Месть царевны Чандры
правитьУ жены одного богатаго купца не было дѣтей. Она постоянно горевала объ этомъ, а однажды не выдержала и пришла вся въ слезахъ къ мужу: «Что я за несчастная, что нѣтъ у меня дѣтей! Хоть бы одинъ ребеночекъ былъ и то я была бы вполнѣ довольна!» — «Есть о чемъ горевать!» спокойно отвѣчалъ мужъ на ея сѣтованія. «Если у тебя нѣтъ ребятъ, за то у сестры твоей ихъ восемь или девять; отчего бы не взять намъ одного изъ нихъ? И ей будетъ легче, и тебѣ веселѣе». Жена купца дѣйствительно пошла къ сестрѣ и взяла отъ нея на воспитаніе младшаго сына, шестимѣсячнаго младенца. Добрая женщина всей душою привязалась къ ребенку и воспитывала его, какъ родного сына.
Прошло нѣсколько лѣтъ; мальчикъ начиналъ уже ходить въ школу.
Разъ, когда онъ возвращался оттуда, онъ повздорилъ съ однимъ товарищемъ, и тотъ во время драки сшибъ его съ ногъ и порядочно избилъ его. Мальчикъ съ воплемъ прибѣжалъ домой. Пріемная мать заботливо обмыла и перевязала его раны, но не бросилась за тѣмъ мальчишкой, который его избилъ, разсуждая такъ: «Невозможно держать ребенка на привязи. Если я теперь того мальчишку поймаю и накажу, онъ наверное, при случай вдвое отомститъ моему. Оставлю его лучше въ покоѣ». Но ребенокъ не такъ понялъ дѣло. Онъ остался очень недоволенъ, какъ ему казалось, равнодушіемъ своей пріемной матери и сталъ ворчать: «Сейчасъ видно, что не настоящая мать! Мать не утерпѣла бы, задала бы этому мальчишкѣ, чтобъ онъ не смѣлъ меня больше трогать; а теткѣ что за печаль?» Жена купца слышала упрекъ ребенка и очень огорчилась. «Вѣдь вотъ съ колыбели рощу я ребенка, а нѣтъ у него ко мнѣ настоящаго чувства, какъ къ родной матери. Напрасны всѣ мои труды: онъ все-таки въ душѣ останется мнѣ чужой». И она рѣшила отдать ребенка обратно сестрѣ. «Что такъ?» съ удивленіемъ спросила та, когда жена купца привела къ ней мальчика. «Вѣдь ты хотѣла оставить его себѣ на всю жизнь?» Жена купца не стала ничего объяснять, а сказала просто: «Мнѣ кажется лучше не отнимать его отъ матери; пусть онъ будетъ общимъ нашимъ ребенкомъ и живетъ то у тебя, то у меня. Мы обѣ станемъ заботиться о немъ».
Отъ мужа она не стала скрывать правды. «Ты знаешь какъ я любила и баловала мальчика, какъ растила его цѣлыхъ семь лѣтъ, а все же онъ любитъ меня не такъ, какъ любитъ мать, которую почти никогда не видитъ. Нѣтъ, чужого ребенка растить не стоитъ! Я не успокоюсь пока не вымолю себѣ сына у Магадео (бога)?» «Вотъ безумная женщина! Пора бы, кажется, покориться своей судьбѣ. Ну, гдѣ ты найдешь Магадео? Полагаю, что путь на небо тебѣ не извѣстенъ?»
«Я пойду и буду искать его», упрямо продолжала женщина, «буду искать пока не найду, а если никогда не найду, — что жъ дѣлать? Знаю только, что домой я не вернусь, пока не буду знать, что молитва моя услышана».
Мужъ не сталъ задерживать ее и она въ тотъ же день ушла изъ дома. Долго бродила она по джонглѣ, много дней и ночей скиталась по пустынѣ, оставивъ далеко за собою родную страну, наконецъ дошла до большой рѣки. Тутъ она присѣла отдохнуть и замѣтила что по близости расположились еще двѣ женщины, по-видимому, то же издалека. То была царица сосѣдней области Мадура Тинивелли, рани Каплинге, и одна танцовщица.
Ни царица, ни танцовщица, ни жена купца никогда раньше не встрѣчались. Женщины съ удивленіемъ посмотрѣли другъ на друга: никто изъ нихъ не разсчитывалъ встрѣтить кого-нибудь въ этомъ пустынномъ мѣстѣ.
Царица заговорила первая: «Кто ты и куда идешь?» спросила она жену купца. «Я жена купца, иду изъ дальней страны, ищу Магадео. Онъ милосердъ, а я такъ хотела бы имѣть ребенка! А ты, благородная женщина, скажи мнѣ, кто ты такая и куда направляешь свой путь?» спросила она въ свою очередь царицу. «Я такая же несчастная какъ ты», со вздохомъ промолвила рани, «хотя называюсь царицею страны. Не радуютъ меня ни роскошь, ни власть: у меня нѣтъ дѣтей и я то же пошла искать Магадео, чтобъ вымолить у него ребенка. А ты кто и куда идешь?» обратилась Коплинге къ третьей женщинѣ. «Я танцовщица и у меня тоже нѣтъ дѣтей и я тоже ищу Магадео, чтобъ просить у него ребенка». — «Такъ отчего бы намъ не продолжать путь вмѣстѣ?» предложила жена купца, «вѣдь цѣль у всѣхъ насъ та же». Царица и танцовщица тотчасъ же согласились и три женщины вмѣстѣ двинулись въ путь.
Онъ шли все дальше и дальше, все глубже заходя въ пустыню. нигдѣ не попадалось имъ живого существа, нигдѣ не рѣшались онѣ остановиться для ночлега; ноги ихъ страшно опухли и болѣли, одежда лохмотьями висѣла на исхудалыхъ плечахъ; онѣ давно ужъ питались лишь дикими ягодами и кореньями джонгли. Не было у нихъ ни покоя днемъ, ни сна ночью; часъ за часомъ, день за днемъ, мѣсяцъ за мѣсяцемъ, годъ за годомъ, такъ шли и шли онѣ, пока передвигались ноги.
Вотъ пришли онѣ на берегъ огромной рѣки и остановились въ отчаяніи: передъ ними былъ грозный огненный потокъ и никакого способа переправы, никого ни на томъ, ни на другомъ берегу.
Рани и танцовщица горько заплакали: «Увы! Къ чему теперь наши страданія и тревоги? Какъ идти дальше? Пропало все!» Но мужественная жена купца не унывала. «Какъ? останавливаться теперь, когда ужъ такъ много пройдено? Ни за что: проложимъ себѣ путь черезъ огонь!» и она храбро бросилась въ огненныя волны. Спутницы однако не посмѣли двинуться за нею.
«Идите, идите смѣло», кричала имъ между тѣмъ жена купца уже съ средины рѣки, «огонь не жжетъ, онъ не страшенъ. Идемте искать Магадео; онъ вѣрно на той сторонѣ!» Но женщины уныло покачали головой. «нѣтъ, страшно рѣшиться, иди одна. Мы будемъ ждать тебя здѣсь. Если найдешь Магадео, вспомни о насъ».
Жена купца махнула рукою и пошла дальше, а огненныя волны безвредно неслись мимо нея.
Когда она вышла на противоположный берегъ, она вступила въ дикую область, гдѣ на каждомъ шагу попадались слоны, буйволы и львы, тигры и медвѣди. Со всѣхъ сторонъ рычали они на нее и скалили зубы. Но женщина безстрашно шла мимо ихъ. «Умрешь лишь одинъ разъ», разсуждала она, «лучше погибнуть здѣсь, чѣмъ вернуться не достигнувъ цѣли». И дикіе звѣри пропускали ее невредимою.
…На каждомъ шагу попадались слоны, буйволы и львы, тигры и медвѣди…
Смотрѣлъ съ облака на землю Магадео и жалко стало ему бѣдной женщины, двѣнадцать лѣтъ скитавшейся по свѣту въ надеждѣ встрѣтить его. Онъ поставилъ среди пустыни чудное манго, а у подножія свѣтлый источникъ; самъ же принялъ образъ странствующаго факира и всталъ подъ деревомъ. Но женщина такъ занята была своими мыслями, что не замѣтила факира, и слишкомъ спѣшила, чтобъ соблазниться отдыхомъ. Тогда факиръ окликнулъ ее: «Женщина, женщина, куда спѣшишь? Иди, отдохни здѣсь!» Она бѣгло взглянула на него: «Что тебѣ до меня, благочестивый отец; Твори свои молитвы и оставь меня!» — «Остановись», крикнулъ онъ опять, «выслушай меня!» Она молча покачала головой. Тогда Магадео всталъ прямо передъ нею, но уже не въ образѣ факира, а въ полномъ блескѣ повелителя небесъ. Бѣдная женщина пала ницъ у ногъ его. «Куда спѣшишь ты, женщина, скажи мнѣ?» — «О, милостивый господинъ, я ищу Магадео. Я двѣнадцать лѣтъ брожу по пустынѣ, тщетно взывая къ нему; я хочу просить, да даруетъ онъ мнѣ ребенка». — «Не ищи болѣе», властно отвѣчалъ Магадео, «я тотъ, кого ты ищешь. Возьми это манго», и онъ подалъ ей одинъ изъ плодовъ съ чудеснаго дерева у ручья, «съѣшь его и иди спокойно домой: молитва твоя услышана».
Тутъ она вспомнила о двухъ спутницахъ своихъ. «Господинъ мой! Насъ трое спѣшило къ тебѣ, но двѣ остались у огненной рѣки: ихъ смутилъ грозный потокъ. Будь милостивъ, скажи, какъ дать и имъ дѣтей?»
«Если хочешь, подѣлись съ ними своимъ манго и у нихъ то же будутъ дѣти».
Съ этими словами Магадео исчезъ, а жена купца, веселая и счастливая, пошла обратно къ тому мѣсту, гдѣ съ нетерпѣніемъ ждали ее царица и танцовщица. «Я нашла Магадео», отвѣчала жена купца на ихъ расспросы, «онъ далъ мнѣ волшебное манго и позволилъ подѣлиться съ вами, чтобъ у всѣхъ насъ были дѣти». Она раздавила сочный плодъ, отдала сокъ рани, кожу танцовщицѣ, а ядро и мякоть оставила себѣ.
Всѣ весело пошли въ обратный путь. Рани и танцовщица скоро достигли своей страны Мадура Тинивелли, а женѣ купца пришлось еще долго странствовать прежде чѣмъ дойти до города, гдѣ жилъ ея мужъ.
Она такъ страшно исхудала и измѣнилась за время путешествія и пришла въ такихъ лохмотьяхъ, что прежніе друзья едва узнали ее и всѣ смѣялись надъ нею. Купецъ тоже сказалъ женѣ:
«Не вижу большой пользы отъ твоего долгаго странствованія; ты вернулась хуже всякой нищенки и всѣ смѣются надъ тобою».
«Пусть смѣются», спокойно отвѣчала она. «Я видѣла Магадео, я съѣла волшебное манго и у меня будетъ ребенокъ».
Дѣйствительно, черезъ нѣсколько мѣсяцевъ у купца родился сынъ. Около того же времени у рани Коплинге родилась дочь и у танцовщицы то же.
Всѣ три женщины были вполнѣ счастливы; каждая изъ нихъ оповѣстила о радостномъ событіи всѣхъ друзей и знакомыхъ и каждая сообразно своему состоянію устроила пиръ для бѣдныхъ въ видѣ благодарственной жертвы Магадео. Жена купца назвала сына своего Койла, въ память ядра манго, танцовщица — дочь свою Маули, въ честь сладкой мякоти плода, а малютку-царевну назвали Чандра [М?сяцъ.], «такъ какъ она была прекрасна и нѣжна, какъ свѣтлый мѣсяцъ».
Чандра была такъ красива и такъ мила, что одинъ взглядъ ея покорялъ всѣ сердца. Она безспорно была красивѣйшимъ ребенкомъ во всей странѣ и что поражало всѣхъ это то, что она родилась съ двумя драгоцѣннѣйшими запястьями вокругъ ногъ и эти запястья постепенно росли по мѣрѣ ея роста. Такихъ запястьевъ еще никто никогда не видалъ; драгоцѣнные камни на нихъ сверкали какъ солнце, такъ что глазамъ было больно смотрѣть на нихъ, а вокругъ висѣли крошечные золотые колокольчики и они звенѣли, когда кто- нибудь подходилъ къ ребенку. Царская чета не могла налюбоваться на дѣвочку. Вскорѣ послѣ ея рожденія были разосланы гонцы по всему государству созвать ученыхъ браминовъ, чтобъ узнать судьбу царевны. Собрались мудрые старцы со всѣхъ концовъ страны. Долго молчали они, наконецъ самый мудрый изъ нихъ промолвилъ: «Если хотите спасти государство, удалите ребенка изъ страны: она современемъ спалитъ всю область».
Раджа задрожалъ отъ гнѣва: «Дерзкій лжецъ и обманщикъ!» крикнулъ онъ. «Ты мнѣ головою отвѣтишь за свои слова». — «Голова моя въ твоей власти», покорно отвѣчалъ ученый браминъ, «но не упрекай меня во лжи». Пусть принесутъ немного шерсти, я докажу тебѣ истину своихъ словъ".
Принесли шерсть; браминъ приложилъ ее къ волосамъ ребенка: шерсть мгновенно вспыхнула и сгорѣла вся до тла, опаливъ руки окружающихъ. «Какъ сгорѣла теперь шерсть, такъ сгоритъ однажды и вся страна, если царевна останется въ живыхъ», повторилъ браминъ. Всѣ придворные испуганно переглянулись. «Если такъ», мрачно рѣшилъ раджа, «пусть немедленно удалятъ ребенка».
Напрасно плакала и молила бѣдная царица, тщетно упрашивая раджу отмѣнить суровый указъ. Раджа былъ неумолимъ. Велѣно было положить ребенка въ большой ящикъ, снести на границу государства къ большой рѣкѣ, что впадала въ самое море, и бросить въ потокъ. Царица заказала великолѣпный ларецъ изъ золота и драгоцѣнныхъ камней, бережно уложила туда ребенка и велѣла спустить внизъ по рѣкѣ.
Ларецъ плылъ, плылъ, наконецъ доплылъ до страны, гдѣ жилъ знакомый намъ купецъ съ своею женою. Какъ разъ въ это время купецъ вышелъ къ рѣкѣ омыть лицо и замѣтилъ плывущій мимо драгоцѣнный ящикъ. «Эй, другъ! крикнулъ онъ рыбаку, который по близости растилалъ свой неводъ: „брось все, да лови вонъ тотъ ящикъ… вонъ тамъ на ръкъ… тащи его сюда“. — Только, если поймаю, ящикъ мой? — „Хорошо, хорошо, ящикъ твой, а что внутри — мое“. Рыбакъ закинулъ сѣть и подтянулъ ящикъ къ берегу. Трудно сказать, кто былъ болѣе удивленъ — купецъ или рыбакъ, когда разсмотрели свою добычу. Ларецъ былъ весь изъ золота, а внутри спало прелестное дитя! Да и не простое дитя, а повидимому какая-то царевна, такъ какъ одежда на ней была изъ золотой ткани, а на крошечныхъ ножкахъ сіяло два запястья чудной работы. Когда купецъ нагнулся надъ нею, дѣвочка проснулась и съ улыбкой потянулась къ нему.
Это сразу плѣнило его. „Бери ящикъ“, сказалъ онъ рыбаку, „а ребенокъ мой“. Рыбакъ остался доволенъ дѣлежемъ: дѣтей у него было много и онъ былъ бѣденъ; а купецъ былъ богатъ и у него былъ одинъ единственный сынъ.
Онъ принесъ дѣвочку домой. „Смотри, жена, вотъ намъ и невѣстушка въ домъ!“ Развѣ не хорошая жена нашему сыну?»
Жена купца сразу полюбила прелестную малютку и стала холить и лелѣять ее какъ родную дочь. Когда же дѣвочка стала ходить, она обручила ее съ сыномъ своимъ, Койла.
Годы шли. Купецъ съ женою мирно отошли въ царство тѣней, а Койла и Чандра выросли, поженились и считались самою красивою четою въ странѣ: Койла мужественный, сильный, съ царственнымъ видомъ юнаго льва, Чандра стройная и нѣжная какъ пальма, съ лицомъ спокойнымъ и прекраснымъ какъ серебряный мѣсяцъ.
Тѣмъ временемъ Маули, дочь танцовщицы (и одно изъ чадъ волшебнаго манго), тоже подросла въ странѣ Мадура Тинивелли и также обратилась въ замѣчательно красивую дѣвушку. Она плясала и пѣла такъ хорошо, что затмѣвала всѣхъ другихъ дѣвушекъ. Голосъ ея былъ какъ у перепелки и такой звонкій, что разносился по воздуху на двѣнадцать дней пути. Мать ея постоянно кочевала съ мѣста на мѣсто, останавливаясь то въ томъ, то въ другомъ городѣ, такъ что однажды оказалась съ дочерью на границе государства, гдѣ жили Койла и Чандра.
Разъ Койла гулялъ по окрестностямъ города и до него издали донеслись звуки чуднаго пѣнія. Очарованный пошелъ онъ на голосъ, чтобъ видѣть поближе пѣвицу. Голосъ то смолкалъ, то снова раздавался гдѣ-то впереди; Койла все шелъ, шелъ, зашелъ въ джонгли, шелъ день, шелъ другой. Голосъ какъ будто звучалъ яснѣе, но все же никого не было видно и Койла продолжалъ идти. Такъ шелъ онъ одиннадцать дней, наконецъ на двѣнадцатый вышелъ прямо на поляну, гдѣ расположился таборъ танцовщицы. Онъ увидѣлъ прелестную дѣву, среди огромной толпы собравшагося народа. Она пѣла и танцѣвала передъ очарованными зрителями, и красиво размахивала надъ головою душистою гирляндою цвѣтовъ.
Койла былъ такъ пораженъ ея чуднымъ пѣніемъ, что остановился какъ вкопанный на опушкѣ джонгли и боялся шевельнуться, чтобъ не нарушились очарованія.
Смолкло пѣніе и всѣ столпились вокругъ пѣвицы. «О, чудная дѣва!» кричали всѣ «не покидай насъ, оставайся здѣсь! Выбирай себѣ мужа по сердцу, любаго изъ насъ и живи здѣсь». Дѣвушка подумала съ минуту; число ея поклонниковъ было такъ велико, что она не знала на комъ остановиться. «Пусть будетъ по-вашему!» смѣясь рѣшила она, «ловите гирлянду! На кого она упадетъ, тотъ будетъ моимъ мужемъ». И она высоко взмахнула гирляндою, перекрутила ею раза три надъ головою и со всей силы метнула ее отъ себя.
Размахъ былъ такъ силенъ, что цвѣты мгновенно перелетѣли за черту собравшейся толпы, и, прежде чѣмъ Койла успѣлъ опомниться, упали къ нему на плечо.
Всѣ бросились къ счастливому избраннику и остановились въ изумленіи: онъ казался имъ слишкомъ прекрасенъ для простого смертнаго. Неужели спустился къ нимъ одинъ изъ жителей небесъ? Всѣ окружили его и радостно потащили въ таборъ. «Тебѣ, тебѣ досталась гирлянда! Тебѣ прекраснѣйшему изъ смертныхъ! Ты будешь мужемъ нашей Маули». Напрасно отбивался отъ нихъ Койла: «Я пришелъ только послушать», говорилъ онъ, «я не могу долго оставаться. Я не здѣшней страны, у меня дома есть уже жена». — «Намъ дѣла нѣтъ до этого», кричали всѣ, «вѣрно судьба твоя остаться здѣсь! Ты будешь мужемъ красавицы Маули! Голосъ ея такъ волшебно звучитъ, танцы ея такъ плѣняютъ взоръ! Ты долженъ быть ея мужемъ: выборъ палъ на тебя!»
Койла стоялъ въ нерѣшительности, не зная, что предпринять. Тутъ ему поднесли кубокъ волшебнаго питья. Онъ, ничего не подозрѣвая, выпилъ и разомъ забылъ все, что относилось до его прежней жизни, женился на прекрасной пѣвицѣ и остался съ нею въ таборѣ. Такъ прошло нѣсколько мѣсяцевъ. Койла безпечно жилъ среди цыганъ, ничего не дѣлая, наслаждаясь пѣніемъ Маули и любуясь ея танцами. Разъ мать Маули подошла къ зятю и сказала: «Зятекъ, вижу, что ты порядочно таки лѣнивое существо; сколько времени ужъ живешь ты съ нами, а пользы отъ тебя немного! Намъ самимъ приходится кормить и одѣвать тебя. Пора тебѣ встряхнуться: иди, достань денегъ, а не то убирайся вонъ изъ дома и не видать тебѣ болѣе жены твоей, Маули». Грубыя слова женщины привели Койла въ себя. Онъ въ первый разъ вспомнилъ о родинѣ своей и о Чандрѣ и въ немъ проснулось страстное желаніе отдѣлаться отъ Маули и вернуться къ своей прежней жизни. Случай казался ему благопріятнымъ. «Пустите меня на родину», сказалъ онъ цыганамъ, «тамъ у жены моей есть два запястья огромной цѣнности. Одного изъ нихъ съ излишкомъ хватить возмѣстить всѣ ваши расходы на меня.
Цыгане согласились. Койла вернулся домой. Чандра сначала ничего слышать не хотѣла, когда Койла признался ей въ своей женитьбѣ и попросилъ отдать ему запястье. „Ты отправился блуждать по свѣту, не подумалъ, что покидаешь меня одну; ты женился на танцовщицѣ и спокойно жилъ среди ея родичей, а теперь вернулся обманомъ выманить у меня запястье, то запястье, которое родилось со мною и выросло со мною вмѣстѣ? Ты хочешь подарить его второй женѣ? Нѣтъ, ни за что. Иди къ ней и къ друзьямъ своимъ, не дамъ тебѣ запястья!“ Койла покорно выслушалъ упреки жены. „Я былъ виноватъ передъ тобою, возлюбленная, но меня отуманили волшебнымъ питьемъ и я на время забылъ о тебѣ. Теперь же я чувствую, что никого не люблю кромѣ тебя. Но я не хочу быть безчестнымъ передъ тѣми, дай мнѣ расчитаться съ ними и я тотчасъ же вернусь къ тебѣ, своей единственной, любимой женѣ“.
Чандра отдала мужу запястье и предложила сопутствовать ему, на что Койла съ радостью согласился. Черезъ нѣсколько дней они подходили къ столицѣ сосѣдней страны и на окраинѣ зашли отдохнуть въ домикъ старой торговки молокомъ. Старуха привѣтливо встрѣтила молодую чету, накормила ихъ и предложила переночевать. На слѣдующій день Койла сказалъ женѣ: „Останься здѣсь. Старуха позаботится о тебѣ, а я пройду въ городъ и продамъ запястье“. Чандра не стала настаивать и отпустила мужа одного. Ни Койла, ни Чандра не подозрѣвали, что раджа той страны и рани его Коплинге были родителями молодой женщины, да и вообще никто изъ дѣтей манго не зналъ о своемъ происхожденіи и о странствіи матерей въ поискахъ за Магадео.
Незадолго до появленія Койлы и Чандры въ странѣ рани Коплинге отдала почистить пару запястьевъ придворному золотыхъ дѣлъ мастеру. Надъ домомъ этого послѣдняго росло высокое дерево, а на немъ свили себѣ гнѣздо орелъ съ орлицею и вывели орлятъ. Орлята, птицы очень шумныя, галдѣли весь день и страшно надоѣдали купцу и его семьѣ. Разъ, когда старыхъ птицъ не было дома, золотыхъ дѣлъ мастеръ залѣзъ на дерево, сбросилъ гнездо и убилъ птенцовъ. Орлы вернулись вскорѣ и рѣшили отомстить жестокому торговцу. Подглядевъ въ лавкѣ одно изъ драгоцѣнныхъ запястьевъ царицы, орелъ спустился и исчезъ съ нимъ въ облакахъ.
Ювелиръ былъ въ отчаяніи; „Что теперь станемъ дѣлать?“ стоналъ онъ. „Купить такое запястье — не хватитъ всего моего состоянія, а сдѣлать новое — потребуется много лѣтъ работы. Сказать что потерялъ его? Мнѣ не повѣрятъ, решатъ, что я укралъ и велятъ казнить. Единственное, что можно сдѣлать, это какъ нибудь оттянуть время и подыскать что-нибудь подходящее“. Когда на слѣдующій день царица прислала за запястъемъ, онъ отвѣчалъ: „Еще не готово, принесу завтра“. Такъ повторялось много дней подрядъ. Это наконецъ надоѣло посланнымъ и они стали угрожать ему; тогда ювелиръ рѣшился отослать уцѣлѣвшее запястье, великолѣпно вычищенное, и просилъ передать царицѣ, что второе поспѣетъ черезъ нѣсколько дней; самъ же неутомимо продолжалъ искать запястье достаточно цѣнное, чтобъ замѣнить утраченное, но ничего не могъ найти.
Тѣмъ временемъ Койла вошелъ въ городъ, выбралъ себѣ уголокъ недалеко отъ базара, разложилъ на улицѣ коврикъ, положилъ на него запястье, а самъ сѣлъ рядомъ въ ожиданіи покупателей. Онъ былъ такъ хорошъ, что смотрѣлъ настоящимъ царевичемъ, несмотря на свой скромный нарядъ, а запястье рядомъ съ нимъ сверкало, какъ лучезарное свѣтило. Немудрено, что всѣ заглядывались въ его сторону; что продавщицы, проходя мимо съ кувшинами на головахъ, роняли свои кувшины и даже не горевали о погибшемъ товарѣ; что многіе мужчины и женщины, выглядывавшіе изъ оконъ, теряли равновѣсіе и падали на улицу. Зрѣлище было слишкомъ необычайно!
Однако не находилось покупателей для сверкающаго запястья. „Кому по средствамъ такая драгоцѣнность?“ говорили всѣ, покачивая головой. Только царица можетъ носить такое». День уже клонился къ вечеру и Койла собирался уже уходить, когда къ нему подошелъ тотъ золотыхъ дѣлъ мастеръ, что потерялъ царское запястье. Одного взгляда было достаточно, чтобъ онъ понялъ какое цѣнное украшеніе лежитъ передъ нимъ. «Надо во что бы то ни стало получить его», подумалъ онъ, ничего не сказалъ красивому продавцу, а пошелъ къ женѣ: "Иди сейчасъ же къ этому незнакомцу, заговори съ нимъ какъ можно ласковѣе, уговори его зайти къ намъ отдохнуть и переночевать. Надо втереться въ его довѣріе и отнять у него запястье. Оно еще болѣе цѣнно, чѣмъ запястье царицы, но очень похоже на то и никто не догадается о подмѣнѣ.
Жена пошла впередъ, а мужъ за нею.
«Зайди къ намъ, какъ проситъ жена», ласково приглашалъ онъ Койлу. «Ты торгуешь драгоцѣнностями и я тоже, значитъ мы нѣкоторымъ образомъ братья по ремеслу. Къ тому же ты чужеземецъ, а уже темнѣетъ. Отдохни у насъ, переночуй, завтра снова выйдешь на продажу».
Такъ уговаривали коварные люди довѣрчиваго Койла, прикрывая свой злой умыселъ льстивыми словами.
Дома они накормили его и приготовили ему удобную постель. Утромъ же, чѣмъ свѣтъ, торговецъ поднялъ тревогу, послалъ за стражею и приказалъ вести Койла на судъ во дворецъ. «Онъ укралъ запястье царицы, которое было мнѣ отдано въ чистку и хотѣлъ продать его на базарѣ». Напрасно увѣрялъ Койла въ своей невинности и объяснялъ, что это запястье его жены: никто не хотелъ вѣрить чужеземцу. Его привели во дворецъ и ювелиръ обвинилъ его передъ царемъ: «Этотъ человѣкъ укралъ запястье царицы. Всякій, кто бы сдѣлалъ это, подлежитъ казни. Прикажи казнить его».
Послали за царицею, чтобъ показать ей запястье, но лишь только взглянула она на него, какъ узнала запястье Чандры, дочери своей, и залилась слезами. «Нѣть, нѣтъ, это не мое запястье, государь! Это не смертныхъ рукъ издѣліе! Взгляни, оно совсѣмъ другое чѣмъ мое… Слышишь, какъ оно звенитъ, какъ всѣ колокольчики звенятъ, лишь приближаешься къ нему? Неужели ты забылъ? Это запястье моей крошки, моей красавицы… радости моей! Сокровища моего! Откуда оно? Какъ попало сюда, въ этотъ городъ, на базаръ, ко всѣмъ этимъ злодѣямъ? Вѣрно торговецъ укралъ мое запястье, а теперь добылъ это. Распроси его, узнай все поподробнѣе. Не вѣрь ему! Смертная рука такъ не работаетъ! Это запястье моей Чандры».
Всѣ съ соболѣзнованіемъ смотрѣли на царицу; всѣ были увѣрены, что она помѣшалась. Царицу увели, всѣ принялись разглядывать драгоцѣнное украшеніе и единогласно рѣшили, что именно такое видѣли на царицѣ, и что смѣлый воръ подлежитъ казни. Ювелиръ торжествовалъ. Запястье отнесли къ царице. Она со слезами заперла его въ крѣпкій ларецъ, отдѣльно отъ другихъ драгоцѣнностей.
Стража отвела Койла за городъ, въ джонгли. Тамъ хотѣли отрубить ему голову, но онъ просилъ разрѣшенія самому покончить съ собою, наставилъ противъ груди свой острый кинжалъ и упалъ на него. Кинжалъ былъ такъ остеръ, что разрубилъ юношу какъ разъ на двѣ половины. Его такъ и оставили лежать.
Когда вѣсть о происшествіи облетѣла городъ, многіе, видѣвшіе наканунѣ юношу на базарѣ, заволновались. «Тутъ что-то не такъ! Раджа поторопился. Гораздо вѣроятнѣе, что бѣдняга не кралъ запястья. Невѣроятно такъ рѣшиться открыто продавать на базарѣ краденную вещь! Такой красавецъ, такой благородный на видъ! Нѣтъ, раджу просто обошли злые люди». И всѣ жалѣли несчастнаго продавца, Многіе даже плакали о немъ. Чтобъ прекратить толки, раджа издалъ указъ, которымъ подъ страхомъ смерти запрещалось обсуждать происшествіе и проливать слезы о погибшемъ юношѣ. Народъ примолкъ и даже втихомолку боялись упомянуть о Койлѣ, хотя всякій по прежнему думалъ о его жалкой участи.
Рано утромъ того дня какъ это случилось, старая молочница, въ домѣ которой за городомъ пріютилась Чандра, принесла своей гостьѣ чашу съ молокомъ. Та не успѣла хлебнуть, какъ отступила въ ужасѣ. «Матушка, что ты сдѣлала? У меня полонъ ротъ крови!» — «Что ты, что ты, голубка, вѣрно злой сонъ тебя смутилъ! Какая тутъ кровь! Самое свѣжее, тепленькое молочко. Попробуй, доченька, попробуй еще, успокойся!» Чандра снова нагнулась къ чашѣ и чуть прикоснулась къ ней губами. «Нѣтъ, нѣтъ, не могу: это чистая кровь!» И она горько заплакала. «Вѣрно страшная бѣда надо мною! Всю ночь видѣла я тревожные сны; утромъ свадебное ожерелье мое распалось надвое; теперь это молоко какъ кровь для меня… Пусти меня, матушка, пусти! Я побѣгу искать супруга: онъ вѣрно погибъ».
Добрая женщина старалась успокоить взволнованную гостью. «Что за странная мысль? Ну, съ чего ему погибать? Онъ былъ совсѣмъ здоровъ вчера, когда шелъ продавать запястье. Онъ вѣдь говорилъ, что скоро вернется. Имѣй терпѣніе, онъ сейчасъ явится!» — «Нѣтъ, нѣтъ», продолжала Чандра, «я чувствую, что нѣтъ его больше въ живыхъ. О, сжалься надо мною, пусти меня! Я хочу найти его, я хочу умереть вмѣстѣ съ нимъ». — «Нѣтъ, дитя мое», твердо остановила ее старуха, «я не пущу тебя. Ты слишкомъ прекрасна, чтобъ бѣгать одна по улицамъ въ чужомъ городе. Мужъ твой не будетъ доволенъ, если вернется и не застанетъ тебя здѣсь. А вдругъ ты не найдешь дороги, да нападешь на лихихъ людей? тебя похитятъ, увезутъ какъ рабу. Вѣдь мужъ просилъ тебя никуда не ходить. Имѣй терпѣніе, обѣщай сидѣть смирно, а я скорѣе побѣгу въ городъ и поищу твоего супруга. Живаго или мертваго я верну его тебѣ».
И прихвативъ съ собою посуду съ молокомъ, чтобъ не возбуждать подозрѣній, старуха быстро пошла къ городу.
Въ городѣ она стала медленно бродить по улицамъ, высматривая не увидитъ ли гдѣ Койла или не услышитъ ли что-нибудь о прекрасномъ незнакомцѣ съ чуднымъ запястьемъ. На улицѣ никого не было видно, и ничего не слышно: всѣ опасались нарушить указъ. Это сильно возбудило подозрительность старухи, и она стала еще внимательнѣе осматривать каждый уголокъ и всѣ улицы въ окрестностяхъ рынка, гдѣ было болѣе вѣроятности встрѣтить Койла; при этомъ она не переставала выкрикивать свой товаръ, только постоянно мѣняла его названіе, проходя по той же улицѣ. Сперва кричала она: «Молока, кто хочетъ молока!» потомъ «Масла, кто хочетъ масла» и т. д.
Наконецъ, какая-то женщина, все время съ любопытствомъ слѣдившая за нею изъ окна, окликнула ее: «Тетка, а тетка! Что ты вздоръ болтаешь? Ты вотъ разъ шесть прошлась по нашей улицѣ и разъ шесть прокричала разный товаръ въ той же посудинѣ. Пожалуй, подумаютъ, что смысла у тебя въ головѣ не больше, чѣмъ у вчерашняго красавца! Тотъ весь день просидѣлъ на мѣстѣ съ однимъ запястьемъ, а оттуда прямехонько на смерть пошелъ за свои труды».
«Ты о комъ это?» — спросила женщина, какъ можно спокойнѣе, хотя у самой колѣни задрожали отъ испуга. «Ой, да ты видно не городская, что ничего не знаешь! Говорить то объ этомъ нельзя: раджа грозитъ повѣсить всякаго, кто заикнется о немъ… Ахъ, какой былъ красавецъ!» — «а гдѣ жъ онъ теперь?» шепотомъ спросила старуха. «Вонъ тамъ! Видишь тамъ на полѣ кучка народа? Царскій золотыхъ дѣлъ мастеръ обвинилъ его въ кражѣ и его казнили. Только многіе считаютъ его невиннымъ… Смотри никому не говори, что я тебѣ разсказала». Старуха бросилась по тому направленію, куда указывала словоохотливая женщина, но когда добѣжала до мѣста и увидѣла распавшійся на двѣ половины трупъ Койла, она упала на колѣни и громко зарыдала. Кувшинъ скатился съ ея головы и разбился вдребезги. Рыданія старухи привлекли вниманіе стражи, нѣсколько человѣкъ бросилось къ ней: «Тетка, тетка! Запрещено плакать о мертвецѣ: смерть грозитъ ослушнику царскаго приказа!» — «Да развѣ я о мертвецѣ? Что мнѣ до него! Кувшинъ мой разбился, не видите развѣ черепки валяются? Молоко то, молоко все пролито! Какъ тутъ не плакать!» — И она снова залилась слезами. «Тише, тише, не плачь, велика важность, весь то кувшинъ ничего не стоитъ! Пойдемъ, мы тебѣ золотой добудемъ!»
«Не надо мнѣ ни золотого, ни серебрянаго!» сердито кричала старуха. «Мой глиняный для меня дороже. Моего дѣда дѣдъ, моей бабушки бабушка еще носили его. И надо же было ему разбиться!» И старуха бережно стала собирать черепки, словно вся бѣда была въ разбитомъ сосудѣ.
Она прибѣжала домой въ слезахъ и бросилась къ Чандрѣ: «Дитя мое, несчастная дочь моя! Ты права! Горе, горе намъ!» И она разсказала ей все видѣнное и слышанное.
Какъ стрела, выпущенная изъ лука помчалась Чандра прямо во дворецъ, прямо въ тотъ покой, гдѣ сидѣлъ раджа: «Какъ смѣлъ ты убить моего супруга?» крикнула она, дрожа отъ негодованія.
При звукѣ ея голоса въ отдаленныхъ покояхъ царицы со звономъ раскрылся крѣпко замкнутый ларецъ, на глазахъ у всѣхъ выкатилось чудесное запястье и, минуя закрытыя двери, звеня обвилось вокругъ ноги разгнѣванной царевны.
Раджа въ ужасѣ смотрѣлъ на нее не въ силахъ произнести слово. Она же въ дикомъ отчаяніи упала на колѣни, въ иступленіи рвала на себѣ одежду, рвала свои роскошные волосы и, каждый разъ какъ она прикасалась къ нимъ, волны пламени бѣжали отъ нихъ по всѣмъ направленіямъ. Старуха молочница, нагнавшая ее лишь во дворцѣ, бросила ей на голову кусокъ масла въ надеждѣ утишить огонь; двѣ другія женщины бросились водою тушить ея волосы, а тѣмъ временемъ уже пылало 19 порядковъ домовъ! «О, голубка, пощади наши бѣдныя лачуги! Пощади, несчастный пригородъ!.. Вѣдь я сдѣлала для тебя все что могла!» Такъ молила перепуганная старуха. И Чандра опомнилась и остановила огонь съ той стороны, гдѣ жила молочница и ея друзья. Но огонь разгорался по другимъ направлетямъ: горѣлъ дворецъ, горѣлъ городъ, пылало жилище коварнаго торговца; онъ и жена его задохнулись въ пламени и орелъ выклевалъ сердца ихъ въ отмщеніе за смерть своихъ птенцовъ.
Танцовщица Маули и мать ея, наблюдавшія издали за пожаромъ, тоже погибли, охваченныя огненною волною. Чандра пошла къ тому мѣсту, гдѣ лежало тѣло прекраснаго Койла и долго рыдала надъ нимъ. Вдругъ къ ногамъ ея съ неба упала игла съ крѣпкою ниткою. Она радостно схватила ее: «О, если бы сростить обѣ половины!» и она принялась бережно сшивать ихъ одна съ другою. Когда же работа была кончена, она съ жаркою мольбою подняла руки къ небу. «О Магадео!» взывала она: «Я сдѣлала все, что можетъ сдѣлать слабая рука человѣка! Я соединила обѣ половины: верни имъ жизнь!» И Магадео сжалился надъ нею и вернулъ душу Койла и тотъ снова ожилъ. Какъ описать безумную радость свиданія?
Чандра и Койла мирно вернулись на родину, но до сихъ поръ въ странѣ Мадура Тинивелли показываютъ слѣды выжженной небеснымъ пламенемъ равнины.