„Я вернусь къ вамъ потомъ. Я вернусь къ вамъ съ Царевной“.
Такъ молилъ я своихъ на своемъ кораблѣ.
„Отпустите меня“.—Но съ угрюмостью гнѣвной
Мнѣ твердили они о добрѣ и о злѣ.
5 Упадала въ мой слухъ ихъ ворчня однозвучно.—
„Что жь, мы будемъ здѣсь слушать морской этотъ гулъ?“—
И мнѣ стало межь ними такъ скучно, такъ скучно,
Что я прыгъ съ корабля ихъ, и вотъ, утонулъ.
О, счастливый прыжокъ! Ты навѣки избавилъ 10 Человѣка Земли, но съ морскою душой.
Въ тѣснотѣ корабля я своихъ тамъ оставилъ,
И съ тобой я, Морская Царевна, я твой.
День и ночь хороводы намъ водятъ ундины,[1]
Аметисты въ глазахъ у Морского Царя, 15 Головой онъ тряхнетъ,—и иныя картины,
Утро нашей Земли, дней послѣднихъ Заря.
Сказки рыбокъ морскихъ такъ безгласно-напѣвны,
Точно души проходятъ, дрожа по струнамъ.
И мечтать на груди у тебя, у Царевны,— 20 О, товарищи дней, не вернуться мнѣ къ вамъ!
Я вамъ честно солгалъ, не зовите измѣннымъ,
Но настолько все странно въ морской глубинѣ,
Такъ желанно все здѣсь, въ этомъ мірѣ безпѣнномъ.
Что не нужно объятія братскаго мнѣ.
25 Да и вамъ не понять, верховзорнымъ, оттуда,
Какъ узывны здѣсь краски и сны и цвѣты.—
О, Царевна морей, имъ ты чуждое чудо,
Мнѣ же тамъ только міръ, гдѣ глубины и ты.