Образец связи в разговорах общества
правитьОчень было бы забавно — сказал мне однажды Б* — читать разговор нескольких светских людей, записанный верно каким-нибудь искусным тахиграфом (скорописцем). Я не говорю о рассуждениях людей ученых, которые не разговаривают, а методически сообщают друг другу мнения свои о том или о другом предмете; я разумею здесь обыкновенный разговор в так называемом большом обществе между умными светскими людьми, где быстро и без всякого приготовления переходят от одного предмета к другому, где некстати и кстати рассказывают вам анекдоты; где за рассуждением о славном сражении следует непосредственно критика оперы; где, после разговора о бессмертии души, начинают рассказывать о чудесных подвигах Франкониева оленя; где находят средство соединять религию с вольными шутками, хороший вкус с дурным тоном, делать забавным печальное, и рассуждать с легкомысленностью о важном.
И скоро после сего разговора моего с Б* случилось мне быть в одном обществе, где я нашел N* и еще трех знакомцев моих, безжалостных рассказчиков, которые без сомнения не были бы приняты в доме покойной Ниноры Ланкло, как известно, большой неохотницы до таких людей, которые ко всему, кстати и некстати, готовы рассказать анекдот. Один из этих говорунов был кавалер Дормон, другой аббат Тарвиль, а третий советник Фламинкур. Вот их разговор, который записал я так точно, как слышал.
Очень рад, что нашел вас, государи мои, всех вместе! Я хочу узнать ваше мнение о происшествии, которое на сих днях со мною случилось. Некто, известный вам человек, и страшный силач, оказал мне превеликую грубость. Я потребовал от него удовольствия. Что же он отвечал? — Мне случалось побить нескольких неучтивцев, но драться я не соглашался и никогда не соглашусь ни с кем. И не смешно ли человеку с моею силою отдавать жизнь свою на произвол случая? — Желаю знать, что бы вы сделали на моем месте?
Я сделал бы то же, что герцогиня Форкалькье.
А что сделала герцогиня Форкалькье?
Она была очень хороша лицом и в ребячеств очень остроумна — зато в зрелом возрасте это остроумие несколько притупилось. На пятнадцатом году выдали ее замуж за герцога Форкалькье, который, будучи уже в летах, обходился с женою как с ребенком. Они находились в Ренне, где герцог имел открытый дом и жил весьма пышно. Однажды случилось, что он, заспорив весьма горячо с молодою женою, дал ей пощечину. Герцогиня, ужасно рассердившись, велела заложить карету и тотчас поехала к первому адвокату города советоваться о разводе с мужем. Юрисконсульт осуждал грубость старого Титона, говорил учтивости любезней челобитчице, но в заключении объявил ей, что пощечина, будучи ей дана без свидетелей, не может служить достаточным документом, и что она не получит удовлетворения от законов. Герцогиня, весьма недовольная приговором адвоката, едет домой, одевается для принятия гостей, званных ее мужем, и, дождавшись того времени; когда уже все съехались, идет в гостиную, в которой находилось весьма много и мужчин и женщин, приближается к своему мужу, сидевшему в кругу гостей и говорит: «Объявляю Вашей Светлости, что я все утро провела у адвоката, с которым советовалась, каким бы средством наказать вас за оскорбление вами, мне сделанное. Но он объявил мне решительно, что ваша пощечина не может послужить мне ни к чему, почему я рассудила возвратить ее Вашей Светлости». За этими словами последовала жестокая пощечина; потом герцогиня обратилась к своим гостям и начала разговаривать с ними и как будто совсем ничего не случилось.
Итак, вы думаете, что мне надобно оказать грубость моему оскорбителю?
Но согласитесь, что хладнокровие герцогини Форкалькье чрезвычайно удивительно!
Вот анекдот, г. аббат, напоминает о господине д’Аржансон. Однажды в вечеру этот министр приезжает к своей жене в такую минуту, когда она совсем его не ожидала, он идет прямо в ее спальню и находит с нею принца Лорреньского. Д’Аржансон нимало не смешался; с обыкновенным своим хладнокровием приближается он к принцу и спрашивает: не угодно ли Вашему Высочеству, чтобы я кликнул своего камердинера, который может помочь вам одеться? Принц, не зная что отвечать, накидывает на себя кафтан и идет в двери; д’Аржансон берет с важностью свечу и провожает Его Высочество до самой кареты. На лестнице принц останавливается, хочет сказать что то в свое извинение. — Вашему Высочеству угодно шутить, отвечает д’Аржансон; могу ли сердиться за то, что вам рассудилось приласкать мою жену, когда я и сам точно таким же образом ласкал некоторых высоких дам вашей крови? Это и правда; г. д’Аржансон был очень хорош собою, и очень счастлив в женщинах! На другое утро является он к королю. — Ваше Величество, я имел счастье вступить в новый орден! — «В какой?» — В орден рогатых мужей! — «Каким образом это могло случиться?» — Д’Аржансон описывает встречу свою с Принцем Лорреньским. Король очень много смеялся, и на другой день приказал г-ж д’Аржансон ехать в монастырь, в котором она однако прожила недолго.
Поступок д’Аржансона очень благоразумный; но мой противник не принц Лорреньский.
Министр поступил в этом деле как философ и как придворный, весьма увертливый и тонкий.
Господа придворные никогда не теряют присутствия духа. Это напоминает о Санском архиепископе.
Верно хотите вы рассказать нам о женитьбе его брата.
Вы отгадали.
Очень любопытен слышать эту историю.
Надобно вам прежде знать, что некто г. Перине имел искусство продавать ежегодно в Париже великое множество вина, не платя за то ни кому ни марда. В короткое время сделался он страшный богач. Генеральные откупщики, которых он обманывал, приведенные в ужас его искусством и не имея никакого средства его поймать на деле, решились обратиться к нему самому. Они сказали господину Перине: мы принуждены признать себя побежденными; вред, который приносите вы откупу, так велик, что мы готовы купить у вас вашу тайну — предлагаем вам миллион с единственным условием, чтобы вы оставили торговлю. — «Я недоволен, милостивые государи, миллионом; требую, чтобы вы дали мне сверх того и место генерального откупщика». — Господин Перине твердо настоял в своем требовании, которое наконец было исполнено, и он с миллионом получил и место генерального откупщика. Санский архиепископ услышал об этом происшествии; богатство господина Перине ослепило его; ему известно было также, что новый крез имел прекрасную дочь, которая жила в Нормандии. Родственники архиепископа были недостаточны; почему он и вздумал женить на девице Перине своего брата Ломени де Бриенна. Но крез с ним незнаком; начинать знакомство, значило бы весьма некстати откладывать такое дело, которое никак не терпело отлагательства: могли бы представиться женихи и перебить у искателя дорогу. Что же он сделал? садится в карету, едет в Нормандию, дает сто ефимков почтальону, чтобы он изломал колесо почтовой кареты у самых ворот Перинетова замка — так и сделано — карета упала — бегут в замок просить помощи, сказывают: этот путешественник есть знатный человек, архиепископ Санский; он едет лечиться морскими банями. — Господин и госпожа Перине выходят навстречу к несчастному прелату. — «Не убились ли вы, милостивый государь? — покорно просим пожаловать в замок!» — Одним словом, наш рыцарь в замке; живет в неделю, две; пленяет всех своим умом, своею любезностью; все от него в восхищении, и наконец Перине соглашается выдать свою дочь за господина де Бриенна.
Аббат Ломени был всегда очень изобретательного ума человек.
Он с малолетства уверен был, что судьба определила ему сделаться и богатым и знатным, хотя впрочем его фамилия не была ни весьма древнею, ни весьма уважаемою при Дворе.
То, что вы нам рассказали об нем, уверяет, что он имел бы весьма хороший талант комического актера, когда бы вступил на театр.
И в самом деле один из наших стихотворцев воспользовался сценою изломанного колеса.
Это напоминает об его замке. Он учился в семинарии Св. Сульпиция и был еще простым бакалавром. В одну ночь приснилось ему, будто он строит замок архитектуры прекрасной и весьма обширный — это показалось ему предвещанием приятным. Он посылает за архитектором, рассказывает ему сон свой и просит, чтобы он сделал план виденного им замка, которого расположение описывает весьма подробно. Архитектор сначала вообразил, что бакалавр помешался. — Я имею честь быть с вами знакомым, сказал он; вы не имеете никакого способа построить такой огромный замок. — Что нужды, отвечает мечтатель; я не знаю, когда он построится, но это непременно должно случиться. Теперь покамест построим план, за который прошу вас принять от меня деньги. — Архитектор наконец согласился сделать план, и бакалавр при всякой новой честолюбивой мысли, при всяком новом успехе раскладывал его перед собою на стол и думал о своем будущем величии. Наконец интриги его были увенчаны успехом — он сделался архиепископом Санским и замок построен.
Ничто так не кажется удивительным, как сии следствия, заранее предвиденные и открывающаяся нам так сказать в каком-то пророческом вдохновении; — но все это очень естественно и кажется несколько чудесным только от того, с какой точки зрения мы на него смотрим.
С большим умом и с худою логикою не мудрено и самые важные происшествия выводить из причин самых мелких.
Это напоминает об осле, которого известный Бомарше называл своим благодетелем.
Конечно в шутку?
Нет! без всякой шутки. За несколько дней перед ужасным возмущением 3 сентября, Бомарше нашел перед воротами своего дома осла, навьюченного огородною зеленью, которую продавала молодая деревенская девушка. Бедный скот был ужасно худ, кожа да кости, едва держался на ногах и часто наклонял голову, чтобы вырвать клок соломы из кузова крестьянки, которая безжалостно его отталкивала. Сочинитель Севильского цирюльника сжалился над мучеником. Он выслал слугу своего купить несколько зелени у крестьянки, а сам вышел к воротам и начал из своих рук кормить голодного осла сеном. Через несколько минут приходит к Бомарше один из его соседей с известием, что его почитают подозрительным, что в доме его скоро будет сделан обыск, и что он должен спасаться, не медля ни минуты. Но Бомарше промедлил, дом его уже полон вооруженных людей; он едва успел спрятаться в шкаф; входят, ищут везде — один из алгвазилов отворил шкаф и Бомарше почитал уже себя погибшим; но этот один был лучший его друг, который, надеясь быть ему полезным, пришел в его дом вместе с революционными инквизиторами… они будут здесь опять нынешней ночью — шепнул он — постарайтесь, чтобы вас не застали. Бомарше пользуется добрым советом — бежит через сад — но уже на дворе ночь; улицы наполнены патрулями. Как от них избавиться? Всего безопаснее уйти из Парижа — и ему удалось пробраться через одну заставу, где стража была не такая крепкая, как на других. Вот он на открытом поле; дождик льет ливмя — где найти убежище? Везде отказывают ему с жестокостью! В одной лачужке блеснул огонь — Бомарше приближается к окну — «Впустите, ради Бога!» — Как не впустить! отвечает суровый голос: теперь глухая ночь! много бродяг шатается по дорогам; всех не пригреешь. — Бомарше повторяет просьбу свою: на дворе так ненастно! холодный ветер! проливной дождь! — Говорят тебе, отойди, отвечают ему, и бедный странник хотел уже удалиться; ну вдруг слышит он приятный женский голос: батюшка, впустите его поскорее; это самый тот добрый господин, который накормил нашего осла. И дверь отворилась. Бомарше принят, согрет; добрые обитатели смиренной хижины помогли ему укрыться от кровожадных служителей эшафота. Бомарше не забыл однако навестить своего осла избавителя.
Милостивые государи! ваши историки очень забавны; но согласитесь, что сделанный мною вам вопрос имеет очень мало связи с пощечиною герцогини Форкалькье и рогами господина д’Аржансона, которые в свою очередь совсем не входят ни в карету ни в замок Санского архиепископа; и прошу вас покорно сказать, есть ли какое-нибудь сходство между ослом Бомарше и сделанным мне оскорблением? Я не получил от вас ответа на мой вопрос, но зато, благодаря вам, удостоверился, что рассказывая анекдоты, немудрено сделать разговор совершенно несвязным, и что в таком случае, для сохранения и некоторой ложной связи, можно довольствоваться одним или двумя словами, например: это напоминает и тому подобное.
24. Образец связи в разговорах общества. — ВЕ. 1810. № 12. С. 261—274. [Подпись; «С франц. А.»]
= C.L.C. C’est tout comme, ou les Transitions de sociИtИ // L’Esprit des journaux. 1809. T. 6. P. 220—231.
Автором, укрывшимся за инициалами C.L.C., был, вероятно, Шарль-Луи Каде-де-Гассикур (Charles-Louis Cadet de Gassicourt, 1769—1821), французский химик-фармацевт и беллетрист, В немецком журнале «Der Biene», который Август фон Коцебу издавал в 1808—1810-е гг., было помещено эссе под названием «Das ist so wie — oder die эbergДnge in der gesellschaftlichen Unterhaltung». Этот очерк, по всей вероятности представляющий собой перевод с французского, был впоследствии включен в собрание сочинений Коцебу[1].
- ↑ August von Kotzebuе. AusgewДhlte prosaische Schriften. Wien, 1843. Bd. 36. S. 231—239.