Театральная критика Власа Дорошевича / Сост., вступ. статья и коммент. С. В. Букчина.
Мн.: Харвест, 2004. (Воспоминания. Мемуары).
Он был моим соседом по даче.
Я сидел на своей террасе и пил чай, он — на своей и был углублен в фотографии.
Неожиданно он повернулся ко мне и спросил:
— Вы пописываете в газетах?
Я поклонился и отвечал:
— Да.
Он снисходительно кивнул головой:
— Можете написать, что тенор Аполлонов приехал и нанял себе дачу!
Я поклонился:
— Благодарю. Но я не по этому отделу.
Он посмотрел на меня с сожалением:
— Ах, вы не пишете музыкальной критики?!
И, не кивнув мне, повернулся, запел какие-то рулады и ушел в комнаты.
На следующий день он протянул мне карточки и сказал:
— Вот!
Он подошел к палисаднику и подач. Я подошел к палисаднику и взял.
— Вы были в цирке гимнастом? — с интересом спросил я, увидав фотографии.
Он снисходительно улыбнулся:
— Это так, для психопаток! Видите, специально в будуарном формате! В матросской рубашке с декольте. С обнаженными руками. Весь в трико. У вас тут в столице масса психопаток. Будут приставать!
— Да, психопаток, говорят, очень много.
Он улыбнулся самодовольной улыбкой. Я подал карточки:
— Благодарю вас!
— Возьмите. При вашей газете есть эти… как они называются… с картинками…
— Иллюстрированные приложения?
Он кивнул головой:
— Они самые. Редакция потом будет искать моих карточек.
Я поклонился:
— Благодарю вас. Когда редактор начнет искать, я у вас попрошу!
Он кивнул головой, запел руладу и пошел прочь. Назавтра он спросил меня:
— Запаслись билетом?
— Куда?
Он посмотрел удивленно:
— А на открытие! Сегодня открытие.
— Нет.
Он с сомнением покачал головой:
— Рискуете не достать.
— Ну, что ж! Я в опере, собственно, ничего не понимаю.
Он небрежно окинул меня взглядом:
— Может быть, я возьму «do».
— Когда?
— Сегодня вечером.
— А может быть, и не возьмете?
Он отвечал небрежно:
— Глядя по настроению. Я посмотрю мою публику. Может быть, я ей возьму мое «do», a может быть, и нет!
Он презрительно пожал плечами:
— Дело летнее. Мы, артисты, смотрим на это, как на отдых. Как на шалость.
— Вы уже пели в столице?
— В первый раз. Я делал Италию.
— Как?
— Я проделывал Италию. Пел во Фраскати, — это около Рима. В Кастеллямаре, — это около Неаполя. В Комо, — это около Милана. В Калабрии, около Реджио, со мной презабавный случай был. Пою «Пророка», — успех колоссальный. Особенно зрители в первом ряду. В энтузиазме. Биссирую. Выхожу во втором акте, — весь первый ряд пустой. Оказывается, их арестовали в антракте!
— За шум?
— Да нет! За то, что накануне кого-то на дороге ограбили и зарезали!
— В каких театрах приходится петь! А в России где изволили подвизаться?
— В России я сделал Стародуб!
— Ах, Стародуб это вы сделали?
Он хитро прищурился.
— А вы что? Слышали? Там с женой местного губернского предводителя дворянства…
— Разве в Стародубе есть губернский предводитель дворянства?
Он утвердительно кивнул головой:
— Был!
— Скажите!
Два дня я его не видал, а на третий он вышел утром на террасу и ласково сказал мне:
— Здравствуйте, сосед!
— Доброго утра!
Он посвистал и прошелся.
— Может быть, вы контрамарку в театр хотите?
— Благодарю вас, некогда.
— Может быть, для знакомых кого?
— И знакомых таких нет!
— А то бы взяли! Всегда сколько угодно.
— Благодарю вас.
Дня через четыре я как-то попал в сад.
«Пойду послушать соседа!»
В театре сидел я, рецензент нашей газеты, рецензент другой газеты, рецензент третьей газеты, рецензент четвертой газеты, один околоточный, другой околоточный, знакомая капельдинера и господин с билетом, смотревший на пустой театр боязливо.
Дело было летнее.
Дирижёр скатал в руке какой-то шарик и кинул музыканту в скрипку.
Музыкант громко выругался.
Весь оркестр с удовольствием расхохотался.
Придворные дамы непринужденно разговаривали между собой.
И пока королева выводила трели, я ясно услышал:
— Филедокосовые никогда не отстирываются!
А в сцене благословения мечей, во время страшной паузы, один монах совершенно явственно сказал другому:
— Хамовническое гуще!
Аполлонов вышел на сцену руки за спину, улыбнулся дирижёру, шутя ткнул сапогом в суфлерскую будку, ущипнул хористку, одетую пажом, и, заметив меня, дружески раскланялся со мной со сцены.
Он не пел, а напевал.
Но одну ноту крикнул вдруг, действительно, чрезвычайно громко и посмотрел на меня после этого так пристально, что я сконфузился и зааплодировал.
— Должно быть, это его «do»!
Он начал кланяться, сначала показал на горло, потом пожал плечами, страдальчески улыбнулся дирижёру и сделал ему знак:
— Повторите! Согласен!
Все это в один миг, так что я не успел даже опомниться.
Господин с билетом, с испугом оглядывавшийся на пустой театр, при этом поднялся, с омерзением взглянул на меня и, ни слова не говоря, вышел.
Через два дня после этого я слышал на соседней даче крик:
— Что же мне делать, если антрепренер жулик? Он обязан платить из сборов…
А через три дня у нас пропала горничная. Кухарка плевалась и ругалась:
— С горлодером сбежала! У их уж который день! Весь сундук был его карточками оклеен. Вся крышка! С им и сбежала!
— Как? Разве он?
На окнах соседней дачи были белые записки: «Одаеса дача».
И при воспоминании о фотографиях «специально в будуарном формате» у меня тоскливо стало на сердце.
Вместо будуаров изящных дам в сундуке горничной… Грустно в летнем театре, читатель!
Театральные очерки В. М. Дорошевича отдельными изданиями выходили всего дважды. Они составили восьмой том «Сцена» девятитомного собрания сочинений писателя, выпущенного издательством И. Д. Сытина в 1905—1907 гг. Как и другими своими книгами, Дорошевич не занимался собранием сочинений, его тома составляли сотрудники сытинского издательства, и с этим обстоятельством связан достаточно случайный подбор произведений. Во всяком случае, за пределами театрального тома остались вещи более яркие по сравнению с большинством включенных в него. Поражает и малый объем книги, если иметь в виду написанное к тому времени автором на театральные темы.
Спустя год после смерти Дорошевича известный театральный критик А. Р. Кугель составил и выпустил со своим предисловием в издательстве «Петроград» небольшую книжечку «Старая театральная Москва» (Пг. —М., 1923), в которую вошли очерки и фельетоны, написанные с 1903 по 1916 год. Это был прекрасный выбор: основу книги составили настоящие перлы — очерки о Ермоловой, Ленском, Савиной, Рощине-Инсарове и других корифеях русской сцены. Недаром восемнадцать портретов, составляющих ее, как правило, входят в однотомники Дорошевича, начавшие появляться после долгого перерыва в 60-е годы, и в последующие издания («Рассказы и очерки», М., «Московский рабочий», 1962, 2-е изд., М., 1966; Избранные страницы. М., «Московский рабочий», 1986; Рассказы и очерки. М., «Современник», 1987). Дорошевич не раз возвращался к личностям и творчеству любимых актеров. Естественно, что эти «возвраты» вели к повторам каких-то связанных с ними сюжетов. К примеру, в публиковавшихся в разное время, иногда с весьма значительным промежутком, очерках о М. Г. Савиной повторяется «история с полтавским помещиком». Стремясь избежать этих повторов, Кугель применил метод монтажа: он составил очерк о Савиной из трех посвященных ей публикаций. Сделано это было чрезвычайно умело, «швов» не только не видно, — впечатление таково, что именно так и было написано изначально. Были и другого рода сокращения. Сам Кугель во вступительной статье следующим образом объяснил свой редакторский подход: «Художественные элементы очерков Дорошевича, разумеется, остались нетронутыми; все остальное имело мало значения для него и, следовательно, к этому и не должно предъявлять особенно строгих требований… Местами сделаны небольшие, сравнительно, сокращения, касавшиеся, главным образом, газетной злободневности, ныне утратившей всякое значение. В общем, я старался сохранить для читателей не только то, что писал Дорошевич о театральной Москве, но и его самого, потому что наиболее интересное в этой книге — сам Дорошевич, как журналист и литератор».
В связи с этим перед составителем при включении в настоящий том некоторых очерков встала проблема: правила научной подготовки текста требуют давать авторскую публикацию, но и сделанное Кугелем так хорошо, что грех от него отказываться. Поэтому был выбран «средний вариант» — сохранен и кугелевский «монтаж», и рядом даны те тексты Дорошевича, в которых большую часть составляет неиспользованное Кугелем. В каждом случае все эти обстоятельства разъяснены в комментариях.
Тем не менее за пределами и «кугелевского» издания осталось множество театральных очерков, фельетонов, рецензий, пародий Дорошевича, вполне заслуживающих внимания современного читателя.
В настоящее издание, наиболее полно представляющее театральную часть литературного наследия Дорошевича, помимо очерков, составивших сборник «Старая театральная Москва», целиком включен восьмой том собрания сочинений «Сцена». Несколько вещей взято из четвертого и пятого томов собрания сочинений. Остальные произведения, составляющие большую часть настоящего однотомника, впервые перешли в книжное издание со страниц периодики — «Одесского листка», «Петербургской газеты», «России», «Русского слова».
Примечания А. Р. Кугеля, которыми он снабдил отдельные очерки, даны в тексте комментариев.
Тексты сверены с газетными публикациями. Следует отметить, что в последних нередко встречаются явные ошибки набора, которые, разумеется, учтены. Вместе с тем сохранены особенности оригинального, «неправильного» синтаксиса Дорошевича, его знаменитой «короткой строки», разбивающей фразу на ударные смысловые и эмоциональные части. Иностранные имена собственные в тексте вступительной статьи и комментариев даются в современном написании.
Старая театральная Москва. — В. М. Дорошевич. Старая театральная Москва. С предисловием А. Р. Кугеля. Пг. —М., «Петроград», 1923.
Литераторы и общественные деятели. — В. М. Дорошевич. Собрание сочинений в девяти томах, т. IV. Литераторы и общественные деятели. М., издание Т-ва И. Д. Сытина, 1905.
Сцена. — В. М. Дорошевич. Собрание сочинений в девяти томах, т. VIII. Сцена. М., издание Т-ва И. Д. Сытина, 1907.
ГА РФ — Государственный архив Российской Федерации (Москва).
ГЦТМ — Государственный Центральный Театральный музей имени A.A. Бахрушина (Москва).
РГАЛИ — Российский государственный архив литературы и искусства (Москва).
ОРГБРФ — Отдел рукописей Государственной Библиотеки Российской Федерации (Москва).
ЦГИА РФ — Центральный Государственный Исторический архив Российской Федерации (Петербург).
Впервые — «Одесский листок», 1895, № 108. 2-я публикация — «Русское слово», 1903, 11 июня, № 159. Печатается по изданию — Сцена.
Фраскати — небольшой старинный городок неподалеку от Рима.
Кастелламаре — курортное местечко на Сицилии, на берегу Неаполитанского залива.
Комо — курорт в Северной Италии.
Калабрия, около Реджио. — Калабрия — область в Южной Италии, Реджио, Реджо-ди-Калабрия — провинция в Калабрии.
Стародуб — как символ глубокой провинции могут иметься в виду и уездный город в Орловской губернии и Стародуб-на-Клязьме во Владимирской губернии.
Фильдекосовые — чулки.
Хамовническое — марка пива.