Одесситки (Дорошевич)
Текст содержит фрагменты на иностранных языках. |
Текст содержит цитаты, источник которых не указан. |
Одесситки : Мнения одесситов |
Источник: Дорошевич В. М. Одесса, одесситы и одесситки. — Одесса: Издание Ю. Сандомирского, 1895. — С. 31. |
«Женщины — это прекрасный пол, который мы топчем ногами!» — говорит «Весёлый философ».
И 167 кавалеров с величайшим усердием принимаются за это благородное и возвышенное занятие.
«Вы хотите, — пишет „Мужчина“, — чтоб я перечислил недостатки женщин? Скажите, пожалуйста, сколько строк вы думаете посвятить этому фельетону? Если не менее 2000 строк, — я, пожалуй, пришлю начало перечисления женских недостатков».
«У них есть всего одно достоинство: они родят мужчин!» — добавляет «Оптимист».
«Все женщины в мире сделали только одно доброе дело: родили Шопенгауэра, который их так хорошо обругал!» — заявляет «Несчастный».
Оказывается, что это была, однако, довольно критическая минута для прекрасного пола!
Всем женщинам нужно было умереть в ту самую минуту, когда родился Шопенгауэр.
«Этот отзыв о женщинах! — восклицает „Мрачный пессимист, страдающий несварением желудка“. — Сколько нужно иметь волос на голове, чтоб женская голова не разлетелась вдребезги, когда Шопенгауэр ударил по ней своей изумительной книгой!»
Вообще, Шопенгауэр — это нечто вроде банкира для г-д ненавистников женщин. Одесситы занимают у него цитаты каждый раз, как хотят обругать женщин.
«Я люблю, когда Шопенгауэр говорит о женщинах, и терпеть не могу, когда женщины говорят о Шопенгауэре! — заявляет г-н „Спарафучиле“ и добавляет. — Создать женщину! Только природа способна на такие парадоксы».
А г-н «Архивный чиновник» так добр, что сообщает даже легенду о происхождении женщины.
По его словам, это давнишнее дело происходило так (он должен знать, — на то он и архивный чиновник):
«Захотел Магадэва создать женщину, взял у мужчины палец и положил сушиться на солнце. Прибежала собачонка, стащила палец и удрала. Магадэва погнался за нею, но успел поймать её только за хвост. Собачонка рванулась с такой силой, что её хвост остался в руках Магадэвы, — и убежала. За неимением более благородного материала, Магадэве пришлось создать женщину из хвоста. Вот почему женщины только и делают, что „брешут“ на нас и постоянно „вертят хвостом“».
А г-н «Отец не своих детей» передаёт другую легенду тоже индейского происхождения.
«Говорят, что Брама, создавая весь мир, после каждого своего творения, говорил, взглянувши на него: „Хорошо“; — и, только создав женщину, он не произнёс этого слова!»
Вообще индейских легенд о происхождении женщины приводится много, и, рассказав две из них, г-н «Одессит» замечает:
«Итак, женщина была создана в Индии. Не оттого ли женщины — настоящие „индейки“?»
Г-н «Очень юный», несмотря на свою «очень юность», сомневается даже в том, кто создал женщину:
«Я думаю, что её создал чёрт. Заметны черты наследственности».
Впрочем, это не важно, кто создал женщину.
Если бы кто-нибудь захотел повторить, по словам «Дона Алонзе», «эту грациозную ошибку природы», — то г-н «Фармацевт» предлагает готовый рецепт для создания женщины:
«Отсутствие правды и добра.
Без лжи ни шагу, много зла;
Добродетель лишь для славы,
Жажда к деньгам для забавы.
Постоянство лишь на время,
Верность, правда, для них бремя;
Прямодушье лишь для лести,
Без благородства, масса мести;
Откровенность лишь для цели,
Сердце встретишь еле-еле;
Неумелость, подражанье,
Мало доброго желанья.
Всё толкуют на свой лад,
Клянусь, вы угодите в ад».
Надо быть фармацевтом, чтоб писать такие скверные стихи, — и много выпить этой «микстуры», чтобы так обрушиваться на женщин.
Бедные женщины!
Право, судя по этой ненависти, какую питают мужчины к женщинам, я боюсь, что род человеческий, по крайней мере в Одессе, скоро совсем прекратится.
Каких-каких сравнений они не подбирают для женщин!
«Женщина — это хорошо отполированное плоское зеркало, в которое ни один луч не проходит, а всякий отражается, оставляя лишь мнимое изображение!» — говорит «Студент-математик».
«Женщина — это декорация! — по мнению „Ноела“. — Чем дальше от неё — тем она лучше!»
«Женщины — мировое зло!»
И это восклицает ещё «Снисходительный критик дам»!
Тут же он добавляет:
«Если бы китайцы не носили женских кос и бабьих юбок, исход китайско-японской войны был бы иной».
«Женщина — царица наслаждения и отверженное дитя науки и ума!» — по мнению «Мыслителя».
«В семье не без урода, — говорит „Журналист“, — такова пословица; в семье всех живущих существ женщина и есть именно нравственный урод».
«Вы укоряете нас происхождением, — саркастически улыбается „Провинциал“, — „мужчина создан из грязи“, но не забывайте, что вы созданы из мужчины. Вы — внучки грязи».
«Не наводит ли вас на грустные размышления то удивительное явление, что чахотка, горячка, чума, холера, лихорадка, водянка, оспа и другие бичи небесные, — все женского рода?!» — спрашивает г-н «Аскет».
Можно подумать, что мы попали в палату буйных больных.
Так писать против женщин!
«Чем мы обязаны женщине? — яростно вопрошает „Эмбе“. — Первое, что сделала женщина, — лишила нас рая. Второе — произвела на свет Каина».
«Есть одна святая женщина на свете — моя мать, но и та не могла не сделать гадости; родила меня на свет».
Судя по письму этого «Сына-меланхолика», — со стороны его матушки это было, действительно, лишнее.
«О, женщины, женщины!»[1] — вслед за Шекспиром повторяют не то четырнадцать, не то семнадцать корреспондентов.
«Женщина — это неумелое издание беллетристических произведений, где на 100 листов скучной прозы попадаются 3—4 строки поэзии», — говорит «А. Б. К.».
«О, милые, грациозные, пикантные, с круглыми формами и жидким мозгом создания!» — восклицает «Мизантроп».
«Женщина — красивое здание, требующее частых ремонтировок!» — по философскому умозаключению «И. П. В.».
А «Разочарованный провинциал», чтоб излить свою ненависть к женщинам, берёт старый афоризм:
«Женщины — кушанье, которое было бы достойно богов, если б чёрт не приправил его!»[2]
«Знаменитый греческий оригинал, — пишет г-н „Тридцать три“, — с зажжённым фонарём бесплодно искал человека. Если бы Диоген искал женщину среди наших разряженных кукол! Что такое одесситка? Это запутанная комбинация расстроенных нервов, разноцветных бантиков и косметических ухищрений. Это узелок нервов, перевязанный лентой.
Это существо с чисто „гоголевской“ душой (мёртвой), ненормальным (по длине) языком и решительно — безумное, потому что оно всегда „без ума“ от самомалейших пустяков. Одесситка ветренее всех ветров, вместе взятых. Что они приносят нам? Ведь только первый месяц — медовый, все остальные — бедовые… Женщина — это живой, туго стягивающий, корсет для мужчин. Единственное её достоинство: стремление к откровенности — в декольте».
«Все одесситки — материалистки, потому что ни о чём, кроме материй они не думают!» — восклицает «Разочарованный», а «Aspa»[3] ещё подсмеивается:
«Вы знаете „дорогие“ материи… но „высоких“ вы не знаете и знать не хотите!»
«Вы даже назвали свои моднейшие юбки названием „колокол“! Вы только и делаете, что без толку звоните! Вы — пусты как звон».
Это говорит «Овод», который, по его словам, «ненавидит всех женщин, за исключением одной: вдовы Клико».
Выпейте, милостивый государь, за здоровье ваших врагов.
Сравнение женщины с колоколом — самое любимое мужское сравнение.
«Женщина — это наш похоронный колокол, — говорит г-н А., — он звонит, отправляя нас то в рай, то в ад».
А г-н «Декламатор», сравнивая женщин с колоколом, приводит старое стихотворение:
«Я дворец воздвигну на морских волнах,
Сколько есть песчинок, я сочту в степях,
Я зубами с неба притащу луну,
Если в целом мире встречу хоть одну
Женщину, у которой страсти к деньгам нет.
Секретарь, квартальный, публицист, поэт
Могут ненавидеть деньги всей душой…
Женщина не может, в мире нет такой!
Женщина для нашей братьи — для мужчин —
Колокол, в котором звон всегда один;
И упорен этот колокольный звон:
„Денег, денег, денег“, — благовестит он».[4]
На что способна женщина?
На любовь?
«Любви больше нет», — похоронным голосом заявляет г-н «Уверенный».
А дружба…
«Дружба, — по мнению г-на „Бредбога“, — мало трогает женщин, потому что кажется им вялой после любви».
«Мужчина, — по его мнению, — приобретает хитрость, женщина родится с нею».
«У кого дома есть несколько женщин, действующих заодно, тот уже не хозяин дома!»[5] — сыплет он афоризмами.
И наконец:
«Женщины — главы на гулянье, ворчуньи дома и голубки на свиданиях наедине».
«Не женитесь! — советует г-н „Игрек“. — Постарайтесь только, чтоб женились ваши друзья».
Г-н «Нездешний» приводит для женщин самое лучшее сравнение, какое только можно привести в конце XIX века:
«Муж, который показывает свою жену и свой кошелёк, рискует, что у него будут занимать и то, и другое».
«Какие они жёны! — восклицает г-н С. Ч. — Будучи вашей законной женой, она говорит: „Я буду вашей законной «подругой» — потрудитесь давать мне за это содержание“».
Чёрт знает что такое!
И по мнению г-на Ц.:
«Женщина — верный путь на Сахалин».
Но, в таком случае, да здравствует же этот «Добровольный флот», доставляющий нас на остров Сахалин!
Этот тост, вероятно, возмутит г-на Марка.
Он настроен гораздо более серьёзно и желает не больше, не меньше, как… анатомировать женщин.
«Давайте их анатомировать!» — предлагает он.
Merci[6] за милое приглашение. Но извините, мне некогда.
«Высший вес женского мозга не достигает самого низшего мозга мужчины!»
Анатомировать женщин вообще охотников немало.
Странная манера в Одессе обращаться с дамами!
«Многое, что мы принимаем в них за проявление души, сердца, характера, бесхарактерности, — не больше, не меньше, как просто следствие особенности их организации, их особых болезней. Если бы Жанну д’Арк не сожгли на костре, а анатомировали, — быть может, оказалось бы, что это просто больная истерией. В них нет ничего, кроме особенностей их организации и их болезней!»
Таково мнение г-на «немножко доктора, немножко философа».
«У них есть кусочек мяса, который доктора по ошибке принимают за сердце. Величайшая медицинская ошибка в мире!» — говорит «Экспортёр».
А «Весёлый поэт с печальною улыбкой» в грустном недоумении останавливается перед вечною загадкой — «сердцем женщины».
«Очень трудно рисовать
Сердца женского картину!..
В ней пришлось бы сочетать
С „Маргаритой“ — „Мессалину“.
Впрочем, выход есть и тут:
В наше время оперетки,
Надо думать — расцветут
„Маргариточки“ в… кокетки!»
«О, исчадия ада!» — восклицает «Читатель», которому, должно быть, очень насолили женщины.
Но ведь должны же быть какие-нибудь достоинства в этих существах?
О, конечно!
«Они добры, очень добры… к друзьям дома!!» — хвалит их «Муж своей жены».
«Они щедры, когда тратят мужнины деньги».
«Они даже великодушны, когда дарят приятельнице новую, только что полученную, самую модную шляпку… которая не нравится им самим».
И вот, наконец, самый восторженный отзыв о женщинах:
«Самая последняя женщина стоит самого первого мужчины!» — восторженно восклицает «Друг женщин».
Но позвольте, милостивая государыня!
Можно всё скрыть, кроме женского почерка.
Он вас выдал.
Вы переоделись в мужской костюм и явились сюда, под видом мужчины, чтоб защищать ваших сестёр.
Это вдвойне хорошо:
И великодушно, и пикантно.
Но вашу руку, прекрасная маска в костюме «travesti»[7]…
Я боюсь оставить вас одну в обществе такой массы мужчин, — сколь бы они ни клялись в ненависти к вашему прекрасному полу.
— Et voila tout.[8]
Вот к каким мнениям о женщинах можно, оказывается, придти, живя в Одессе.
Посмотрим, на сколько же виноваты в этом одесситки.
«В Одессе свирепствуют две повальные эпидемии, — говорит „Старожил“, — среди мужчин — винт, среди женщин — флирт. Флиртует вся Одесса. Не верьте одесситкам».
По словам г-д кавалеров, они начинают флиртовать очень рано.
«Ещё в школе! — восклицает „Отец семейства“. — Ещё в приготовительном классе она уже вполне приготовлена к флирту».
«Они кокетничают ещё тогда, когда не знают разницы между лунной ночью и варфоломеевской!» — добавляет г-н «Рдр.».
«Они — воплощённое целомудрие мысли… до трёхлетнего возраста», — говорит «Моряк».
А г-н В. К. даже в стихах рекомендует:
«Не ходите вы, девицы, вдоль по улице гулять,
Не давайте гимназистам вас до дома провожать»…
«Flirt[9] неразрывно связан с Одессой! — по словам „Monsieur Sans-Gêne“[10]. — Одесса — сама по себе южанка и любит увлекаться и увлекать, — как же одесситкам удержаться от увлечений? На какой ступени ни стояла бы одесситка, всегда является у неё желание вскружить голову если не красотой, то туалетом. Дома ли, на балу, на улице, — они везде верны себе. Девиз одесситки: „Pereat mundus — fiat voluptas“[11]».
«Всякая женщина состоит из тела, души и платья. У одесситки вместо сердца — книжечка для записи „приехавших“ и „выехавших“. Как легко попасть и в первый, и во второй разряд!» — очевидно, с грустью вздыхает «Иногородний».
И г-н «Не муж» заявляет:
«„Если замужняя женщина носит часы, она не верна“ (Дюма).[12] Многие одесситки не носят часов. Это много бы говорило в их пользу, если бы через каждые десять шагов у нас не было часовых магазинов, где можно узнать, который час».
«Практичные жёны практичных мужей!» — восклицает «Влюблённый как кот».
А «К. П.» разражается целой филиппикой против одесситок:
«Вы называете нас в своих письмах „ослами в пенсне“, „свиньями в цилиндрах“.
А кого из двух выберет одесситка в мужья: богатого осла или бедного, но содержательного умственно и нравственно мужчину?
Конечно, богатого осла — и, приделав ему рожки, превратит его в барана».
«Ими руководит одно любопытство! — уверяет г-н „Поживший“. — Они и замуж-то выходят из любопытства, и изменяют только из любопытства».
«„La donna è mobile“[13] — это могло бы быть местным гимном Одессы!» — по словам «Бывшего поклонника».
«Одесситки восхитительны, — по словам „Туземца“, — но они слишком любят туалеты и удовольствия».
«Они слишком любят удовольствия. Слишком. Слишком. Слишком», — трижды повторяет «Катон».
И изо всех удовольствий, по словам «Неунывающего бессарабца», они больше всего любят маскарады.
«Потому что маскарад — это единственное место, где можно снять маску, которую женщина носит всю свою жизнь».
Маски же, по его словам, разделяются на три категории:
«1) Маски, приезжающие в маскарад с мужьями.
2) Маски, приезжающие следить за мужьями.
3) Маски, приезжающие в маскарад искать „мужа“.
Самая скучная категория — первая, самая распространённая — третья. Охотиться следует за второй. Женщина всегда должна быть очарована. Ловите момент, когда она разочарована в муже».
Письма приходят к концу…
«Говорить о женщинах! — восклицает какой-то „Петя“. — Но лучшая похвала для женщины, когда о ней не говорят».
И, наконец, последнее письмо, посвящённое женщинам:
«Мне 64 года. Возраст, когда должно перестать думать о женщинах и можно о них писать спокойно как летописец. Вы получите, милостивый государь, без сомнения, массу писем, направленных против женщин. Дайте место и письму старика. Выше всего на свете ставьте женщину. Ей поклоняйтесь. Отдавайте ей всё: ваши мысли, ваш труд, а если и жизни потребует она, — отдайте ей жизнь за один поцелуй. Потому что нет на свете ничего выше, ничего дороже женщины. Мы негодуем на них. А без них — что было бы на этом свете, кроме скуки, отвращения к жизни. Она — царица мира, потому что весь мир лежит у её ног. Она — конечная цель всех желаний. У неё есть недостатки, пороки, — но только умейте любить. Вы не заметите недостатков, её пороки вам покажутся достоинствами. Вы будете счастливы. Чего же вам больше? Любите. И когда старость как флёром подёрнет перед вами прошлую жизнь и выплывут как из тумана эти чарующие образы женщин, которые дарили вас минутами счастья… О, сколько благодарности проснётся в вашем сердце за эти лучшие в жизни минуты. Благодарности за счастье, за страдания, за всё. Так живите же так, чтобы под старость у вас остались воспоминания.
Воспоминания — это всё, что остаётся в старости. Любите женщину. Умейте прощать ей всё».
Я преклоняюсь пред вами, почтенный старик.
Вы говорите тем языком galanterie[14], которым говорили о женщинах в ваше время.
По этим письмам вы видите, как говорят о женщинах теперь.
И я не нахожу, чтобы одесситки были особенно не правы, давая нелестные отзывы об одесситах.
Судите вы, кто остроумнее: мужчины или женщины?
Я, со своей стороны, скажу одно.
Из писем женщин получился огромный двойной фельетон.
Писем мужчин было вдвое больше, — из них я насилу набрал один «ординарный».
Никогда моя корзина не была полна такими глупостями, как в то время, когда я получал письма мужчин о женщинах.
Одесситки — те хоть бранятся от себя.
А одесситы, даже чтоб выбраниться, берут напрокат мысли у Шопенгауэра, приводят старые стихи и избитые афоризмы.
Открытая война кончена.
И кавалеры, и дамы, правда, много наговорили неприятного друг другу.
Но… «Милые бранятся — только тешатся», как пишет по этому поводу «Запоздалый подснежник».
Я надеюсь, что после доброй ссоры будет заключён хороший мир.
Следует прощать женщинам и не обращать внимания на то, что говорят мужчины.
Это неискренне.
Во всём мире я знаю одного человека, который имел бы право писать против женщин.
Но он никогда не поднимет руки против бога, которому молится всю жизнь.
Позвольте мне скрыть его имя.
Примечания
править- ↑ Необходим источник цитаты
- ↑ Необходим источник цитаты
- ↑ исп.
- ↑ Необходим источник цитаты
- ↑ Необходим источник цитаты
- ↑ фр. Merci — Спасибо. Прим. ред.
- ↑ фр.
- ↑ фр.
- ↑ фр. Flirt — Флирт. Прим. ред.
- ↑ фр.
- ↑ «Пусть погибнет мир, лишь бы было удовольствие» — перевод этих «страшных слов».
- ↑ Необходим источник цитаты
- ↑ итал. La donna è mobile — Сердце красавиц склонно к измене. Прим. ред.
- ↑ фр.