Ты не наслѣдница Клероны;[5]
Не для тебя свои законы
Владѣлец Пинда начертал;
Тебѣ не много Бог послал;
Твой голосокъ, тѣлодвиженья,
Нѣмыя взоровъ обращенья
Не стоятъ, признаюсь, похвалъ
И шумныхъ плесковъ удивленья;
Жестокой суждено судьбой
Тебѣ актрисой быть дурной.
Но, Хлоя, ты мила собой;
Тебѣ во-слѣдъ толпятся смѣхи,
Итак, вѣнцы перед тобой,
И несомнительны успѣхи.
Ты плѣнным зрителя ведешь,
Когда безъ такта ты поешь,
Недвижно стоя передъ нами,
Поешь — и часто не въ-попадъ;
А мы усердными руками
Всѣ громко хлопаем; кричатъ:
Bravo! bravіssіmo! чудесно!
Свистки сатириковъ молчатъ,
И всѣ покорствуютъ прелестной.
Когда, въ неловкости своей,
Ты сложишь руки у грудей,
Или подымешь ихъ — и снова
На грудь положишь, застыдясь;
Когда Милона молодаго,
Лепеча что-то не для насъ,
Въ любви безъ чувства увѣряешь
Или без памяти, въ слезахъ,
Холодный испуская ахъ!
Спокойно въ кресла упадаешь,
Краснѣя и чуть-чуть дыша,
Всѣ шепчутъ: ахъ! какъ хороша!
Увы, другую бъ освистали!
Велико дѣло красота!
О Хлоя, мудрые солгали:
Не все на свѣтѣ суета.
Пленяй же, Хлоя, красотою!
Стократъ блаженъ любовникъ тотъ,
Который нѣжно пред тобою
Осмѣлясь о любви поетъ,
Въ стихахъ и прозою на сценѣ
Тебя клянется обожать,
Кому ты можешь отвѣчать,
Не смѣя молвить объ измѣнѣ;
Блаженъ, кто можетъ роль забыть
На сценѣ съ миленькой актрисой,
Жать руку ей, надѣясь быть
Еще блаженней за кулисой!