Не в сумрачный чертог наяды говорливой
Пришла она пленять мой слух самолюбивый
Рассказом о щитах, героях и конях,
О шлемах кованных и сломанных мечах.
Скрывая низкий лоб под ветвию лавровой,
С цитарой золотой иль из кости́ слоновой,
Ни разу на моём не прилегла плече
Богиня гордая в расшитой епанче.
Мне слуха не ласкал язык её могучий,
И гибкий, и простой, и звучный без созвучий.
По воле Пиерид с достоинством певца
Я не мечтал стяжать широкого венца.
О нет! Под дымкою ревнивой покрывала
Мне музу молодость иную указала:
Отягощала прядь душистая волос
Головку дивную узлом тяжёлых кос;
Цветы последние в руке её дрожали;
Отрывистая речь была полна печали,
И женской прихоти, и серебристых грёз,
Невысказанных мук и непонятных слёз.
Какой-то негою томительной волнуем,
Я слушал, как слова встречались поцелуем,
И долго без неё душа была больна
И несказанного стремления полна.