Явление I
Адель (одна). Скоро придет Пенкин. Я не думала, чтобы мне так отрадно было узнать про его любовь. Так тепло, тепло на сердце и крылья словно растут, так бы и понеслась куда-то! Вот она любовь! Странно! Мне казалось прежде, что я любила его, но теперь я вижу, что нет — это не любовь была, а так — привычка, склонность, а теперь… его признанье упало как огонь на порох… Что же он нейдет? И что скажу я ему… Как я признаюсь… ну, да увижу!.. (Голос Глафиры Петровны в дверях.)
Глафира Петровна. Фиса, вели этот узелок к отцу Паисию отнести.
Адель (в сторону). Ах мама! Как это скучно. Пойду ждать его к бабушке.
Явление II
У княгини Александры Ивановны — звонят, у Прасковьи Андреевны — просто докладывают: как тут лучше сделать? И опять с ливреей: надоели мне эти фраки, а что сделаешь? у Веры Александровны — голубой жилет и пюсовые нижние, у Анны Матвеевны — пюсовый жилет и голубые нижние: вот тут и решай! Опять — аксельбант хотела бы я сделать, да имеем ли мы право на него? Еще в беду попадешься! Книжные объявления просматривала: руководства какого нет ли — нет! Пишут же разные глупые книги, а вот этакой, об этикете, нет! Может закон какой есть. Барон должен бы все это знать, — у них, немцев, на этот счет наверное есть и правила, и книжки, — да к нему надо приступиться в хорошую минуту, а он нынче все недоволен. И все я, да я! без меня никто и не подумает: прилично ли все в доме или неприлично. Адель ни на что внимания не обращает; Фиса и рада бы, да за самой ежечасно надо смотреть, — и посоветоваться не с кем. Еще на смех подымут! Боже мой, да что же мне делать? ведь это можно в отчаяние придти! А тут — безвкусие, да (оглядывается) мещанок родню за тысячу верст выписывают! Тяжелый крест достался мне! На барона одна надежда: надо самой переговорить с ним. Да, вот еще записать — кому визиты нужно отдать… (Записывает.)
Явление III
Кондрашов. Мамочка… мамочка, послушай-ка.
Глафира Петровна. Ах, Василий Степанович, сколько раз я тебя просила не называть меня мамочкой.
Кондрашов. Да ведь нет, душка, никого. А ты послушай-ка новость. (Читает.) За постоянную полезную и добросовестную коммерческую деятельность… Мм… мм… м… вот: «почетный гражданин и 1-й гильдии купец… мм… мм… возводится со всем потомством в баронское Российской империи достоинство!» А? каково? Ведь это отрадно! Это лестно!
Глафира Петровна. Э, полно, пожалуйста! Хороший будет барон!
Кондрашов (несколько обидевшись). Отчего же это? Чем же хуже других? Ведь и настоящие немецкие-то бароны не из фарфору же слеплены! те же кости да мясо! Нет, это ты не так! Это несправедливо. А между тем и поощрительно для всякого. Теперь, как знать, (с расстановкой) гм! гм! и наш брат с Божией помощью посильными трудами и рвением может тоже удостоиться и в бароны произойти. (Глафира Петровна смотрит на него с изумлением.) Хе-хе-хе! Ты что смотришь? Да! Что ж, чем мы хуже людей? Тоже из ничего — а, слава Богу, и коммерции советник — и здесь (показывает на шею и карман), и здесь! Ну, и здесь есть кое-что (показывает на голову), и именитые люди не брезгуют, и разные ученые общества в члены избирают, детки тоже воспитаны не хуже других, а ведь достиг же? Из ничего достиг! босиком ребенком-то бегал.
Глафира Петровна (оглядываясь). Ах, полно, Базиль.
Кондрашов. Да! А вот потихоньку, да полегоньку и достиг! Это ведь потяжелее баронства-то! А теперь уж мы не без средств и не без покровительства. Что ж! Тоже не хуже других баронов будем! не хуже! Не прогорим, да не будем высуня язык сто рублей искать, как наш зятек, и не будет он думать, что нам своим родством честь особую делает! Проходят эти времена.
Глафира Петровна. Ну, оно, конечно, недурно. (В сторону.) А ведь он, пожалуй, добьется, коль уж запало ему в голову: потихоньку, да полегоньку, ведь нужды нет, что кажется этакий мягкий. Что же? ничего, и баронессой сумеем себя поддержать.
Кондрашов (уходя). Да! это лестно… (Останавливается.) А ты чего это?
Глафира Петровна. Да вот записываю, к кому нужно еще съездить с визитами — да обдумываю и с кем сблизиться на нынешнюю зиму: об этом надо подумать.
Кондрашов. Гм! гм! Да, это не дурно, а только км… км… Знаешь, откупам-то конец с нового года, новые порядки заводятся: так нынешнюю-то зиму надо бы потише. У меня в Бирюкове дела что-то заминаются… км… км… заминаются: кажется, Харитон-то там… км… км… плутует — Ерындиков сказывал. Послал обревизовать его.
Глафира Петровна (встревоженно). Однако ж не очень плохо: опасности нет?
Кондрашов. Км… км… Нет, не очень: другие губернии поддерживают. Ну, и, конечно, до плохого не допустим — приняли свои меры, а все-таки на всякий случай говорю тебе, чтоб немножко потише.
Глафира Петровна (успокоившись). Ну, а коль ничего, так нельзя же, Василий Степанович, менять образ жизни. Что же скажут про нас? Про твои же дела заговорят, и опять же Адель — невеста: надо ее выдать прилично.
Кондрашов. Км! км! Ну, она такая девка, что и сама выйдет.
Глафира Петровна. Как ты странно, Базиль, рассуждаешь: сама выйдет! Да мало ли она за кого бы вышла, — нужно выбрать и руководить.
Кондрашов. Да, вот мы Людмилочку-то руководили, а зятек-то тово: км… км… свинья!
Глафира Петровна (с ужасом). Ах, Базиль, можно ли так выражаться про барона! Ну, он может — ветрен, мотоват, но как же вдруг барона — свиньей назвать?
Кондрашов. Км! км! Да! Я и сам думал, что это только между нашим братом свиньи-то водятся, ан — нет! км… км… выдаются и между ними, выдаются! Людмилочкино-то приданое он все ухлопал, да еще мало: опять подсылал ее за деньгами. Ее, бедную, мучит.
Глафира Петровна. Ты ей что же сказал?
Кондрашов. Км! Я ей велел самого послать. Км… км. Надо с ним самому поговорить.
Глафира Петровна (в сторону). Вот, еще откажет ему, тот обидится: не у кого и совета будет спросить, хоть в воду бросайся. (Мужу.) Послушай, Базиль, ведь и к барону надо быть снисходительным: он вырос в других привычках, — ты ему, Базиль, не отказывай.
Кондрашов. Км! км! Ну, увидим! увидим там. (В сторону.) С ней я не люблю понапрасну пороху-то тратить: ведь их братью не переспоришь. (Жене.) А где Аделичка?
Глафира Петровна. Там, у бабушки сидит, все её рассказы слушает.
Кондрашов. А! это хорошо. Пенкин тоже туда прошел. Пойти и мне к ним.
Глафира Петровна. Пенкин там? Ну уж это мне не нравится: не люблю я их бесед.
Кондрашов. Км! км! Ну, это ничего: за этим, мамочка, не угоняешься!
Глафира Петровна (сердито). Следует угоняться, папочка. Разве Алексей Иваныч ей партия? Он только помешать может.
Кондрашов. Конечно, не партия. Км! км! (Смотрит в окно.) Кто-то к нам. Никак, князь Хилковатый.
Глафира Петровна. А! я очень рада! Он очень ухаживает за Аделью: вот если бы Бог послал!..
Кондрашов. Да, это приятная партия… могу сказать приятная… ты мамоч… (жена взглядывает строго) ты, Глафира Петровна, это хорошо придумала.
Глафира Петровна (вдруг себя бьет в голову). Ах, Боже мой! Что было я наделала. (Звонит во всю мочь.)
Кондрашов. Мамочка, что с тобой? Что сделалось?
Глафира Петровна (лакею). Карету живее! Ведь сегодня рожденье княгини Анисьи Павловны, а я было и забыла. (Мужу.) Прими ты князя, а я к вам Адель пришлю. (Уходит.)
Явление IV
Кондрашов (один, похаживает). Км! км! А это жена хорошо придумала: она у меня но этой части (показывает рукой туда и сюда) баба не глупая. Это была бы приятная штука иметь зятем российского князя, сановника, имеющего тысяч тридцать доходу и связи со всеми этими, как говорится, сферами. (Показывает на верх.) Тогда бы можно было подумать… км! км! (Вынимает таинственно газету и читает.) «1-й гильдии купец гм… гм… за 50-ти летнее занятие обширной торговлей возводится в баронское Российской Империи достоинство». Ну, и мы тоже, хоть не 50 лет, а доставляем тоже доход. Км! км. Барон Кондрашов! А?! Штучка-то была бы не дурна и мы бы немецкому-то барону величаться не позволили, и мы бы тоже… (Выпрямляется и поднимает голову. Увидав входящего князя Хилковатого сгибается и принимает вежливейшую купеческую позу.) Вашему сиятельству имею честь свидетельствовать мое глубочайшее почтение. (Здоровается.) Прошу покорно!
Князь. Здравствуйте! здравствуйте… Василий Семеныч. Здоровье? А? хорошо?
Василий Степанович. Слава Богу, ваше сиятельство.
Князь (с приятной улыбкой). А! Ну, и прекрасно, прекрасно..
Василий Степанович. Вы как изволите поживать?
Князь. А? Благодарю, благодарю! Ничего! А? супруга ваша?
Василий Степанович. Слава Богу, ваше сиятельство. Куда-то сбирается с поздравлениями… сейчас выйдет.
Князь. А? Поздравления? Кто? с чем?
Василий Степанович. А не умею вам доложить, князь; это по её части. Вот она сейчас, сама.
Князь. А! Очень рад! Прелестная Аделаида Васильевна?
Василий Степанович. И она ничего, тоже дома. Я думаю — выйдет сейчас. Сигарочку не прикажете ли?
Князь. Сигарочку? А! нет, благодарю… в гостиной никогда! А прелестна, прелестна ваша дочка! Я хотел… а… супруга ваша?
Василий Степанович. Она сейчас, ваше сиятельство. (Идет к двери.) Глаша! Глафира Петровна!
(Голос Глафиры Петровны.) Иду, иду сейчас.
Василий Степанович. Вы что-то мне хотели сказать, князь? Князь. Я? А, да!.. Здоровье Аделаиды Васильевны? (С приятною улыбкою.)
Явление V
Глафира Петровна. Здравствуйте, князь! А я собралась к княгине Анисье Павловне. Сегодня день её рождения.
Князь. А? Да? рождения. Нужно непременно, — заеду. Здоровье?
Глафира Петровна. Благодарю вас, князь. Что, вы долго третьего дня оставались на вечере?
Князь. Я? Нет? Пульку… Часов до трех. Дочка ваша… прелестна!.. прелестна! Я хотел… м… м… просит вас… (Молчание. С приятной улыбкой.) Здоровье?
Глафира Петровна. Слава Богу! Она там, у себя. А вы, князь, что-то ухаживаете, кажется, за Marie Хлопковой. Какая она Злая!
Князь (удивленный). А? Я? Да, милая!
Глафира Петровна (с улыбкой). Уж нет ли у вас тут каких видов? Может, я делаю нескромный вопрос?
Князь. Нескромный?.. О… нет!.. напротив… Я совсем не то… Я хотел… напротив просить… Так княгини Прасковьи Давыдовны… Именины?
Глафира Петровна. Нет, Анисьи Павловны… рождение… (В сторону.) Если он и захочет сделать предложение, так никогда не вспомнит.
Князь. Да? рожденье? Надо заехать… Аделаида Васильевна! Она была прелестна… прелестна…
Глафира Петровна. Вы очень снисходительны к ней, князь. Она верно не знает, что вы здесь. Василий Степаныч! скажи ей… да там тебя кто-то ждет с делами… (Делает ему знак, чтобы убирался.)
Василий Степанович. А вот, я сейчас… Извините, ваше сиятельство, если я удалюсь на минуту.
Князь. А… пожалуйста… Очень рад… дела…
Глафира Петровна. Мне Адель сказывала, что вы на бале были очень добры к ней, и она благодаря вам… очень приятно провела вечер.
Князь. Ах, да! Нельзя, нельзя! Прелестна! Я просто хотел… и умна… умна…
Глафира Петровна. Ну, полноте, князь. Вы ее избалуете… Она, действительно, добрая девочка…
Князь. Добрая? Нет… умная, умная… и прелестна! Я просто… влюблен… влюблен… и хотел… букет какой!.. прелестный.
Глафира Петровна. Да, ей и Людмиле Панкратьев привез. Говорит, у графини Комбурлей в оранжереях достал (никогда не доскажет). Вы что-то хотели сказать, князь?
Князь. Я? Про что?
Глафира Петровна (смущенная).. Вы что-то про Адель начали…
Князь. Да… виноват… здоровье…
Явление VI
Глафира Петровна. Вот, и она на лицо… расспрашивайте сами. А вы меня простите, князь. Я вас оставлю с молодой хозяйкой… пусть учится принимать таких милых гостей. Так вы извините… Я только к Анисье Павловне. Она тут близко, — и я сейчас вернусь.
Князь. Ах, пожалуйста, пожалуйста, сделайте одолжение…
Адель (в сторону). Это что-то похоже на устроенное свиданье. (Князю.) Здравствуйте, князь!
Князь. Здравствуйте, прелестная, прелестная m-lle Adele, ручку… ручку.
Адель (дает ему руку. Князь целует ее). Полноте, князь что за нежности!
Князь. Нежности, прелестная Аделаида… Степановна, нежности? Желал бы… еще нежнее… Все, все здесь и здесь — все вы. (Вертит пальцами.)
Адель (про себя). Это и заметно.
Князь. Не могу более… хотел… родителей… но прежде вас… счастья… счастья… прошу.
Адель. Э, князь, где мне его раздавать.
Князь. Местечко… маленькое местечко в сердце… и руку?.. знаю… немолод… но… могу… надеяться?
Адель (в сторону). На беду таки решился! (Князю.) Послушайте, князь, это так важно… и я, право, боюсь, что вы ошибаетесь во мне… мне кажется — я не в состоянии сделать ваше счастье… Отложите это лучше. Подумайте…
Князь. Думал… обдумал вполне, прелестная Аделаида… Петровна, глубоко… лучше ничего не могу. Всего себя, состояние все? все вам… решите…
Адель (в сторону). Затянуть надо! может забудет. (Князю.) Я вам очень благодарна, князь… но…
Князь (испуганно). Ради Бога ни… ни… только не отказывайте.
Адель. Дайте мне, князь, это обдумать хорошенько: вы понимаете, как этот шаг серьезен.
Князь. Обдумать!.. Сколько угодно, прелестная, прелестная Аделаида… Петровна, но, ради Бога, надежду… Могу родителей?
Адель. Нет, князь! Пожалуйста дайте мне обсудить одной, и пока я не решусь, не говорите ни слова родителям.
Князь. Ни слова? кончено! Ни… ни… (Жалобно.) Но надежду, маленькую надежду… А?.. Не молод, не молод… знаю… но здесь… все… весь… Могу?
Адель (в сторону). Жалок он мне. (Князю.) Подождите, князь; и прошу вас пока никому ничего о. нашем разговоре. Я надеюсь на вас. Пожалуйста!
Князь. Умерло… умерло… в гробу… Но могу, хоть… малейшую…
Адель (показывает, что идут).
Князь (отвечает, чтобы не боялась).
Явление VII
Пенкин. Извините… я не знал, что вы здесь. А, князь!
Князь. А! здравствуйте, здравствуйте… (К Адели.) Именины Анны Павловны?..
Адель. Нет, князь, мама к Анисье Павловне поехала. Садитесь, Алексей Иванович.
Князь. Анисьи Павловны именины? Спешу, спешу… извините…
Адель. До свиданья, князь.
Князь. До свиданья, прелестная, прелестная Аделаида Степановна… Родителей прошу… (Кланяется приветливо Пенкину и уходит.)
Адель. Пойти еще взять с него слово, чтобы молчал, а то забудет. (Уходит за ним.)
Пенкин (один). Нет ли и тут чего-нибудь? У меня из головы не выходит. (Припоминая слова Адели.) «Не представляете ли вы эту стену выше, чем она есть»: и так взглянула, и потом опять пригласила к бабушке… и вот я как тень хожу за ней! У бабушки не удалось слова сказать, — старуха эта глупая все со своими рассказами мешала, — но она так приветно смотрела на меня, так как-то тепло и уютно сиделось там и что-то радостное на душе… Неужели она меня любит? Ну, а если и да — что же из этого? Неужели жениться? на ней, избалованной роскошью, непривыкшей ни к какому занятию? Да ведь от неё оторваться нельзя будет! Ведь этих барышень надо, как малых детей, непременно занимать, да развлекать, да по балам, с ними ездить, иначе они будут умирать со скуки… ну, и, разумеется, других развлекателей, более свободных и услужливых искать!.. И это я все знаю… и к чему я признался ей! А сердце бьется и не рассуждает, глупое. Ну, а может она меня любит?..
Явление VIII
Адель. Извините, я вас бросила, Алексей Иваныч… Такое дело нужно было… ему втолковать.
Пенкин. Не помешал ли я вам в самом деле…
Адель. Бывают обстоятельства, когда радуешься, если помешают.
Пенкин (с ревнивой иронией). Может быть, опять сватовство?
Адель (с иронией). А если бы было, вы мне опять посоветуете выходить?
Пенкин (пожав плечами). Что ж! Многие бы сочли за счастье такую партию: богат, знатен и… в голове мыши бегают.
Адель. Да, это завидный жених — с мышами в голове. Впрочем, для тех (растягивает), которые… бархатными… хвостами…
Пенкин. Аделаида Васильевна! Вы невеликодушны! Я ведь вам сказал… Вы знаете, что меня озлобляло и почему.
Адель (с улыбкою). Да!.. так какая же это стена?
Пенкин (пасмурно). Я вам сказал — все разделяет нас теперь: наше положение, привычки… и… боюсь, всего больше, чувства!..
Адель. Я… я, по крайней мере, не менялась к вам!
Пенкин (с удивлением). Как? (Потом тихо и взволнованно.) Нет… вы мне скажите… ради Бога!.. да? (Берет ее за руку.)
Адель (краснеет, улыбается и потупляется).
Пенкин. Да? Бесценная моя… (Прижимает ее к себе и целует руку. Молчание.)
(За сценой голор Ерындиковой.) Никак нет никого теперь? (Адель и Пенкин отскакивают друг от друга.)
Явление IX
Фисочка (заглядывая). Нет, только свои. (С иронией.) Мы вам не помешали?
Адель (удивленно). Чем это?
Антонина Григорьевна (про себя). А! Вот кстати слово-то сдержать. Фисочку-то я настроила! Надо им внушить. (Фисочка показывает глазами на молодежь. Та кивает головой.) (Адели и Пенкину.) Совет да любовь!
Адель (холодно). Какая любовь, Антонина Григорьевна?
Антонина Григорьевна. Извините, я это для шутки. Это у нас говорят, когда молодых людей вместе застают: я знаю очень хорошо, что здесь это не принято — я нарочно хотела показать наши глупые обычаи.
Адель. Глупые, так зачем их и показывать, Антонина Григорьевна.
Пенкин (в сторону). А! Заговорила светская-то щепетильность!
Фисочка. А я несогласна. По моему, это прекрасный обычай: что может быть приятнее, как видеть между молодыми людьми (нежно) со-вет и лю-бовь!
Адель. А я полагаю, что это хорошо про себя, а смотреть на это весьма скучно!
Антонина Григорьевна. Нынешние светские молодые люди конечно это скрывают.
Фисочка. Да! Они умеют таить в груди свои чувства.
Адель. А вы не умели?
Пенкин. И зачем же их и показывать, кому не надо.
Антонина Григорьевна. Оно, конечно, а однако ж — так не так — придет время, супротив своей природы не пойдешь и ее не скроешь.
Пенкин (в сторону). Вот, это, по крайней мере, ясно и убедительно.
Антонина Григорьевна. И я уверена, что Алексей Иваныч имеет свой предмет.
Пенкин. Как не. иметь, Антонина Григорьевна! Я рафинировкой сахара по новому способу нынче занимаюсь.
Фисочка. Нет, не сахар… Может — другой есть…
Антонина Григорьевна. Тоже, может — сладкий предмет.
Пенкин (в сторону). Что эти дурищи пристают ко мне! И неужели они догадываются? (Фисочке и Антон. Григ.). Нет, я лакомствами не избалован.
Антонина Григорьевна. А пора вам подумать о себе. Маменька ваша только и мечтает, как бы, говорит, мне привел Бог устроить Алешу моего.
Пенкин (в сторону). Да эта дурища никак сватать меня задумала! (Антонине Григ.) Ну, я боюсь, что матушке придется долго ждать, и, во всяком случае, устраивать тут нечего: нынешние молодые люди, которых вы так хорошо знаете, не любят, чтобы в эти дела кто-нибудь из посторонних нос совал, — они что нужно, сами сделают.
Антонина Григорьевна (в сторону). Дерзкий человек! Я для него же, а он и нос воротит: ну, так справляйся сам!
Явление X
Кондрашов. Ба! Вот где вся компания! А где князь?
Адель. Ушел.
Кондрашов. Что же он так скоро? Нас не дождался.
Адель. Да вы знаете, что у него, как вот Алексей Иваныч говорит, мыши в голове бегают: вспомнил вдруг про Анисью Павловну, вскочил и уехал.
Кондрашов (про себя и взглянув на Пенкина). Км! км! Мыши бегают! (Пенкину.) А у меня, Алексей Иваныч, к тебе дельце есть: съезди, пожалуйста, на завод, — управляющий пишет — там что-то разладилось.
Пенкин. Хорошо. На днях съезжу.
Кондрашов. Поскорее бы надо, а то дело останавливается.
Адель (в сторону). Вот это весело: только что объяснились и он уезжает! (Пенкину.) Надолго вы уедете?
Пенкин. Смотря но делу. Но с неделю пройдет, я думаю.
Адель. Как это скучно. Вас и то в месяц раз едва видишь.
Явление XI
Василий Степанович. А! Здравствуй, барон! Что Людмилочка?
Барон. Ничего, слава Богу!
Василий Степанович. Ну, очень рад. Км! км! А то у неё вчера был вид утомленный. Ты ей разные поручения… км! км!.. финансовые даешь, а у тебя их, чай, не мало… Км! км!.. так может устала.
Барон. Да, жены часто устают мужьям услуживать. Это не то, что по балам шляться.
Пенкин (про себя). [Ну, тут, кажется, объяснения будут. (Адели.) До свиданья, Аделаида Васильевна!
Адель (Пенкину). До свиданья, Алексей Иваныч! Надеюсь — до скорого.
Пенкин. Постараюсь. (Прощается с ней и Кондрашовым.) Я к вам завтра Зайду перед отъездом.
Кондрашов. Пожалуйста!
Адель (Антонине Григорьевне). Вы у меня просили цветы посмотреть. Хотите, я вам покажу?
Антонина Григорьевна. Ах, сделайте ваше одолжение.
Фисочка (Адели). И я… и я за вами. Я ужасно люблю цветы, особенно если они искусно сделаны! (Уходят.)
Явление XII
Кондрашов. Км! км! Милочка говорила, что ты денег просишь.
Барон. Да, папа, случилась надобность.
Кондрашов. Оборот какой делаешь? Км! км!
Барон (в сторону). Ведь отлично знает, скотина, что я никаких оборотов не делаю. (Василию Степановичу.) Да, нужно на время. Скоро получу, так отдам.
Кондрашов. Км! км! Я и не знал, что ты в торговлю пустился. Конечно, в торговом деле нужно иногда бывает перехватить… Ты чем же обороты делаешь?
Барон (про себя). Да он думает, кажется, подшучивать? (Подымая несколько голову.) Нет, Василий Степанович, у меня в роду купцов не было, и я уж не буду начинать. А если нам приходится платить долги, так долги чести…
Кондрашов. Км! км! Ты частенько их платишь; чай, много уж чести-то накупил.
Барон. Я в ней не нуждаюсь. Да это такой товар, цену которого не все понимают.
Кондрашов. Да! Вот мы первые не знаем: заплатили мы за честь породниться с тобой полтораста тысяч, да дочку красавицу в приданое дали, а ты все говоришь: мало, да мало, давайте еще. А позвольте узнать: согласно с долгом чести размотать женино приданое?
Барон. Ну, ваша дочка в этом деле не отстанет от меня: вы ей своих экономических достоинств не передали, а если я ей дал свое имя, так она должна поделиться хоть деньгами, и я полагаю, что она не в накладе.
Кондрашов. Км! Конечно! Поделиться надо: у тебя много предков и нет денег, у неё предки тоже, конечно, были, да их никто не записывал, — ну, за то кусок хлеба приличный. Только вот ты не поровну мотал — ты бы хоть половину ее денег, да половину своих предков — а то ты все деньги, да деньги: этак, брат, предки-то уж дорого обходятся.
Барон (выразительно). Когда эти предки идут со времен Балдуина 3-го, так господа Кондрашовы не могут никогда заплатить достаточно дорого, чтобы войти в родство с ними.
Кондрашов. Км! км! А давно жил этот господин Балду им?
Барон. Да лет семьсот назад. Я думаю — порядочно?
Кондрашов. Помилуй, чего же еще! И в семьсот-то лет со времен Балдуина 3-го они не скопили ни гроша!
Барон. Да! Но это оттого, что они проливали кровь в то время, когда другие разливали вино!
Кондрашов. Гм! Вот, видишь — и тогда твои-то предки не отличались (показывает на лоб) проницательностью, потому что уж если проливать что нибудь, так все же лучше вино, чем кровь. Вот ты, кажется, на этот счет догадливее их.
Барон. Ну-с, оставим в покое моих предков, положим — ваши… если только они были у вас… гораздо благоразумнее…
Кондрашов. Что ж ты думаешь, я из земли что ли вырос: все, братец, какие ни на есть, да были!
Барон. Ну, из земли или воды — оставим вашу родословную, — я приехал просить вас: можете вы мне дать пять тысяч или нет?
Кондрашов. Нет… барон! Я полагаю, что честь родства с км… км… с господином Балдуином… достаточно уж окупилась, и я хочу вас покорнейше просить дочь мою своим мотовством не терзать и не посылать ее выпрашивать у меня денег-с. Да, господин Балдуин, довольно-с! У неё еще дом остался, который вы, к счастью, заложить не можете, ибо купчая у меня, и если вы этим не ограничитесь и будете мотать и должать на её счет, потому только, что ваши предки кровь проливали, то я вынужден буду жаловаться, и найду дорогу повыше…
Барон. А, так вот вы как нынче! Вам уж родство со мной не нужно и вы проложили дорожку повыше! Хорошо-с, посмотрим — кто кому поклонится! Только, надеюсь — не я буду в потере, если моя пота и нога жены не будет в этом доме.
Кондрашов. Жену не смеешь не пускать, не смеешь дочь не пускать к родителям! а что касается до тебя, так без этой чести обойдемся. Нынче (вынимает из кармана газету и хлопает пальцами по ней) делают российскими баронами не только тех, кто кровь проливал, но и честных русских купцов, которые до неё никогда касательств не имели.
Барон. А, так вот оно что! Уж не задумали ли вы сами в бароны? Барон Кондрашов — это бесподобно! Это великолепно!
Кондрашов (обиженно, но скромно). Что ж! и мы тоже приносили пользу отечеству и не мало ему доставляли ресурсов. Как знать, может быть и наши заслуги сочтутся.
Барон. Ах вы, феодал!
Кондрашов. Ну, я сам не бранюсь и другим бранить себя не позволю! Стар я и достаточно уважаем для этого! Счастливо оставаться, господин Балдуин. (Уходит.)
Барон. Он ведь думает, что я его браню! (Пожимает плечами.) Прощайте, барон Кондрашов… до неприятного свидания… и надеюсь оно будет не скоро. (Останавливается.) А чтобы все черти побрали это мещанское животное! Теперь он, пожалуй, в самом деле заберет в свою глупую голову, что может сделаться бароном, и не будет в грош ставить родство со мной. Однако ж, завтра срок: где взять денег? Старуха дала бы, да у самой нет… (Думает.) Кажется, супруга моя питает склонность к Панкратьеву, хоть бы в этом убедиться, тогда я бы заставил ее вытребовать у родителя. Разве у Эмилии попытаться еще? Попробую. (В дверях сталкивается с Кондрашовой.)
Явление XIII
Кондрашова. Ах, здравствуй, Жорж! Куда ты?
Барон. Спешу. Извините, некогда.
Кондрашова. Два слова. Скажи мне, друг мой: какие есть законы насчет… ливреи…
Барон. Какой ливреи?
Кондрашова. Да вот, хотела бы я сшить своим людям, да не знаю, какого цвета имеем мы право сделать жилет, какого — фрак, и там остальное…
Барон. А! вы хотите ливрею для нового баронского дома? Она шьется по цветам в гербе, а так как в вашем будет, вероятно, полуштоф в море сивухи, так вы с этим и соображайтесь. (Уходит.)
Кондрашова. Что он тут наболтал! Верно муж ему отказал в деньгах! (В отчаянии.) Боже мой, да к кому же прибегнуть! Господи, вразуми меня! (Складывает руки.)
