Месть царевны Чандры
правитьУ жены одного богатого купца не было детей. Она постоянно горевала об этом, а однажды не выдержала и пришла вся в слезах к мужу: «Что я за несчастная, что нет у меня детей! Хоть бы один ребеночек был и то я была бы вполне довольна!» — «Есть о чём горевать!» спокойно отвечал муж на её сетования. «Если у тебя нет ребят, за то у сестры твоей их восемь или девять; отчего бы не взять нам одного из них? И ей будет легче, и тебе веселее». Жена купца действительно пошла к сестре и взяла от неё на воспитание младшего сына, шестимесячного младенца. Добрая женщина всей душою привязалась к ребенку и воспитывала его, как родного сына.
Прошло несколько лет; мальчик начинал уже ходить в школу.
Раз, когда он возвращался оттуда, он повздорил с одним товарищем, и тот во время драки сшиб его с ног и порядочно избил его. Мальчик с воплем прибежал домой. Приемная мать заботливо обмыла и перевязала его раны, но не бросилась за тем мальчишкой, который его избил, рассуждая так: «Невозможно держать ребенка на привязи. Если я теперь того мальчишку поймаю и накажу, он наверное, при случай вдвое отомстит моему. Оставлю его лучше в покое». Но ребенок не так понял дело. Он остался очень недоволен, как ему казалось, равнодушием своей приемной матери и стал ворчать: «Сейчас видно, что не настоящая мать! Мать не утерпела бы, задала бы этому мальчишке, чтоб он не смел меня больше трогать; а тетке что за печаль?» Жена купца слышала упрек ребенка и очень огорчилась. «Ведь вот с колыбели рощу я ребенка, а нет у него ко мне настоящего чувства, как к родной матери. Напрасны все мои труды: он все-таки в душе останется мне чужой». И она решила отдать ребенка обратно сестре. «Что так?» с удивлением спросила та, когда жена купца привела к ней мальчика. «Ведь ты хотела оставить его себе на всю жизнь?» Жена купца не стала ничего объяснять, а сказала просто: «Мне кажется лучше не отнимать его от матери; пусть он будет общим нашим ребенком и живет то у тебя, то у меня. Мы обе станем заботиться о нём».
От мужа она не стала скрывать правды. «Ты знаешь как я любила и баловала мальчика, как растила его целых семь лет, а все же он любит меня не так, как любит мать, которую почти никогда не видит. Нет, чужого ребенка растить не стоит! Я не успокоюсь пока не вымолю себе сына у Магадео (бога)?» «Вот безумная женщина! Пора бы, кажется, покориться своей судьбе. Ну, где ты найдешь Магадео? Полагаю, что путь на небо тебе не известен?»
«Я пойду и буду искать его», упрямо продолжала женщина, «буду искать пока не найду, а если никогда не найду, — что ж делать? Знаю только, что домой я не вернусь, пока не буду знать, что молитва моя услышана».
Муж не стал задерживать ее и она в тот же день ушла из дома. Долго бродила она по джонгле, много дней и ночей скиталась по пустыне, оставив далеко за собою родную страну, наконец дошла до большой реки. Тут она присела отдохнуть и заметила что поблизости расположились еще две женщины, по-видимому, то же издалека. То была царица соседней области Мадура Тинивелли, рани Каплинге, и одна танцовщица.
Ни царица, ни танцовщица, ни жена купца никогда раньше не встречались. Женщины с удивлением посмотрели друг на друга: никто из них не рассчитывал встретить кого-нибудь в этом пустынном месте.
Царица заговорила первая: «Кто ты и куда идешь?» спросила она жену купца. «Я жена купца, иду из дальней страны, ищу Магадео. Он милосерд, а я так хотела бы иметь ребенка! А ты, благородная женщина, скажи мне, кто ты такая и куда направляешь свой путь?» спросила она в свою очередь царицу. «Я такая же несчастная как ты», со вздохом промолвила рани, «хотя называюсь царицею страны. Не радуют меня ни роскошь, ни власть: у меня нет детей и я то же пошла искать Магадео, чтоб вымолить у него ребенка. А ты кто и куда идешь?» обратилась Коплинге к третьей женщине. «Я танцовщица и у меня тоже нет детей и я тоже ищу Магадео, чтоб просить у него ребенка». — «Так отчего бы нам не продолжать путь вместе?» предложила жена купца, «ведь цель у всех нас та же». Царица и танцовщица тотчас же согласились и три женщины вместе двинулись в путь.
Он шли все дальше и дальше, все глубже заходя в пустыню. нигде не попадалось им живого существа, нигде не решались они остановиться для ночлега; ноги их страшно опухли и болели, одежда лохмотьями висела на исхудалых плечах; они давно уж питались лишь дикими ягодами и кореньями джонгли. Не было у них ни покоя днем, ни сна ночью; час за часом, день за днем, месяц за месяцем, год за годом, так шли и шли они, пока передвигались ноги.
Вот пришли они на берег огромной реки и остановились в отчаянии: перед ними был грозный огненный поток и никакого способа переправы, никого ни на том, ни на другом берегу.
Рани и танцовщица горько заплакали: «Увы! К чему теперь наши страдания и тревоги? Как идти дальше? Пропало все!» Но мужественная жена купца не унывала. «Как? останавливаться теперь, когда уж так много пройдено? Ни за что: проложим себе путь через огонь!» и она храбро бросилась в огненные волны. Спутницы однако не посмели двинуться за нею.
«Идите, идите смело», кричала им между тем жена купца уже с средины реки, «огонь не жжет, он не страшен. Идемте искать Магадео; он верно на той стороне!» Но женщины уныло покачали головой. «нет, страшно решиться, иди одна. Мы будем ждать тебя здесь. Если найдешь Магадео, вспомни о нас».
Жена купца махнула рукою и пошла дальше, а огненные волны безвредно неслись мимо неё.
Когда она вышла на противоположный берег, она вступила в дикую область, где на каждом шагу попадались слоны, буйволы и львы, тигры и медведи. Со всех сторон рычали они на нее и скалили зубы. Но женщина бесстрашно шла мимо их. «Умрешь лишь один раз», рассуждала она, «лучше погибнуть здесь, чем вернуться не достигнув цели». И дикие звери пропускали ее невредимою.
…На каждом шагу попадались слоны, буйволы и львы, тигры и медведи…
Смотрел с облака на землю Магадео и жалко стало ему бедной женщины, двенадцать лет скитавшейся по свету в надежде встретить его. Он поставил среди пустыни чудное манго, а у подножия светлый источник; сам же принял образ странствующего факира и встал под деревом. Но женщина так занята была своими мыслями, что не заметила факира, и слишком спешила, чтоб соблазниться отдыхом. Тогда факир окликнул ее: «Женщина, женщина, куда спешишь? Иди, отдохни здесь!» Она бегло взглянула на него: «Что тебе до меня, благочестивый отец; Твори свои молитвы и оставь меня!» — «Остановись», крикнул он опять, «выслушай меня!» Она молча покачала головой. Тогда Магадео встал прямо перед нею, но уже не в образе факира, а в полном блеске повелителя небес. Бедная женщина пала ниц у ног его. «Куда спешишь ты, женщина, скажи мне?» — «О, милостивый господин, я ищу Магадео. Я двенадцать лет брожу по пустыне, тщетно взывая к нему; я хочу просить, да дарует он мне ребенка». — «Не ищи более», властно отвечал Магадео, «я тот, кого ты ищешь. Возьми это манго», и он подал ей один из плодов с чудесного дерева у ручья, «съешь его и иди спокойно домой: молитва твоя услышана».
Тут она вспомнила о двух спутницах своих. «Господин мой! Нас трое спешило к тебе, но две остались у огненной реки: их смутил грозный поток. Будь милостив, скажи, как дать и им детей?»
«Если хочешь, поделись с ними своим манго и у них то же будут дети».
С этими словами Магадео исчез, а жена купца, веселая и счастливая, пошла обратно к тому месту, где с нетерпением ждали ее царица и танцовщица. «Я нашла Магадео», отвечала жена купца на их расспросы, «он дал мне волшебное манго и позволил поделиться с вами, чтоб у всех нас были дети». Она раздавила сочный плод, отдала сок рани, кожу танцовщице, а ядро и мякоть оставила себе.
Все весело пошли в обратный путь. Рани и танцовщица скоро достигли своей страны Мадура Тинивелли, а жене купца пришлось еще долго странствовать прежде чем дойти до города, где жил её муж.
Она так страшно исхудала и изменилась за время путешествия и пришла в таких лохмотьях, что прежние друзья едва узнали ее и все смеялись над нею. Купец тоже сказал жене:
«Не вижу большой пользы от твоего долгого странствования; ты вернулась хуже всякой нищенки и все смеются над тобою».
«Пусть смеются», спокойно отвечала она. «Я видела Магадео, я съела волшебное манго и у меня будет ребенок».
Действительно, через несколько месяцев у купца родился сын. Около того же времени у рани Коплинге родилась дочь и у танцовщицы то же.
Все три женщины были вполне счастливы; каждая из них оповестила о радостном событии всех друзей и знакомых и каждая сообразно своему состоянию устроила пир для бедных в виде благодарственной жертвы Магадео. Жена купца назвала сына своего Койла, в память ядра манго, танцовщица — дочь свою Маули, в честь сладкой мякоти плода, а малютку-царевну назвали Чандра [М?сяц.], «так как она была прекрасна и нежна, как светлый месяц».
Чандра была так красива и так мила, что один взгляд её покорял все сердца. Она бесспорно была красивейшим ребенком во всей стране и что поражало всех это то, что она родилась с двумя драгоценнейшими запястьями вокруг ног и эти запястья постепенно росли по мере её роста. Таких запястьев еще никто никогда не видал; драгоценные камни на них сверкали как солнце, так что глазам было больно смотреть на них, а вокруг висели крошечные золотые колокольчики и они звенели, когда кто- нибудь подходил к ребенку. Царская чета не могла налюбоваться на девочку. Вскоре после её рождения были разосланы гонцы по всему государству созвать ученых браминов, чтоб узнать судьбу царевны. Собрались мудрые старцы со всех концов страны. Долго молчали они, наконец самый мудрый из них промолвил: «Если хотите спасти государство, удалите ребенка из страны: она современем спалит всю область».
Раджа задрожал от гнева: «Дерзкий лжец и обманщик!» крикнул он. «Ты мне головою ответишь за свои слова». — «Голова моя в твоей власти», покорно отвечал ученый брамин, «но не упрекай меня во лжи». Пусть принесут немного шерсти, я докажу тебе истину своих слов".
Принесли шерсть; брамин приложил ее к волосам ребенка: шерсть мгновенно вспыхнула и сгорела вся до тла, опалив руки окружающих. «Как сгорела теперь шерсть, так сгорит однажды и вся страна, если царевна останется в живых», повторил брамин. Все придворные испуганно переглянулись. «Если так», мрачно решил раджа, «пусть немедленно удалят ребенка».
Напрасно плакала и молила бедная царица, тщетно упрашивая раджу отменить суровый указ. Раджа был неумолим. Велено было положить ребенка в большой ящик, снести на границу государства к большой реке, что впадала в самое море, и бросить в поток. Царица заказала великолепный ларец из золота и драгоценных камней, бережно уложила туда ребенка и велела спустить вниз по реке.
Ларец плыл, плыл, наконец доплыл до страны, где жил знакомый нам купец с своею женою. Как раз в это время купец вышел к реке омыть лицо и заметил плывущий мимо драгоценный ящик. «Эй, друг! крикнул он рыбаку, который по близости растилал свой невод: „брось все, да лови вон тот ящик… вон там на рък… тащи его сюда“. — Только, если поймаю, ящик мой? — „Хорошо, хорошо, ящик твой, а что внутри — мое“. Рыбак закинул сеть и подтянул ящик к берегу. Трудно сказать, кто был более удивлен — купец или рыбак, когда рассмотрели свою добычу. Ларец был весь из золота, а внутри спало прелестное дитя! Да и не простое дитя, а по-видимому какая-то царевна, так как одежда на ней была из золотой ткани, а на крошечных ножках сияло два запястья чудной работы. Когда купец нагнулся над нею, девочка проснулась и с улыбкой потянулась к нему.
Это сразу пленило его. „Бери ящик“, сказал он рыбаку, „а ребенок мой“. Рыбак остался доволен дележем: детей у него было много и он был беден; а купец был богат и у него был один единственный сын.
Он принес девочку домой. „Смотри, жена, вот нам и невестушка в дом!“ Разве не хорошая жена нашему сыну?»
Жена купца сразу полюбила прелестную малютку и стала холить и лелеять ее как родную дочь. Когда же девочка стала ходить, она обручила ее с сыном своим, Койла.
Годы шли. Купец с женою мирно отошли в царство теней, а Койла и Чандра выросли, поженились и считались самою красивою четою в стране: Койла мужественный, сильный, с царственным видом юнаго льва, Чандра стройная и нежная как пальма, с лицом спокойным и прекрасным как серебряный месяц.
Тем временем Маули, дочь танцовщицы (и одно из чад волшебного манго), тоже подросла в стране Мадура Тинивелли и также обратилась в замечательно красивую девушку. Она плясала и пела так хорошо, что затмевала всех других девушек. Голос её был как у перепелки и такой звонкий, что разносился по воздуху на двенадцать дней пути. Мать её постоянно кочевала с места на место, останавливаясь то в том, то в другом городе, так что однажды оказалась с дочерью на границе государства, где жили Койла и Чандра.
Раз Койла гулял по окрестностям города и до него издали донеслись звуки чудного пения. Очарованный пошел он на голос, чтоб видеть поближе певицу. Голос то смолкал, то снова раздавался где-то впереди; Койла все шел, шел, зашел в джонгли, шел день, шел другой. Голос как будто звучал яснее, но все же никого не было видно и Койла продолжал идти. Так шел он одиннадцать дней, наконец на двенадцатый вышел прямо на поляну, где расположился табор танцовщицы. Он увидел прелестную деву, среди огромной толпы собравшегося народа. Она пела и танцевала перед очарованными зрителями, и красиво размахивала над головою душистою гирляндою цветов.
Койла был так поражен её чудным пением, что остановился как вкопанный на опушке джонгли и боялся шевельнуться, чтоб не нарушились очарования.
Смолкло пение и все столпились вокруг певицы. «О, чудная дева!» кричали все «не покидай нас, оставайся здесь! Выбирай себе мужа по сердцу, любого из нас и живи здесь». Девушка подумала с минуту; число её поклонников было так велико, что она не знала на ком остановиться. «Пусть будет по-вашему!» смеясь решила она, «ловите гирлянду! На кого она упадет, тот будет моим мужем». И она высоко взмахнула гирляндою, перекрутила ею раза три над головою и со всей силы метнула ее от себя.
Размах был так силен, что цветы мгновенно перелетели за черту собравшейся толпы, и, прежде чем Койла успел опомниться, упали к нему на плечо.
Все бросились к счастливому избраннику и остановились в изумлении: он казался им слишком прекрасен для простого смертного. Неужели спустился к ним один из жителей небес? Все окружили его и радостно потащили в табор. «Тебе, тебе досталась гирлянда! Тебе прекраснейшему из смертных! Ты будешь мужем нашей Маули». Напрасно отбивался от них Койла: «Я пришел только послушать», говорил он, «я не могу долго оставаться. Я не здешней страны, у меня дома есть уже жена». — «Нам дела нет до этого», кричали все, «верно судьба твоя остаться здесь! Ты будешь мужем красавицы Маули! Голос её так волшебно звучит, танцы её так пленяют взор! Ты должен быть её мужем: выбор пал на тебя!»
Койла стоял в нерешительности, не зная, что предпринять. Тут ему поднесли кубок волшебного питья. Он, ничего не подозревая, выпил и разом забыл все, что относилось до его прежней жизни, женился на прекрасной певице и остался с нею в таборе. Так прошло несколько месяцев. Койла беспечно жил среди цыган, ничего не делая, наслаждаясь пением Маули и любуясь её танцами. Раз мать Маули подошла к зятю и сказала: «Зятек, вижу, что ты порядочно таки ленивое существо; сколько времени уж живешь ты с нами, а пользы от тебя немного! Нам самим приходится кормить и одевать тебя. Пора тебе встряхнуться: иди, достань денег, а не то убирайся вон из дома и не видать тебе более жены твоей, Маули». Грубые слова женщины привели Койла в себя. Он в первый раз вспомнил о родине своей и о Чандре и в нём проснулось страстное желание отделаться от Маули и вернуться к своей прежней жизни. Случай казался ему благоприятным. «Пустите меня на родину», сказал он цыганам, «там у жены моей есть два запястья огромной ценности. Одного из них с излишком хватить возместить все ваши расходы на меня.
Цыгане согласились. Койла вернулся домой. Чандра сначала ничего слышать не хотела, когда Койла признался ей в своей женитьбе и попросил отдать ему запястье. „Ты отправился блуждать по свету, не подумал, что покидаешь меня одну; ты женился на танцовщице и спокойно жил среди её родичей, а теперь вернулся обманом выманить у меня запястье, то запястье, которое родилось со мною и выросло со мною вместе? Ты хочешь подарить его второй жене? Нет, ни за что. Иди к ней и к друзьям своим, не дам тебе запястья!“ Койла покорно выслушал упреки жены. „Я был виноват перед тобою, возлюбленная, но меня отуманили волшебным питьем и я на время забыл о тебе. Теперь же я чувствую, что никого не люблю кроме тебя. Но я не хочу быть бесчестным перед теми, дай мне рассчитаться с ними и я тотчас же вернусь к тебе, своей единственной, любимой жене“.
Чандра отдала мужу запястье и предложила сопутствовать ему, на что Койла с радостью согласился. Через несколько дней они подходили к столице соседней страны и на окраине зашли отдохнуть в домик старой торговки молоком. Старуха приветливо встретила молодую чету, накормила их и предложила переночевать. На следующий день Койла сказал жене: „Останься здесь. Старуха позаботится о тебе, а я пройду в город и продам запястье“. Чандра не стала настаивать и отпустила мужа одного. Ни Койла, ни Чандра не подозревали, что раджа той страны и рани его Коплинге были родителями молодой женщины, да и вообще никто из детей манго не знал о своем происхождении и о странствии матерей в поисках за Магадео.
Незадолго до появления Койлы и Чандры в стране рани Коплинге отдала почистить пару запястьев придворному золотых дел мастеру. Над домом этого последнего росло высокое дерево, а на нём свили себе гнездо орел с орлицею и вывели орлят. Орлята, птицы очень шумные, галдели весь день и страшно надоедали купцу и его семье. Раз, когда старых птиц не было дома, золотых дел мастер залез на дерево, сбросил гнездо и убил птенцов. Орлы вернулись вскоре и решили отомстить жестокому торговцу. Подглядев в лавке одно из драгоценных запястьев царицы, орел спустился и исчез с ним в облаках.
Ювелир был в отчаянии; „Что теперь станем делать?“ стонал он. „Купить такое запястье — не хватит всего моего состояния, а сделать новое — потребуется много лет работы. Сказать что потерял его? Мне не поверят, решат, что я украл и велят казнить. Единственное, что можно сделать, это как-нибудь оттянуть время и подыскать что-нибудь подходящее“. Когда на следующий день царица прислала за запястъем, он отвечал: „Еще не готово, принесу завтра“. Так повторялось много дней подряд. Это наконец надоело посланным и они стали угрожать ему; тогда ювелир решился отослать уцелевшее запястье, великолепно вычищенное, и просил передать царице, что второе поспеет через несколько дней; сам же неутомимо продолжал искать запястье достаточно ценное, чтоб заменить утраченное, но ничего не мог найти.
Тем временем Койла вошел в город, выбрал себе уголок недалеко от базара, разложил на улице коврик, положил на него запястье, а сам сел рядом в ожидании покупателей. Он был так хорош, что смотрел настоящим царевичем, несмотря на свой скромный наряд, а запястье рядом с ним сверкало, как лучезарное светило. Немудрено, что все заглядывались в его сторону; что продавщицы, проходя мимо с кувшинами на головах, роняли свои кувшины и даже не горевали о погибшем товаре; что многие мужчины и женщины, выглядывавшие из окон, теряли равновесие и падали на улицу. Зрелище было слишком необычайно!
Однако не находилось покупателей для сверкающего запястья. „Кому по средствам такая драгоценность?“ говорили все, покачивая головой. Только царица может носить такое». День уже клонился к вечеру и Койла собирался уже уходить, когда к нему подошел тот золотых дел мастер, что потерял царское запястье. Одного взгляда было достаточно, чтоб он понял какое ценное украшение лежит перед ним. «Надо во что бы то ни стало получить его», подумал он, ничего не сказал красивому продавцу, а пошел к жене: "Иди сейчас же к этому незнакомцу, заговори с ним как можно ласковее, уговори его зайти к нам отдохнуть и переночевать. Надо втереться в его доверие и отнять у него запястье. Оно еще более ценно, чем запястье царицы, но очень похоже на то и никто не догадается о подмене.
Жена пошла вперед, а муж за нею.
«Зайди к нам, как просит жена», ласково приглашал он Койлу. «Ты торгуешь драгоценностями и я тоже, значит мы некоторым образом братья по ремеслу. К тому же ты чужеземец, а уже темнеет. Отдохни у нас, переночуй, завтра снова выйдешь на продажу».
Так уговаривали коварные люди доверчивого Койла, прикрывая свой злой умысел льстивыми словами.
Дома они накормили его и приготовили ему удобную постель. Утром же, чем свет, торговец поднял тревогу, послал за стражею и приказал вести Койла на суд во дворец. «Он украл запястье царицы, которое было мне отдано в чистку и хотел продать его на базаре». Напрасно уверял Койла в своей невинности и объяснял, что это запястье его жены: никто не хотел верить чужеземцу. Его привели во дворец и ювелир обвинил его перед царем: «Этот человек украл запястье царицы. Всякий, кто бы сделал это, подлежит казни. Прикажи казнить его».
Послали за царицею, чтоб показать ей запястье, но лишь только взглянула она на него, как узнала запястье Чандры, дочери своей, и залилась слезами. «Неть, нет, это не мое запястье, государь! Это не смертных рук изделие! Взгляни, оно совсем другое чем мое… Слышишь, как оно звенит, как все колокольчики звенят, лишь приближаешься к нему? Неужели ты забыл? Это запястье моей крошки, моей красавицы… радости моей! Сокровища моего! Откуда оно? Как попало сюда, в этот город, на базар, ко всем этим злодеям? Верно торговец украл мое запястье, а теперь добыл это. Распроси его, узнай все поподробнее. Не верь ему! Смертная рука так не работает! Это запястье моей Чандры».
Все с соболезнованием смотрели на царицу; все были уверены, что она помешалась. Царицу увели, все принялись разглядывать драгоценное украшение и единогласно решили, что именно такое видели на царице, и что смелый вор подлежит казни. Ювелир торжествовал. Запястье отнесли к царице. Она со слезами заперла его в крепкий ларец, отдельно от других драгоценностей.
Стража отвела Койла за город, в джонгли. Там хотели отрубить ему голову, но он просил разрешения самому покончить с собою, наставил против груди свой острый кинжал и упал на него. Кинжал был так остер, что разрубил юношу как раз на две половины. Его так и оставили лежать.
Когда весть о происшествии облетела город, многие, видевшие накануне юношу на базаре, заволновались. «Тут что-то не так! Раджа поторопился. Гораздо вероятнее, что бедняга не крал запястья. Невероятно так решиться открыто продавать на базаре краденную вещь! Такой красавец, такой благородный на вид! Нет, раджу просто обошли злые люди». И все жалели несчастного продавца, Многие даже плакали о нём. Чтоб прекратить толки, раджа издал указ, которым под страхом смерти запрещалось обсуждать происшествие и проливать слезы о погибшем юноше. Народ примолк и даже втихомолку боялись упомянуть о Койле, хотя всякий по прежнему думал о его жалкой участи.
Рано утром того дня как это случилось, старая молочница, в доме которой за городом приютилась Чандра, принесла своей гостье чашу с молоком. Та не успела хлебнуть, как отступила в ужасе. «Матушка, что ты сделала? У меня полон рот крови!» — «Что ты, что ты, голубка, верно злой сон тебя смутил! Какая тут кровь! Самое свежее, тепленькое молочко. Попробуй, доченька, попробуй еще, успокойся!» Чандра снова нагнулась к чаше и чуть прикоснулась к ней губами. «Нет, нет, не могу: это чистая кровь!» И она горько заплакала. «Верно страшная беда надо мною! Всю ночь видела я тревожные сны; утром свадебное ожерелье мое распалось надвое; теперь это молоко как кровь для меня… Пусти меня, матушка, пусти! Я побегу искать супруга: он верно погиб».
Добрая женщина старалась успокоить взволнованную гостью. «Что за странная мысль? Ну, с чего ему погибать? Он был совсем здоров вчера, когда шел продавать запястье. Он ведь говорил, что скоро вернется. Имей терпение, он сейчас явится!» — «Нет, нет», продолжала Чандра, «я чувствую, что нет его больше в живых. О, сжалься надо мною, пусти меня! Я хочу найти его, я хочу умереть вместе с ним». — «Нет, дитя мое», твердо остановила ее старуха, «я не пущу тебя. Ты слишком прекрасна, чтоб бегать одна по улицам в чужом городе. Муж твой не будет доволен, если вернется и не застанет тебя здесь. А вдруг ты не найдешь дороги, да нападешь на лихих людей? тебя похитят, увезут как рабу. Ведь муж просил тебя никуда не ходить. Имей терпение, обещай сидеть смирно, а я скорее побегу в город и поищу твоего супруга. Живого или мертвого я верну его тебе».
И прихватив с собою посуду с молоком, чтоб не возбуждать подозрений, старуха быстро пошла к городу.
В городе она стала медленно бродить по улицам, высматривая не увидит ли где Койла или не услышит ли что-нибудь о прекрасном незнакомце с чудным запястьем. На улице никого не было видно, и ничего не слышно: все опасались нарушить указ. Это сильно возбудило подозрительность старухи, и она стала еще внимательнее осматривать каждый уголок и все улицы в окрестностях рынка, где было более вероятности встретить Койла; при этом она не переставала выкрикивать свой товар, только постоянно меняла его название, проходя по той же улице. Сперва кричала она: «Молока, кто хочет молока!» потом «Масла, кто хочет масла» и т. д.
Наконец, какая-то женщина, все время с любопытством следившая за нею из окна, окликнула ее: «Тетка, а тетка! Что ты вздор болтаешь? Ты вот раз шесть прошлась по нашей улице и раз шесть прокричала разный товар в той же посудине. Пожалуй, подумают, что смысла у тебя в голове не больше, чем у вчерашнего красавца! Тот весь день просидел на месте с одним запястьем, а оттуда прямехонько на смерть пошел за свои труды».
«Ты о ком это?» — спросила женщина, как можно спокойнее, хотя у самой колени задрожали от испуга. «Ой, да ты видно не городская, что ничего не знаешь! Говорить то об этом нельзя: раджа грозит повесить всякого, кто заикнется о нём… Ах, какой был красавец!» — «а где ж он теперь?» шепотом спросила старуха. «Вон там! Видишь там на поле кучка народа? Царский золотых дел мастер обвинил его в краже и его казнили. Только многие считают его невинным… Смотри никому не говори, что я тебе рассказала». Старуха бросилась по тому направлению, куда указывала словоохотливая женщина, но когда добежала до места и увидела распавшийся на две половины труп Койла, она упала на колени и громко зарыдала. Кувшин скатился с её головы и разбился вдребезги. Рыдания старухи привлекли внимание стражи, несколько человек бросилось к ней: «Тетка, тетка! Запрещено плакать о мертвеце: смерть грозит ослушнику царского приказа!» — «Да разве я о мертвеце? Что мне до него! Кувшин мой разбился, не видите разве черепки валяются? Молоко то, молоко все пролито! Как тут не плакать!» — И она снова залилась слезами. «Тише, тише, не плачь, велика важность, весь то кувшин ничего не стоит! Пойдем, мы тебе золотой добудем!»
«Не надо мне ни золотого, ни серебряного!» сердито кричала старуха. «Мой глиняный для меня дороже. Моего деда дед, моей бабушки бабушка еще носили его. И надо же было ему разбиться!» И старуха бережно стала собирать черепки, словно вся беда была в разбитом сосуде.
Она прибежала домой в слезах и бросилась к Чандре: «Дитя мое, несчастная дочь моя! Ты права! Горе, горе нам!» И она рассказала ей все виденное и слышанное.
Как стрела, выпущенная из лука помчалась Чандра прямо во дворец, прямо в тот покой, где сидел раджа: «Как смел ты убить моего супруга?» крикнула она, дрожа от негодования.
При звуке её голоса в отдаленных покоях царицы со звоном раскрылся крепко замкнутый ларец, на глазах у всех выкатилось чудесное запястье и, минуя закрытые двери, звеня обвилось вокруг ноги разгневанной царевны.
Раджа в ужасе смотрел на нее не в силах произнести слово. Она же в диком отчаянии упала на колени, в иступлении рвала на себе одежду, рвала свои роскошные волосы и, каждый раз как она прикасалась к ним, волны пламени бежали от них по всем направлениям. Старуха молочница, нагнавшая ее лишь во дворце, бросила ей на голову кусок масла в надежде утишить огонь; две другие женщины бросились водою тушить её волосы, а тем временем уже пылало 19 порядков домов! «О, голубка, пощади наши бедные лачуги! Пощади, несчастный пригород!.. Ведь я сделала для тебя все что могла!» Так молила перепуганная старуха. И Чандра опомнилась и остановила огонь с той стороны, где жила молочница и её друзья. Но огонь разгорался по другим направлетям: горел дворец, горел город, пылало жилище коварного торговца; он и жена его задохнулись в пламени и орел выклевал сердца их в отмщение за смерть своих птенцов.
Танцовщица Маули и мать её, наблюдавшие издали за пожаром, тоже погибли, охваченные огненною волною. Чандра пошла к тому месту, где лежало тело прекрасного Койла и долго рыдала над ним. Вдруг к ногам её с неба упала игла с крепкою ниткою. Она радостно схватила ее: «О, если бы сростить обе половины!» и она принялась бережно сшивать их одна с другою. Когда же работа была кончена, она с жаркою мольбою подняла руки к небу. «О Магадео!» взывала она: «Я сделала все, что может сделать слабая рука человека! Я соединила обе половины: верни им жизнь!» И Магадео сжалился над нею и вернул душу Койла и тот снова ожил. Как описать безумную радость свидания?
Чандра и Койла мирно вернулись на родину, но до сих пор в стране Мадура Тинивелли показывают следы выжженной небесным пламенем равнины.