Кровавый барон (Балобанова)/ДО

Кровавый Баронъ
авторъ Екатерина Вячеславовна Балобанова

Источникъ: Балобанова Е. В. Легенды о старинныхъ замкахъ Бретани. — СПб.: С.-Петербургская Губернская Типографія, 1896. — С. 69.

На сѣверѣ Бретани, у самаго моря, по дорогѣ въ Портъ-Віержъ стоялъ когда-то старинный замокъ, отъ котораго давно уже не осталось ни слѣда. Тѣмъ не менѣе, старые старики изъ среды окрестныхъ жителей все еще помнятъ мрачныя развалины разрушеннаго замка. Особенно хорошо помнятъ они огромныя подземелья, гдѣ одно время думали было устроить казенные таможенные склады или запасный арсеналъ. Но замокъ стоялъ на плоскомъ прибрежьѣ, въ такомъ мѣстѣ, гдѣ приливъ наступаетъ съ необыкновенною быстротою и хватаетъ очень далеко, а потому мысль эта вскорѣ-же была совсѣмъ оставлена. Подземелья эти съ теченіемъ времени совсѣмъ затянуло пескомъ и иломъ, и теперь ихъ, пожалуй, даже и не найти, сколько ни разрывай берегъ. Замокъ этотъ носилъ названіе «Кербеннесъ», по имени исконныхъ его владѣтелей.

Послѣднимъ отпрыскомъ этого рода былъ мрачный Ивонъ Кербеннесъ, — «Кровавый Баронъ», какъ звали его въ Бретани. Много ходило слуховъ о его жестокости и объ ужасахъ, совершавшихся въ его замкѣ, и никто, при такомъ сосѣдѣ, не могъ считать себя въ безопасности. Но весь страхъ сосѣдей передъ Ивономъ былъ ничто сравнительно съ тѣмъ ужасомъ, который овладѣлъ ими, когда вдругъ распространился слухъ о смерти младшаго его брата, еще юноши, будто-бы застигнутаго на берегу приливомъ, а въ дѣйствительности найденнаго рыбаками во время отлива въ прибрежныхъ камышахъ, съ привязанными къ ногамъ гирями. Времена тогда были крутыя: надъ Бретанью тяготѣла рука страшнаго Людовика XI, женившаго сына своего на единственной наслѣдницѣ Бретонскаго герцога, Аннѣ, почти противъ ея воли. Баронъ Ивонъ Кербеннесъ пользовался большимъ расположеніемъ любимца Людовика, извѣстнаго Оливье, и всегда могъ разсчитывать на его покровительство, а потому никто не посмѣлъ поднять дѣла о смерти юноши. Но въ народѣ съ тѣхъ поръ прозвали Ивона «Кровавымъ Барономъ», и каждый думалъ только о томъ, какъ-бы не попасться ему на глаза.

Вскорѣ послѣ гибели брата задумалъ Ивонъ жениться и кстати вмѣстѣ съ тѣмъ округлить и свои владѣнія, порядкомъ уже округленныя, благодаря смерти младшаго брата. Принялся Ивонъ разъѣзжать по сосѣднимъ замкамъ, высматривая себѣ невѣсту, но какъ-то ни одной не находилъ себѣ по мысли. Изъ страха всюду принимали его съ большими почестями, и мысль объ отказѣ никогда не приходила ему въ голову, — лишь-бы невѣста оказалась ему по вкусу.

Но вотъ, узналъ онъ, что у одного богатаго сосѣдняго дворянина была единственная дочь, — необыкновенная красавица. Бракъ съ нею показался ему подходящимъ во всѣхъ отношеніяхъ, и, не раздумывая долго, послалъ онъ сватовъ.

— Клотильда посвятила себя Богу и на дняхъ уѣзжаетъ въ монастырь, — отвѣчалъ сватамъ отецъ молодой дѣвушки.

Остолбенѣлъ отъ удивленія Ивонъ, узнавъ объ этомъ отвѣтѣ, вскочилъ на лошадь, помчался, не помня себя, и какъ ураганъ ворвался во дворъ къ сосѣду, — бретонскому дворянину. Почтенный старикъ вышелъ къ нему на встрѣчу и вѣжливо пригласилъ его въ свой домъ.

— Я хочу видѣть дочь вашу и отъ нея отъ самой узнать рѣшеніе моей судьбы, — проговорилъ Ивонъ, задыхаясь отъ злости.

Клотильда вышла къ нему, и ахнулъ баронъ отъ восторга, — никогда еще не видалъ онъ такой красавицы: сама Мадонна, казалось, сошла съ полотна и стояла породъ нимъ.

Выслушалъ Ивонъ ея отказъ и засмѣялся.

— Даю вамъ обоимъ три дня на размышленіе, — сказалъ онъ, и уѣхалъ.

Черезъ три дня явился онъ снова съ вооруженной шайкой, но Клотильды нигдѣ не оказалось, хотя Ивонъ со своими людьми тщательно осмотрѣлъ всѣ углы и закоулки большого дворянскаго дома. И какъ ни пыталъ онъ отца Клотильды и его слугъ, такъ и не узналъ онъ, куда она скрылась. Въ досадѣ и злости приказалъ тогда Ивонъ перевязать обитателей замка и поджечь его со всѣхъ четырехъ сторонъ.

Такъ прошло года два, и вотъ, донесли ему, что Клотильда живетъ у своей тетки, аббатиссы монастыря въ Понтъ-Круа, и скоро должна произнести обѣтъ полнаго отреченія отъ міра. Не теряя времени, поскакалъ Ивонъ въ Парижъ, увѣрилъ Оливье, будто обѣ монахини участвовали въ заговорѣ бретонскихъ патріотовъ, стремившихся передать Бретань Максимиліану Австрійскому, и безъ труда добился приказанія арестовать ихъ.

Когда привезли монахинь въ Парижъ, старую аббатиссу подвергли допросу и пыткѣ. Невыносимо тяжело было Клотильдѣ сознавать себя хотя бы и невольною причиною гибели своего отца и страданій старой тетки, и наконецъ, согласилась она выйти замужъ за Ивона.

— Отпустите на свободу мою тетку, и я соглашусь быть вашей женой, — сказала она Ивону.

Обрадовался Ивонъ, обѣщалъ исполнить ея просьбу, и на третій же день пышно отпраздновалъ свою свадьбу, на которой присутствовалъ самъ Людовикъ XI. Свадьба пришлась какъ разъ въ Ивановъ день.

На другой день послѣ свадьбы спросила Клотильда о своей теткѣ, но оказалось, что Кровавый Баронъ на радостяхъ забылъ отдать приказаніе о прекращеніи пытки, и старушка уже умерла.

Ничего не сказала Клотильда своему мужу, и во всю свою недолгую жизнь не сказала съ нимъ больше ни одного слова, не бросила на него ни одного взгляда. Тѣмъ не менѣе, Ивонъ любилъ ее, какъ безумный, и чѣмъ грустнѣе и блѣднѣе становилась она, тѣмъ сильнѣе разгоралась его страсть и съ тѣмъ большимъ наслажденіемъ онъ ее мучилъ.

Ровно черезъ годъ, въ Ивановъ же день, родилась у нихъ дочь, и Клотильда не прожила и пяти минутъ послѣ ея рожденія.

— Одна жизнь приходитъ на смѣну другой, — сказала она, улыбнувшись въ первый разъ со дня своего замужества.

Но улыбка эта была обращена не къ Ивону: какъ жила Клотильда, такъ и умерла, не бросивъ на него ни взгляда, не сказавъ ему ни слова.

Въ отчаяніи дикимъ звѣремъ кидался Ивонъ по своему замку, богохульствовалъ, кричалъ, бился головой о стѣны, но было поздно.

Еще мрачнѣе сталъ Ивонъ послѣ смерти своей жены. Крѣпко на крѣпко заперся онъ въ своемъ замкѣ и жилъ въ полномъ уединеніи, почти никуда не выѣзжая и никого къ себѣ не принимая. Все свое время проводилъ онъ съ маленькой дочкой, — второю Клотильдой.

Опасаясь, какъ-бы кто-нибудь не возстановилъ ея противъ него, разсказавъ ей о судьбѣ ея матери и обо всѣхъ совершенныхъ имъ ужасахъ и жестокостяхъ, онъ охранялъ ее какъ коршунъ стережетъ свою добычу, и всѣмъ, жившимъ въ домѣ было строжайше запрещено заговаривать съ нею во время его отсутствія.

Такъ дѣвочка росла одна-одинешенька, блѣдная и грустная, и какъ ни трудно было ей узнать исторію своей матери, но, видно, и у нѣмыхъ стѣнъ являются иногда уста, и вторая Клотильда, подобно покойной, никогда не могла смотрѣть на Кроваваго Барона безъ ужаса и отвращенія.

Долго ждалъ Ивонъ ласки отъ своей дочери, наконецъ, началъ терять терпѣніе. Онъ не могъ не любить ея всѣми силами своей души, и въ то же время какъ-будто начиналъ и ненавидѣть ее и постоянно искалъ случая чѣмъ-нибудь досадить ей и какъ-нибудь выместить на ней свою душевную муку и тоску. Но Клотильда была такъ ко всему равнодушна и холодна, что всѣ усилія его, казалось, разбивались о ея холодность.

Время шло, и вторая Клотильда выросла такою красавицей, что не смотря на весь ужасъ, внушаемый сосѣдямъ Кровавымъ Барономъ, въ замокъ начинали навѣдываться женихи. Ревниво слѣдилъ за своею дочерью Ивонъ, — хотѣлось ему выдать ее хорошо замужъ и въ то же время онъ приходилъ въ ярость при мысли, что кто-нибудь другой могъ получить то, чего не могъ добиться отъ нея отецъ, — ея привязанности. Но какъ пристально ни слѣдилъ онъ за нею, Клотильда попрежнему оставалась неизмѣнно равнодушна и холодна.

— Знаешь ли Клотильда, что графъ Руанскій присылалъ къ тебѣ сватовъ?

— Что-же, батюшка, вы вѣдь отвѣтили уже, какъ нашли нужнымъ.

— Да, я отказалъ имъ.

— Вотъ и прекрасно.

— Вотъ, горбунъ-маркграфъ Магдебургскій заслалъ развѣдчиковъ, не отдамъ ли я тебя за него замужъ. Это отличная партія, и я охотно согласился бы, еслибы ты не была противъ него. Говорятъ, всѣ горбуны очень злы, но вѣдь ты конечно съумѣешь съ нимъ поладить.

— Если вамъ угодно, чтобы я вышла за этого маркграфа, я послушаюсь васъ, батюшка.

Но и маркграфу отказывалъ Ивонъ, — боялся онъ, что Клотильда будетъ счастливѣе даже и за такимъ мужемъ, чѣмъ въ своемъ родномъ домѣ и что даже злой горбунъ будетъ видѣть отъ нея больше привѣта, чѣмъ родной ея отецъ.

Но вотъ, съ тревогою въ душѣ началъ онъ замѣчать, что Клотильда какъ-будто совершенно измѣнилась: не осталось въ ней ни прежней холодности, ни прежняго равнодушія: веселѣе расхаживала она по замку, непринужденнѣе бесѣдовала съ пріѣзжавшими гостями, охотнѣе принимала участіе въ празднествахъ и увеселеніяхъ, устраивавшихся въ сосѣднихъ замкахъ.

«Что это могло такъ измѣнить ее?» — съ ревнивою тревогою спрашивалъ себя баронъ, но ничего не могъ доискаться.

Кромѣ погибшаго такъ ужасно младшаго брата была у Ивона еще сестра, — единственное существо, которое никогда не могло повѣрить, чтобы онъ оказался способенъ на такое низкое вѣроломство. Она была вдова, и на смертномъ одрѣ поручила Ивону своего единственнаго сына, — круглаго сироту. Мальчика звали Луи Ле-Реннъ. Луи подъ вліяніемъ матери сначала обожалъ дядю, одинъ только никогда не боялся его и выказывалъ ему полное довѣріе. Золъ и жестокъ былъ Кровавый Баронъ и съ радостью смотрѣлъ, какъ тряслись передъ нимъ всѣ, съ кѣмъ ни приходилось ему встрѣчаться, но со смерти жены его преслѣдовала такая тоска и такое чувство одиночества, что довѣріе и привязанность мальчика тронули даже и его черствое сердце. По мѣрѣ того, какъ подрастала Клотильда, въ сердцѣ отца ея рядомъ съ безграничною любовью росла и крѣпла такая же безграничная ненависть къ ней. Ничего подобнаго не чувствовалъ онъ къ своему племяннику: любовь его къ нему становилась все нѣжнѣе, крѣпче; на него возлагалъ онъ всѣ свои надежды, въ немъ видѣлъ наслѣдника своихъ родовыхъ земель. Пока Луи и Клотильда были еще дѣтьми, глядя на нихъ, Ивонъ не разъ мечталъ, что со временемъ онъ соединитъ ихъ бракомъ и послѣ смерти своей нераздѣльно передаетъ имъ все свое богатство. Но съ тѣхъ поръ, какъ Клотильда оттолкнула его своею холодностью, Кровавый Баронъ уже не мечталъ выдать ее замужъ за двоюроднаго брата, а надѣялся найти для Луи другую богатую и знатную невѣсту. Правда, Луи, превратившись въ юношу, тоже сильно измѣнился: попрежнему безстрашно держалъ онъ себя передъ своимъ дядей, но уже не показывалъ ему прежняго привѣта и ласки.

«Мальчикъ превращается во взрослаго мужчину», — съ удовольствіемъ и гордостью думалъ о немъ Ивонъ, полный увѣренности въ его неизмѣнномъ довѣріи и преданности.

Разъ, сидя у окна своей спальни, услыхалъ Ивонъ въ саду голоса своей дочери и племянника, совсѣмъ и не подозрѣвавшихъ его присутствія. Молодые люди такъ были увлечены своей бесѣдой, что, отбросивъ всякую осторожность, говорили громко и безъ стѣсненія.

Луи Ле-Реннъ увѣрялъ Клотильду въ своей любви къ ней и умолялъ ее согласиться бѣжать съ нимъ и тайно обвѣнчаться въ какой-нибудь глухой деревушкѣ, такъ какъ отецъ ея, этотъ безжалостный, жестокій человѣкъ, конечно ни за что не согласится выдать ее за него замужъ.

— Нѣтъ, лучше смерть, чѣмъ обманъ! — отвѣчала Клотильда. — Я люблю васъ, Луи, — люблю, какъ никого въ мірѣ, но повѣрьте, не суждено намъ счастье на землѣ. Подумайте, можетъ ли надѣяться на счастье дочь Кроваваго Барона, осыпаемаго проклятіями всѣхъ бретонцевъ, дочь матери, съ тоскою и ужасомъ ожидавшей рожденія своего ребенка? Уѣзжайте поскорѣе изъ этого давно уже ненавистнаго вамъ замка, пока и съ вами не случилось какой-нибудь бѣды, и предоставьте меня моей печальной долѣ. Вы не можете облегчить ее своимъ присутствіемъ здѣсь, въ замкѣ. Можетъ быть со временемъ Кровавый Баронъ рѣшиться-таки выдать меня замужъ за какого-нибудь пьянаго, безобразнаго, жестокаго и злого рыцаря, и я уѣду, наконецъ, изъ этого ужаснаго замка, не буду больше слышать стоновъ и воплей, раздающихся изъ его подземелій и перестанутъ осаждать меня видѣнія загубленныхъ отцомъ людей. Вотъ самое счастливое, что можетъ ждать меня въ жизни. Но всего вѣроятнѣе, что суждено мнѣ до конца дней моихъ остаться въ этомъ замкѣ свидѣтельницей всего того, что происходитъ въ этомъ страшномъ мѣстѣ. Уѣзжайте же, Луи, пока не постигла васъ бѣда. Сердце мое не будетъ знать покоя, пока не очутитесь вы за стѣнами этого замка.

Молча слушалъ баронъ ихъ рѣчи и почувствовалъ въ груди какой-то жестокій холодъ. Онъ не пришелъ въ бѣшеную ярость, какъ бывало это съ нимъ обыкновенно, не кричалъ, не буйствовалъ. Засмѣялся только Кровавый Баронъ и тихонько вышелъ изъ комнаты.

На другое утро позвалъ Ивонъ къ себѣ свою дочь и племянника и сказалъ имъ:

— Дѣти мои, я становлюсь старъ, и пора уже подумать о томъ, какъ бы пристроить тебя наконецъ, Клотильда. Не желая разстаться съ тобою, долго колебался я въ выборѣ для тебя мужа, но теперь наконецъ нашелъ я благопріятный выходъ: я рѣшилъ взять себѣ въ зятья тебя, Луи Ле-Реннъ. Наслѣдственный замокъ твой недалеко отсюда, и я надѣюсь, что вы не забудете старика, и не станете покидать меня надолго.

Въ первый разъ Клотильда подняла взоръ на отца и безъ чувствъ упала къ его ногамъ: радость чуть не убила ее. Луи Ле-Реннъ на колѣняхъ благодарилъ дядю за все, что тотъ сдѣлалъ для него.

Кровавый Баронъ торопилъ свадьбой дочери, и была она назначена въ Ивановъ день, — день рожденія самой Клотильды.

Все время передъ свадьбой женихъ и невѣста не разставались другъ съ другомъ. Оба они блистали молодостью и красотой и сіяли счастьемъ. Одна только Клотильда по временамъ блѣднѣла и вздрагивала, словно проносилось надъ нею предчувствіе чего-то недобраго.

Наступило наконецъ и утро Иванова дня. Весело взошло іюньское солнце и праздничный звонъ колоколовъ далеко разносился по воздуху. Вся сіяющая и радостная вышла Клотильда въ садъ нарвать цвѣтовъ для украшенія комнатъ. Здѣсь встрѣтилъ ее Луи Ле-Реннъ, и горячо обнимая ее, сказалъ:

— Теперь, дорогая моя, стоимъ мы съ тобой на порогѣ нашего счастья.

Сжалось вдругъ сердце Клотильды.

— Да, милый мой, — отвѣчала она печально, — мы стоимъ у порога нашего счастья, но дождемся ли его самого?

Но вотъ, начали уже съѣзжаться и гости, и въ замковой церкви все было приготовлено къ празднованію свадьбы. Молодыя дѣвушки въ бѣлыхъ платьяхъ и съ букетами розъ въ рукахъ, весело болтая, толпой окружали невѣсту. Наконецъ, наступилъ и часъ, назначенный для вѣнчанья; наступилъ, и прошелъ, а Луи Ле-Реннъ не являлся за своею невѣстой. Такъ прошло до полудня. Наконецъ, ужъ и солнце стало склоняться на западъ, а тамъ и совсѣмъ уже скрылось въ морѣ, а Луи Ле-Реннъ такъ и не явился на свадьбу.

Никто не видалъ, чтобы выѣхалъ онъ изъ замка, а между тѣмъ никто никогда не слыхалъ о немъ больше ни слова.

Такъ и исчезъ онъ безслѣдно, словно, какъ въ воду канулъ.

— И это дѣло рукъ Кроваваго Барона, — шепотомъ переговаривались окрестные жители и тихонько крестились.

Дня черезъ два разнеслась еще новая вѣсть. Клотильда исчезла изъ замка. Не сходя съ коня, дни и ночи носился Кровавый Баронъ всюду, разыскивая свою дочь; всѣхъ ея слугъ и прислужницъ допрашивалъ, пыталъ и казнилъ, но ничего не открылъ, словно расплылась она въ воздухѣ, какъ туманъ съ наступленіемъ жаркаго дня.

Еще мрачнѣе стало въ замкѣ, еще рѣже рѣшались люди приближаться къ Ивону. Днемъ и ночью бродилъ онъ по своимъ пустыннымъ заламъ и тяжелые шаги его распугивали всѣхъ обитателей замка, спѣшившихъ поскорѣе убраться съ дороги, чтобы не попасться ему на глаза.

Съ ужасомъ разсказывали слуги, что цѣлыми ночами слышатъ они какіе-то вопли и стоны, раздающіеся изъ подземелій замка. Наконецъ, разъ уже днемъ услыхали они какой-то отчаянный крикъ или стонъ, и когда спустились они внизъ, чтобы узнать, въ чемъ дѣло, они нашли окровавленное тѣло Ивона, распростертое на полу.

Эта таинственная смерть еще болѣе напугала послѣднихъ обитателей замка, — всѣ они разбѣжались, и еслибы не замковый капелланъ, то некому было бы даже похоронить Кроваваго Барона. Съ тѣхъ поръ не только никто не соглашался жить въ замкѣ, но каждый избѣгалъ даже проходить мимо него, и замокъ стоялъ пустынный и дикій, грозный и зловѣщій, какъ память о самомъ Ивонѣ, — Кровавомъ Баронѣ Кербеннесъ.

Много страшныхъ разсказовъ и преданій ходило объ этомъ замкѣ. Разсказывали, что загубленные Ивономъ люди, — жертвы его жестокости и злобы, по ночамъ привидѣніями бродили по опустѣвшимъ заламъ и мрачнымъ подземельямъ, оглашая воздухъ громкими жалобами и стенаньями, между тѣмъ, какъ замокъ мрачно и хмуро чернѣлъ на берегу моря въ сумракѣ ночи, упорно храня скрытыя въ стѣнахъ его неразгаданныя тайны.

Но каждый годъ, какъ разъ въ Ивановъ день, въ окнахъ замка съ утра мелькала фигура женщины и звонкое эхо пустыхъ покоевъ далеко разносило звукъ шаговъ ея по каменнымъ плитамъ пола. Женщина обходила весь замокъ, и фигуру ея можно было видѣть во всѣхъ окнахъ, на всѣхъ открытыхъ лѣстницахъ и переходахъ. Она появлялась даже въ старомъ заглохшемъ саду и долго бродила среди цвѣтущихъ когда-то цвѣтниковъ. Съ наступленіемъ вечера она опять исчезала на цѣлый годъ. Говорили, будто Ивонъ заложилъ въ стѣнахъ замка какой-то богатый кладъ, который могъ даться въ руки тому, кто найдетъ его, только въ Ивановъ день, и что привидѣніе женщины, появлявшейся въ замкѣ было приставлено сторожить его. Мало кто изъ окрестныхъ жителей рѣшался попытать счастья и идти доискиваться клада, да и тѣ, что ходили, не успѣвали приняться за разборку вѣковыхъ каменныхъ стѣнъ, разъ раздавались въ замкѣ звонкіе шаги таинственной женщины, и они въ ужасѣ бросали начатое дѣло, и бѣжали домой. Такъ прошло пятьдесятъ лѣтъ. И вотъ, въ ночь подъ Ивановъ день разразилась надъ тою мѣстностью такая страшная гроза, какой никто не запомнилъ. Молнія ударила прямо въ замокъ и онъ сразу воспламенился, точно его подожгли со всѣхъ четырехъ сторонъ.

Къ утру отъ замка остались лишь обгорѣлыя стѣны. Но когда огонь окончательно потухъ, и окрестные жители съ любопытствомъ и страхомъ толпились на пожарищѣ, кто-то изъ смѣльчаковъ, разгуливая среди развалинъ, вдругъ замѣтилъ въ стѣнѣ какую-то зіяющую впадину, обнаружившуюся благодаря развалившимся камнямъ.

«Кладъ!» — мелькнуло, какъ молнія у него въ головѣ и, придя немножко въ себя отъ волненія, онъ принялся торопливо разбирать стѣну. Скоро открылся передъ нимъ глубокій тайникъ, а въ немъ трупъ молодого рыцаря, казавшійся совсѣмъ окаменѣвшимъ. Юноша словно спалъ глубокимъ сномъ, такъ сохранилось его лицо, одежда и даже роза на груди.

Всѣ толпою собрались смотрѣть на покойнаго, и никто не могъ узнать его: даже самые старые старики не помнили такого рыцаря. Но тутъ вдругъ вышла изъ толпы высокая старуха.

Давно жила она въ сосѣднемъ бургѣ^[1], ни съ кѣмъ не знаясь, и никто не могъ сказать, откуда она явилась, и потому-то можетъ быть окрестные жители слегка побаивались ея, а нѣкоторые даже считали колдуньей.

Подошла она къ трупу и вдругъ, упавъ на колѣна, воскликнула:

— О, мой Луи, Луи Ле-Реннъ, наконецъ-то я нашла тебя, дорогой мой женихъ! Нашла въ Ивановъ день, — день, назначенный для нашей свадьбы!

Тутъ старуха замолкла, и склонилась надъ трупомъ. Подошли люди и хотѣли было помочь ей подняться, но это ужъ было не нужно: Клотильда, дочь Кроваваго Барона, умерла.

Долго любила она и долго страдала, и, наконецъ, душа ея обрѣла покой.

Люди подняли тѣла и понесли ихъ въ церковь. Церковныя двери были отворены настежъ, оттуда доносились торжественные звуки органа. На возвышеніи рядомъ поставили оба гроба, — Луи Ле-Реннъ и Клотильда рядомъ покоятся и на деревенскомъ кладбищѣ. Могилы ихъ давно уже густо заросли верескомъ, который, разрастаясь, уничтожилъ даже раздѣлявшую ихъ узенькую тропинку.

Когда похоронили ихъ, новая яркая звѣздочка загорѣлась въ небѣ надъ ихъ могилами, какъ увѣряютъ окрестные жители, и особенно ярко свѣтитъ она въ Иванову ночь.

Много свѣтляковъ зажигаетъ въ эту ночь свои лампадки въ густомъ верескѣ Клотильдовой могилы. Все кругомъ дышитъ миромъ и тишиною и рѣдко доносится сюда даже звукъ случайныхъ шаговъ.

Примѣчанія

1. брет.