Кровавая шутка (Шолом-Алейхем)/Часть первая. Глава 15. В заточении

Кровавая шутка — Часть первая. Глава 15. В заточении
автор Шолом-Алейхем (1859—1916)

Дата создания: 1912-1913. Источник: http://www.web-lit.net/writer/76/book/49971/aleyhem_sholom/krovavaya_shutka

Глава 15. В заточении

Если глубокой ночью стащить человека с кровати, заставить его, полусонного, пройти несколько улиц в сопровождении «почетного караула», исполняющего свои обязанности с похвальной энергией, подгоняя свою жертву пинками; если заставить его месить ногами осеннюю грязь и при этом совершенно не стесняться в выражениях; если конечным пунктом путешествия окажется помещение, в котором топор в воздухе виснет от головокружительных запахов и «интимных» разговоров; и если его поместят в компанию воров, бандитов, проституток низшего сорта и прочего сброда, — то можно сказать с уверенностью, что человек, попавший в этакий переплет, потеряет всю свою самонадеянность, горделивое сознание своей силы и задумается о вещах, меньше всего приходивших до того в голову…

Как ни крепился наш герой, молодецки шагавший в ногу с «обходом», все же, когда его водворили на место, он с первой же минуты должен был сознаться, что читать о чужих мытарствах несравненно легче, нежели испытывать их на самом себе, и что быть евреем — одно из наиболее сомнительных удовольствий…

Переживаний и вынесенных за одну ночь впечатлений хватило бы Рабиновичу с лихвой на целый год жизни…

Ежеминутно раскрывалась дверь, и помещение проглатывало все новые и новые «транспорты» людей; в большинстве евреев, оборванных, забитых, несчастныx…

Особенно поразило нашего арестанта, что «старожилы», завсегдатаи полицейского участка, встречали евреев с особенной радостью, с забористым словечком и приветствием, вроде: «жидовская морда», «собака неверная», «пся крев», в зависимости от национальности приветствующего. Еще больше поражало спокойствие, с которым новоприбывшие принимали все эти лестные знаки внимания. Когда одному из несчастных пленников, тащившему за плечами мешок, который был втрое больше его самого, какой-то широкоплечий оборванец сделал довольно прозрачный «намек» — кулаком под ребра, обладатель мешка, еле устоявший на ногах, заглянул хулигану в лицо с таким видом, будто хотел выяснить, «что, собственно, он этим хочет сказать?»

А остальные евреи, вопреки ожиданиям, набросились на потерпевшего и, насколько Рабинович мог понять, упрекали своего собрата в том, что он суется со своим мешком куда не следует…

«Почему за него не заступились? — подумал Рабинович. — Куда девалась пресловутая еврейская солидарность, знаменитый „кагал“, о котором столько кричат „Новое время“ и другие так называемые „правые“ газеты? Да и вообще, что это за народ такой, который в невыносимых условиях существования ест, пьет, спит, торгует, учится, посещает театры и концерты, танцует и веселится? И откуда берется эта всеобщая к ним вражда? Не может же она быть беспричинной! Нет, здесь что-то есть. Очевидно, в них есть нечто… нечто отталкивающее…»

Дверь снова распахнулась, и в помещение ввалилась новая группа, состоящая опять-таки в большинстве из евреев. Все они говорили одновременно и до того громко, что какой-то пересмешник, ко всеобщему удовольствию, стал их передразнивать: «гер-гер-гер»…

Это заставило группу понизить тон… Но шутнику это не понравилось, и он налетел на них с претензией: почему они шепчутся, секретничают, шаxермаxерствуют…

— Недаром их бьют! — раздался чей-то голос из угла.

— Бить мало! — подхватил второй голос, принадлежавший, судя по манере говорить, интеллигенту. — Мало бить! У этих типов надо все имущество экспроприировать, а самих вырезать, как собак!

Рабинович даже привстал с места, чтобы разглядеть энергичного «интеллигента». Но в это время он встретился с парой глаз, показавшихся ему знакомыми: глаза узнали его.