Ганс Христиан Андерсен — Сказки Г. Хр. Андерсена
Издание: Т-ва И. Д. Сытина
Типо-лит. И. И. Пашкова, Москва, 1908 г.
Переводчик: А. А. Федоров-Давыдов
OCR, spell check и перевод в современную орфографию: Хемингуэй фиеста (Читайте Фиесту, лучший роман Хемингуэя о потерянном поколении)
Маленькая девочка с серными спичками.
править
Был канун Нового года, холод стоял ужасный и шел снег.
Почти уже совсем стемнело; по темной улице пробиралась маленькая девочка, продрогшая, босиком, с непокрытой головой.
Когда она ушла из дому, на ней были надеты туфли, хотя проку от них было мало; то были старые большие туфли, которые обыкновенно носила мать, но и те она растеряла, когда прыгнула в сторону от двух быстро мчавшихся экипажей.
Одну она никак не могла отыскать, а другую схватил мальчишка и убежал с ней. Поэтому девочка шла теперь босая, и ноги её посинели и покраснели от холода. В красном фартуке она несла целый ворох спичек, а в руках держала пачку. За весь день у неё никто ничего не купил, никто не порадовал ее ни одним пфеннигом. Дрожа от холода и голода, брела бедная малютка, — это олицетворение горя.
Падающие снежинки покрывали её белокурые длинные волосы, спадавшие на плечи прекрасными локонами, но о них она, конечно, не думала.
Все окна были ярко освещены, и в воздухе чудесно пахло жареным гусем: ведь был канун Нового года. Да, об этом она тоже думала.
В углу, между двух домов, из которых один выдавался больше другого, она присела на корточки и съежилась в комочек. Ножки она поджала под себя; так было еще холоднее, но идти домой она не решалась; она еще пока ничего не успела продать и не заработала ни одного пфеннига.
От отца ей, наверно, достанутся колотушки, да кроме того, дома — такой же холод; крыша была дырявая, и в щели проходил ветер, хотя самые большие дырки были заткнуты тряпками и соломой.
От холода её крошечные ручки почти совсем окостенели.
Ах! Попробовать разве взять одну единственную спичку, чиркнуть ею по стене и погреть пальцы?..
Она вытащила спичку. Трах! Как вспыхнула она, как загорелась! Пламя было светлое, теплое, как свечечка. Девочке вдруг показалось, что она сидит перед большой железной печкой, с блестящими медными ножками и крышкой. Как славно пылал огонь, каким живительным теплом обдал он ее!.. Девочка протянула ножки, чтобы и их погреть, но пламя погасло, печка исчезла, и в руке её остался только кусочек обгоревшей спички..
Другую спичку зажгла она об стену; пламя вспыхнуло, и в том месте, где свет падал на стену, она стала прозрачная, как вуаль, так что девочка могла заглянуть в комнату. На столе, покрытом белой скатертью, стоял фарфоровый сервиз, и дымился жареный гусь, начиненный яблоками и черносливом; но было еще приятнее видеть, как гусь с воткнутыми ножом и вилкой вдруг шлепнулся с блюда на пол и, покачиваясь на лапах, побежал прямо к ней.
Опять погасла спичка, и осталась одна холодная, сырая стена.
Тогда бедная девочка зажгла третью спичку и вдруг перенеслась прямо под елку, убранную еще красивее, чем та, которую она видела через стеклянные двери у богатого купца. На зеленых ветках блестели тысячи свечей; с веток глядели на нее пестрые картинки, какие она видела в витринах магазинов. Малютка протянула к ним ручки, — спичка погасла. Свечки на елке поднялись выше и превратились в звезды на небе, и только одна из них покатилась к небу, оставляя за собой длинный огненный след.
«Это значит, что кто-то умер!» — подумала девочка, потому что её покойная бабушка, единственное существо, любившее ее, рассказывала ей, что когда падает звезда, — то душа человеческая улетает к Богу. Она опять чиркнула спичкой о стену, и опять стало светло, и перед ней стояла её старая бабушка, такая прозрачная, сияющая, такая кроткая и любящая.
— Бабушка, — воскликнула девочка, — возьми меня с собой! Я знаю, что, когда погаснет спичка, ты уйдешь, ты исчезнешь, как исчезли теплая печка, жареный гусь и дивная елка… — и она разом зажгла всю пачку спичек, чтобы удержать бабушку.
И спички засияли таким блеском, что стало светлее, чем днем. Никогда еще не была бабушка так прекрасна и величава; она взяла девочку на руки, и, светлые, радостные, они поднялись высоко над землей. И там, наверху, не было ни холода, ни голода, ни страха, — они были у Бога…
А в углу, прислонившись к стене, ранним, холодным утром сидела бедная девочка с раскрасневшимися щеками и улыбающимися губами, замерзшая в последний вечер старого года. Новогоднее солнце взошло над маленьким трупом. Неподвижно сидел ребенок с серными спичками, из которых одна пачка сгорела.
— Ей, наверно, хотелось отогреться! — говорили кругом.
Но никто не знал, что она видела и в каком торжестве отошла с бабушкой к новогодней радости.