Самое видное место по обработке волокнистых веществ занимает в Нижегородской губернии валяльный промысел. Встречаясь в уездах Семёновском, Балахнинском, Арзамасском и Горбатовском, а также отдельными селениями и в других уездах, валяльный промысел даёт занятие не менее 7.000 человек, если не считать даже в их числе отхожих кошмовалов и шерстобитов. Наибольшая часть из этих 7.000 человек (5.340 чел.) приходится на долю обширного Заволжского района валенного дела, в состав которого входят южная и западная части Семёновского уезда и восточная часть Балахнинского.
О сравнительно недавнем прошлом валяльного промысла в Заволжье знаток местного края, П. И. Мельников-Печерский писал следующее: «лет сорок (т. е. теперь уже лет 60) тому назад заволжские катальщики чуть не на всю великорусскую сельщину шляпы работали. Валяли они и тот „шляпóк“, что исстари в ходу по Тверской и Новгородской сторонам — с низенькой прямой тульей, и ярославскую „верховку“, такую же низенькую, но с тульей раструбом. В Суздальскую сторону, на Ветлугу, на Вятку, в Пермь и на волжское низовье работали шляпы гречушником „с перехватцем“, для Московской стороны „шпилёк московский“, на Рязань в Тулу и далее к Украине. Для бурлаков шляпу на особую стать за Волгой валяли, ни дать ни взять, те низенькие мягкие летние шляпы, что теперь у горожан в моду вошли. Татарам за Волгой белые шляпы валяли. Хоть иной катальщик и брезговал работать на бритую шашку бусурманина, но таких немного было, потому что „татарка“ товар сходный, никогда, бывало, не залежится… Теперь не то… Совсем подошла шляпа заволжская… С лёгкой руки Кантауровца и другие заволжане по чужим сторонам пошли счастья искать и развезли дедовский помысел по дальним местам… Дешёвый картуз вытеснил более ценную стародавнюю шляпу, и осталась она лишь праздничным украшением молодёжи, да степенные седые мужики пока не бросили ещё дедовской шляпы»[2].
Но с упадком производства валяной шляпы валяльный промысел не уничтожился. За Волгой стали выделывать только валенки (род галош). Потом к ним стали пришивать голенища, пока не научились делать целые валяные сапоги и высокие галоши. Теперь работают мужскую и женскую валенную обувь, туфли и полусапожки. Особую отрасль того же промысла составляет стелечное производство, т. е. валяние стельки, которой подшивают подошву сапога. И промысел держится, и изделия его идут «не то что в луговую сторону, а и в закаспийский край и в Сибирь, словом сказать, даже во всякую холодную сторону». Только во внутренней организации его происходит изменение в том смысле, что всё более уменьшается число самостоятельных промышленников и некогда самостоятельные хозяева переходят в работники. В настоящее время (1899 г.) из 3.633 работников Семёновского валяльного района (всего в промысле занято 4.790 лиц, из них 4.038 мужчин рабочего возраста, 416 подростков, 256 стариков, 72 ребёнка и 8 женщин) только 677, или 18,6 %, работают самостоятельно на продажу, 2.296, или 63,2 %, работают на хозяев в своей мастерской из хозяйского материала, 508 рабочих, или 14 %, состоят в работниках по найму, остальные работают на хозяев из своего материала. На один двор, раздающий работу, приходится 10 дворов, берущих её.
По характеру операций, существующих в промысле, все работники разделяются на две группы, из которых одни называют «каталы», а другие «стиралы». Первые занимаются подготовкой шерсти, вторые — стиранием сапога, вынутого из тёплой воды. Иногда взбивание и очистка шерсти становятся специальным промыслом особых рабочих — шерстобитов, но они чаще всего уходят на сторону в отход. Катанье как работа, требующая более искусства и опытности, считается привилегированной работой и оплачивается выше 2 р. — 2 р. 50 к. в неделю в наёмных работниках на хозяйских харчах. Стиралы, работающие обыкновенно на хозяев в своих стирнях, получают 1 р. 20 к. — 1 р. 60 к. в неделю. Этот заработок ещё более уменьшается тем, что расплата происходит чаще всего хозяйскими продуктами: мукой, крупой, спичками и проч., дурного качества и по повышенной цене, наличными деньгами разве на подати.
Наиболее обычная организация промысла такова. Хозяин, поставляющий товар или самостоятельно на рынок, или на ещё более крупного постоянного заказчика, покупает овечью или коровью шерсть. Покупается материал или в Нижем Новгороде на ярмарке и в складах, или в с. Кантаурове, Городце и Семёнове. Кантауровские же, нижегородские и городецкие торговцы покупают шерсть в Касимове и на Урале. Купив шерсть или забрав её в кредит, мастера катают её в своих заведениях, а стирать раздают стиралам на сторону за плату поштучно.
Работня, где происходит первая операция производства, — низкая, полутёмная, но тёплая и сухая изба. Вдоль стен высокие до пояса и широкие прилавки. Работают большей частью полунагими, только с короткими не то фартуками, не то юбками из грубого холста на бёдрах.
Рабочий стоит перед особой решёткой, привешенной к стене, на решётке накидана шерсть, а над нею прилажен «лучек» — нечто вроде громадного смычка в 1 ½ — 2 аршина длиной с толстою натянутою на нём струною, по которой ударяют особым вальком, носящим название «боёк» или «катеринка».
Взбиваемая, благодаря тому, шерсть ровным слоем раскладывается на широком холсте, взбрызгивается водой и катается в этом холсте до плотности мягкого пока войлока. В работной воздух тяжёлый, от битья шерсти поднимается пыль, смешанная иногда с известью; всё это осаждается на лёгких работающих, создавая болезни лёгких, удушье и проч.
Дальнейшая работа производится уже по «стирням». Проезжая зимней порой за Волгою, вы можете видеть, как по скатам тесовых крыш, лицом к северу, рядами расположены сотни белых валенок, а перед избами стоят «суковатки» — молодые ёлки, у которых облуплена кора и окорочены сучья в виде рогулек, и на каждой рогульке висит по валенку. Это промораживается мягкий товар, чтобы выглядел бело и казисто. Из стирен вслед за клубами пара выскакивают босые, до пояса обнажённые, распотелые работники. Такова зимою внешность деревень валяльного района.
Зайдём вовнутрь одной из «стирен». Это тёмная или полутёмная бревенчатая постройка, вросшая в землю, меньше деревянной бани и едва в рост человека. В этом тесном помещении кладётся печка, над печкой котёл для нагревания воды. В этот котёл кладут свалянную шерсть, которую потом, когда она разопреет, стирают, трут сперва просто руками, потом в сапог завёртывается железный аршин. Выстиранный сапог передаётся подростку, который натягивает сапог на деревянную колодку и трёт его пемзой, либо «зачёсывает» его особой «драчкой» — дощечкой с зубцами. От паров в «стирне», как в бане, постоянная сырость, стены влажны, грязны, в углах плесень. Работа утомительна, требует больших усилий, продолжается в течение суток часов 16, с 12 часов ночи до 7 часов вечера, с перерывами. После долгой работы у стирал развивается что-то вроде ревматизма: невыносимая ломота в руках, не дающая спать после долгого рабочего дня. Эта работа создала немало «тысячников», дома которых возвышаются среди убогих деревушек заволжской стороны, но самим создателям этих богатств она даёт мало утешения: «стиром да миром живём», говорят стиралы о своём действительно полунищенском существовании.
Однако промысел, если не растёт, то держится в сотнях деревень. На заводах работа идёт круглый год с наёмными рабочими, но «стирни» летом почти прекращают свою работу. Свыше 80 % дворов, занимающихся валяльно-сапожным промыслом, не оставляют пахотного хозяйства, и полевые работы, с их разнообразием и здоровой обстановкой, восстанавливают упавшие за зиму силы.
