… (Громко А[нне] Ник.[олаевне]) Мамаша, у меня есть к вам одна просьба… Останемся здесь еще недельку… Генерал, помните, о котором я вам говорила, он мне так нравится… ведь я узнала его фамилию… Это барон Мильке, он принадлежит к настоящему аристократическому обществу… Право, спросите Зиночку Любович, он [вчера] на музыке так посмотрел на меня… Мне говорили, что он очень, очень хочет со мной познакомиться. [Он такой милый… Я просто влюблена в него]. И сколько в нем старинного благородства… Не то что в некоторых нынешних молодых людях… (Бросает презрительный взгляд на [Волкова] Молотова, потом на Волкова). Душка! Я просто влюблена в него!
Волков отводит Молотова [на авансцену] в сторону.
Волков. Послушай, я кажется тогда немного погорячился; прости меня!
Молотов (жмет ему руку). Поздравляю, братец, от всей души поздравляю! А ведь говорил я тебе, что все кончится к общему благополучию…
Волков. [Послушай, я одного не понимаю:] что это у [тебя] вас с Аделаидой? То целуетесь, то ругает она тебя?
Молотов. Эх. братец, какой ты недогадливый! Ведь это я всю механику для тебя повел. Мне надо было на деле, на фактах показать тебе, что она за птица. Вот ты и увидел… Думаешь, мне легко было влюбленного разыгрывать… [Самому было тошно] А тут еще ты привязался: драться лезешь, дуэль, секунданты.
Волков. Да ты, брат, дипломат какой-то, Макиавелли5… Ну спасибо, Владимир, никогда в жизни не забуду, ведь ты меня спас, [голубчик]. (Обнимает его). [Вбегает Даша с кошкой в рук<ах>]
Даша. Барышня, кошка-то нашлась! Чуть собаки не разорвали, да я отняла… На дерево за нею лазила…
Аделаида (бросается к ней [вставка — обним<ает> кошку и цел<ует>]. Котюсенька, Котя! Пусть теперь все [эти изменники — зачеркн.] оскорбляют меня, мне ничего [теперь] не надо, я с тобою. Котенька! Вот истинная любовь, которая никогда не изменит!..
Молотов. И подумаешь, как мало надо, чтоб сделать людей счастливыми!
Впервые — Е. Андрущенко. Мережковский неизвестный. — Харьков: Крок, 1997. — С. 373—404. Печатается по тексту этого издания.
Автограф хранится в ОР ИРЛИ РАН (Д. С. Мережковский. Его тетрадь с разными записями и копией комедии «Осень» // Арх. Д. С. Мережковского, № 24361CLXIV, б. 24, л. 159—123).
Комедия помещена во второй юношеской тетради Мережковского и в описи РО ИРЛИ РАН значится «копией комедии». Публикуемый в разделе «Дополнения» настоящего издания рабочий план находится в этой же тетради (л. 104—105). В нем даны сокращенные имена действующих лиц, расшифрованные по тексту комедии (л. 158), и намечено действие, что позволяет говорить о работе над замыслом в течение некоторого времени и считать комедию «Осень» принадлежащей перу Мережковского. Пьеса написана по тезисам плана и представляет собой традиционную семейно-бытовую комедию. Мережковским была предпринята попытка внести в произведение элементы «общественной» комедии, однако она не была реализована.
Произведение завершено, но опубликовано не было. Комедия датируется по записи в тетради (л. 9).
Автором производились правки текста, все редакции которого приводятся.
1 Неточная цитата из трагедии В. Шекспира «Гамлет».
2 Цветы последние милей // Роскошных первенцев полей — Цитируется стихотворение А. С. Пушкина « Цветы последние милей…».
3 До этого момента в рукописи отчество Молотова — Николаевич.
4 Цитируется поэма М. Ю. Лермонтова «Демон».
5 Маккиавелли Никколо (1469—1527), итальянский общественный деятель, мыслитель, историк. Имя стало нарицательным для обозначения политики, пренебрегающей моралью, допускающей обман, вероломство, предательство, коварство, интриги.
- ↑ Distinction (англ.) здесь в значении известность, знатность.