Н. А. Некрасов. Полное собрание сочинений и писем в пятнадцати томах
Том тринадцатый. Книга первая. Материалы редакционно-издательской деятельности
С.-Пб, «Наука», 1997
Литературные новости
правитьВышли и поступили в продажу в книжном магазине Давыдова и Ко «Стихотворения» А. А. Фета. Издание, в полном смысле слова, роскошное. Книга содержит в себе более 200 страниц в 8 д<олю> листа, или 143 стихотворения. (Цена 1 р. 50 к. с, а в отличном английском переплете 2 р.; на пересылку прилагается 50 к. сер.).
Читатели знают нашу любовь к таланту г. Фета и наше высокое мнение о поэтическом достоинстве его произведений. Смело можем сказать, что человек, понимающий поэзию и охотно открывающий душу свою ее ощущениям, ни в одном русском авторе, после Пушкина, не почерпнет столько поэтического наслаждения, сколько доставит ему г. Фет. Из этого не следует, чтобы мы равняли г. Фета с Пушкиным; но мы положительно утверждаем, что г. Фет в доступной ему области поэзии такой же господин, как Пушкин в своей, более обширной и многосторонней области. Здесь не место входить в дальнейшие подробности: стихотворениям Фета в нашем журнале посвящена будет особая статья; теперь мы скажем только, что обстоятельство, охлаждавшее читателей при прежнем издании стихотворений г. Фета, удалено в новом издании: пьесы слабые и неудачные, попадавшиеся прежде наряду с превосходными, исключены, и новая книга с первой до последней страницы представляет ряд прекрасных лирических стихотворений, полных неподдельной поэзии.
Впредь до ближайшего знакомства с книгой г. Фета выпишем наудачу несколько пьес, в убеждении, что читатели наши пробегут их с наслаждением:
Когда мечтательно я предан тишине
И вижу кроткую царицу ясной ночи,
Когда созвездия заблещут в вышине
И сном у Аргуса начнут смыкаться очи,
И близок час уже, условленный тобой,
И ожидание с минутой возрастает,
И я стою уже безумный и немой,
И каждый звук ночной смущенного пугает,
И нетерпение сосет больную грудь,
И ты идешь одна украдкой, озираясь,
И я спешу в лицо прекрасной заглянуть,
И вижу ясное… и, тихо, улыбаясь,
Ты на слова любви мне говоришь — люблю!
А я бессвязные связать стараюсь речи,
Дыханьем пламенным дыхание ловлю,
Целую волоса душистые и плечи,
И долго слушаю, как ты молчишь… и мне
Ты предаешься вся для страстного лобзанья, —
О друг! как счастлив я, как счастлив я вполне!
Как жить мне хочется до нового свидания!
Постой! здесь хорошо! зубчатой и широкой
Каймою тень легла от сосен в лунный свет…
Какая тишина! Из-за горы высокой
Сюда и доступа мятежным звукам нет.
Я не пойду туда, где камень вероломный,
Скользя из-под пяты с отвесных берегов,
Летит на хрящ морской; где в море вал огромный
Придет — и убежит в объятия валов.
Одна передо мной, под мирными звездами,
Ты здесь, царица чувств, властительница дум…
А там придет волна — и грянет между нами…
Я не пойду туда… Там вечный плеск и шум!
Не спится. Дай зажгу свечу. К чему читать?
Ведь снова не пойму я ни одной страницы —
И яркий, белый свет начнет в глазах мелькать,
И ложных призраков заблещут вереницы!
За что ж? Что сделал я? Чем грешен пред тобой?
Ужели помысел мне должен быть укором, —
Что так язвительно смеется призрак твой
И смотрит на меня таким тяжелым взором!
Печальная береза
У моего окна,
И прихотью мороза
Разубрана она.
Как гроздья винограда
Ветвей концы висят,
И радостен для взгляда
Весь траурный наряд.
Люблю игру денницы
Я замечать на ней,
И жаль мне, если птицы
Стряхнут красу ветвей.
Мы одни; из сада в стекла окон
Светит месяц… тусклы наши свечи;
Твой душистый, твой послушный локон,
Развиваясь, падает на плечи.
Что ж молчим мы? или самовластно
Царство тихой, светлой ночи мая?
Иль поет и ярко так и страстно
Соловей, над розой изнывая?
Иль проснулись птички за кустами,
Там, где ветер колыхал их гнезды?
И, дрожа ревнивыми лучами,
Ближе, ближе к нам нисходят звезды?
На суку извилистом и чудном
Пестрых сказок пышная жилица,
Вся в огне, в сияньи изумрудном,
Над водой качается жар-птица;
Расписные раковины блещут
В переливах чудной позолоты,
До луны жемчужной пеной мещут
И алмазной пылью водометы;
Листья полны светлых насекомых,
Все растет и рвется вон из меры;
Много снов проносится знакомых,
И на сердце много сладкой веры;
Переходят радужные краски,
Раздражая око светом ложным;
Миг еще … и нет волшебной сказки,
И душа опять полна возможным.
Мы одни; из сада в стекла окон
Светит месяц … тусклы наши свечи;
Твой душистый, твой послушный локон,
Развиваясь, падает на плечи.
Шопот, робкое дыханье,
Трели соловья,
Серебро и колыханье
Сонного ручья,
Свет ночной, ночные тени,
Тени без конца,
Ряд волшебных изменений
Милого лица,
В дымных тучках пурпур розы,
Отблеск янтаря,
И лобзания, и слезы — И заря, заря!..
Спать пора, свеча сгорела;
Да и ты, моя краса, —
Голова отяжелела:
Кудри лезут на глаза.
Стань вон тут перед иконы,
Я постельку стану стлать.
Не спеши же класть поклоны,
Богородицу читать.
Видишь, глазки-то, бедняжки,
Так и просятся уснуть,
Только ворот у рубашки
Надо прежде расстегнуть.
«Отчего же, няня, надо?» —
Надо, друг мой, чтоб тобой,
Не сводя святого взгляда,
Любовался ангел твой.
Твой хранитель, ангел божий,
Прилетает по ночам,
Как и ты, дитя, пригожий,
Только крылья по плечам.
Коль твою он видит душку,
Ворот вскрыт и тих твой сон,
Тихо справа на подушку,
Улыбаясь, сядет он;
А закрыта душка, спрячет
Душку ворот, мутны сны:
Ангел взглянет и заплачет,
Сядет с левой стороны.
Над тобой господня сила!
Дай я ворот распущу,
Уж подушку я крестила —
И тебя перекрещу.
С корзиной, полною цветов на голове,
Из сумрака аллей она на свет ступила —
И побежала тень за ней по мураве,
И пол-лица ей тень корзины осенила;
Но и под тению узнаешь ты как раз
Приметы южного созданья без ошибки
По светлому зрачку неотразимых глаз,
По откровенности младенческой улыбки.
Ярко блестящая пряжка над белою полною грудью
Девы Хариты младой ризы вязала концы.
Свежий венок прилегал к высоко подвязанным косам.
Серьги с подвеской тройной с блеском качались в ушах.
Сзади вились по плечам умащенные сладкою амброй,
Запах далеко лия, волны кудрей золотых.
Тихо ступала нога круглобедрая… Так Пазифаю
Юноша Сон увидал, полон желанья любви.
Крепкой обвита рукой, покраснела Харита младая…
Но возрастающий жар вежды прекрасной сомкнул.
И в упоеньи любви, на цветы опускаяся, дева,
Члены раскинув, с кудрей свой уронила венок.
Люблю я приют ваш печальный
И вечер деревни глухой,
И за лесом благовест дальный,
И кровлю и крест золотой.
Люблю я немятого луга
К окну подползающий пар
И тесного, тихого круга
Не раз долитой самовар.
Люблю я на тех посиделках
Старушки чепец и очки;
Люблю на окне на тарелках
Овса золотые злачки;
На столике близко к окошку
Корзину с узорным чулком,
И по полу резвую кошку
В прыжках за проворным клубком,
И милой застенчивой внучки
Красивый девичий наряд,
Движение бледненькой ручки
И робко опущенный взгляд,
Прощанье смолкающих пташек
И месяца бледный восход,
Дрожанье фарфоровых чашек,
И речи замедленный ход,
И собственной выдумки сказки,
Прохлады вечерней струю
И вас, любопытные глазки,
Живую награду мою.
Последний звук умолк в лесу глухом,
Последний луч погаснул за горою…
О, скоро ли, в безмолвии ночном,
Прекрасный друг, увижусь я с тобою?
О, скоро ли младенческая речь
В испуг мое изменит ожиданье?
О, скоро ли к груди моей прилечь
Ты поспешишь, вся трепет, вся желанье?
Скользит туман прозрачный над рекой,
Как твой покров, свиваясь и белея…
Час фей настал! Увижусь ли с тобой
Я в царстве фей, мечтательная фея?
Иль заодно с тобой и ночь и мгла
Меня томят и нежат в заблужденьи?
Иль эта страсть больная солгала,
И жар ночной потухнет в песнопеньи?
О друг! Не мучь меня жестоким приговором!
Я оскорбить тебя минувшим не хочу.
Оно пленительным промчалось метеором…
С твоим я встретиться робел и жаждал взором
И приходил молчать. Я и теперь молчу.
Добра и красоты в чертах твоих слиянье
По-прежнему еще мой подкупает ум.
Я вижу — вот оно, то нежное созданье,
К которому я нес весь пыл, все упованье
Безумных, радостных, невысказанных дум.
Но помнишь ли? Весной гремела песнь лесная
И кликал соловей серебряные сны…
Теперь душистей лес, пышнее тень ночная,
И хочет соловей запеть, как утром мая…
Но робко так не пел он в первый день весны.
Вчера, увенчана душистыми цветами,
Смотрела долго ты в зеркальное окно
На небо синее, горевшее звездами,
В аллею тополей с дрожащими листами,
В аллею, где вдали так страшно и темно.
Забыла, может быть, ты за собою в зале
И яркий блеск свечей и нежные слова…
Когда помчался вальс и струны рокотали, —
Я видел — вся в цветах, исполнена печали,
К плечу слегка твоя склонилась голова.
Не думала ли ты: «Вон там, в беседке дальней,
На мраморной скамье теперь он ждет меня
Под сумраком дерев, ревнивый и печальный;
Он взоры утомил, смотря на вихорь бальный,
И ловит тень мою в сиянии огня».
Мы знаем и еще любопытную новость, относящуюся к области поэзии. Недавно А. В. Дружинин прочел нам свой перевод «Короля Лира». Если мы скажем, что такого перевода творений Шекспира еще не было на русском языке, то скажем немного в похвалу переводу г. Дружинина. Блестящая даровитость, утонченный вкус, способность мастерская владеть языком — все лучшие качества этого писателя полно и прекрасно выразились в этом труде, выполненном с любовию вследствие увлечения великим писателем и долговременного изучения его творений.
ДРУГИЕ РЕДАКЦИИ И ВАРИАНТЫ
правитьС. 133.
4-5 После: Издание, в полном смысле слова, роскошное — начато: [Прекрасный ст]
11 Смело можем сказать / Смело мож[но] сказать
11 …человек, понимающий поэзию и охотно открывающий душу свою ее ощущениям, ни в одном русском авторе после Пушкина / а) человек, [которому доступно наслаждение поэзиею], после Пушкина; б) начато: человек [способный еще]
С. 134.
2 …утверждаем, что г. Фет в доступной ему области / утверждаем, что [в своей] г. Фет в доступной [и подвластной] ему области
9-10 …пьесы слабые и неудачные, попадавшиеся прежде наряду с превосходными / [в нем нет уже тех странных пьес]
11 После: новая книга — начато: [стихотворений г. Фета] прекрасных / превосходных]
12 …лирических стихотворений / лирических [пьес, полных переливающихся радугами]
14—15 …выпишем наудачу / [мы приведем здесь]
15 …пьес, в убеждении / пьес, [не стараясь отбирать лучшие и только избегая те]
С. 139.
15-16 …то скажем немного / то скажем еще немного
16—17 Блестящая даровитость / Талант
17—18 …способность мастерская / мастерское умение
18 …все лучшие качества / все качества
19 …полно и прекрасно / блистательно
КОММЕНТАРИИ
правитьПечатается по тексту первой публикации.
Впервые опубликовано: С, 1856, № 4 (ценз. разр. — 31 марта 1856 г.), отд. V, с. 238—244, без подписи.
В собрание сочинений впервые включено: ПСС, т. IX.
Автограф, наборная рукопись — ИРЛИ, р. 1, он. 20, № 140. Над текстом авторская помета: «После фельетона „Зам<етки> о журн<алах>“. Корпус». Цитируемые стихотворения указаны пометой, относящейся к сборнику «Стихотворений» А. А. Фета: «Наб<ирай> — страницы: 3, 4, 13, 32, 47, 52, 58, 88, 89, 105, 113, 145, 146, 193, 197, 204-ая». Под текстом после черты помета: «Конец». Два из указанных в рукописи стихотворений Фета в журнальный текст не вошли: «Буря на небе вечернем» (с. 47) и «Я долго стоял неподвижно…» (с. 52).
Принадлежность Некрасову установлена по наличию автографа Н. M. Выводцевым (Некр., 1930, т. III, с. 371).
С. 133. Вышли и поступили в продажу «Стихотворения А. А. Фета».-- Редактором этого издания был И. С. Тургенев, а среди привлеченных им к редактированию находился Некрасов (см.: наст. изд., т. XI, кн. 2, с. 382—383). М. Я. Блинчевская высказала предположение, что Некрасов был издателем этого сборника (Собр. соч. 1965—1967, т. 8, с. 241).
С. 134. …г. Фет в доступной ему области поэзии такой же господин, как Пушкин в своей, более обширной и многосторонней области.-- Будучи по направлению антиподом «чистого лирика» Фета, Некрасов, однако, на протяжении всей жизни высоко его ценил как художника, замечательного мастера поэзии (см.: наст. изд., т. XI, кн. 2, с. 106—108, 188 и письмо к Тургеневу от 25 ноября (7 декабря) 1856 г.). Консервативные политические взгляды Фета, проявлявшиеся в 60-е гг. в его публицистических выступлениях, вызывали насмешки Некрасова:
И всплакал Фет, что топчут гуси
В его владениях траву…
(наст. изд., т. II, с. 157)
Отношение же Некрасова к поэзии Фета и в этот период существенных изменений не претерпело. В комментируемом отзыве высокая оценка таланта Фета сочетается с указанием на ограниченность сферы его поэзии («доступной ему области поэзии»). Очень скоро, в условиях обострения литературной борьбы, подобные оценки для радикальной критики окажутся неприемлемыми. Уже в следующем 1857 г. Добролюбов в незавершенной статье о Фете не удержался от полемики с заметкой Некрасова, утверждая, что нельзя считать беспристрастной критической оценкой «нескольких строк журнальной библиографии или простой приятельской заметки, что г. Фет в своей тесной области так же велик, как Пушкин в своей обширной сфере» (Добролюбов, т. I, с. 309).
С. 134. …стихотворениям Фета в нашем журнале посвящена будет особая статья…-- Имеется в виду программная статья В. П. Боткина, опубликованная в «Современнике» 1857 г. (№ 1, отд. III, с. 1—42). Ответом на нее должна была служить упомянутая статья Добролюбова, но она не была тогда напечатана, и полный текст ее до нас не дошел (см.: Добролюбов, т. I, с. 577).
С. 134. …обстоятельство, охлаждавшее читателей при прежнем издании стихотворении г. Фета, удалено в новом издании…-- В рецензии «Современника» на «Стихотворения» Фета 1850 г., написанной, очевидно, В. П. Боткиным (РЛ, 1985, № 3, с. 146—151), было указанно на несколько слабых, «невыдержанных» стихотворений и на чрезмерное увлечение поэта антологической темой: «Нам всегда как-то странно видеть поэта нашего времени, взывающего к Вакху, Афродите, Зевсу, Нептуну и т. п., когда в то же время общее созерцание его так чуждо античного духа» (С, 1850, № 3, отд. V, с. 4).
С. 139. Недавно А. В. Дружинин прочел нам свои перевод «Короля Лира».-- Чтение происходило 24 и 31 января 1856 г. на квартире Некрасова в присутствии Л. Н. Толстого, И. А. Гончарова, Д. В. Григоровича, А. Н. Майкова, А. А. Фета, И. И. Панаева, П. В. Анненкова (Ашукин, с. 155).