Мир (Брюсов)/Urbi et orbi, 1903 (ВТ:Ё)

 См. также одноимённые страницы.

Мир
автор Валерий Яковлевич Брюсов (1873—1924)

Из цикла «Думы. Искания», сб. «Urbi et orbi». Опубл.: 1903. Источник: Валерий Брюсов Urbi et Orbi. Стихи 1900—1903 гг. — М.: Скорпион, 1903.

VI

МИР

Я помню этот мир, утраченный мной с детства,
Как сон непонятый и прерванный, как бред…
Я берегу его — единое наследство
Мной пережитых и забытых лет.

Я помню формы, звуки, запах… О! и запах!
Амбары тёмные, огромные кули,
Подвалы подполом, в грудях земли,
Со сходами, припрятанными в трапах,
Картинки в рамочках на выцветшей стене,
Старинные скамьи и прочные конторки,
Сквозь пыльное окно какой-то свет незоркий,
Лежащий без теней в ленивой тишине,
И запах надо всем, — нежалящие когти
Вонзающий в мечты, в желанья, в речь, во всё!
Быть может, выросший в верёвках или дёгте,
Иль вползший, как змея, в безлюдное жильё,
Но царствующий здесь над всем житейским складом,
Проникший всё насквозь, держащий всё в себе!

О, позабытый мир! и я дышал тем ядом,
И я причастен был твоей судьбе!

Я помню: за окном, за дверью с хриплым блоком,
Был плоский и глухой, всегда нечистый двор.
Стеной и вывеской кончался кругозор
(Порой закат блестел на куполе далёком).
И этот старый двор всегда был пуст и тих,
Как заводь сорная, вся в камышах и тине…
Мелькнёт монахиня… Купец в поддёвке синей…
Поспешно пробегут два юрких половых…
И снова душный сон всех звуков, красок, линий.
Ещё порой въезжал телег тяжёлый ряд,
С самоуверенным и беспощадным скрипом.
И дюжим лошадям, и безобразным кипам,
И громким окрикам сам двор казался рад.
Шумели молодцы, стуча вскрывались люки,
Мелькали руки, пахло кумачом…
Но проходил тот час, вновь умирали звуки,
Двор застывал во сне, привычном и немом…
А под вечер опять мелькали половые,
Лениво унося порожние судки…
Но поздно… Главы гаснут золотые.
Углы — приют теней — темны и глубоки.
Уже давно вся жизнь влачится неисправней,
Мигают лампы, пахнет керосин…
И скоро вынесут на волю, к окнам, ставни,
И пропоёт замок, и дом заснёт — один.

Я помню этот мир. И сам я в этом мире
Когда-то был как свой, сливался с ним в одно.
Я мальчиком глядел в то пыльное окно,
У сумрачных весов играл в большие гири,
И лазил по мешкам в сараях, где темно.
Мечтанья детские в те дни уже светлели:
Мне снились: — рощи пальм, безвестный океан,
И тайны полюсов, и бездны подземелий,
И дерзкие пути междупланетных стран.

Но дряхлый ветхий мир на все мои химеры
Улыбкой отвечал, как ласковый старик.
И тихо надо мной — ребёнком — ник
Громадный, неподвижный, серый.
И что-то было в нём родным и близким мне.
Он глухо мне шептал и понимал его я…
И смешивалось всё как в смутном сне:
Мечта о неземном и сладкий мир покоя…
..................

Недавно я прошёл знакомым переулком
И не узнал заветных мест совсем.
Тот, мне знакомый мир, был тускл и нем, —
Теперь сверкало всё, гремело гулом гулким!
Воздвиглись здания из стали и стекла,
Дворцы огромные, где вольно бродят взоры…
Разрыты навсегда таинственные норы,
Бесстрастный свет вошеёл туда, где жалась мгла
И лица новые, и говор чужд… Всё ново!
Как сказка смелая — воспоминанья лет!
Нет даже и во мне тогдашнего былого,
Напрасно я в душе ищу желанный след…
В душе всё новое, как в городе торговли,
И мысли, и мечты, и чаянья, и страх.
Я мальчиком мечтал о будущих годах:
И вот они пришли… Ну, что же? Я таков ли,
Каким желал я быть? Добыл ли я венец?
Иль эти здания, все из стекла и стали,
Восставшие в душе, как призрачный дворец,
Все утолённые восторги и печали,
Всё это новое — напрасно взяло верх
Над миром тем, что мне — столетья завещали,
Который был моим, который я отверг!

Москва, 1903.