Иван Козлов
КРЫМСКИЕ СОНЕТЫ АДАМА МИЦКЕВИЧА
Переводы и подражания
Посвящено Мицкевичу от переводчика
----------------------------------------------------------------------------
Источник текста: И. И. Козлов. Полное собрание стихотворений
Библиотека поэта. Большая серия. Второе издание
Л., "Советский писатель", 1960
Вступительная статья, подготовка текста и примечания И. Д. Гликмана
----------------------------------------------------------------------------
АККЕРМАНСКИЕ СТЕПИ
В пространстве я плыву сухого океана;
Ныряя в зелени, тону в ее волнах;
Среди шумящих нив я зыблюся в цветах,
Минуя бережно багровый куст бурьяна.
Уж сумрак. Нет нигде тропинки, ни кургана;
Ищу моей ладье вожатую в звездах;
Вот облако блестит; заря на небесах...
О нет! - То светлый Днестр, - то лампа Аккермана.
Как тихо! постоим; далеко слышу я,
Как вьются журавли, в них сокол не вглядится;
Мне слышно - мотылек на травке шевелится,
И грудью скользкою в цветах ползет змея.
Жду голоса с Литвы - туда мой слух проникнет...
Но едем, - тихо всё - никто меня не кликнет.
МОРСКАЯ ТИШЬ
НА ВЫСОТЕ ТАРКАНКУТА
Ласкаясь, ветерок меж лент над ставкой веет,
Пучина влажная играет и светлеет,
И волны тихие вздымаются порой,
Как перси нежные невесты молодой,
Которая во сне о радости мечтает,
Проснется - и опять, вздохнувши, засыпает.
На мачтах паруса висят, опущены,
Как бранная хоругвь, когда уж нет войны,
И, будто на цепях, корабль не шевелится;
Матрос покоится, а путник веселится.
О море! в глубине твоих спокойных вод,
Меж твари дышащей, страшилище живет;
Таясь на мрачном дне, оно под бурю дремлет,
Но грозно рамена из волн в тиши подъемлет.
О мысль! и у тебя в туманной глубине
Есть гидра тайная живых воспоминаний;
Она не в мятеже страстей или страданий, -
Но жало острое вонзает - в тишине.
ПЛАВАНИЕ
Сильнее шум - и волны всколыхались,
Морские чуда разыгрались,
Матрос по лестнице бежит,
Взбежал: "Скорей! готовьтесь, дети!"
И как паук повис меж сети,
Простерся - смотрит, сторожит.
Вдруг: "Ветер! ветер!" - закачался
Корабль и с удила сорвался;
Он, ринув, бездну возмутил,
И выю взнес, отвага полный,
Под крылья ветер захватил,
Летит под небом, топчет волны,
И пену размешал кругом,
И облака рассек челом.
Полетом мачты дух несется;
Воскликнул я на крик пловцов.
Мое воображенье вьется,
Как пряди зыбких парусов,
И на корабль я упадаю,
Моею грудью напираю;
Мне мнится, будто кораблю
Я грудью хода придаю,
И, руки вытянув невольно,
Я с ним лечу по глубине;
Легко, отрадно, любо мне;
Узнал, как птицей быть привольно.
БУРЯ
Корма запрещала, летят паруса,
Встревоженной хляби звучат голоса,
И солнце затмилось над бездной морокою
С последней надеждой, кровавой зарею.
Громада, бунтуя, ревет и кипит,
И волны бушуют, и ветер шумит,
И стон раздается зловещих насосов,
И вырвались верьви из рук у матросов.
Торжественно буря завыла; дымясь,
Из бездны кипучей гора поднялась,
И ангел-губитель по ярусам пены
В корабль уже входит, как ратник на стены.
Кто, силы утратив, без чувства падет;
Кто, руки ломая, свой жребий клянет;
Иной, полумертвый, о друге тоскует,
Другой молит бога, да гибель минует.
Младой иноземец безмолвно сидит,
И мнит он: "Тот счастлив, кто мертвым лежит;
И тот, кто умеет усердно молиться,
И тот, у кого еще есть с кем проститься".
ВИД ГОР
ИЗ СТЕПЕЙ КОЗЛОВСКИХ
Пилигрим и Мирза
Пилигрим
Кто поднял волны ледяные
И кто из мерзлых облаков
Престолы отлил вековые
Для роя светлого духов?
Уж не обломки ли вселенной
Воздвигнуты стеной нетленной,
Чтоб караван ночных светил
С востока к нам не проходил?
Что за луна! взгляни, громада
Пылает, как пожар Царь-града!
Иль для миров, во тме ночной
Плывущих по морю природы,
Сам Алла мощною рукой
Так озарил небесны своды?
Мирза
Не вьется где орел, я там стремил мой бег,
Где царствует зима, свершил я путь далекий;
Там пьют в ее гнезде и реки и потоки;
Когда я там дышал - из уст клубился снег;
Там нет уж облаков, и хлад сковал метели;
Я видел спящий гром в туманной колыбели,
И над чалмой моей горела в небесах
Одна уже звезда, - и был то...
Пилигрим
Чатырдах! {*}
{* Вершина Чатырдага, по закате солнца, от отраженных лучей, кажется
несколько времени в пламени.}
БАХЧИСАРАЙСКИЙ ДВОРЕЦ
В степи стоит уныл Гирея царский дом;
Там, где толпа пашей стремилась
С порогов пыль стирать челом,
Где гордость нежилась и где любовь таилась,
На тех софах змея сверкает чешуей,
И скачет саранча по храмине пустой.
И плющ, меж стекол разноцветных,
Уж вьется на столбах заветных,
Прокравшись в узкое окно;
Уже он именем природы
К себе присвоил мрачны своды;
Могучей право отдано;
И тайной на стене рукою,
Как Валтазаровой порою,
_Развалина_ начерчено.
Гарема вот фонтан. Еще бежит поныне
Из чаши мраморной струя жемчужных слез
И ропщет, томная, в пустыне;
Но слава, власть, любовь! - Ток времени унес
Мечтавших здесь гордиться вечно;
Он их унес скорей и влаги скоротечной.
БАХЧИСАРАЙ НОЧЬЮ
Молитва отошла, _джамид_ {1} уже пустеет,
Утих _изана_ {2} звук в безмолвии ночном,
Даль тмится, и заря вечерняя краснеет
Рубиновым лицом.
Сребристый царь ночей к наложнице прелестной
В эфирной тишине спешит на сладкий сон,
И вечною красой блестит гарем небесный,
Звездами освещен.
Меж ними облако одно, как лебедь сонный,
На тихом озере плывет во тме ночной;
Белеет грудь его на синеве бездонной,
В краях отлив златой.
Здесь дремлет минарет под тенью кипариса;
А там гранитных скал хребты омрачены:
Там непреклонные в диване у _Эвлиса_ {3}
Чернеют сатаны.
Под мраком иногда вдруг молния родится,
И чрез туманный овод лазуревых небес
Она из края в край, внезапная, промчится
Как быстролёт Фарес. {4}
1 Джамид - мечеть.
2 Изан - молитва, которую поют муезины на минаретах..
3 Эвлис - Люцифер.
4 Фарес - славный бедуинский наездник.
ГРОБНИЦА ПОТОЦКОЙ
В стране прекрасных дней, меж пышными садами,
О роза нежная! тебя давно уж нет!
Минуты прежние! златыми мотыльками
Умчались; память их точила юный цвет.
Что ж Север так горит над Польшею любимой?
Зачем небесный свод так блещет там в звездах?
Иль взор твой пламенный, стремясь к стране родимой,
Огнистую стезю прожег на небесах?
О полька! я умру, как ты, - один, унылый;
Да бросит горсть земли мне милая рука!
В беседах над твоей приманчивой могилой
Меня пробудит звук родного языка.
И вещий будет петь красу твою младую,
И как ты отцвела в далекой стороне;
Увидит близ твоей могилу здесь чужую,
И в песни, может быть, помянет обо мне!
МОГИЛЫ ГАРЕМА
Мирза
Вы, недозрелыми кистьми
Из виноградника любви
На стол пророка обреченные,
Востока перлы драгоценные;
Давно ваш блеск покрыла мгла;
Гробница, раковина вечности,
От неги сладкой, от беспечности
Из моря счастья вас взяла.
Они под завесой забвения
Лишь над могильным их холмом,
Один в тиши уединения,
Дружины теней бунчуком,
Белеет столп с чалмою грустною,
И начертал рукой искусною
На нем гяур их имена,
Но уж надпись чуть видна.
О вы, эдема розы нежные!
Близ непорочных струй, в тени,
Застенчивые, безмятежные,
Увяли рано ваши дни!
Теперь же взорами чужими
Гробниц нарушился покой;
Но ты простишь, пророк святой!
Здесь плакал он один над ними.
БАЙДАРЫ
По воле я пустил коня -
Скачу, - леса, долины, горы,
То вдруг, то розно встретя взоры,
Мелькают, гибнут вкруг меня
Быстрее волн; и меж видений
Я вне себя гоню, скачу:
Упиться вихрями явлений
И обезуметь я хочу.
Когда же конь мой пененный
Уже нейдет и саван свой
На мир усталый, омраченный
Накинет ночь, -глаз томный мой
Разгорячен, еще трепещет,
В нем призрак скал, лесов, долин,
Как в зеркале разбитом, блещет.
Земля уснула, я один
Не сплю и к морю прибегаю;
Стремится черный вздутый вал;
Склонив чело, пред ним я пал,
К нему я руки простираю,
И треснул вал над головой;
Теперь хаос владеет мной,
Я жду, чтоб, погружась в забвенье,
Как над пучиною ладья,
Так бы, кружась, и мысль моя
Могла исчезнуть на мгновенье.
АЛУШТА ДНЕМ
Гора отрясает мрак ночи ленивый;
И ранним намазом волнуются нивы;
И злато струями везде разлилось;
Лес темный склоняет густые вершины,
Как с четок калифов, гранаты, рубины
Он сыплет с кудрявых зеленых волос.
В цветах вся поляна; над ней мотыльками
Летучими воздух пестреет цветками;
Так радуги ясной сияет коса,
Алмазным наметом одев небеса;
Лишь взор опечален вдали саранчою,
Крылатый свой саван влекущей с собою.
Под диким утесом шумя в берегах,
Сердитое море кипит, напирает,
И в пене, как будто у тигра s очах,
Дневное светило пред бурей играет,
А в лоне лазурном далеких зыбей
Купаются флоты и рать лебедей.
АЛУШТА НОЧЬЮ
Свежеет ветерок, сменила зной прохлада,
На темный Чатырдаг падет миров лампада -
Разбилась, пурпур льет и гаснет. Черной мглой
Одеты гор хребты, в долине мрак глухой.
И путник слушает, блуждая, изумленный:
Сквозь сон журчит ручей меж томных берегов,
И веет аромат; от слуха утаенный,
Он сердцу говорят в мелодии цветов.
Невольно клонит сон под сенью тихой ночи...
Вдруг будит новый блеск: едва сомкнулись очи
Потоки золота льет светлый метеор
На дол, на небеса, на ряд высоких гор.
Ты с одалискою Востока,
О ночь восточная! сходна:
Лаская нежно, и она
Лишь усыпит, но искрой ока
Огонь любви опять зажжен,
Опять бежит спокойный сон.
ЧАТЫРДАГ
Как музульманин, устрашенный
Твоей твердыни возвышенной,
Подошву днесь целую я.
Ты мачта Крыма-корабля,
Ты вечный минарет вселенной,
О наш великий Чатырдаг!
Ты над горами падишах. {*}
{* Падишах - титул турецкого султана.}
От дальних скал за облаками
Ты под небесными вратами,
Как страж эдема Гавриил,
Сидишь себе между светил,
Ногами попираешь тучи;
Твой плащ широкий - лес дремучий;
Из облак выткана чалма
И шита молнии струями.
Прольет ли солнце зной над нами
Иль осенит внезапна тма,
И жатву саранча, а домы
Гиаур жжет, - ты невредим
Стоишь, недвижимо глухим;
Но землю, и людей, и громы
Ты подостлать себе возмог;
Стоишь, как драгоман созданья,
И лишь тому даешь вниманья,
Что говорит творенью бог.
ПИЛИГРИМ
Роскошные поля кругом меня лежат;
Играет надо мной луч радостной денницы;
Любовью дышат здесь пленительные лицы;
Но думы далеко к минувшему летят.
Напевом милым мне дубравы там шумят,
Байдары соловей, сальгирские девицы,
Огнистый ананас и яхонт шелковицы -
Твоих зеленых тундр, Литва, не заменят.
В краю прелестном я брожу с душой унылой:
Хоть всё меня манит, в тоске стремлюся к той,
Которую любил порою молодой.
Он отнят у меня, мой отчий край! Но милой
О друге всё твердит в родимой стороне:
Там жив мой след, - скажи, ты помнишь обо мне?
ДОРОГА НАД ПРОПАСТЬЮ
В ЧУФУТ-КАЛЕ
Мирза
Теперь молитву сотвори;
Кинь повод, взор отвороти;
Ногам коня седок вверяет
Рассудок свой. - Как он идет
И оком бездну измеряет;
Едва скользит, колена гнет -
И вдруг, меж скал на край склоняся,
Повис, копытом уцепяся.
Но ты на бездну не взгляни;
Она как кладезь Ал-Каира;
Рукой над нею не махни,
Неокриленной для эфира,
И думать ты о ней страшись:
Как якорь дума - берегись!
Перуном ой с ладьи стремится,
Но, дерзко брошенный меж волн,
В пучину опрокинет челн
И в дно морское не вонзится.
Пилигрим
А я сквозь трещину земли,
Я заглянул в нее...
Мирза
Скажи,
Что ж видел ты?
Пилигрим
Мои виденья,
Мирза! по смерти расскажу,
Но для живых я выраженья
В земных речах не нахожу.
ГОРА КИКИНЕИС
Мирза
Взгляни на пучину, в ней небо лежит:
То море, и ярко пучина блестит.
Убитая громом, не птица ль гора
Крыле распустила в той бездне сребра?
Сам радужный очерк тесней в небесах,
Чем мачтовых перьев на синих волнах.
И островом снежным под дикой скалой
Оделися степи лазури морской;
Но остров сей - туча, и черная мгла
Полмира объемлет с крутого чела.
Огнистую ленту ты видишь на нем?
То молния. - Едем, и первый с конем
Я кинусь, - а путник, смотри на меня,
И бич свой, и шпоры готовь для коня.
На край тот отважно и в конскую прыть
Чрез бездну нам должно с размаха вскочить.
Чалма ли заблещет на той стороне,
То я; не робея ты бросься ко мне;
Но если не узришь ее пред собой,
Знай: людям не ехать дорогою той.
РАЗВАЛИНЫ ЗАМКА
В БАЛАКЛАВЕ
Краса Тавриды, ужас ханов,
Здесь замок был; теперь лежат
Обломков груды, и торчат,
Как череп неких великанов,
Приюты гадов и ужей
Иль, их презреннее, людей.
Взойдем на башню, - там заметны
Гербов остатки на стенах;
Ищу я надписи заветной
Иль имя храброго в боях;
Оно в пыли развалин хладных,
Как червь меж листьев виноградных.
Здесь грек на камне высекал;
В монголов часто генуэзец
Железо гибели бросал,
И Мекки набожный пришелец
_Намаза_ песнь в тиши певал;
Теперь же ворон чернокрылый
Лишь облетает здесь могилы, -
Один на башне вестовой
Так черный флаг уныло веет,
Когда от язвы моровой
Страна прекрасная пустеет.
АЮ-ДАГ
Люблю я, опершись на скалу Аю-Дага,
Смотреть, как черных волн несется зыбкий строй
Как пенится, кипит бунтующая влага,
То в радуги дробясь, то пылью снеговой;
И сушу рать китов, воюя, облегает;
Опять стремится в бег от влажных берегов,
И дань богатую в побеге оставляет:
Сребристых раковин, кораллов, жемчугов.
Так страсти пылкие, подъемляся грозою,
На сердце у тебя кипят, младой певец;
Но лютню ты берешь, - и вдруг всему конец.
Мятежные бегут, сменяясь тишиною,
И песни дивные роняют за собою:
Из них века плетут бессмертный твой венец.
<1828>
Примечания
Крымские сонеты Адама Мицкевича
Цикл "Крымских сонетов", вошедший в книгу Адама Мицкевича (1798-1855)
"Сонеты", был напечатан на польском языке в Москве, в конце 1826 г.
"Крымские сонеты" быстро приобрели широкую известность в литературных, а
затем и в читательских кругах. Одним из горячих пропагандистов поэзии
Мицкевича был П. А. Вяземский. В начале 1827 г. он сделал прозаический
перевод "Крымских сонетов", сопроводив его статьей, в которой дана очень
высокая оценка художественным достоинствам сонетов. Не без влияния
Вяземского Козлов начал в 1827 г. переводить "Крымские сонеты", причем
некоторые из них он опубликовал до отдельного издания. Наряду с переводами
Козлова, в альманахах и журналах 1827-1828 гг. начали появляться переводы А.
Илличевокого, Ю. Познанского, В. Щастного. Козлов завершил работу над
переводом всего цикла "Крымских сонетов" в 1828 г. Об этом свидетельствует
сообщение, напечатанное в № 24 "Московского телеграфа" за 1828 г.: "Можем
порадовать читателей наших известием, что творец "Чернеца" и стольких
прекрасных стихотворений вскоре подарит их новым трудом своим: он перевел
все "Крымские сонеты" Мицкевича и печатает их особою книжкою". Эта "особая
книжка" вышла в свет в 1829 г. ("Крымские сонеты Адама Мицкевича. Переводы и
подражания Ивана Козлова". Издал книгопродавец Непейцын. Санкт-Петербург,
1829). Но до этого "Крымские сонеты" Козлова были известны в списках. Этому,
в частности, способствовал Вяземский, сообщивший 2 января 1828 г. Козлову
следующее: "Досей поры не написал я предисловной статьи к вашему переводу
сонетов Мицкевича... Между тем, чтобы доказать вам, что ваши сонеты у меня
на сердце, скажу, что читал их недавно на академическом обеде у княгини
Зенеиды <Волконской>, которая слушала их с большим удовольствием, и сама вам
то повторит скоро, потому что собирается ехать в Петербург" ("Русский
архив", 1886, № 2, стр. 183). Вяземский сдержал свое обещание и написал
"предисловную статью" к отдельному изданию "Крымских сонетов" 1829 г. В ней,
помимо разбора сонетов, с большой похвалой говорится о Пушкине, который
перевел отрывок из вступления к поэме Мицкевича "Конрад Валленрод" и тем
самым "освятил своим именем начало сего желаемого союза между польскою и
русскою музою". А затем Вяземский переходит к переводу Козлова: "Ныне другой
поэт, коего дарование уже ознаменовалось во многих произведениях, увлеченный
также вдохновениями польского поэта, хотел нам передать их в переводе, близ-
ком по возможности, или в подражании, сохраняющем главные мысли и
господствующий колорит подлинника. Здесь не место ни похвалам исполнению в
общем, ни критическим замечаниям частным, к коим могут подать повод опыты,
здесь предлагаемые. Можно только надеяться, что любители русской поэзии
примут с новым удовольствием и с новою признательностию дар любезного им
поэта, а знатоки искусства оценят с должною справедливостью побеждение
трудностей, которые предстояли русскому переводчику в состязании с поэтом
смелым, сжатым и своенравным, каков г-н Мицкевич, а особливо в своих
"Крымских сонетах" ("Введение", стр. 11-12). Отдельное издание "Крымских
сонетов" осуществлялось при участии издателя "Московского телеграфа" Н. А.
Полевого, к которому Козлов обратился 16 декабря 1828 г. с просьбой
"...неотменно сказать на первом листу, что сии подражания посвящены мною
Адаму Мицкевичу, что прошу вас сделать, если даже они уже и печатаются;
очень легко будет лист безнумерный вклеить после заглавия" ("Русское
обозрение", 1893, № 6, стр. 821).
Аккерманские степи. Перевод сонета "Stepi Akermanskie". Впервые -
"Московский телеграф", 1828, № 3, стр. 323. Лампа Аккермана - маяк,
расположенный вблизи Аккермана. Литва- родина Адама Мицкевича, откуда он был
в конце 1824 г. выслан за участие в тайной патриотической организации
"филаретов".
Морская тишь на высоте Тарканкута. Перевод сонета "Cisza morska".
Впервые - изд. 1829 г., стр. 3-4. Тарканкут - возвышенность на Тарханкутском
полуострове западной части Крыма. Рамена - плечи.
Плавание. Перевод сонета "Zegluga". Впервые - там же, стр. 5-6.
Буря. Перевод сонета "Burza". Впервые - там же, стр. 7-8. Верьви -
веревки.
Вид гор из степей Козловских. Перевод сонета "Widok gor ze stepow
Kozlowa". Впервые - "Альбом северных муз. Альманах на 1828 год", стр.
344-345. Этот сонет Мицкевича был в 1834 г. переведен М. Ю. Лермонтовым.
Козлов - искаженное название турецкой крепости Гёзлев, находившейся в Крыму
на месте нынешней Евпатории. Мирза - почетный титул высокопоставленных
персидских чиновников.
Бахчисарайский дворец. Перевод сонета "Bakczysaraj". Впервые - изд.
1829 г., стр. 11-12. Развалина начерчено. Имеется в виду библейское сказание
о таинственной надписи на стене пиршественного зала вавилонского царя
Валтасара, предвещавшей ему гибель.
Бахчисарай ночью. Перевод сонета "Bakczysaraj w nocy". Впервые - там
же, стр. 13-14. Диван - совет; в Осмаяской империи - совет при султане или
при великом визире.
Гробница Потоцкой. Перевод сонета "Grob Potockiej". Впервые - там же,
стр. 15-16. "Недалеко от дворца ханов возвышается могила, устроенная в
восточном вкусе, с круглым куполом. Есть в Крыму народное предание, что
памятник этот был поставлен Керим-Гиреем невольнице, которую он страстно
любил. Говорят, что эта невольница была полька из рода Потоцких. Автор
прекрасно и с эрудицией написанной книги "Путешествие по Тавриде"
Муравьев-Апостол полагает, что предание неосновательно и что могила хранит
останки какой-то грузинки. Не знаем, на чем он основывает свое мнение, ибо
утверждение его, что татарам в половине XVIII столетия нелегко было бы
захватить невольницу из рода Потоцких, неубедительно. Известны последние
волнения казаков на Украине, когда немалое число народа было уведено и
продано соседним татарам. В Польше много шляхетских семейств, носящих
фамилию Потоцких, и невольница могла и не принадлежать к знаменитому роду
властителей Умани, который был менее доступен для татар и казаков. На основе
народного предания о Бахчисарайской могиле русский поэт Александр Пушкин с
присущим ему талантом написал поэму "Бахчисарайский фонтан"" (примечание А.
Мицкевича. Перевод М. Живова. Здесь и далее примечания Мицкевича даются по
книге: Адам Мицкевич. Собрание сочинений в 5 томах. Т. 1. М., 1948),
Могилы гарема. Перевод сонета "Mogily haremu". Впервые - там же, стр.
17-18. Мирза - см. стр. 460. Перлы драгоценные. Имеются в виду юные девушки
Востока. Бунчук - конский хвост на древке, служивший полковым знаменем в
турецкой коннице. Белеет столп с чалмою грустною. Имеется в виду надгробие в
виде каменной чалмы. Гяур - мусульманское наименование иноверца.
Байдары. Перевод сонета "Bajdary". Впервые - там же, стр. 19-20.
Байдары - Байдарская долина в юго-западной части Крыма, вблизи Севастополя.
Алушта днем. Перевод сонета "Aiuszta w dzien". Впервые - там же, стр.
21-22. Намаз - "молитва мусульман, которую они совершают, сидя и кладя
поклоны" (примечание А. Мицкевича). Калиф или халиф - титул духовного главы
мусульман; позднее - титул турецких султанов. Алмазный намет - узор.
Алушта ночью. Перевод сонета "Afuszta w nacy". Впервые - там же, стр.
23-24. Одалиска - обитательница гарема.
Чатырдаг. Перевод сонета "Czatyrdah". Впервые - "Славянин", 1828, № 4,
стр. 147. Днесь - ныне, сегодня. Гиаур (гяур) - см. выше. Драгоман -
переводчик на Востоке.
Пилигрим. Перевод сонета "Pielgrzym". Впервые - там же, стр. 27-28.
Денница - рассвет, утренняя заря.
Дорога над пропастью в Чуфут-Кале. Перевод сонета "Droga nad przepasia
w Czufut-Kale". Впервые - там же, стр. 29-30. Чуфут-Кале - "городок на
высокой скале; дома, стоящие на краю, подобны гнездам ласточек; тропинка,
ведущая на гору, весьма трудна и висит над бездною. В самом городе стены
домов почти сливаются с краем скалы; взор, брошенный из оком, теряется в
неизмеримой глубине" (примечание А. Мицкевича). Мирза - см. стр. 460.
Ал-Каир - Каир. Перуном он с ладьи стремится - т. е. с быстротой молнии (от
имени Перуна, бога грома и молнии у древних славян).
Гора Кикинеис. Перевод сонета "Gora Kikineis". Впервые - там же, стр.
31-32.
Развалины замка в Балаклаве. Перевод сонета "Ruiny zamku w Bafakfawie".
Впервые - там же, стр. 33-34. Грек.. генуэзец. "Над заливом этого же
названия стоят руины замка, построенного некогда греками, выходцами из
Милета. Позднее генуэзцы возвели на этом месте крепость Цембало" (примечание
А. Мицкевича). Мекки набожный пришелец. Мекка - город в Саудовской Аравии,
родина Магомета, место паломничества мусульман. Намаз - см. стр. 461.
Аю-Даг. Перевод сонета "Ajudah". Впервые - там же, стр. 35.Крымские сонеты (Мицкевич)
| Крымские сонеты |
| Оригинал: польский, опубл.: 1829. — Источник: az.lib.ru • В переводе Ивана Козлова (1829). Аккерманские степи Морская тишь на высоте Тарканкута Плавание Буря Вид гор из степей Козловских Бахчисарайский дворец Бахчисарай ночью. Гробница Потоцкой Могилы гарема Байдары Алушта днем Алушта ночью Чатырдаг Пилиграм Дорога над пропастью в Чуфут-Кале Гора Кикинеис Развалины замка в Балаклаве Аю-Даг. |