Въ блескѣ праздничномъ лѣтнихъ полдневныхъ лучей,
Надъ спокойной и тихой рѣкою
Отчего собралося такъ много людей
И спѣшатъ ребятишки толпою?
Вся деревня кричитъ: утонулъ! утонулъ!
Голосовъ разливается смѣшанный гулъ;
Всѣ къ рѣкѣ торопливо сбѣгаютъ.
Растянувъ простыню и столпившись кругомъ,
Мужики на зеленомъ прибрежьи рѣчномъ
Блѣдный трупикъ младенца качаютъ.
Но напрасно! Ужь поздно! Несчастная мать
Убивается, стонетъ и плачетъ.
Нѣтъ, ужь, видно, у смерти его не отнять!
Такъ положено Господомъ, значитъ…
Ну, а какъ утонулъ? Да никто не видалъ.
На травѣ межъ цвѣтовъ онъ у рѣчки игралъ,
Да, должно быть, скатился съ обрыва…
Дома только чрезъ часъ спохватились о немъ.
— «Ну, такъ что-жь», — говорятъ мужики, — «помянемъ…»
И идутъ равнодушно, лѣниво.
Вонъ, какъ лунь, старичекъ съ бородою сѣдой.
— «Эхъ, касатка, не плачь и себя успокой!» —
Говоритъ онъ, — «знать, воля Господня…
Даже радуйся ты: отъ скорбей и невзгодъ
Ангелъ душу безгрѣшную въ небо возьметъ…
Божій рай онъ увидитъ сегодня…»
Эхъ, старикъ! Можетъ быть, правъ отчасти и ты
Съ этой чистой наивною вѣрой:
Сколько муки и бѣдъ, сколько зла, нищеты
Въ этой жизни печальной и сѣрой!
Кто онъ былъ бы? Изъ тысячъ одинъ человѣкъ,
Что безцѣльно, мучительно маются вѣкъ
Изъ-за скудной крохи пропитанья,
Чтобы хлѣбъ свой насущный убогій добыть…
Негодяемъ, разбойникомъ могъ бы онъ быть
Въ темной сферѣ людскаго страданья…
Самъ бы много онъ вынесъ и горя, и зла,
Тамъ, гдѣ рядомъ развратъ съ нищетою,
Но рѣка тихо въ лоно младенца взяла,
Убаюкавъ своею волною…
И смотрѣла въ послѣдній моментъ бытія
На него голубыхъ незабудокъ семья,
Какъ на брата, съ привѣтной улыбкой,
И ласкалъ его солнышка лучъ золотой,
Трепеща и сверкая волшебной игрой
Въ струйкѣ чистой, лазурной и зыбкой.
И въ его же лицѣ, отраженномъ въ волнѣ,
Ангелъ, можетъ, казался ребенку.
Полный радужныхъ грезъ, онъ къ струѣ въ тишинѣ
Протянулъ дружелюбно рученку
И уснулъ, убаюканный тихой волной…
Горемычная мать! Ты себя успокой!
Посмотри, какъ рѣка голубая
Катитъ волны спокойно въ густыхъ камышахъ…
Всѣ, вѣдь, мы въ роковыхъ захлебнемся волнахъ,
Трудный жизненный путь совершая…
Но утонемъ не такъ: не играя съ цвѣткомъ,
Какъ младенецъ твой чистый, безгрѣшный,
Но душой опошлѣвши въ болотѣ земномъ,
Въ тьмѣ и горя, и злобы кромѣшной…
Такъ не плачь, горемыка, и слезы утри…
Непробудно и тихо онъ спитъ, посмотри,
И, какъ будто во снѣ, онъ смѣется…
Лучше плачь не о немъ, а о насъ обо всѣхъ,
У кого на губахъ не младенческій смѣхъ,
Кто страдаетъ и жить остается!…
