Ло-Крист (Балобанова)

Долина Izel-vet[1] в настоящее время представляет собою сплошной благоухающий сад. Очень хороша она весной, когда цветут здесь белая акация, розы, сирень, а целые леса яблонь покрыты бледно-розовым цветом словно пушистым снежным покровом, из-под которого не проглянет ни один зелёный листок, ни одна зелёная ветка; белая ромашка, лиловые колокольчики, синие лютики пестреют между деревьями… Однако ещё красивее она осенью, когда кусты и деревья оденутся в пурпур и золото, а яблони, отягчённые плодами, стоят и не шелохнутся, словно выкованные из тяжёлого металла. Опадающий лист золотистым ковром устилает землю, шуршит под ногами и смягчает резкие звуки шагов. Среди такого-то роскошного сада стоит часовня Ло-Крист[2], уже давно заброшенная и почти забытая, а потому сильно пострадавшая от времени, хотя построена она пожалуй что и не так давно — всего каких-нибудь лет сто или полтораста.

Часовня прислонена к очень старинной башне, последнему остатку находившегося тут когда-то замка, и стоит она посреди старого покинутого кладбища, на котором никого уже больше не хоронят. В часовне, в мраморный бассейн бьёт из-под земли небольшой ключ, но струя его бьёт так низко, что нужна длинная цепь, чтобы зачерпнуть воды.


[3]Было то в старые-старые годы!

В замке Ло-Крист жил доблестный рыцарь, внук Геноле́, любимца бретонских сказаний; был он славный и добрый правитель Бретани.

У ворот его замка стоял мраморный Ангел, у подножья которого каждый садился, кто ждал правосудья или защиты и всегда получал их от внука Геноле́.

Было то в старые-старые годы!

Внук Геноле́ женат был на кроткой Марии, как все звали её. Было у них трое малюток. Но вот посетило их страшное горе: старший сынок заболел и скончался, — видно Господня на то была воля!

Гроб опустили в могилу, а с ним схоронили и счастье Марии: лишилась она и сна, и покоя, забыла своих маленьких деток, — дочку-малютку и сына в пелёнках!

Было то в старые-старые годы!

Дни проводила Мария в слезах, а ночи — без сна на кладбище, мертвецам не давая вставать из могил, — подышать ароматом цветов, наглядеться на яркие звёзды.

Раз так ночью сидела она на могилке, и стало ей страшно и тяжко одной на кладбище. Встала с могилки она, прошла через парк и свернула в аллею, ведущую к замку.

Было то в старые-старые годы!

Стояла чудная звёздная ночь, и вдруг перед нею явился не то человек, не то призрак, — худой, измождённый, едва говорящий:

— Подай Христа ради мне хлеба, Мария! — простонал он чуть слышно.

— Только злые люди да духи по ночам по дорогам так бродят, — отвечала на это Мария. — Приходи завтра в замок, получишь всего в изобилии.

— Не дожить мне до завтра, — смотри, я совсем обессилел!

Было то в старые-старые годы!

Полно горечи было сердце Марии, и забыла она в ту минуту о Боге. Прогнала она странника и спустила цепную собаку. Но злой Цербер побрёл вслед за нищим, виляя хвостом и ласкаясь.

Мария ж вернулась в свой замок, ничего не заметя, и до утра в тяжёлой тоске пробродила по тёмному залу, всё о милом покойнике думая и забыв о своём злом поступке.

Было то в старые-старые годы!

Наутро вышли люди из замка и нашли в парке мёртвое тело. Рядом Цербер лежал, охраняя останки. И дивилися люди, видя, что пёс сторожит неизвестное тело.

Ещё больше дивились они, когда, хвост повеся, побрёл Цербер за гробом и потом ещё долго своим воем зловещим пугал обитателей замка.

Было то в старые-старые годы!

Смутилася духом Мария, услыхав об этом событьи; приказала с честью предать тело земле, за упокой души странника заказала обедни; щедро сама заплатила за всё, а на саван дала полотна из замковых складов.

Но полотна и деньги вернулися к ней в то же утро, и, кто принёс их обратно, допытаться она не посмела. И пошла в страхе к аббату замковой церкви, перед ним исповедать свой грех.

Было то в старые-старые годы!

— Не могу дать тебе отпущенья в твоём тяжком грехе, — сказал ей почтенный старик. — Может быть, согласится на это Руанский епископ.

Но и Руанский епископ не посмел даровать ей прощенья и послал её к Папе.

— Он — отец всех отцов нашей Церкви! — сказал ей епископ.

В дальний путь снарядилися рыцарь с Марией, но напрасно. И Папа не дал ей причащенья, послал её к гробу Господню замолить там свой грех.

Было то в старые-старые годы!

Услыхав то решение Папы, огорчился внук Геноле́, и сказал он Марии:

— Что же будет теперь с нашей дочерью Анной и сыном-младенцем? Плохо жить сиротам, хотя и в богатом их замке!

Но тверда была в своей скорби Мария и ответила рыцарю строго:

— Я должна подчиниться велению Папы. Господь ведь печётся о малых букашках, — не оставит Он и наших малюток.

И простившись со всеми, пустилась Мария в далёкий и одинокий свой путь, захвативши с собой лишь земли, горсть земли дорогой ей Бретани.

Было то в старые-старые годы!


Двадцать два года прошло с того дня, как покинула замок Мария. Двадцать лет одиноко ездил по свету рыцарь, — двадцать долгих лет всё искал он Марию.

Побывал он и в Риме опять, поклонился и Гробу Господню, — но нигде не встречал он Марии! Время шло чередом, а замок стоял в запустеньи, хоть и выросли дети.

Было то в старые-старые годы!

Сын затворился в монашеской келье, дочь — в своей башне высокой, — все дни проводила в посте и молитве. «Недаром то были дети Марии!» — говорили в народе.

Все вспоминали Марию, но давно уж считали погибшей. Наконец, внук Геноле́ снова женился, желая иметь ещё сына, наследника замка, а то перейдёт он к враждебному роду.

Было то в старые-старые годы!

Вторая жена его была зла и сварлива, и всё изменилось в их замке: никто не садился у подножия Ангела в надежде найти здесь защиту и помощь.

Да и долго пришлось бы их ждать: редко бывал теперь дома доблестный рыцарь. Ездил всё по свету он, грустя о кроткой Марии. Время шло, не принося ему исцеленья!

Было то в старые-старые годы!


Мария же, покинув Бретань, всё шла да шла в Палестину. Добравшись до моря, села она на корабль, но буря, застигши её, занесла на неведомый остров.

Долго томилась она там в плену и в тяжёлой работе, наконец отпустили её. И вот десять лет миновало с тех пор, как покинула замок Мария, и только теперь, через десять лет, десять долгих лет, подошла она к Граду Святому.

Было то в старые-старые годы!

Здесь у Гроба Господня исповедала тяжкий свой грех всенародно Мария и просила ему отпущенья, как Папа, отец всех отцов нашей Церкви, то обещал ей.

— Хорошо! — отвечал ей священник. — Но прежде должна провести ты три дня и три ночи в запертой келье в посте и молитве.

Согласилась Мария, и повёл её старец, но тут подбежала к ней девочка и сунула в руку ей пышно расцветшую розу.

Было то в старые-старые годы!

Обняла Мария ребёнка и, вспомнив дочь свою, Анну, заплакала горько.

— Полно, не плачь! — сказал ей священник. — Уж скоро наступит конец всем твоим испытаньям.

Но в ту же самую ночь священник скончался, и никто ничего не слыхал о бедной Марии. Так и осталась она в запертой келье.

Было то в старые-старые годы!

Через десять лет отперли келью и увидали в ней спящую женщину и в руке её пышно расцветшую розу. И только что люди вошли в её келью, проснулась Мария и сильно смутилась.

— Великая грешница я, — сказала Мария, — не смогла простоять на молитве трёх суток и, утомившись, заснула!

— Целых десять лет проспала ты здесь в келье, — отвечали ей люди. — Целых десять лет не отпирал никто двери, и замо́к от неё давным-давно уж заржавел.

Было то в старые-старые годы!

— Может ли быть, чтобы в десять лет роза моя не завяла, и хлеб не засох, и вода не иссякла, что оставили здесь для меня? — спросила Мария.

— Да, Господь совершил для тебя это чудо! — отвечали ей люди.

И с душой просветлённой снова вступила в храм Господень Мария. С умилением приняла она причащенье, а все бывшие в храме поклонились ей низко.

Так смиренно Мария свершила свой подвиг.

Было то в старые-старые годы!

Не прошло и двух лет, как в замок Ло-Крист уж входила Мария, всё с тою же розой в руках, неувядшею розой столь долгие годы!

Но никто не узнал там Марии: рыцаря не было дома, дети не помнили матери, все старые слуги давно разбежались при новой сварливой хозяйке, старый привратник ослеп, а Цербер давно уже издох.

У подножия Ангела села Мария, не зная, что делать.

Было то в старые-старые годы!

Прошла мимо вторая жена внука Геноле́ и грубо сказала:

— Уходи, чего ждёшь? При глупой Марии бродяги, бывало, принимались здесь словно принцессы, — нынче ж не то, — всех велю гнать я отсюда подальше.

С удивлением на неё посмотрела Мария и не двинулась с места. Но послала злая хозяйка своих слуг гнать Марию со двора замка Ло-Крист, запереть и ворота тяжёлым засовом.

Было то в старые-старые годы!

— Скажите мне, ради Бога, куда же девался доблестный рыцарь, внук Геноле́, прежде живший в замке Ло-Крист? — спросила Мария у слуг, которым велела прогнать её злая хозяйка.

— Всё здесь он живёт, да редко бывает он дома, — всё тоскует о кроткой Марии, своей первой жене.

— А где же Мария?

— Как где? Умерла в Палестине; пошла она замаливать тяжкий свой грех, что раз в жизни не накормила голодного ночью, а он к утру и помер. Ну, а нынче не так, — по сто голодных с утра лишь до полдня, да с полдня до вечера больше двухсот гоняем мы смело, и никто об этом не тужит.

Было то в старые-старые годы!

— Уйди же и ты, а то будет нам плохо!

— Хорошо, но скажите мне, где же дети внука Геноле́ и кроткой Марии?

— Госпожа наша Анна живёт вон в той башне и молится Богу, убогих и сирых тайно от мачехи там принимает и кормит; сын их отрёкся от мира и ушёл в монастырскую келью. Но сегодня он в замке. Мы скажем им, что пришла пилигримка, может быть, ты и мать их знавала?

Было то в старые-старые годы!

— Хорошо, скажите им, что пришла пилигримка, знававшая мать их. Я же пойду на кладбище, подожду там детей внука Геноле́ и кроткой Марии!

Встала она и пошла на кладбище, села там на могилу ребёнка, что двадцать два года назад схоронила тут у самой ограды. Цветы разрослись на могиле и покрыли весь холмик, и стал он похож на цветник!

Было то в старые-старые годы!

Обо всём рассказали слуги детям Марии. Побежали они на кладбище, как будто на крыльях летели, — так разгорелось в них сердце! Увидали они бледную женщину, словно принцессу в лохмотьях, всю в слезах на могиле их брата.

Взяли её за руки и с честью повели к себе в замок, — не только в башню Анны, а в зал, к очагу, где уступили ей главное место. Очень злилась их мачеха, но не смела перечить старшему сыну владетеля замка.

Было то в старые-старые годы!

Анна омыла ей ноги и долго за полночь вела с ней беседу: рассказала Мария, чего натерпелась их мать, совершая свой подвиг, но сама не открылась.

Наутро Мария просила свести её в церковь. Не могла она идти без поддержки, уж очень ослабела в пути. И сын её сам повёл её в замковый храм.

Было то в старые-старые годы!

Во храме поведала она всенародно, кто была, какой грех совершила, как в отпущенье греха отказал ей епископ в Руане и в Риме сам Папа, и как святой отец послал её в Палестину, и всё, что случилось потом, и как Господь Бог привёл ей вернуться домой. Но дома её не узнали, — другая была там хозяйка! Всю надежду свою возлагала она лишь на Бога. Недаром сказал, ведь, Христос:

«Придите ко Мне все обременённые, и Я успокою вас!»

Было то в старые-старые годы!

Когда умилённый священник подал Марии Св. Дары — свершилося чудо: Христос на Распятье, что над алтарём возвышалось, главу наклонил… Пали ниц все, но встать не могла уж Мария, — глаза её блестели как звёзды, от лица её веяло миром…

Но когда подошёл сын Марии, то увидел, что душа её вознеслась уж туда, где нет больше страданий, а роза, что, не увядая, цвела в руках её все эти долгие годы, — рассыпалась в прах как старый засохший цветок.

Было то в старые-старые годы!

Поспешил брат к сестре в замок и застал там отца своего, внука Геноле́; рассказал им всё, что видел он в храме, и свершилось второе тут чудо: Мадонна, стоявшая в нише, воздев руку, указала на небо… И громко запели они «Ave Maria»[4], и со звуком последним все трое навеки заснули!

Хотели положить их всех вместе в одной общей могиле, рядом с могилой ребёнка, — их сына и брата. Опустили сначала гроб рыцаря, внука Геноле́[5], потом его дочери, за ними и сына. После всех собрались нести гроб кроткой Марии, но стал так тяжёл он, что не было силы поднять его с места.

Было то в старые-старые годы!

Приказал тогда Руанский епископ похоронить её тут же в замковой церкви у алтаря, и как перо стал лёгок гроб, когда опускали его в эту могилу. На неё положили плиту со словами Христа:

«Приидите ко Мне все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас!»


После смерти последнего из потомков Геноле́ в этом замке поселилось аббатство Св. Матфея. Долго находилось оно там, пока наконец замок не стал заметно разрушаться и вскоре почти совсем разрушился. Уцелела от него только одна башня «Анна». Храм же, где была погребена Мария, обрушился давно, и там, где по преданию, находилась её могила, бьёт светлый ключ — «Ключ скорбящих», как называют его старые люди. Говорят, что сначала он бил высокой и обильной струёй, и что какой-то священник в белой одежде, каждый день в полдень, являлся сюда петь молебны, и много стекалось в развалины людей, истомлённых, скорбящих, униженных и смущённых духом, и все получали здесь исцеление; недаром сохранилась на надгробной плите надпись:

«Приидите ко Мне все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас!»

Но время шло. Вместо разрушенного храма, где свободно бил волною ключ и извивался среди развалин, возвышается часовня. Но священник в белых ризах не приходит сюда служить молебен, и меньше и меньше стекается народу искать облегчения. Надгробная плита со словами Христа исчезла, да и ключ стал не тот: тихо и вяло струится он в своём новом, выложенном мрамором ложе.

Но не смерть здесь царит, а кипит новая жизнь.

Над могилой Марии и «Ключом скорбящих» цветут розы; вся часовня утопает в сирени, акации и яблонях; весной здесь поёт соловей, зимой ветер рассказывает свои старые сказки.

Память о прошлом встаёт из могил — здесь её царство, — тихое царство.

Примечания

править
  1. Долина Izel-vet находится в Морлекском округе. Название это происходит от испорченного Izel-gvez, что значит буквально «Низкорослые деревья».
  2. Ло-Крист (Lochrist) — «Божье место» или «Христово место». Множество gwerz или особого рода стихотворных рассказов посвящено этой часовне, множество вариантов их рассеяно по сборникам народной песни Нижней Бретани. Многие gwerz’ы пелись и поются в народе и до настоящего времени.
  3. Здесь приводится записанный мной со слов одной рассказчицы gwerz, относящийся к Ло-Кристу, в подстрочном переводе без изменений и с попыткой сохранения его трудного стиля, — полупрозы, полукаданса.
  4. лат. Ave MariaРадуйся, Мария. Прим. ред.
  5. Лет десять тому назад на этом кладбище вырыли каменный саркофаг, относимый археологами ко II веку нашей эры. Но народная молва считает его гробом внука Геноле́.