Жилъ старикъ со старухой, и былъ у нихъ сынъ,
Но мать прокляла его в чревѣ.
Дьяволъ часто бываетъ надъ нашею волей сполна властелинъ,
А женщина, сына проклявшая,
5 Силу слова не знавшая,
Часто бывала въ слѣпящемъ сознанiе гнѣвѣ.
Если Дьявол попуталъ, лишь Богъ тутъ поможетъ одинъ.
Сынъ все же у этой безумной родился,
Выросъ большой, и женился.
10 Но онъ не былъ какъ всѣ, въ дни когда он былъ малъ.
Правда, шутилъ онъ, игралъ, веселился,
Но минутами слишкомъ задумчивъ бывалъ.
Он не былъ какъ всѣ, въ день когда онъ женился.
Правда, весь свѣтлый онъ былъ подъ венцомъ,
15 Но что-то въ немъ есть нелюдское — мать говорила съ отцомъ.
И точно, жену онъ любилъ, с ней онъ спалъ,
Ласково съ ней говорилъ,
Да, любилъ,
И любился,
20 Только по свадьбѣ-то вскорости вдругъ онъ безъ вѣсти пропалъ.
Искали его, и молебны служили,
Нетъ его, словно онъ въ воду упалъ.
Дни миновали, и мѣсяцы смѣну временъ сторожили,
Мѣняли одежду лѣсовъ и долинъ.
25 Гдѣ онъ? Нечистой то вѣдомо силѣ.
И если Дьяволъ попуталъ, тутъ Богъ лишь поможетъ одинъ.
Въ дремучемъ лѣсу стояла сторожка.
Зашелъ ночевать туда нищій старикъ,
Чтобъ въ лачугѣ пустой отдохнуть хоть немножко,
30 Хоть на часъ, хоть на мигъ.
Легъ онъ на печку. Вдругъ конскій послышался топотъ.
Ближе. Вотъ кто-то слѣзаетъ съ коня.
Въ сторожку вошелъ. Помолился. И слышится жалостный шопотъ:
„Богъ суди мою матушку — прокляла до рожденья меня!“
35 Удаляется.
Утромъ нищій въ деревню пришелъ, къ старику со старухой на дворъ.
„Ужь не вашъ ли сынокъ“, говоритъ, „объявляется?“
И старикъ собрался на дозоръ,
На развѣдку онъ въ лѣсъ отправляется.
40 За печкой, въ сторожкѣ, онъ спрятался, ждетъ.
Снова невѣдомый кто-то въ сторожку идетъ.
Молится. Сѣтуетъ. Молится. Шепчетъ. Дрожитъ, какъ видѣнье.
„Богъ суди мою мать, что меня прокляла до рожденья!“
Сына старикъ узнаетъ.
45 Выскочилъ онъ. „Ужь теперь отъ тебя не отстану!
Насилу тебя я нашелъ. Мой сынокъ! Ахъ, сынокъ!“ говоритъ.
Странный у сына безмолвнаго видъ.
Молча глядитъ на отца. Ждетъ. „Ну, пойдемъ“. И выходятъ навстрѣчу туману,
Теплому, зимнему, первому въ зимней ночи предъ весной.
50 Сынъ говоритъ: „Ты пришелъ? Такъ за мной!“
Сѣлъ на коня, и поѣхалъ куда-то.
И тѣмъ же отецъ поспѣшаетъ путемъ.
Прорубь предъ ними, онъ въ прорубь съ конемъ,
Такъ и пропалъ, безъ возврата.
55 Тамъ, гдѣ-то тамъ, въ глубинѣ.
Старикъ постоялъ-постоялъ возлѣ проруби, тускло мерцавшей при мартовской желтой Лунѣ.
Домой воротился.
Говоритъ помертвѣвшей женѣ:
„Сына сыскалъ я, да выручить трудно, нашъ сынъ подо льдомъ очутился.
60 Живетъ онъ въ водѣ, между льдинъ.
Что намъ подѣлать? Разъ Дьяволъ попуталъ, тутъ Богъ лишь поможетъ одинъ“.
Ночь наступила другая.
Въ полночь, въ лѣсную сторожку старуха, вздыхая, пошла.
Вьюга свистѣла въ лѣсу, не смолкая,
65 Вьюга была и сердита и зла,
Плакалась, точно у ней — и у ней — есть на сердцѣ кручина.
Спряталась мать, поджидаетъ, — увидитъ ли сына.
Снова и снова. Сошелъ онъ съ коня.
Снова и снова молился съ тоскою.
70 „Мать, почему жь прокляла ты меня?“
Снова копыто, подковой звеня,
Мѣрно стучитъ надъ замерзшей рѣкою.
Искрятся блестки на льду.
„Такъ. Ты пришла. Такъ иди же за мною“.
75 „Сынъ мой, иду!“
Прорубь страшна. Конь со всадникомъ скрылся.
Мартовскій мѣсяцъ въ высотахъ свѣтился.
Мать содрогнулась надъ прорубью. Стынетъ. Горитъ какъ въ бреду.
„Сынъ мой, иду!“ Но какою-то силой
80 Словно отброшена, вьюжной дорогою къ дому идетъ.
Мѣсяцъ зловѣщій надъ влажной разъятой могилой
Золотомъ матовымъ краситъ студености водъ.
Призракъ! Какую-то душу когда-то съ любовью ты назвалъ здѣсь милой!
Третья приблизилась полночь. Кто третій къ сторожкѣ идетъ?
85 Мать ли опять? Или, можетъ, какая старуха святая?
Старый ли снова отецъ?
Нѣтъ, наконецъ,
Это жена молодая.
Раньше пошла бы — не смѣла, ждала
90 Старшихъ, чередъ соблюдая.
Ночь молчала, свѣтла,
Съ Мѣсяцемъ порваннымъ, словно глядящимъ,
Внизъ, къ этимъ снѣжно-бѣлѣющимъ чащамъ.
Топотъ. О, топотъ! Весь міръ пробужденъ
95 Этой звенящей подковой!
Онъ! Неужели же онъ!
„Милый! Желанный! Мой прежній! Мой новый!“
„— Милая, ты?“ — „Я, желанный!“ — „3а мной!“
„— Всюду!“ — „Такъ въ прорубь“. — „Конечно, родной!
100 Въ рай или въ адъ, но съ тобою.
О, не съ чужими людьми!“
„— Падай же въ воду, а крестъ свой сними“.
Мѣсяцъ былъ весь золотой надъ пустыней Небесъ голубою.
Въ безднѣ глубокой, въ подводномъ дворцѣ, очутились и мужъ и жена.
105 Прорубь высоко-высоко сіяетъ, какъ будто вѣнецъ. И душѣ поневолѣ
Жутко и сладко. На льдяномъ престолѣ
Свѣтлый предъ ними сидитъ Сатана.
Призраки возлѣ различные свѣтятся зыбкой и блѣдной толпою.
„— Кто здѣсь съ тобою?“
110 „— Любовь. Мой законъ“.
„— Если законъ, такъ изыди съ нимъ вонъ.
Намъ нарушать невозможно закона“.
Въ это мгновеніе, въ музыкѣ звона,
Въ гулѣ весеннихъ ликующихъ силъ,
115 Льды разломились.
Мартовскій Мѣсяцъ побѣдно свѣтилъ.
Милый и милая вмѣстѣ вверху очутились.
Звѣзды отдѣльныя въ небѣ надъ ними свѣтились,
Словно мерцанья церковныхъ кадилъ.
120 Вѣяло теплой весною.
Звоны и всплески неслись отъ расторгнутыхъ льдинъ.
„О, наконецъ я съ тобой!“ — „Наконецъ ты со мною!“
Если попутаетъ Дьяволъ, такъ Богъ лишь поможетъ одинъ.
