Невидимая брань (Никодим Святогорец)/1892 (ДО)/Часть 1/Глава 45

[177]

Глава сорокъ пятая.

Если судимъ строго ближнихъ, то это отъ высокаго о себѣ мнѣнія и отъ наущенія вражескаго. Какъ преодолѣть эту склонность.


Отъ самолюбія и самомнѣнія пораждается въ насъ и другое нѣкое зло, тяжелый причиняющее намъ вредъ, именно строгій судъ и осужденіе ближняго, по которому мы потомъ ни во что ставимъ, презираемъ и унижаемъ его при случаѣ. Каковый злой навыкъ и порокъ, происходя отъ гордости, ею питается и возращается, и наоборотъ ее питаетъ и возращаетъ; ибо и гордыня наша послѣ всякаго дѣйствія осужденія подвигается впередъ, по причинѣ сопутствующаго сему дѣйствію самочувствія и самоуслажденія.

Давая себѣ высокую цѣну и высоко о себѣ думая, естественно свысока смотримъ мы на другихъ, осуждаемъ ихъ и презираемъ, такъ какъ намъ кажется, что мы далеки отъ тѣхъ недостатковъ, какихъ, какъ намъ думается, не чужды другіе. А тутъ еще и всезлобный врагъ нашъ, видя въ насъ такое недоброе расположеніе, бодренно стоитъ близъ и, открывая очи наши, научаетъ зорко смотрѣть за тѣмъ, что дѣлаютъ и говорятъ другіе, дѣлать изъ сего заключенія, какія потому у нихъ [178] мысли и чувства, и по этимъ предположеніямъ составлять о нихъ свое мнѣніе, чаще всего недоброе, съ возведеніемъ сей недоброты въ закоренѣлый нравъ. Не замѣчаютъ и не видятъ эти судьи, что самое начало осужденія — подозрѣніе худобы въ другихъ, печатлѣется въ мысли дѣйствіемъ врага, и имъ же оно потомъ раздувается въ увѣренность, что они и дѣйствительно таковы, хотя на дѣлѣ ничего такого нѣтъ.

Но, брате мой, какъ врагъ бодренно слѣдитъ за тобою, высматривая, какъ бы посѣять въ тебѣ зло, смотри еще паче ты бодренно самъ надъ собою, чтобъ не попасть въ разставляемыя имъ тебѣ сѣти, и какъ только онъ представитъ тебѣ какой недостатокъ въ ближнемъ твоемъ, спѣши поскорѣе отклонить отъ себя помыслъ сей, не давая ему засѣсть въ тебѣ и разростись, и вытѣсни его изъ себя вонъ, чтобъ и слѣда его не оставалось, замѣнивъ его помышленіемъ о добрыхъ свойствахъ, какія знаешь въ ближнемъ семъ и какія вообще умѣстны въ людяхъ, прилагая къ сему, если еще чувствуешь позывъ произнеси осужденіе, ту истину, что тебѣ не дано на то власти, и что присвояя себѣ эту власть, ты самъ въ этотъ моментъ дѣлаешься достойнымъ суда и осужденія не предъ немощными людьми, но предъ всесильнымъ Судіею всѣхъ Богомъ.

Такой переворотъ помысла есть самое сильное средство не къ отогнанію только случайно находящихъ помысловъ осужденія, но и къ тому, чтобъ совсѣмъ отучить себя отъ сего порока. Второе же, то-же очень сильное къ тому средство, есть не выпускать изъ ума памятованія о своей худости, своихъ нечистыхъ и злыхъ страстяхъ и дѣлахъ, и соотвѣтственно тому непрестанно держать чувство своего непотребства. Того и другаго, — страстей и дѣлъ страстныхъ, конечно, найдется въ тебѣ не мало. Если ты не бросилъ себя и не [179] махнулъ рукой, говоря: будь что будетъ, то не можешь не заботиться объ уврачеваніи этихъ своихъ нравственныхъ немощей, губящихъ тебя. Но если ты дѣлаешь это искренно, то у тебя не должно доставать времени заниматься дѣлами другихъ и судебные составлять о нихъ приговоры; ибо тогда, если позволишь себѣ это, въ ушахъ твоихъ непрестанно будетъ звучать: врачу, исцѣлися самъ; изми первѣе бревно изъ очесе твоего (Матѳ. 7, 5).

Ктому-же, когда ты строго судишь о какомъ недобромъ поступкѣ ближняго, знай, что какой-нибудь корешокъ этой же самой недоброты есть и въ твоемъ сердцѣ, которое по своей страстности научаетъ тебя строить догадки о другихъ и осуждать ихъ. Злый человѣкъ изъ злого сокровища сердца своего износитъ злое (Мѳ. 12, 35). Напротивъ око чистое и безстрастное безстрастно взираетъ и на дѣла другихъ, а не лукаво. Чисто око еже не видѣти зла (Аввак. 1, 13). Потому, когда придетъ тебѣ помыслъ осудить другаго за какую-либо погрѣшность, вознегодуй на самого себя, какъ на дѣлателя такихъ дѣлъ и въ томъ-же повиннаго; и скажи въ сердцѣ своемъ: „какъ я, окаянный, находясь въ томъ-же самомъ грѣхѣ и дѣлая еще болѣе тяжкія прегрѣшенія, дерзну поднять голову, чтобъ видѣть погрѣшности другихъ и осуждать ихъ?“ Дѣйствуя такъ, ты будешь оружіе, которымъ злой помыслъ внушаетъ тебѣ поразить другаго, обращать на самого себя и вмѣсто ураненія брата пластырь будешь налагать на раны собственныя.

И тогда, какъ грѣхъ брата будетъ не тайный, а явный, всѣмъ видный, ты старайся причину тому видѣть не въ томъ, что внушаетъ недобрая страсть осужденія, а въ томъ, на что можетъ указать братолюбное къ нему расположеніе, и скажи въ себѣ: такъ какъ братъ сей имѣетъ много сокровенныхъ добродѣтелей, то Богъ для сохраненія ихъ отъ поврежденія тщеславіемъ [180] попустилъ ему впасть въ теперешній грѣхъ, или малое время побыть подъ этимъ невзрачнымъ покровомъ, чтобъ онъ и самому себѣ, предъ своими глазами, казался непотребнымъ, и будучи за то презираемъ другими, пожалъ плодъ смиренномудрія и еще болѣе благоугоднымъ сдѣлался Богу, такъ что въ настоящемъ случаѣ онъ получитъ больше пользы, чѣмъ сколько потерпѣлъ вреда. Пусть даже чей-нибудь грѣхъ будетъ не только явный, но и очень тяжкій и исходитъ изъ ожесточеннаго и нераскаяннаго сердца, ты и при этомъ не осуждай его, но возведи очи ума твоего къ непостижимымъ и дивнымъ судамъ Божіимъ, и увидишь, какъ многіе люди, бывшіе прежде пребеззаконными, потомъ каялись и достигали высокой степени святости, и какъ съ другой стороны, иные, стоявшіе на высокой степени совершенства, падали въ глубокую пропасть. Смотри, не подвергнуться бы и тебѣ такому бѣдствію за осужденіе.

Потому стой всегда со страхомъ и трепетомъ, боясь болѣе за себя самого, чѣмъ за другаго кого. И будь увѣренъ, что всякое доброе слово о ближнемъ и радость о немъ суть въ тебѣ плодъ и дѣйствіе Святаго Духа, какъ напротивъ, всякое о немъ худое слово и презрительное его осужденіе происходятъ отъ твоего злонравія и діавольскаго тебѣ внушенія. Почему, когда соблазнишься какимъ-либо недобрымъ поступкомъ брата, не давай очамъ своимъ сна, пока не изгонишь изъ сердца своего сего соблазна и совершенно не умиришься съ братомъ.