Ло-Крист (Балобанова)/ДО
| ← Замокъ Корвеннекъ | Ло-Кристъ | Сросшіяся Деревья → |
| Источникъ: Балобанова Е. В. Легенды о старинныхъ замкахъ Бретани. — СПб.: С.-Петербургская Губернская Типографія, 1896. — С. 47. |
Долина Izel-vet[1] въ настоящее время представляетъ собою сплошной благоухающій садъ. Очень хороша она весной, когда цвѣтетъ здѣсь бѣлая акація, розы, сирень, а цѣлые лѣса яблонь покрыты блѣдно-розовымъ цвѣтомъ, словно пушистымъ снѣжнымъ покровомъ, изъ-подъ котораго не проглянетъ ни одинъ зеленый листокъ, ни одна зеленая вѣтка; бѣлая ромашка, лиловые колокольчики, синіе лютики пестрѣютъ между деревьями… Однако еще красивѣе она осенью, когда кусты и деревья одѣнутся въ пурпуръ и золото, а яблони, отягченныя плодами, стоятъ и не шелохнутся, словно выкованныя изъ тяжелаго металла. Опадающій листъ золотистымъ ковромъ устилаетъ землю, шуршитъ подъ ногами и смягчаетъ рѣзкіе звуки шаговъ. Среди такого-то роскошнаго сада стоитъ часовня Ло-Кристъ[2], уже давно заброшенная и почти забытая, а потому сильно пострадавшая отъ времени, хотя построена она пожалуй что и не такъ давно — всего какихъ-нибудь лѣтъ сто или полтораста.
Часовня прислонена къ очень старинной башнѣ, послѣднему остатку находившагося тутъ когда-то замка, и стоитъ она посреди стараго покинутаго кладбища, на которомъ никого уже больше не хоронятъ. Въ часовнѣ, въ мраморный бассейнъ бьетъ изъ-подъ земли небольшой ключъ, но струя его бьетъ такъ низко, что нужна длинная цѣпь, чтобы зачерпнуть воды.
[3]Было то въ старые, старые годы! |
Въ замкѣ Ло-Кристъ жилъ доблестный рыцарь, внукъ Геноле́, любимца бретонскихъ сказаній; былъ онъ славный и добрый правитель Бретани.
У воротъ его замка стоялъ мраморный Ангелъ, у подножья котораго каждый садился, кто ждалъ правосудья или защиты, и всегда получалъ ихъ отъ внука Геноле́.
Было то въ старые, старые годы! |
Внукъ Геноле́ женатъ былъ на кроткой Маріи, какъ всѣ звали ее. Было у нихъ трое малютокъ. Но вотъ посѣтило ихъ страшное горе: старшій сынокъ заболѣлъ и скончался, — видно Господня на то была воля!
Гробъ опустили въ могилу, а съ нимъ схоронили и счастье Маріи: лишилась она и сна и покоя, забыла своихъ маленькихъ дѣтокъ, — дочку-малютку и сына въ пеленкахъ!
Было то въ старые, старые годы! |
Дни проводила Марія въ слезахъ, а ночи — безъ сна на кладбищѣ, мертвецамъ не давая вставать изъ могилъ, — подышать ароматомъ цвѣтовъ, наглядѣться на яркія звѣзды.
Разъ такъ ночью сидѣла она на могилкѣ, и стало ей страшно и тяжко одной на кладбищѣ. Встала съ могилки она, прошла черезъ паркъ и свернула въ аллею, ведущую къ замку.
Было то въ старые, старые годы! |
Стояла чудная звѣздная ночь, и вдругъ передъ нею явился не то человѣкъ, не то призракъ, — худой, изможденный, едва говорящій:
— Подай Христа ради мнѣ хлѣба, Марія! — простоналъ онъ чуть слышно.
— Только злые люди да духи по ночамъ по дорогамъ такъ бродятъ, — отвѣчала на это Марія. — Приходи завтра въ замокъ, получишь всего въ изобиліи.
— Не дожить мнѣ до завтра, — смотри, я совсѣмъ обезсилѣлъ!
Было то въ старые, старые годы! |
Полно горечи было сердце Маріи и забыла она въ ту минуту о Богѣ. Прогнала она странника и спустила цѣпную собаку. Но злой Церберъ побрелъ вслѣдъ за нищимъ, виляя хвостомъ и ласкаясь.
Марія-жъ вернулась въ свой замокъ, ничего не замѣтя, и до утра въ тяжелой тоскѣ пробродила по темному залу, все о миломъ покойникѣ думая и забывъ о своемъ зломъ поступкѣ.
Было то въ старые, старые годы! |
На утро вышли люди изъ замка и нашли въ паркѣ мертвое тѣло. Рядомъ Церберъ лежалъ, охраняя останки. И дивилися люди, видя, что песъ сторожитъ неизвѣстное тѣло.
Еще больше дивились они, когда, хвостъ повѣся, побрелъ Церберъ за гробомъ и потомъ еще долго своимъ воемъ зловѣщимъ пугалъ обитателей замка.
Было то въ старые, старые годы! |
Смутилася духомъ Марія, услыхавъ объ этомъ событьѣ; приказала съ честью предать тѣло землѣ, за упокой души странника заказала обѣдни; щедро сама заплатила за все, а на саванъ дала полотна изъ замковыхъ складовъ.
Но полотна и деньги вернулися къ ней въ то же утро и, кто принесъ ихъ обратно, допытаться она не посмѣла. И пошла въ страхѣ къ аббату замковой церкви, передъ нимъ исповѣдать свой грѣхъ.
Было то въ старые, старые годы! |
— Не могу дать тебѣ отпущенья въ твоемъ тяжкомъ грѣхѣ, — сказалъ ей почтенный старикъ. — Можетъ быть согласится на это Руанскій епископъ.
Но и Руанскій епископъ не посмѣлъ даровать ей прощенья и послалъ ее къ папѣ.
— Онъ отецъ всѣхъ отцовъ нашей церкви! — сказалъ ей епископъ.
Въ дальній путь снарядилися рыцарь съ Маріей, но напрасно. И папа не далъ ей причащенья, послалъ ее къ гробу Господню замолить тамъ свой грѣхъ.
Было то въ старые, старые годы! |
Услыхавъ то рѣшеніе папы, огорчился внукъ Геноле́ и сказалъ онъ Маріи:
— Что же будетъ теперь съ нашей дочерью Анной и сыномъ-младенцемъ? Плохо жить сиротамъ, хотя и въ богатомъ ихъ замкѣ!
Но тверда была въ своей скорби Марія и отвѣтила рыцарю строго:
— Я должна подчиниться велѣнію папы. Господь вѣдь печется о малыхъ букашкахъ, — не оставитъ Онъ и нашихъ малютокъ.
И простившись со всѣми, пустилась Марія въ далекій и одинокій свой путь, захвативши съ собой лишь земли, горсть земли дорогой ей Бретани.
Было то въ старые, старые годы! |
Двадцать два года прошло съ того дня, какъ покинула замокъ Марія. Двадцать лѣтъ одиноко ѣздилъ по свѣту рыцарь, — двадцать долгихъ лѣтъ все искалъ онъ Марію.
Побывалъ онъ и въ Римѣ опять, поклонился и Гробу Господню, — но нигдѣ не встрѣчалъ онъ Маріи! Время шло чередомъ, а замокъ стоялъ въ запустѣньѣ, хоть и выросли дѣти.
Было то въ старые, старые годы! |
Сынъ затворился въ монашеской кельѣ, дочь — въ своей башнѣ высокой, — всѣ дни проводила въ постѣ и молитвѣ. «Недаромъ то были дѣти Маріи!» — говорили въ народѣ.
Всѣ вспоминали Марію, но давно ужъ считали погибшей. Наконецъ, внукъ Геноле́ снова женился, желая имѣть еще сына, наслѣдника замка, а то перейдетъ онъ къ враждебному роду.
Было то въ старые, старые годы! |
Вторая жена его была зла и сварлива, и все измѣнилось въ ихъ замкѣ: никто не садился у подножія Ангела въ надеждѣ найти здѣсь защиту и помощь.
Да и долго пришлось бы ихъ ждать: рѣдко бывалъ теперь дома доблестный рыцарь. Ѣздилъ все по свѣту онъ, грустя о кроткой Маріи. Время шло, не принося ему исцѣленья!
Было то въ старые, старые годы! |
Марія же, покинувъ Бретань, все шла да шла въ Палестину. Добравшись до моря, сѣла она на корабль, но буря, застигши ее, занесла на невѣдомый островъ.
Долго томилась она тамъ въ плѣну и въ тяжелой работѣ, наконецъ отпустили ее. И вотъ десять лѣтъ миновало съ тѣхъ поръ, какъ покинула замокъ Марія, и только теперь, черезъ десять лѣтъ, десять долгихъ лѣтъ, подошла она къ Граду Святому.
Было то въ старые, старые годы! |
Здѣсь у Гроба Господня исповѣдала тяжкій свой грѣхъ всенародно Марія и просила ему отпущенья, какъ папа, отецъ всѣхъ отцовъ нашей церкви то обѣщалъ ей.
— Хорошо! — отвѣчалъ ей священникъ, — но прежде должна провести ты три дня и три ночи въ запертой кельѣ въ постѣ и молитвѣ.
Согласилась Марія, и повелъ ее старецъ, но тутъ подбѣжала къ ней дѣвочка и сунула въ руку ей пышно расцвѣтшую розу.
Было то въ старые, старые годы! |
Обняла Марія ребенка и, вспомнивъ дочь свою, Анну, заплакала горько.
— Полно, не плачь! — сказалъ ей священникъ, — ужъ скоро наступитъ конецъ всѣмъ твоимъ испытаньямъ.
Но въ ту же самую ночь священникъ скончался, и никто ничего не слыхалъ о бѣдной Маріи. Такъ и осталась она въ запертой кельѣ.
Было то въ старые, старые годы! |
Черезъ десять лѣтъ отперли келью, и увидали въ ней спящую женщину и въ рукѣ ея пышно расцвѣтшую розу. И только что люди вошли въ ея келью, проснулась Марія и сильно смутилась.
— Великая грѣшница я, — сказала Марія, — не смогла простоять на молитвѣ трехъ сутокъ и, утомившись, заснула!
— Цѣлыхъ десять лѣтъ проспала ты здѣсь въ кельѣ, — отвѣчали ей люди. — Цѣлыхъ десять лѣтъ не отпиралъ никто двери, и замо́къ отъ нея давнымъ давно ужъ заржавѣлъ.
Было то въ старые, старые годы! |
— Можетъ ли быть, чтобы въ десять лѣтъ роза моя не завяла, и хлѣбъ не засохъ, и вода не изсякла, что оставили здѣсь для меня? — спросила Марія.
— Да, Господь совершилъ для тебя это чудо! — отвѣчали ей люди.
И съ душой просвѣтленной снова вступила въ храмъ Господень Марія. Съ умиленіемъ приняла она причащенье, а всѣ бывшіе въ храмѣ поклонились ей низко.
Такъ смиренно Марія свершила свой подвигъ.
Было то въ старые, старые годы! |
Не прошло и двухъ лѣтъ, какъ въ замокъ Ло-Кристъ ужъ входила Марія, все съ тою же розой въ рукахъ, неувядшею розой столь долгіе годы!
Но никто не узналъ тамъ Маріи: рыцаря не было дома, дѣти не помнили матери, всѣ старые слуги давно разбѣжались при новой сварливой хозяйкѣ, старый привратникъ ослѣпъ, а Церберъ давно уже издохъ.
У подножія Ангела сѣла Марія, не зная, что дѣлать.
Было то въ старые, старые годы! |
Прошла мимо вторая жена внука Геноле́ и грубо сказала:
— Уходи, чего ждешь? При глупой Маріи бродяги, бывало, принимались здѣсь, словно принцессы, — нынче жъ не то, — всѣхъ велю гнать я отсюда подальше.
Съ удивленіемъ на нее посмотрѣла Марія и не двинулась съ мѣста. Но послала злая хозяйка своихъ слугъ гнать Марію со двора замка Ло-Кристъ, запереть и ворота тяжелымъ засовомъ.
Было то въ старые, старые годы! |
— Скажите мнѣ, ради Бога, куда же дѣвался доблестный рыцарь, внукъ Геноле́, прежде жившій въ замкѣ Ло-Кристъ? — спросила Марія у слугъ, которымъ велѣла прогнать ее злая хозяйка.
— Все здѣсь онъ живетъ, да рѣдко бываетъ онъ дома, — все тоскуетъ о кроткой Маріи, своей первой женѣ.
— А гдѣ же Марія?
— Какъ гдѣ? умерла въ Палестинѣ; пошла она замаливать тяжкій свой грѣхъ, что разъ въ жизни не накормила голоднаго ночью, а онъ къ утру и померъ. Ну, а нынче не такъ, — по сту голодныхъ съ утра лишь до полдня, да съ полдня до вечера больше двухсотъ гоняемъ мы смѣло, и никто объ этомъ не тужитъ.
Было то въ старые, старые годы! |
— Уйди же и ты, а то будетъ намъ плохо!
— Хорошо, но скажите мнѣ, гдѣ же дѣти внука Геноле́ и кроткой Маріи?
— Госпожа наша Анна живетъ вонъ въ той башнѣ и молится Богу, убогихъ и сирыхъ тайно отъ мачихи тамъ принимаетъ и кормитъ; сынъ ихъ отрекся отъ міра и ушелъ въ монастырскую келью. Но сегодня онъ въ замкѣ. Мы скажемъ имъ, что пришла пилигримка, можетъ быть, ты и мать ихъ знавала?
Было то въ старые, старые годы! |
— Хорошо, скажите имъ, что пришла пилигримка, знававшая мать ихъ. Я же пойду на кладбище, подожду тамъ дѣтей внука Геноле́ и кроткой Маріи!
Встала она и пошла на кладбищѣ, сѣла тамъ на могилу ребенка, что двадцать два года назадъ схоронила тутъ у самой ограды. Цвѣты разрослись на могилѣ и покрыли весь холмикъ, и сталъ онъ похожъ на цвѣтникъ!
Было то въ старые, старые годы! |
Обо всемъ разсказали слуги дѣтямъ Маріи. Побѣжали они на кладбище, какъ будто на крыльяхъ летѣли, — такъ разгорѣлось въ нихъ сердце! Увидали они блѣдную женщину, словно принцессу въ лохмотьяхъ, всю въ слезахъ на могилѣ ихъ брата.
Взяли ее за руки и съ честью повели къ себѣ въ замокъ, — не только въ башню Анны, а въ залъ, къ очагу, гдѣ уступили ей главное мѣсто. Очень злилась ихъ мачиха, но не смѣла перечить старшему сыну владѣтеля замка.
Было то въ старые, старые годы! |
Анна омыла ей ноги, и долго за полночь вела съ ней бесѣду: разсказала Марія, чего натерпѣлась ихъ мать, совершая свой подвигъ, но сама не открылась.
На утро Марія просила свести ее въ церковь. Не могла она идти безъ поддержки, ужъ очень ослабѣла въ пути. И сынъ ея самъ повелъ ее въ замковый храмъ.
Было то въ старые, старые годы! |
Во храмѣ повѣдала она всенародно, кто была, какой грѣхъ совершила, какъ въ отпущеньѣ грѣха отказалъ ей епископъ въ Руанѣ и въ Римѣ самъ папа, и какъ святой отецъ послалъ ее въ Палестину, и все, что случилось потомъ, и какъ Господь Богъ привелъ ей вернуться домой. Но дома ее не узнали, — другая была тамъ хозяйка! Всю надежду свою возлагала она лишь на Бога. Не даромъ сказалъ, вѣдь, Христосъ:
«Придите ко Мнѣ всѣ обремененные, и Я успокою васъ!»
Было то въ старые, старые годы! |
Когда умиленный священникъ подалъ Маріи Св. Дары — свершилося чудо: Христосъ на Распятьѣ, что надъ алтаремъ возвышалось, главу наклонилъ… пали ницъ всѣ, но встать не могла ужъ Марія, — глаза ея блестѣли, какъ звѣзды, отъ лица ея вѣяло миромъ…
Но когда подошелъ сынъ Маріи, то увидѣлъ, что душа ея вознеслась ужъ туда, гдѣ нѣтъ больше страданій, а роза, что, не увядая, цвѣла въ рукахъ ея всѣ эти долгіе годы, — разсыпалась въ прахъ, какъ старый засохшій цвѣтокъ.
Было то въ старые, старые годы! |
Поспѣшилъ братъ къ сестрѣ въ замокъ и засталъ тамъ отца своего, внука Геноле́; разсказалъ имъ все, что видѣлъ онъ въ храмѣ, и свершилось второе тутъ чудо: Мадонна, стоявшая въ нишѣ, воздѣвъ руку, указала на небо… и громко запѣли они «Ave-Maria»[4] и со звукомъ послѣднимъ всѣ трое на вѣки заснули!
Хотѣли положить ихъ всѣхъ вмѣстѣ въ одной общей могилѣ, рядомъ съ могилой ребенка, — ихъ сына и брата. Опустили сначала гробъ рыцаря, внука Геноле́[5], потомъ его дочери, за ними и сына. Послѣ всѣхъ собрались нести гробъ кроткой Маріи, но сталъ такъ тяжелъ онъ, что не было силы поднять его съ мѣста.
Было то въ старые, старые годы! |
Приказалъ тогда Руанскій епископъ похоронить ее тутъ же въ замковой церкви у алтаря, и какъ перо сталъ легокъ гробъ, когда опускали его въ эту могилу. На нее положили плиту со словами Христа:
«Пріидите ко Мнѣ всѣ труждающіеся и обремененные, и Я успокою васъ!»
Послѣ смерти послѣдняго изъ потомковъ Геноле́ въ этомъ замкѣ поселилось аббатство Св. Матѳѣя. Долго находилось оно тамъ, пока наконецъ замокъ не сталъ замѣтно разрушаться, и вскорѣ почти совсѣмъ разрушился. Уцѣлѣла отъ него только одна башня «Анна». Храмъ же, гдѣ была погребена Марія, обрушился давно, и тамъ, гдѣ по преданію, находилась ея могила, бьетъ свѣтлый ключъ — «Ключъ Скорбящихъ», какъ называютъ его старые люди. Говорятъ, что сначала онъ билъ высокой и обильной струей, и что какой-то священникъ въ бѣлой одеждѣ, каждый день въ полдень, являлся сюда пѣть молебны, и много стекалось въ развалины людей, истомленныхъ, скорбящихъ, униженныхъ и смущенныхъ духомъ, и всѣ получали здѣсь исцѣленіе; не даромъ сохранилась на надгробной плитѣ надпись:
«Пріидите ко Мнѣ всѣ труждающіеся и обремененные, и Я успокою васъ!»
Но время шло. Вмѣсто разрушеннаго храма, гдѣ свободно билъ волною ключъ и извивался среди развалинъ, возвышается часовня. Но священникъ въ бѣлыхъ ризахъ не приходитъ сюда служить молебенъ, и меньше и меньше стекается народу искать облегченія. Надгробная плита со словами Христа исчезла, да и ключъ сталъ не тотъ: тихо и вяло струится онъ въ своемъ новомъ, выложенномъ мраморомъ ложѣ.
Но не смерть здѣсь царитъ, а кипитъ новая жизнь.
Надъ могилой Маріи и «Ключемъ Скорбящихъ» цвѣтутъ розы; вся часовня утопаетъ въ сиренѣ, акаціи и яблоняхъ; весной здѣсь поетъ соловей, зимой вѣтеръ разсказываетъ свои старыя сказки.
Память о прошломъ встаетъ изъ могилъ — здѣсь ея царство, — тихое царство.
Примѣчанія править
- ↑ Долина Izel-vet находится въ Морлекскомъ округѣ. Названіе это происходитъ отъ испорченнаго Izel-gvez, что значитъ буквально «Низкорослыя деревья».
- ↑ Ло-Кристъ (Lochrist) — «Божье мѣсто» или «Христово мѣсто». Множество gwerz или особаго рода стихотворныхъ разсказовъ посвящено этой часовнѣ, множество варіантовъ ихъ разсѣяно по сборникамъ народной пѣсни Нижней Бретани. Многіе gwerz’ы пѣлись и поются въ народѣ и до настоящаго времени.
- ↑ Здѣсь приводится записанный мной со словъ одной разсказчицы gwerz относящійся къ Ло-Кристу, въ подстрочномъ переводѣ безъ измѣненій и съ попыткой сохраненія его труднаго стиля, — полупрозы, полукаданса.
- ↑ лат. Ave Maria — Радуйся, Марія. Прим. ред.
- ↑ Лѣтъ десять тому назадъ на этомъ кладбищѣ вырыли каменный саркофагъ, относимый археологами ко II вѣку нашей эры. Но народная молва считаетъ его гробомъ внука Геноле́.