Огненные лепестки (Бальмонт)/Где мой дом? 1924 (ДО)
| Огненные лепестки |
| Изъ сборника «Гдѣ мой домъ?». Дата созданія: после 1 сентября 1923 г.[ВТ 1], опубл.: 1924. Источникъ: К. Бальмонтъ Гдѣ мой домъ?: Очерки (1920—1923). — Прага: Изд‑во «Пламя», 1924. — 183, [5] с. — С. 82—88. |
Когда съ человѣкомъ, который дорогъ, случится несчастье[ВТ 1], только тогда вполнѣ чувствуешь, какъ онъ тебѣ дорогъ. То, что его любишь,—знаешь всегда. Но несчастіе бросаетъ особый рѣзкій свѣтъ, и въ этомъ жуткомъ свѣтѣ впервые то, что было видно раньше, становится явнымъ вдвойнѣ и особенно.
Вся Японія для меня, съ тѣхъ поръ какъ я ее узналъ, одинъ дорогой человѣкъ, живущій въ красивомъ саду, гдѣ и мнѣ было дано грезить, въ изысканномъ необычномъ саду, который былъ созданъ этимъ человѣкомъ, около трудового поля, имъ воздѣланнаго, близъ высокаго лѣса криптомерій[ВТ 2], имъ выхоленнаго, подъ гармонической горой, имъ обожествленной, около буддійскаго храма, полнаго рѣзныхъ чертоговъ, овѣяннаго тихимъ гуломъ колоколовъ, оживленнаго молитвеннымъ шорохомъ, и шопотомъ, и ровнымъ гуломъ, напоминающимъ молитвенно-трудолюбивый улей.
Много излюбленныхъ судьбою я видѣлъ благословенныхъ уголковъ земли. Много разъ, въ путяхъ, я былъ счастливъ на далекихъ живописныхъ островахъ Океаніи или въ горномъ уютѣ солнечныхъ странъ. Но нигдѣ я не испыталъ того, что въ Японіи. Нѣсколько недѣль счастья, въ рамѣ сказочной красоты, и ни одной минуты испорченной, ни единаго мгновенья, чѣмъ-нибудь затемненнаго. Ниппонъ, Корень Солнца, умѣетъ быть такимъ. Древо Солнца, въ корнѣ своемъ, ростетъ изъ чистпго золота.
Солнечный островъ — одна Жемчужная Раковина.
Мнѣ памятенъ любимый небомъ край.
Жемчужною онъ раковиной въ морѣ
Возникъ давно, и волны въ долгомъ хорѣ
Ему поютъ: «Живи. Не умирай».
Живи. Свѣтись. Цвѣти. Люби. Играй.
Ты вѣрнымъ сердцемъ съ Солнцемъ въ договорѣ.
Тебя хранитъ, весь въ боевомъ уборѣ,
Влюбленный въ Корень Солнца самурай.
Весь островъ, какъ узоръ живого храма.
Взнесенный ирисъ, какъ свѣтильникъ, нѣмъ.
Какъ слово пѣсни — чаша хризантемъ,
Окно въ просторъ. Въ немъ золотая рама.
Поля. Сады. Холмы. И надо всѣмъ
Напѣвъ тончайшихъ линій, Фуджи-Яма.
Такъ говорилъ я, годъ тому назадъ, посылая привѣтъ своимъ японскимъ друзьямъ въ Токіо.
Но многоцвѣтная, многовѣковая сказка Солнечнаго острова развернулась на полосѣ земли, которая служитъ тонкой крышей въ дворцѣ подземнаго Огня. Колыхнулось слишкомъ сильно это скрытое пламя, никогда не успокаивающееся. Разломился трудъ милліоновъ заботливыхъ рукъ. Погибли несосчитанныя тысячи жизней. Подземный Огонь напалъ на любимцевъ Солнца.
Живы ли мои друзья, преданной любовью любящіе Россію? Живы ли вы, Нобори Сиому[ВТ 3], Айка Осэ, Нобуру Катаками[ВТ 4]?
Я знаю, что жители Японіи, любящіе праздникъ и знающіе цѣну буднямъ, по свойствамъ своего исторически испытаннаго нрава, никогда не потеряютъ присутствія духа, при самыхъ жестокихъ испытаніяхъ судьбы.
Есть старинное японское преданіе. Знатный воитель, съ соколом на рукѣ, охотился въ окрестностяхъ Янаки. Онъ шелъ пѣшкомъ и смотрѣлъ туда-сюда. Видитъ храмъ, вошелъ въ его ограду. Въ тотъ часъ, бонза того храма, старецъ восьмидесяти лѣтъ, прививалъ отводокъ къ плодовому дереву. Дряхлыя руки, съ кожей, изборожденной солнцемъ и вѣтрами, днями и ночами, десятилѣтіями и мыслями, не кончающими свою пряжу въ старой головѣ, держали юный-юный отпрыскъ. Свита воителя отстала, и никого не было около него. Даже и не глянулъ на него старецъ, продолжая свою работу. И забавнымъ онъ показался знатному воителю. «Что ты дѣлаешь, бонза?» спросилъ онъ его. Холодно отвѣтилъ старецъ, удивленный этой безцеремонностью: «Прививаю отводокъ». Улыбнулся воитель и говоритъ: «Въ твоемъ ли возрастѣ это дѣлать? Вѣдь ты же не знаешь, доживешь ли ты до того, какъ это дерево расцвѣтетъ». «Кто ты?» отвѣтилъ старый бонза: «ты, говорящій такъ поверхностно и безъ глубины? Подумай же. Эти деревья взростутъ для тѣхъ, кто мнѣ наслѣдуетъ. Здѣсь встанетъ не садъ, а цѣлый лѣсъ, и раскинетъ свою тѣнь надъ храмомъ. Для храма дѣлаю я то, что дѣлаю, не для себя». «Истинно слово твое», сказалъ воитель, «и вѣрно оно въ совершенствѣ». А когда пришла свита знатнаго воителя, красуясь его гербами, он принесъ почетные дары хранителю храма, видѣвшему восемьдесятъ весенъ и восемьдесятъ зимъ. Такъ разсказываетъ это преданіе, родившійся въ Янакѣ, Муро Кіусо[ВТ 5], онъ, что жилъ въ деревенскомъ домикѣ, прозывавшемся Голубиное Гнѣздо. И, окончивъ свой сказъ, онъ прибавлялъ: «Поймите хорошенько мое сердце и стройте такъ».
Я раскрываю древнюю Книгу Поэтовъ Ниппона, и вотъ что приходитъ мнѣ въ голову. Когда съ дорогим человѣкомъ случилось несчастіе и ему тяжело, нужно быть съ нимъ и нужно молчать, потому что никакое слово не скажетъ въ бѣдѣ того, что исчерпало бы эту бѣду. А если нельзя съ нимъ быть, нужно добросить до него нѣсколько такихъ словъ, которыя онъ любитъ. И мнѣ хочется попытаться передать по-русски нѣсколько пятистрочій разныхъ поэтовъ, которыя издавна любимы на Солнечномъ островѣ.
Если взять нѣсколько бѣлыхъ розъ, найти утонченный одухотворенный огонь алаго цвѣта и обрызгать этимъ пламенемъ бѣлыя розы,—концы лепестковъ ихъ будутъ обожжены, бѣлые лепестки будутъ казаться обрызганными алой кровью. Такія бѣлыя розы есть въ дѣйствительности. Но японскія танки, полетныя пятистишія, легче ихъ и воздушнѣе. Вѣка и вѣка японское сердце, мужское и женское, училось, въ зрѣлищахъ красоты и въ великой борьбѣ, отбрасывать ненужное, начиная пѣвучую повѣсть сердца, которая есть стихъ. Трудно состязаться съ тѣмъ, кто вѣка научался играть былинками, какъ музыкальными струнами, и въ десять словъ пяти строкъ влагать, намеками и утонченіем, мѣтко схваченную картину и выразительно сказанный связный сказъ. Мои русскія строки будутъ тяжелѣе щебечущихъ японскихъ строкъ, которыя улетаютъ, какъ стая птицъ, улетаютъ, какъ золотые листья въ сентябрьскомъ воздухѣ, уплываютъ легко, какъ рыбки, ускользаютъ, какъ дальнія облачка въ синевѣ, какъ отраженія цвѣтка въ водѣ.
Въ дыханьи горномъ
На всѣхъ деревьяхъ
Заржавѣлъ листъ.
Зовется Бурей
Дыханье горъ.
Вся краска цвѣтка,
Потускнѣвъ, поблѣднѣла,
Пока я глядѣла,
Какъ ликъ мой проходитъ
Межъ ликовъ земныхъ.
Сердцу‑ль человѣка,
Послѣ мглы разлуки,
Вспомнить человѣка?
Но цвѣты все тѣ же,
Дышутъ такъ, какъ прежде.
Какъ волны, что бьются
Подъ вѣтромъ о скалы,
Одинъ,
Я схваченъ печалью,
Въ тоскѣ.
Шумъ водопада
Въ далекой дали
Умолкъ давно.
Но свѣточъ-имя,
Слѣжу, плыветъ.
Пороги въ пѣнѣ.
Потокъ скалою
Разъединенъ.
Соединится —
Вотъ мысль моя.
Хотя я только
Слуга смиренный,
Но я хочу,
Чтобъ шла до неба
Моя дорога.
Оставить въ мірѣ
Хоть листъ словесный,
Мой знакъ чуть-чуть,
Какъ листъ бамбука,
Глядящій въ прудъ.
Съ однимъ и тѣмъ же, —
Я знаю, — сердцемъ
Сосна вѣковъ
И цвѣтъ минутный,
Вьюнокъ, ликъ утра.
Разлука съ жизнью.
Немножко дыма
Отъ фиміама.
Немножко пепла.
Земля, прощай.
Вотъ я сплелъ, какъ умѣлъ, цвѣточную перевязь изъ цвѣтовъ, выросшихъ въ далекихъ садахъ, и бросаю ее въ голубую Атлантику. Пусть доплыветъ она до синезеленыхъ громадъ Тихаго океана. Какъ малый даръ, самомалѣйшій, пусть достигнетъ она до Солнечнаго острова, который не погибнетъ никогда, ибо, если возстаютъ на него иногда духи подземнаго Огня, за него и надъ нимъ всегда ликъ Солнца.
Примѣчанія редакторовъ Викитеки
- ↑ а б Очевидно, что очерк написан как реакция Бальмонта на Великое землетрясение Канто, произошедшее 1 сентября 1923 года в Японии, в густонаселённом регионе Канто. Землетрясение стало причиной гибели нескольких сотен тысяч человек и причинило значительный материальный ущерб: практически разрушены были города Токио и Иокогама. Оно до сих пор остаётся самым разрушительным землетрясением за всю историю Японии.
- ↑ Криптоме́рия японская (лат. Cryptoméria japónica) — вечнозелёное дерево, единственный вид одноимённого рода из семейства Кипарисовые. Считается национальным деревом Японии.
- ↑ Сёму Нобори (1878—1958) — японский литературовед, переводчик и автор статей о русской литературе.
- ↑ Нобуру Катагами (1884—1928) — японский литературный критик и профессор русской литературы в токийском Университете Васэда.
- ↑ а б Муро Кюсо (1658—1734) — японский нео-конфуцианский философ и чиновник в правление сёгуна Токугавы Ёсимунэ. Родился в окрестностях Янаки, в настоящее время — территория города Токио. Название сохранилось в наименовании кладбища буддийского храма, которое славится своими насаждениями сакуры, привлекающими большое количество посетителей во время весеннего цветения.
- ↑ Минамото‑но Сигэюки (умер в 1000 г.) — японский поэт и чиновник раннего периода Хэйан.
- ↑ Фудзивара‑но Кинто (966—1041) — японский поэт и чиновник периода Хэйан.
- ↑ Император Сутоку (Сутоку‑тэнно; 1119—1164) — 75‑й император Японии (1123—1142).
- ↑ Дзиппэ́нся И́кку (1775—1831) — псевдоним японского романиста Сигэта Садакадзу.