Замковый остров (Балобанова)/ДО
Текст содержит фрагменты на иностранных языках. |
| ← Сросшіяся Деревья | Замковый Островъ | Кровавый Баронъ → |
| Источникъ: Балобанова Е. В. Легенды о старинныхъ замкахъ Бретани. — СПб.: С.-Петербургская Губернская Типографія, 1896. — С. 63. |
Островъ, называемый замковымъ (île du Château), находится на сѣверѣ Бретани, у самаго входа въ Портъ-Бланкъ. Сѣверная часть его представляетъ собой величественныя скалы изъ сѣраго гранита, покрытыя густымъ сосновымъ лѣсомъ, среди котораго до сихъ поръ еще виднѣются развалины не то огромнаго замка, не то какихъ-то укрѣпленій съ такимъ множествомъ фронтоновъ и съ такими неизмѣримыми трубами, что онѣ кажутся цѣлыми башнями; не вѣрится какъ-то, чтобы это были развалины одного только замка.
Южная часть острова имѣетъ низкій песчаный берегъ, служившій въ прежніе годы кладбищемъ, гдѣ хоронили тѣла утопленниковъ, выброшенныхъ моремъ на отмель.
До сихъ поръ виднѣются здѣсь кое-гдѣ грубые деревянные и каменные памятники. Остатки стѣны у самаго берега указываютъ, что и тутъ когда-то была постройка, — всего вѣроятнѣе церковь или часовня, отъ которой не осталось никакихъ воспоминаній.
На всей этой части острова лежитъ какая-то печать смерти: кое-гдѣ лишь пробивается здѣсь чахлая травка; камни, размытые вѣчнымъ морскимъ прибоемъ, точно отполированы и совершенно обнажены; они лишены даже обыкновеннаго украшенія, которымъ надѣляетъ море всѣ прибрежные валуны и скалы, — гирляндъ зеленыхъ и бѣлыхъ водорослей.
Много преданій ходитъ въ народѣ объ этомъ островѣ, и особенно объ его старомъ кладбищѣ, на которомъ лѣтъ пятьдесятъ-шестьдесятъ уже никого не хоронятъ.
Такъ, напримѣръ, мѣстные рыбаки увѣряютъ, что въ каждую Рождественскую ночь сюда приплываетъ таинственная лодка, и на берегъ высаживаются какіе-то молчаливые люди, и, пройдя нѣкоторое разстояніе вдоль берега, исчезаютъ на старомъ кладбищѣ. Много новыхъ песчаныхъ бугровъ появляется на немъ въ эту ночь.
— Это утопленники цѣлаго года! — говорятъ рыбаки, — мы видаемъ ихъ издали каждую Рождественскую ночь, но не дай Богъ встрѣтиться съ ними!
Одинъ старикъ изъ Лоніона разсказывалъ намъ лично, что за нѣсколько лѣтъ передъ тѣмъ, наканунѣ Рождества, онъ запоздалъ на рыбной ловлѣ, а потому для сокращенія пути сталъ править на Замковый Островъ, — переходъ тутъ короче. Поровнявшись съ островомъ, онъ увидѣлъ лодку, освѣщенную страннымъ голубоватымъ свѣтомъ, а въ ней пять человѣческихъ фигуръ въ бѣлыхъ клеенчатыхъ плащахъ. Люди эти усердно гребли, но весла они держали всѣ на одинъ бортъ, и гребли они въ одну сторону, а потому лодка ихъ не подвигалась впередъ, а кружилась на мѣстѣ. Испугался рыбакъ, даже волосы его стали дыбомъ, и онъ не только бросилъ управлять своей лодкой, но даже совсѣмъ оцѣпенѣлъ отъ ужаса; къ счастью вѣтеръ былъ противный, и его отнесло далеко отъ острова. Придя наконецъ въ себя, онъ не захотѣлъ ужъ идти снова мимо этихъ людей, а потому повернулъ къ стоявшему на якорѣ бригу, гдѣ были у него земляки-матросы. Его приняли на бригъ, и, услыхавъ его разсказъ, многіе изъ матросовъ и даже самъ шкиперъ захотѣли разслѣдовать дѣло. Съ этою цѣлью нѣсколько разъ спускали они лодку, но каждый разъ овладѣвалъ ими какой-то непонятный ужасъ, и они возвращались назадъ, не пройдя и четверти пути. Между тѣмъ голубоватая точка у острова свѣтилась до самаго утра.
Такъ-то и до настоящаго времени прибрежные жители не перестаютъ разсказывать цѣлыя легенды о Замковомъ Островѣ и о старомъ его кладбищѣ; до сихъ поръ никто еще не отваживается ловить рыбу у его береговъ или охотиться въ его густомъ лѣсу.
Лѣтъ триста тому назадъ, однако, на островъ пріѣхалъ старый одинокій рыцарь и поселился въ замкѣ, въ лѣсу. Когда былъ построенъ этотъ замокъ, никто не зналъ, — стоялъ онъ тутъ съ давняго, давняго времени, и даже самъ островъ получилъ свое названіе, лишь благодаря его существованію. Огромный, неправильный, съ конусообразной крышей и множествомъ фронтоновъ и трубъ, онъ казался какимъ-то разбойничьимъ гнѣздомъ странной и неуклюжей архитектуры: ни одно его окно не соотвѣтствовало другому; въ верхній этажъ вела приставная наружная лѣстница, а нижняя часть замка была похожа на какой-то мрачный погребъ съ каменнымъ поломъ, съ окнами безъ стеколъ и рамъ, но съ желѣзными ставнями.
И вотъ, въ этомъ пустынномъ, странномъ замкѣ поселился рыцарь. Откуда явился онъ, никто не зналъ, и сначала каждый сторонился его, — недобрая ходила о немъ молва. — «Видно, подружился онъ съ нечистой силой, что уживается одинъ на этомъ островѣ!» — говорили о немъ люди. Но время шло, и всѣ окрестные жители стали привыкать къ его появленію въ прибрежныхъ селеніяхъ. Въ праздники всегда ходилъ онъ въ церковь и смиренно просиживалъ всю службу на самой отдаленной скамьѣ; иногда заходилъ онъ въ мѣстную гостинницу поразспросить о новостяхъ и, слушая разсказы, какъ-будто дивился людскимъ треволненіямъ и бурямъ.
Однако, узнавъ случайно о какомъ-нибудь несчастіи, приключившемся съ кѣмъ-либо изъ мѣстныхъ жителей, онъ всегда охотно помогалъ, чѣмъ могъ. Такъ, напримѣръ, разсказали ему объ одномъ несчастномъ арматорѣ, суда котораго одинъ за другимъ погибали, такъ что изъ достаточнаго человѣка онъ вдругъ превратился въ нищаго, и рыцарь купилъ очень хорошій корабль, назвалъ его «Bonne-Fortune»[1], и послалъ въ подарокъ этому арматору, хотя самъ никогда и не видалъ его.
Когда любопытные спрашивали рыцаря, откуда онъ родомъ, онъ отвѣчалъ всегда, что не стоитъ интересоваться такимъ великимъ грѣшникомъ, какимъ былъ онъ, и что его родина находилась далеко за предѣлами его острова.
Такимъ образомъ онъ продолжалъ жить въ полномъ уединеніи, и казалось, и на душѣ у него было такъ-же сумрачно и тихо, какъ въ его пустынныхъ залахъ. Никогда и никого не приглашалъ онъ къ себѣ на островъ или въ свой замокъ. Сначала попадались еще смѣльчаки, которые пытались было проникнуть туда, но рыцарь всегда встрѣчалъ ихъ на берегу или на дворѣ замка, и никому и никогда не удалось переступить его порога.
— Я живу, — говорилъ онъ тѣмъ, кто удивлялся, что онъ никого не принимаетъ въ своемъ замкѣ, — съ многочисленной семьей моихъ грѣховъ и моихъ воспоминаній, и гостю показалось бы тѣсно въ такомъ населенномъ замкѣ.
Въ концѣ концовъ всѣ привыкли къ нему и къ его странностямъ, какъ привыкли къ звону замковаго колокола, раздававшемуся ежедневно при закатѣ солнца; громкій звукъ этого колокола не заглушался даже грохотомъ бури, и прислушиваясь къ нему, жители всегда говорили:
— Ну, вотъ звонитъ и замковый колоколъ; значитъ, садится солнце, — пора ужинать!
Звукъ этого колокола былъ такой густой, протяжный и торжественный, что всѣ, кто-бы ни услыхалъ его, устремляли глаза къ небу и читали короткую молитву.
Но вотъ, разъ, наканунѣ Рождества, въ полночь донесся изъ замка такой необычайно громкій, протяжный и торжественный звонъ, что трое изъ самыхъ храбрыхъ жителей Порта-Бланка рѣшились отправиться на островъ, чтобы во что бы то ни стало попытаться проникнуть въ замковую церковь и вблизи послушать ея чудеснаго колокола.
Сказано — сдѣлано! Смѣльчаки очутились на островѣ.
Цѣлый день шелъ снѣгъ, и дорога была совершенно бѣлая; снѣгомъ запушило и скалы, и лѣса. Было совсѣмъ еще темно, хотя встававшая луна и серебрила уже края облаковъ. Торжественные гармоничные и густые звуки колокольнаго звона неслись навстрѣчу троимъ смѣльчакамъ. Они шли на удачу, — на свѣтъ, и подошли къ часовнѣ, стоявшей не вблизи замка, а на другой сторонѣ острова, посреди кладбища. Часовня была ярко освѣщена и полна народу, который молился въ эту Рождественскую ночь въ такой торжественной тишинѣ и въ такомъ молчаніи, что нашимъ смѣльчакамъ стало какъ-то не по себѣ. Впереди всѣхъ стоялъ рыцарь, и они замѣтили, что при видѣ ихъ глаза его странно заблистали и онъ, подойдя къ нимъ, сказалъ:
— Благодарю, что пришли, но идите въ замокъ: здѣсь вамъ покамѣстъ не мѣсто!
При этихъ словахъ вдругъ свѣчи погасли, и все исчезло.
Новоприбывшіе очутились въ полной темнотѣ среди какихъ-то развалинъ, такъ что едва-едва пробрались между ними на дорогу и дошли, наконецъ, до замка.
Въ нижнемъ этажѣ въ полу-темномъ залѣ, освѣщенномъ восковыми свѣчами, стоялъ черный гробъ, а въ немъ лежалъ рыцарь и какъ-будто улыбнулся при видѣ вошедшихъ. Миромъ и тишиною вѣяло отъ лица покойнаго. Полная луна смотрѣла въ оконныя отверстія, — все окружающее утопало въ ея голубомъ сіяніи, и кругомъ царила мертвая тишина. Только мѣрный, торжественный звонъ колокола раздавался откуда-то издалека, точно съ неба.
Такъ кончилъ жизнь свою этотъ таинственный рыцарь, а изъ тѣхъ троихъ смѣльчаковъ ни одинъ не дожилъ до слѣдующей Рождественской ночи. Колоколъ же пересталъ звонить съ самаго дня смерти рыцаря и исчезъ безслѣдно.
Похоронили рыцаря на самомъ берегу моря. И теперь еще возвышается тамъ курганъ, подъ которымъ положили его тѣло, и кто былъ онъ, такъ и осталось неизвѣстно. Кругомъ все пусто и мертво, выгорѣвшая трава едва покрываетъ землю; вѣтеръ съ шумомъ и воемъ разгуливаетъ на просторѣ.
Снова стоялъ замокъ попрежнему загадочный и пустынный; никто никогда не жилъ въ немъ съ тѣхъ поръ, никто не живетъ и теперь, но въ каминахъ многочисленныхъ необитаемыхъ комнатъ вьютъ свои гнѣзда ласточки; а въ трубахъ на крышѣ съ первыхъ весеннихъ дней и до поздней осени чирикаютъ и попискиваютъ цѣлыя населенія воробьевъ и синицъ; въ опустѣлыхъ же залахъ благодушно разгуливаютъ стаи голубей. Все это пернатое царство летаетъ вокругъ мрачныхъ развалинъ и оживляетъ ихъ, нарушая торжественную тишину смерти и заглушая даже шумъ моря.
Осенью-же и зимой, когда пернатое населеніе покидаетъ островъ, море удваиваетъ свою бурную жизнь: кипитъ и бурлитъ оно неумолчно, нарушая сонъ природы и мѣшая окончательно воцариться здѣсь смерти.
Примѣчанія
править- ↑ фр.