Вашингтон Ирвинг.
Легенда об арабском звездочете
править
В давние времена, много веков назад, жил мавританский король по имени Абен Хабуз, правивший королевством Гренады. Это был победитель в отставке, иными словами — воин, который дни своей юности провел в непрестанных набегах и грабежах, а теперь, ослабев с годами, жаждал отдыха и мечтал об одном: жить в мире со всем миром, беречь свои лавры и покойно править владениями, отбитыми у соседей.
Случилось, однако, что старому этому монарху, разумному и миролюбивому, пришлось иметь дело с юными соперниками; движимые той же страстью, что владела некогда им, — жаждой славы и ратных подвигов, — молодые государи стремились расквитаться с ним за поражения своих отцов. Иные дальние области собственных его земель, испытавшие его тяжкую руку в дни, когда был он силен, также готовы были теперь, когда он тосковал по покою, поднять мятеж и грозились обложить его столицу.
Итак, враги угрожали ему отовсюду; а так как Гренада окружена дикими, скалистыми горами, под прикрытием которых легко неприятелю подойти незамеченным, злосчастный Абен Хабуз пребывал в непрестанном страхе, всегда настороже, не зная, с какой стороны света нагрянет враг.
Напрасно строил он в горах дозорные башни и расставлял стражей у всех проходов, чтобы ночью — огнем, и дымом — днем подавали они весть о приближении неприятеля. Всем предосторожностям вопреки прорывался изворотливый враг каким-нибудь забытым ущельем, под самым носом у короля опустошал его земли, а там — с добычей и пленниками — исчезал в горах. Знавал ли когда-либо миролюбивый, былой победитель худшую долю?
В то время, когда все эти беды и тревоги терзали Абен Хабуза, явился к его двору древний арабский лекарь. Седая борода его ниспадала до пояса, — по всей видимости, он был очень стар; однако он прошел пешком почти весь путь от самого Египта без чьей-либо помощи, с одним только посохом, покрытым иероглифами. Молва бежала перед ним. Звали его Ибрагим Ибн Абу Аджиб; говорили, будто он живет еще со времен Магомета, будто он сын Абу Аджиба, последнего из соратников пророка. Еще ребенком с победоносным войском Амру проследовал он в Египет, где провел много лет среди египетских жрецов, изучая тайны чернокнижия и особенно — тайны магии.
Говорили еще, будто он открыл секрет продления жизни, благодаря чему достиг возраста в два столетия с лишком; но так как открыл он этот секрет уже в годы старости, пришлось ему сберечь навсегда свои седины и морщины.
Почтительно беседовал с чудесным старцем король, который, как и большинство престарелых монархов, проявлял к лекарям большую благосклонность. Он с радостью отвел бы ему покои у себя во дворце, но звездочет предпочел жить в пещере на склоне холма, возвышающегося над Гренадой, того холма, на котором впоследствии построена была Альгамбра.
По просьбе старца, пещера была расширена так, что образовался просторный, высокий зал с круглым отверстием в своде; сквозь это отверстие, как из колодца, звездочет мог обозревать небо и наблюдать звезды даже среди дня. Стены этого зала были покрыты египетскими иероглифами, каббалистическими знаками и рисунками созвездий. Этот зал он уставил всякими приборами, изготовленными по его указаниям искуснейшими мастерами Гренады; но тайные свойства этих приборов были известны только ему одному.
В скором времени мудрый Ибрагим стал задушевным советником короля, и король прибегал к его помощи в каждой своей нужде.
Абен Хабуз однажды сетовал на несправедливость своих соседей и с грустью рассказывал о недреманой бдительности, с какой приходится ему следить за врагами, чтобы уберечься от их вторжений. Когда окончил король, звездочет немного помедлил, потом ответил:
— Знай, о король! Когда я был в Египте, видал я там великое чудо, измышленное древней языческой жрицей. На горе, над городом Ворса, над широкой долиной Нила, была воздвигнута фигура барана, а под нею — фигура петуха, обе — из литой меди, и вращались они на стержне. Если стране угрожало нашествие врага, баран обращался лицом к неприятелю, а петух принимался кричать; и жители города знали, что опасность близка, и знали, с какой стороны ждать набега, и вовремя могли принять меры, чтобы оборониться от врага.
— Велик аллах! — воскликнул мирный Абен Хабуз. — Какое бы счастье — иметь такого барана, что стерег бы окрестные горы, и петуха, что кричал бы в минуту опасности! Аллах Акбар! Как покойно мог бы я спать у себя во дворце, если б на макушке его были такие сторожа!
Звездочет, после того как улеглось волнение короля, продолжал:
— После того как победоносный Амру (да покоится прах его в мире!) завершил покорение Египта, я остался среди жрецов этой страны, изучая обряды и церемонии идолопоклонников, в надежде овладеть тайным знанием, которым славятся они. Однажды сидел я на берегу Нила, беседуя с древним жрецом. — и вдруг указал он мне на огромные пирамиды, подобно горам возвышающиеся над пустыней… «Все то, чему можем мы научить тебя, — сказал он, — ничто по сравнению с мудростью, схороненной в этих громадах. В глубине средней из пирамид есть погребальная комната, где заперта мумия верховного жреца, который помогал в сооружении этой великой усыпальницы; вместе с ним погребена чудесная книга знания, содержащая все тайны магии и искусства. Эта книга дана была Адаму после грехопадения и переходила из поколения в поколение, до самого царя Соломона Мудрого; с помощью книги он построил иерусалимский храм. Как досталась книга строителю пирамид — об этом знает только тот, кому ведомо все на земле».
"Когда услыхал я эти слова египетского жреца, в сердце моем загорелось желание овладеть чудесной книгой. Я мог воспользоваться услугами большого числа солдат нашей победоносной армии и помощью нескольких туземцев-египтян; с ними я принялся за работу и пробивал массивную глыбу пирамиды, пока я, с великим трудом, не проник в один из ее внутренних, сокровенных проходов. Этот проход привел меня к страшному лабиринту, я углубился в лабиринт и добрался до самого сердца пирамиды, вплоть до погребальной комнаты, где долгие века пролежала мумия верховного жреца. Я вскрыл верхние покровы мумии, развернул ее бесконечные пелены и ленты и в конце концов нашел у нее па груди драгоценную книгу. Я дрожащей рукой схватил ее и кинулся прочь из пирамиды, бросив мумию в ее темном, безмолвном склепе.
— Сын Абу Аджиба! — воскликнул Абсн Хабуз. — Ты был великим странником и видел дивные вещи; но к чему мне она — эта тайна пирамиды и вся премудрость царя Соломона?
— Слушай, о король! Изучая эту книгу, я познал все искусство магии; в моей власти вызвать духов, которые помогут свершению моих планов. Мне ведома тайна талисмана Борсы, и я могу сделать такой талисман — такой, и более могущественный!
— О мудрый сын Абу Аджиба, — вскричал Абен Хабуз, — такой талисман лучше всех дозорных башен в горах и стражей у границ! Дай мне такую охрану, и все сокровища моей казны — в твоей власти.
Звездочет тотчас же принялся за дело, чтобы исполнить желание монарха. Он велел воздвигнуть высокую башню па крыше королевского дворца. Башня была сложена из камней, привезенных из Египта, и говорят, будто камни эти взяты были в одной из пирамид. В верхней части башни был круглый зал с окнами на все стороны света, а перед каждым окном стоял стол, на котором, как на шахматной доске, расставлены были потешные войска, конные и пешие, выточенные из дерева, и фигурки воевод, которые правили в этой стране. У каждого стола было маленькое, не больше шильца, копье, с выгравированными на нем халдейскими буквами. Этот зал всегда был закрыт медными дверями с большим стальным замком, ключ от которого хранился у короля.
На вершине башни, укрепленная на шпиле, стояла бронзовая фигура мавританского всадника, со щитом на одной руке и с копьем, вознесенным отвесно. Всадник был обращен лицом к городу, словно стоял на страже; но если случался враг, фигура обращалась в ту сторону и опускала копье, будто готовилась к бою.
Когда талисман был готов, Абен Хабуз загорелся нетерпением, желая испытать его силу; он мечтал теперь о вторжении врагов так же пылко, как прежде вздыхал о покое. Его желание вскоре сбылось. Как-то ранним утром часовой, наряженный следить за башней, донес, что лицо бронзового всадника обратилось к горам Эльвиры и копье его направлено прямо на ущелье Лопе.
— Пусть барабаны и трубы призовут войска к оружию, и вся Гренада будет настороже! — сказал Абен Хабуз.
— О король, — ответствовал звездочет, — незачем тревожить твой город, незачем призывать к оружию воинов; нам не надобно помощи войска, чтобы избавить тебя от врагов. Отпусти свою свиту, и поднимемся вдвоем в заповедный зал твоей башни.
Престарелый Абен Хабуз взошел по лестнице наверх, опираясь на руку еще более престарелого Ибрагима Ибн Абу Аджиба. Они отперли медную дверь и вошли. Окно, глядящее на ущелье Лопе, было отворено.
— С этой стороны грозит опасность, — сказал звездочет. — Подойди ближе, о король, тебе откроется тайна этого стола.
Король Абен Хабуз приблизился к столу, похожему на шахматную доску, где расставлены были маленькие деревянные фигурки, и вдруг, к своему изумлению, увидел, что все они движутся. Кони скакали и вставали на дыбы, воины потрясали доспехами, слышались тихие звуки барабанов, и труб, и звон оружия, и ржание коней; но все это было не громче, не явственней, чем гудение пчелы или мухи, которое сквозь дрёму доносится до слуха спящего в полуденной тени.
— Смотри, о король, — сказал звездочет, — вот доказательство, что враги твои сейчас еще находятся на поле брани. Они приближаются через те вон горы, ущельем Лопе. Если хочешь привести их в смятение и обратить в бегство, никого не губя, поражай эти фигуры древком волшебного копья; если хочешь резни и кровопролития — бей острым концом.
Багровая тень пробежала по лицу мирного Абен Хабуза; дрожа от радостного волнения, схватил он крошечное копье и заковылял к столу; седая борода его развевалась.
— Сын Абу Аджиба, — воскликнул он, — пожалуй, мы прольем немного крови!
С этими словами он поразил волшебным копьем несколько фигурок, а по другим ударил древком, и первые мертвыми упали на доску, а остальные смешались в кучу в беспорядочной, братоубийственной схватке.
Не без труда удержал звездочет руку миролюбивейшего из монархов и не дал ему полностью уничтожить его врагов; в конце концов он убедил его покинуть башню и выслать разведчиков в горы ущелья Лопе.
Они возвратились с донесением, что христианское войско проникло в самое сердце Сиерры и было уже вблизи Гренады, когда раздоры вспыхнули среди его отрядов; они обратили оружие друг против друга и после кровавой схватки отступили через границу.
Абен Хабуз был сам не свой от восторга, когда убедился в чудодейственной силе талисмана.
— Наконец-то, — сказал он, — я смогу жить покойно, все враги мои будут в моей власти. О мудрый сын Абу Аджиба, чем наградить мне тебя за такое благодеяние?
— Желания старца и мудреца просты и немногочисленны, о король! Помоги мне только превратить мою пещеру в достойную обитель — и больше мне ничего не нужно.
— Как благородна умеренность истинных мудрецов! — воскликнул Абен Хабуз, в глубине души обрадованный тем, как дешево будет ему стоить награда. Он позвал своего казначея и распорядился, чтобы тот предоставил Ибрагиму все, что потребуется для устройства обители.
Тогда звездочет приказал высечь комнаты в крепкой скале, чтобы ряды покоев окружали его астрологический зал; он велел обставить эти покои роскошными оттоманками и диванами, а стены увешать драгоценными дамасскими шелками.
— Я старик, — говорил он, — и жестко моим дряхлым костям на каменном ложе; сыростью веет от непокрытых стен.
Он велел устроить и ванны и снабдить их благовониями и ароматными маслами всякого рода.
— Омовение, — говорил он, — необходимо в старости, чтобы размягчить оцепенелые члены и вернуть свежесть и гибкость телу, изможденному размышлением.
В его покоях повешены были бесчисленные серебряные и хрустальные светильники, наполненные душистым маслом, которые изготовил он по рецептам, найденным в египетских гробницах. Масло горело, не сгорая, и разливало нежное сияние, подобное умеренному свету дня.
— Солнечный свет, — говорил он, — слишком резок и ярок для глаз старого человека, а сияние светильников больше подходит для занятий мудреца.
Казначей короля Абен Хабуза стонал, — так велики были суммы, потребные на устройство обители; он обратился с жалобой к королю. Но королевское слово было дано; Абен Хабуз только пожал плечами.
— Нужно иметь терпение, — сказал он. — Этот старик хочет создать обитель наподобие тайных покоев пирамид и великих руин Египта; но все имеет конец — кончится и работа по украшению его пещеры.
Король был прав: в конце концов обитель была готова — великолепный подземный дворец.
— Теперь я доволен, — сказал Ибрагим Ибн Абу Аджиб казначею, — я запрусь в моей келье и отдам все мое время размышлению. Больше ничего мне не нужно — ничего, кроме небольшого развлечения для отдыха после умственного труда.
— О мудрый Ибрагим, я обязан доставить все, нужное тебе в твоем уединении. Чего еще ты желаешь?
— Мне хотелось бы только несколько танцовщиц, — ответил старец.
— Танцовщиц? — повторил в изумлении казначей.
— Танцовщиц, — серьезно ответил звездочет. — Мне не нужно много, потому что я старый человек и мудрец, мои привычки просты и желания скромны. Пусть будут они все юны и приятны для глаз; ибо созерцание юности и красоты освежает в старости.
Пока звездочет Ибрагим Ибн Абу Аджиб так мудро проводил время в своей обители, миролюбивый Абен Хабуз продолжал вести яростные битвы с фигурками в своей башне. Для человека преклонного возраста с тихим нравом замечательным делом было вести столь легкую войну, развлекаться у себя в комнате, сметая целые армии, как стаи назойливых мух.
Некоторое время неистовствовал он так по слабости своего характера и даже искушал и обижал своих соседей, чтобы побудить их вторгнуться в его пределы; но постепенно соседи устали от вечных поражений, и никто уже больше не отваживался посягать на его земли. Много месяцев бронзовый всадник неподвижно стоял над мирной страной, с копьем, вознесенным к небу, и добрый старый государь стал уже тосковать по привычной своей утехе и сетовать на докучную тишину.
Наконец однажды вещий всадник внезапно повернулся и, опустив копье, твердо уставился им на горы Гуадикса. Абен Хабуз поспешил в свою башню, но волшебный стол в той стороне оставался в покое; ни один воин не шевельнулся. Озадаченный этим, король послал конный отряд, чтобы обрыскать горы и произвести разведку. Всадники воротились после трехдневной отлучки.
— Мы обшарили каждый горный переход, — сказали они, — но нигде не мелькнуло ни пики, ни шлема. Все, что нашли мы в наших поисках, — это христианскую деву невиданной красы; она спала в полуденный час у ручья… Мы захватили ее в плен.
— Дева невиданной красы! — воскликнул Абен Хабуз, и глаза его загорелись волнением. — Пусть предстанет она предо мной!
Прекрасную деву привели, как велено было, пред его очи. Она была наряжена со всей роскошью, принятой среди испанцев в пору арабского завоевания. Жемчуга ослепительной белизны были вплетены в ее косы, черные, как воронье крыло; драгоценные камни искрились у нее на лбу, соперничая с сиянием ее глаз. Через плечо у нее висела золотая цепь, а к цепи привешена была серебряная лира.
Взгляды ее черных лучезарных глаз, как искры огня, пали на увядшее, но все еще пылкое сердце Абен Хабуза.
— Прекраснейшая женщина, — вскричал он в восторге, — кто ты и как тебя звать?
— Я дочь одного из готских князей, который недавно еще владел этой страной. Войска моего отца были уничтожены как-то волшебством в горах; отец мой проводит свои дни в изгнании, а дочь его взята в плен.
— Берегись, о король, — прошептал Ибрагим Ибн Абу Аджиб. — Может быть, это одна из тех северных колдуний, что принимают обольстительный вид, дабы искушать легковерных. Сдается мне, я вижу волшебные чары в ее глазах и колдовство в каждом ее движении. Конечно, она и есть тот враг, приход которого возвещен талисманом.
— Сын Абу Аджиба, — ответствовал король, — ты мудрый человек и маг, насколько я знаю; но мало ты смыслишь в поведении женщин. В этом деле я никому не доверюсь — будь то хоть сам Соломон Мудрый, имевший тысячу жен. Никакой беды не принесет эта дева; она прекрасна и радует мой глаз.
— Послушай, о король, — ответил звездочет: — я подарил тебе много побед при помощи моего талисмана, но ни единого разу не участвовал в разделе добычи. Отдай мне эту пленницу, чтобы она утешала меня в моем одиночестве своей серебряной лирой. Если это и впрямь колдунья, у меня найдутся чары, которые поспорят с ее волшебством.
— Как! — вскричал Абен Хабуз. — Мало у тебя танцовщиц, чтобы услаждать твой отдых?
— Танцовщицы есть у меня, это правда, но у меня ведь нет певиц. А мне бы хотелось немного музыки, которая освежала бы мой ум, когда он устанет от ученых трудов.
— Будет с тебя, ненасытный отшельник! — нетерпеливо сказал король. — Эту деву я наметил для себя.
Дальнейшие уговоры и настояния звездочета вызвали еще более резкий ответ Абен Хабуза, и они расстались в сердцах. Мудрец заперся у себя в обители, чтобы предаться своему гневу; однако перед уходом он еще раз предостерег короля, чтобы тот остерегался своей опасной пленницы. Но видано ли, чтобы влюбленный старик внимал советам? Абен Хабуз безоглядно отдался своей страсти. Единственное, о чем он помышлял, — как бы стать привлекательным в глазах готской красавицы. Молодостью, правда, не мог он ослепить ее, зато у него было богатство; а когда влюбленный стар, он обычно бывает щедр. Лучшие шелка, драгоценности, самоцветные камни, тончайшие благовония — все, что привозят дорогого, редкого из Азии и Африки, все расточалось в угоду принцессе. Для ее развлечения устраивались всевозможные зрелища — состязания певцов и пляски, турниры и бои быков. Непрерывным хороводом потянулись в Гренаде блестящие празднества. Испанская принцесса смотрела на все это великолепие как человек, привыкший к роскоши. Она принимала все. как должное, приличествующее ее сану или, вернее, ее красоте. При всем своем рвении, при всей своей щедрости влюбленный старец не мог тронуть ее сердца. Правда, она никогда не глядела на него хмуро, но зато никогда и не улыбнулась ему. Стоило ему заговорить о своей страсти, она ударяла по струнам своей лиры. Таинственная сила была в этих звуках. Король мгновенно впадал в забытье, дрёма охватывала его, и мало- помалу он погружался в сон. Между тем вся Гренада потешалась над ним, как над одержимым, и роптала, видя, как он расточает свою казну.
В конце концов, над головой Абен Хабуза грянула гроза, никак не возвещенная талисманом. Возмущение вспыхнуло в самой столице; дворец короля был окружен вооруженной толпой, которая угрожала жизни Абен Хабуза и жизни его христианской чаровницы. Искра былого воинственного духа зажглась в груди короля. Во главе горсти своих телохранителей он сделал вылазку, обратил мятежников в бегство и в самом зародыше подавил восстание.
Когда спокойствие было водворено, он призвал к себе звездочета, который по-прежнему сидел взаперти в своей обители, и обратился к нему со словами примирения.
— О мудрый сын Абу Аджиба, — сказал он, — справедливо предсказал ты, что эта прекрасная пленница принесет мне беды. Ты, издали зрящий опасность, научи меня, как мне избегнуть этих бед.
— Расстанься с пленной девой, причиной всех несчастий.
— Скорее я готов расстаться с моим королевством! — вскричал Абен Хабуз.
— Боюсь, что тебе придется расстаться и с королевством, и с девой сразу, — ответил звездочет.
— Не будь так жесток и резок, о мудрейший из мудрых; внемли печали короля и влюбленного и укажи, как защититься от бед, которые мне угрожают. Мне не нужно величия, мне не нужно власти, я помышляю об одном лишь покое; все, что мне нужно, — это тихое убежище, куда бы я скрылся от мира, от всех его забот и треволнений, чтобы посвятить остаток дней моих отдыху и любви.
Звездочет поглядел на него из-под своих густых бровей.
— А что дашь ты мне, если я укажу тебе такое убежище?
— Выбирай себе сам награду, и какова бы она ни была, если в моей власти, я дам тебе ее, клянусь душой.
— Слыхал ли ты, король, о саде Ирема, одном из чудес счастливой Аравии?
— Я слыхал об этом саде — о нем говорится в Коране, во главе под названием «Заря Дня». И еще я слыхал удивительные вещи о нем от паломников, побывавших в Мекке; но я думал, что это пустые сказки, из тех, что всегда рассказывают странники, побывавшие в далеких краях.
— Не пренебрегай, о король, рассказами странников, — серьезно сказал звездочет, — ибо в них скрыты драгоценные крупинки мудрости, принесенные с дальних концов земли. То, что рассказывают они о дворце и саде Ирема, — это истина; я видел и дворец и сад собственными глазами. Вот послушай, что было со мной, ибо это имеет отношение к тому, о чем ты просишь.
"В юности моей, когда я был простым арабом пустыни, я присматривал за верблюдами моего отца. Во время перехода через Аденскую пустыню один из них отбился от нашей стоянки и пропал. Я искал его несколько дней, но тщетно, пока, утомленный и слабый, не лег как-то в полдень и не уснул под пальмой у скудного источника. Проснувшись, я очутился у ворот города. Я вошел и увидел красивые улицы, площади и рынки; но всюду царила тишина, ни живой души не было в этом городе. Я бродил там, пока не дошел до пышного дворца с садом, с фонтанами и прудами, аллеями и цветниками, с фруктовыми деревьями, отягощенными дивными плодами; но и тут не было видно ни души. Удрученный этой пустынностью, я поспешил прочь и, выйдя из ворот города, обернулся, чтобы взглянуть на это место, но все исчезло с глаз: одна только безмолвная пустыня расстилалась предо мной.
"Вскоре повстречался мне престарелый дервиш, знающий предания и тайны этой старины; я рассказал ему, что приключилось со мной. «Это, — поведал он мне, — прославленный сад Ирема, одно из чудес пустыни. Он является до поры до времени какому-нибудь путнику вроде тебя, радуя его взор своими башнями и дворцами, деревьями, гнущимися под тяжестью плодов; а потом исчезает, и ничего не остается на месте его, кроме голой пустыни. И вот история этого сада. В давние времена король Шеддад, сын Адда, правнук Ноя, основал здесь великолепный город. Когда город был выстроен, и король Шеддад увидел величие его, сердце его исполнилось гордыни и строптивости, и решил он возвести королевский дворец с такими садами, которые затмили бы небесный рай, описанный в Коране. За эти дерзкие помыслы и постигла его небесная кара. Сам он и его подданные были сметены с лица земли, а его прекрасный город, и дворец, и сады зачарованы были вечным заклятием, которое скрывает их от человеческих глаз; только изредка становятся они зримы, как вечное напоминание о прегрешении короля Шеддада».
"Этот рассказ, о король, и чудеса, которые довелось мне увидеть, навсегда запали мне в душу; и позже, когда я был в Египте и овладел книгой мудрости царя Соломона, я решил возвратиться туда и вновь посетить сад Ирема. Я сделал это, и сад открылся моему искушенному оку. Я завладел дворцами Шеддада и провел несколько дней в его земном раю. Духи, стерегущие это место, были послушны моим чарам и открыли мне заклятия, сделавшие этот сад незримым. Такой дворец и такой сад могу я создать для тебя, о король, хотя бы здесь, на горе над городом. Разве не ведомы мне все заклятия? Разве книга мудрости царя Соломона не в моих руках?
— О мудрый сын Абу Аджиба, — воскликнул Абен Хабуз, дрожа от счастья, — ты и вправду великий странник и знаешь много чудесных тайн! Сотвори мне такой рай и проси любую награду, хоть полкоролевства.
— Увы, — сказал звездочет, — ты знаешь, я — старый человек, скромный мудрец, много мне не нужно; если хочешь наградить меня, обещай мне в награду первое животное, которое войдет в волшебные двери дворца, — первое животное с его ношей.
Король охотно согласился удовлетворить такую скромную просьбу, и звездочет принялся за дело. На вершине холма, прямо над подземной обителью, он велел возвести большие ворота, открывающие проход под высокой башней.
Перед этими воротами воздвигнута была высокая арка, а под аркой — портал с массивными дверями.
На камне, замыкающем свод портала, звездочет собственноручно начертил изображение большого ключа; а на камне, замыкающем свод арки, высоко над порталом, он высек гигантскую руку. Это были могущественные талисманы, над которыми прочитал он много заклятий на неведомом языке.
Когда вход этот был готов, мудрец заперся на два дня в своем астрологическом зале, верша таинственные чары; на третий день взошел он на холм и весь день провел на его вершине. Поздно вечером опустился он вниз и предстал перед Абен Хабузом.
— Наконец, о король, — молвил он, — мой труд окончен. На вершине холма стоит один из старейших чертогов, когда-либо замышленных человеком. Там есть пышные залы и галереи, чудесные сады, прохладные фонтаны и бассейны, полные благовоний. Одним словом, вся гора обращена в рай. Подобно саду Ирема, она заворожена могущественными чарами, которые скроют ее от глаз и от поисков смертных.
— Отлично! — радостно воскликнул Абен Хабуз. — Завтра, с первым светом дня, мы поднимемся туда и поселимся в этом раю. '
Счастливый государь мало спал этой ночью. Едва заиграли лучи солнца на снежной вершине Сиерры-Невады, сел он на коня и в сопровождении немногих избранных телохранителей стал подниматься по крутой и узкой тропе, ведущей на холм. Рядом с ним на белом скакуне ехала готская принцесса; все платье ее искрилось драгоценными камнями, а через плечо у нее висела серебряная лира. Звездочет шел рядом с королем по другую сторону, опираясь на свой украшенный иероглифами посох, ибо он никогда не садился в седло.
Абен Хабуз все ждал, когда же засверкают над ним башни дворца и террасы садов раскинутся по высотам; но пока ничего похожего не было видно.
— Такова тайна и защита убежища, — сказал звездочет. — Ничего нельзя узреть, пока не пройдешь зачарованные ворота и не вступишь во владение этим местом.
Когда они приблизились к воротам, звездочет остановился и указал королю на магические знаки — руку и ключ, — высеченные на портале и арке.
— Это, — сказал он, — талисманы, охраняющие вход в этот рай. Доколе эта рука не опустится и не возьмется за ключ, никакие волшебные чары не одолеют хозяина этой горы.
Пока, разинув рот, в безмолвном изумлении глядел Абен Хабуз на эти чудесные талисманы, конь принцессы прошел вперед и пронес ее в глубину портала, в самую середину башни.
— Смотри, — крикнул звездочет, — вот обещанная мне награда: первое животное, которое войдет в волшебные двери дворца, первое животное с его ношей!
Абен Хабуз усмехнулся, приняв это за шутку, но когда понял он, что звездочет не шутит, седая борода его затряслась от возмущения.
— Сын Абу Аджиба, — сказал он строго, — что это за насмешка? Тебе известно, что обещано было в награду. Возьми самого сильного мула, какого найдешь в моих конюшнях, навьючь его лучшими драгоценностями моих сокровищниц, и все это будет твоим. Но и в мыслях не смей посягнуть на нее, на радость моего сердца.
— А к чему мне богатства? — презрительно вскричал звездочет. — Разве нет у меня книги мудрости царя Соломона, разве не подвластны мне все сокровенные клады земли? Принцесса принадлежит мне по праву: твое королевское слово было дано; и теперь я требую обещанной награды.
Принцесса со своего коня бросила на них надменный взгляд, и легкая улыбка презрения скользнула по розовым ее устам при виде того, как два седобородых старца оспаривают друг у друга обладание юностью и красотой. Гнев короля взял верх над его сдержанностью.
— Жалкий сын пустыни! — вскричал он. — Тебе подвластны многие чары, но господин твой — я, и ты не смеешь шутить над своим королем.
— Мой господин! Мой король! — усмехнулся звездочет. — Уж не думаешь ли ты, монарх кротовой кучи, что подвластен тебе тот, кто владеет талисманами царя Соломона! Прощай, Абен Хабуз! Властвуй в своем королевстве, будь счастлив в раю дураков; а я — я буду смеяться над тобой в моей подземной обители.
Молвив так, схватил он скакуна под уздцы, ударил своим посохом оземь и вместе с готской принцессой исчез в недрах земли. Земля затворилась за ними, и ни следа не осталось на этом месте.
Абен Хабуз долго стоял, оцепенев от изумления. Придя в себя, повелел он тысяче рабочих кирками и лопатами рыть землю там, где скрылся звездочет. Они рыли и рыли, но тщетно: кремнистая груда холма сопротивлялась их усилиям; а если сколько-нибудь проникали они в глубину, земля заполняла яму быстрей, чем они выгребали ее.
Абен Хабуз искал входа в пещеру у подножия холма, но и этот вход исчез. Там, где прежде был вход, теперь простиралась незыблемая гладь скалы.
После того как скрылся Ибрагим Ибн Абу Аджиб, исчезла и сила его талисмана. Бронзовый всадник оставался неподвижен, с лицом, обращенным к холму, с копьем, направленным на то место, где земля звездочета, — точно там и сейчас таился злейший враг Абен Хабуза.
От поры до времени обрывки музыки и отзвуки женского голоса доносились — чуть слышимы — из недр холма, и однажды крестьянин принес королю весть, что минувшей ночью нашел он расселину в скале, и прополз по ней, и заглянул в подземный зал, где сидел звездочет на великолепном диване, в полудреме кивая головой под звуки серебряной лиры, на которой играла принцесса, завораживая его своими чудесными чарами.
Абен Хабуз искал расселину, но она снова затворилась. Он опять сделал попытку дорыться до своего соперника, но все было напрасно. Волшебная сила руки и ключа была слишком велика, чтобы с нею мог спорить смертный. А вершина горы, где должны были быть и дворец и сад, оставалась нагой и пустынной: то ли волшебные чары скрыли от глаз пресловутый рай, то ли рай этот был только вымыслом звездочета.
Вдобавок ко всем горестям Абен Хабуза соседи, которых прежде, владея талисманом, он дразнил, подзадаривал и громил в часы досуга, — эти соседи, убедившись, что заклятье утрачено им, со всех концов совершали набеги на его земли, так что миролюбивейший из монархов доживал свой век в непрестанных тревогах.
В конце концов Абен Хабуз умер и был похоронен.
С тех пор прошли века. На холме, видавшем столько удивительных событий, построена была Альгамбра — и в известной мере воплотились в ней сказочные красоты сада Ирема. Зачарованные ворота и по сей день стоят, охраняемые, надо думать, таинственной рукой и ключом. Это — главный вход в крепость, носящий ныне название: «Врата Справедливости». Под этими вратами, говорят, и поныне живет в подземном зале старый звездочет и дремлет на диване, зачарованный лирой принцессы.
Старики-инвалиды, несущие стражу у «Врат Справедливости», слышат порой в летние ночи ее пение и, послушные усыпляющей силе этих звуков, мирно дремлют па своих постах. И впрямь дремотные чары так властны в этом месте, что даже те, кто несет караул среди дня, дремлют обычно на каменных скамьях портала или спят в тени соседних дерев, так что поистине это самый сонный военный пост на свете. Древние легенды говорят, что сон этот будет длиться из века в век. Принцесса по- прежнему будет томиться в плену у звездочета, а звездочет, убаюканный волшебными чарами принцессы, будет дремать в забытьи до последнего дня, пока таинственная рука не возьмется за роковой ключ и не спадут заклятия с завороженной горы.
Текст издания: Рассказы и легенды. Для сред. и ст. возраста / Вашингтон Ирвинг. Пер., биогр. очерк и прим. М. Гершензона; Рис. В. Бехтеева. — Москва--Ленинград: Детиздат, 1939 (Горький). — 192 с., 10 вкл. л. ил., портр.: ил.; 23 см.