Крещенская ночь (Шекспир; Кетчер)/ДО

Крещенская ночь
авторъ Вильям Шекспир, пер. Николай Христофорович Кетчер
Оригинал: англійскій, опубл.: 1623. — Перевод опубл.: 1873. Источникъ: Драматическія сочиненія Шекспира. Переводъ съ Англійскаго Н. Кетчера, выправленный и пополненный по найденному Пэнъ-Колльеромъ старому экземпляру in-folio 1632 года. Изданіе К. Солдатенкова. Часть 7. Москва, 1873. az.lib.ru

КРЕЩЕНСКАЯ НОЧЬ,
ИЛИ
ЧТО ХОТИТЕ.

ДѢЙСТВУЮЩІЕ.

править

Орсино, герцогъ Иллиріи.

Себастіанъ, молодой дворянинъ, братъ Віолы.

Антоніо, капитанъ корабля, другъ Себастіана.

Капитанъ корабля, другъ Віолы.

Валентинъ, Гуріо дворяне изъ свиты герцога.

Сэръ Тоби Бэльчъ, дядя Оливіи.

Сэръ Андрю Эгъ-чикъ.

Мальволіо, управитель Оливіи.

Фабіанъ, Кловнъ, служители Оливіи.

Оливія, богатая графиня.

Віола, влюбленная въ герцога.

Марія, горничная Оливіи.

Дворяне, Священники, Матросы, Офицеры, Музыканты и другіе прислужники.
Мѣсто дѣйствія: городъ въ Иллиріи и близкій къ нему морской берегъ.

ДѢЙСТВІЕ I.

править

СЦЕНА 1.

править
Комната во дворцѣ Герцога.
Входятъ Герцогъ, Куріо и Свита.
(За сценой музыка.)

ГЕР. Если музыка — пища любви, пусть продолжаютъ, пусть пресыщаютъ меня ею; пресыщеніе обезсилитъ, можетъ быть, умертвитъ страсть мою. — Повторите послѣдніе такты, такъ сладостно замершіе. Они коснулись моего слуха, какъ благодатный югъ, вѣющій надъ грядой фіалокъ, унося и разнося ароматъ ихъ. — Довольно; будетъ! (Музыка перестаетъ.) Они не такъ уже обаятельны какъ были прежде. О, любовь, какъ жива и неугомонна ты! какъ море поглощаешь ты въ себя все, и все, какъ бы ни было оно прекрасно и дорого, черезъ минуту теряетъ уже въ тебѣ цѣну свою! Ты такъ причудлива, что тебя только и можно назвать настоящей привередницей.

КУР. Не займетесь ли, ваше высочество, охотой?

ГЕР. За чѣмъ же, Куріо?

КУР. За оленемъ, напримѣръ.

ГЕР. Занятъ ужь, и за благороднѣйшимъ изъ нихъ. Когда я впервые увидалъ Оливію — хоть и казалось что она очистила воздухъ отъ всякой заразы — я въ туже минуту обратился въ оленя[1], и съ тѣхъ поръ мои помыслы о ней преслѣдуютъ меня постоянно, какъ злыя, жестокія собаки.

Входитъ Валентинъ.

Ну что? что она сказала?

ВАЛ. Я не былъ, ваше высочество, допущенъ къ ней; могу передать только такой отвѣтъ ея горничной: и само небо, пока не обогрѣется седмицей лѣтъ, не узритъ лица ея открытымъ; какъ монахиня будетъ она постоянно ходить подъ покрываломъ, ежедневно орошая комнату разъѣдающимъ глаза разсоломъ, и все это для того, чтобы упрочить, сохранить мертвую любовь брата свѣжей въ грустномъ своемъ воспоминаніи.

ГЕР. О, если сердце ея такъ нѣжно, что можетъ платить такую дань любви даже брату, какъ же будетъ она любить, когда могучая, золотая стрѣла убьетъ всѣ другія, живущія въ ней привязанности! когда печень, мозгъ и сердце[2], эти три престола — дивныя ея совершенства — займутся однимъ полновластнымъ царемъ! — Идемъ въ среду цвѣтовъ; привольно такъ мечтамъ любви подъ сѣнію листвы. (Уходятъ.)

СЦЕНА 2.

править
Морской берегъ.
Входятъ Віола, Капитанъ корабля и Матросы.

ВІОЛ. Какая это земля, друзья мои?

КАП. Иллирія.

ВІОЛ. Что же дѣлать мнѣ въ Иллиріи? Мой братъ въ Элизіѣ. Но, можетъ быть, онъ и не утонулъ. — Какъ вы думаете?

КАП. Вѣдь вы спаслись же.

ВІОЛ. О, бѣдный братъ мой! но, можетъ, и онъ спасся.

КАП. Весьма возможно; и чтобъ еще болѣе утѣшить васъ такой возможностью, скажу вамъ, что за тѣмъ какъ нашъ корабль разбился, когда вы и немногіе изъ спасшихся съ вами ухватились за края уносившейся лодки, я видѣлъ что вашъ братъ, не теряясь въ бѣдѣ, наученный мужествомъ и надеждой, привязалъ себя къ большой, плававшей по морю мачтѣ; что, пока я могъ видѣть, я видѣлъ что, сидя на ней, какъ Аріонъ на спинѣ дельфина, онъ все оставался въ ладахъ съ волнами.

ВІОЛ. За такую вѣсть, вотъ золото тебѣ; мое собственное спасеніе, подаетъ мнѣ надежду, сильно подкрѣпляемую твоимъ разсказомъ, что и онъ спасся. Ты знаешь страну эту?

КАП. Какъ нельзя лучше; я родился и выросъ въ какихъ нибудь трехъ миляхъ отсюда.

ВІОЛ. Кто же управляетъ ею?

КАП. Благороднѣйшій и по душѣ и по рожденью герцогъ.

ВІОЛ. А имя его?

КАП. Орсино.

ВІОЛ. Орсино! Я слыхала о немъ отъ отца. Тогда онъ былъ холостъ еще.

КАП. Таковъ и теперь, или былъ въ недавнемъ еще времени, потому что только съ мѣсяцъ какъ я уѣхалъ отсюда; ходили тогда, впрочемъ, слухи — вы вѣдь знаете какъ любитъ простонародье поболтать о знати, — что ищетъ онъ любви прекрасной Оливіи.

ВІОЛ. Кто же она?

КАП. Предобродѣтельная дѣвушка, дочь графа, умершаго какіе нибудь двѣнадцать мѣсяцевъ назадъ, поручивъ ее покровительству сына, ея брата, который также вскорѣ умеръ. Изъ любви, говорятъ, къ этому брату, она отреклась отъ всякаго сообщества съ мущинами.

ВІОЛ. Ахъ, еслибъ я могла поступить къ ней въ услуженіе, скрывъ, до поры до времени, настоящее мое званіе.

КАП. Трудно добиться этого, потому что она не принимаетъ никакихъ предложеній, ни даже предложеній самого Герцога.

ВІОЛ. Послушай, Капитанъ, лице у тебя такое доброе, и — хотя прекрасная наружность часто скрываетъ дурное, — мнѣ вѣрится, что твоя душа вполнѣ соотвѣтствуетъ твоей прекрасной внѣшности. Прошу тебя, и я щедро заплачу тебѣ, скрой что я такое и помоги переодѣться такъ, какъ потребуетъ мое намѣреніе. Я хочу служить Герцогу; ты представишь меня ему какъ евнуха, и не попадешь въ просакъ, потому что я умѣю пѣть, могу вести съ нимъ бесѣду разнообразнѣйшей музыкой, и онъ, навѣрное, останется доволенъ моей службой. Что же будетъ дальше — предоставимъ это времени; согласи только твое молчаніе съ моимъ желаніемъ.

КАП. Будьтежь его евнухомъ — я буду вашимъ нѣмымъ; заболтаетъ языкъ — пусть ослѣпнутъ глаза!

ВІОЛ. Благодарю. Веди же меня. (Уходятъ.)

СЦЕНА 3.

править
Комната въ домъ Оливіи.
Входятъ Сэръ Тоби Бэльчъ и Марія.

С. ТОБ. Какой же чертъ надоумилъ племянницу принимать смерть брата такъ сильно къ сердцу? Горе, я знаю, злѣйшій врагъ жизни.

МАР. Какъ хотите, сэръ Тоби, а вамъ надо возвращаться домой пораньше; барышня, ваша племянница, сильно возмущается вашимъ полунощничаньемъ.

С. ТОБ. Пусть возмущается себѣ, пока противъ самой не возмутились.

МАР. Скромная порядочность была бы для васъ самымъ лучшимъ нарядомъ.

С. ТОБ. Лучшимъ? да лучше того, который на мнѣ, не хочу я; это платье достаточно хорошо для питья и въ немъ; эти сапоги тоже, а нѣтъ — удавись они на собственныхъ ремняхъ своихъ.

МАР. Такіе кутежи, такое бражничанье погубитъ васъ; вчера еще барышня говорила объ этомъ и о какомъ-то дурнѣ, котораго вы, какъ-то поздно вечеромъ, привели къ ней, какъ жениха.

С. ТОБ. Кого же это? Сэръ Андрю Эгъ-чика?

МАР. Его.

С. ТОБ. Да это первѣйшій лихачь во всей Иллиріи.

МАР. Чтожь изъ этого?

С. ТОБ. Имѣетъ три тысячи дукатовъ ежегоднаго дохода.

МАР. И всего этого дохода не хватитъ ему и на годъ; вѣдь онъ страшно глупъ и къ тому же мотъ.

С. ТОБ. Фи! какъ тебѣ не стыдно говорить это! Онъ играетъ на віолончели, говоритъ на трехъ или четырехъ языкахъ слово въ слово безъ книги, обладаетъ всѣми прекрасными природными дарами —

МАР. Дурня; потому что, кромѣ того что глупъ, и забіяка еще; и не имѣй онъ дара трусовъ умѣрять свой пылъ въ схваткахъ, давно уже былъ бы, но мнѣнію людей разсудительныхъ, одаренъ и могилой.

С. ТОБ. Клянусь этой рукой, бездѣльники и завистники, кто такъ говоритъ о немъ. Кто они?

МАР. Да тѣ же самые, которые говорятъ еще, что каждую ночь онъ напивается вмѣстѣ съ вами до-пьяна.

С. ТОБ. Ну да, когда пьемъ здоровье племянницы. А ея здоровье я буду пить, пока глотка пропускаетъ, пока есть вино въ Иллиріи. И трусъ, забитый пѣтухъ, кто не будетъ пить здоровье моей племянницы до тѣхъ поръ, пока голова его не закружится, какъ приходскій кубарь[3]! Такъ-то, плутовка. Castiliano vulgo; смотри, вотъ и сэръ Андрю Эгъ-чикъ идетъ сюда.

Входите Сэгъ Андрю Эгъ-чикъ.

С. АНД. Сэръ Тоби Бэльчъ! Какъ поживаете, сэръ Тоби Бэльчъ?

С. ТОБ. Любезнѣйшій сэръ Андрю!

С. АНД. Привѣтъ и вамъ, прекрасная плутовка.

МАР. Того жь и вамъ, сэръ.

С. ТОБ. Задирай, задирай, сэръ Андрю.

С. АНД. Кто это?

С. ТОБ. Горничная племянницы.

С. АНД. Милѣйшая мистриссъ Задирай, позвольте покороче съ вами познакомиться.

МАР. Мое имя Мери, сэръ.

С. АНД. Прелестнѣйшая Мери Задирай —

С. ТОБ. Не то, не то, любезнѣйшій; задирай значитъ — наступай, напирай, осаждай ее.

С. АНД. Нѣтъ, въ такомъ обществѣ, клянусь, ни за что не рѣшусь я на это. Такъ вотъ что значитъ задирай?

МАР. Прощайте, господа.

С. ТОБ. Отпустишь ее такъ[4], сэръ Андрю — никогда не обнажать уже тебѣ меча своего.

С. АНД. Отпущу васъ такъ, моя милая, никогда не обнажать уже мнѣ меча моего. Не воображайте, прекрасная, что попали дураки вамъ въ руки.

МАР. Да вы, сэръ, не въ рукахъ у меня.

С. АНД. Такъ, но буду; вотъ, берите мою руку.

МАР. Желанья, сэръ, вѣдь въ нашей волѣ. Прошу подержите ее прежде хоть въ кадушкѣ съ масломъ, чтобы поразмякла.

С. АНД. Для чего же, мое нещечько? что хотите вы сказать вашей метафорой?

МАР. Что слишкомъ ужь суха она[5].

С. АНД. Еще бы; не такой же я оселъ, что не съумѣлъ бы держать руки сухими. Какая же это шутка?

МАР. Сухая, сэръ.

С. АНД. И вы преисполнены такими?

МАР. До конца пальцевъ. И потому покидаю вашу руку — безплодна я. (Уходитъ.)

С. ТОБ. Э, э, дружище, не хватило тебѣ кубка канарійскаго. Когда же бывалъ ты такъ забитъ?

С. АНД. Полагаю, никогда; развѣ только, когда совсѣмъ сбивало съ ногъ канарійское. Временами я, кажется, дѣйствительно нисколько не остроумнѣе всякаго христіанина, всякаго обыкновеннаго человѣка; слишкомъ ужь много ѣмъ я мяса, и это, полагаю, вредитъ моему остроумію.

С. ТОБ. Безъ сомнѣнья.

С. АНД. Знай я это — я отказался бы отъ него. Ѣду завтра же домой, сэръ Тоби.

С. ТОБ. Pourquoy, мое сокровище?

С. АНД. Что же значитъ pourquoy? ѣхать, или не ѣхать? Какъ жалѣю я, что не употребилъ на языки времени, убитаго на фехтованье, пляски и медвѣжьи травли. О, еслибъ налегъ я на науки!

С. ТОБ. Отростилъ бы чудеснѣйшіе волосы.

С. АНД. Неужели поправилъ бы ихъ?

С. ТОБ. Непремѣнно; вѣдь отъ природы-то они не вьются у тебя.

С. АНД. Но вѣдь они и такъ идутъ ко мнѣ, идутъ вѣдь?

С. ТОБ. Удивительно; висятъ, какъ ленъ на самопрялкѣ; надѣюсь, что доживу еще до того, что какая нибудь кухарка возьметъ тебя промежь ногъ, да и давай прясть ихъ.

С. АНД. Ѣду; право, завтра же ѣду домой, сэръ Тоби. Племянница твоя не хочетъ показываться; да еслибъ и показалась — четыре противъ одного — не захочетъ меня; вѣдь за ней ухаживаетъ самъ герцогъ.

С. ТОБ. Не захочетъ она герцога; не выйдетъ она за высшаго себя породой, лѣтами или разумомъ; я слышалъ какъ она клялась въ этомъ. Полно, есть еще надежда.

С. АНД. Такъ останусь еще на мѣсяцъ. Удивительнѣйшій я, право, человѣкъ; иногда вѣдь мнѣ нравятся и балы и маскерады.

С. ТОБ. Какъ будто ты годишься для этихъ дѣтскихъ забавъ.

С. АНД. Не уступлю ни одному Иллирійцу, будь онъ тамъ кто хочетъ, не превышая только званіемъ; со старшими же равняться не намѣренъ.

С. ТОБ. Чѣмъ же отличишься ты хоть въ галльярдѣ, напримѣръ?

С. АНД. Вѣрь, съумѣю отхватить такой прыжокъ, что пальчики оближешь.

С. ТОБ. Если отхвачу къ нему ломоть баранины[6].

С. АНД. Полагаю, что и въ отскокахъ такъ же силенъ, какъ любой Иллиріецъ. (Пляшетъ.)

С. ТОБ. Зачѣмъ же скрывать все это? зачѣмъ же держать всѣ эти таланты за завѣсой? иль боишься, что они запылятся, какъ портретъ мистриссъ Мэль[7]? Зачѣмъ же не ходишь ты въ церковь галльярдой, не возвращаешься корантой? Я, на твоемъ мѣстѣ, ходилъ бы только джигомъ, мочился бы сэнк-апасомъ[8]. Чистѣйшее это безуміе; таковъ развѣ свѣтъ, чтобъ прятать свои дарованія? Глядя на прекрасное устройство твоихъ ногъ, я всегда думалъ, что онѣ сложились подъ созвѣздіемъ галльярды.

С. АНД. Онѣ дѣйствительно крѣпки, и въ темныхъ чулкахъ[9] достаточно красивы. А не кутнуть ли намъ?

С. ТОБ. Чтожь намъ больше и дѣлать? развѣ не подъ созвѣздіемъ Тельца родились мы?

С. АНД. Тельца? стало, боковъ, и сердца[10]?

С. ТОБ. Нѣтъ, сэръ, ногъ и поджилокъ. Валяй же прыжки свои. (Сэръ Андрю начинаетъ снова плясать.) Вонъ оно какъ! выше, выше! — отлично!

(Уходятъ.)

СЦЕНА 4.

править
Комната во дворцѣ Герцога.
Входятъ Валентинъ и Віола въ мужскомъ платьѣ.

ВАЛ. Продолжится это благорасположеніе Герцога къ вамъ, любезный Цезаріо, вы далеко уйдете; вы здѣсь только три дня, и ужь такъ близки къ нему.

ВІОЛ. Говоря о продолженіи его расположенія, вы, стало быть, опасаетесь или его непостоянства, или моей нерачительности. Непостояненъ онъ въ своихъ привязанностяхъ?

ВАЛ. Нисколько.

ВІОЛ. Благодарю. Вотъ онъ идетъ сюда.

Входятъ Герцогъ, Курю и Свита.

ГЕРЦ. Не знаетъ ли кто гдѣ Цезаріо?

ВІОЛ. Здѣсь; что прикажете, ваше высочество?

ГЕРЦ. Отойдите отъ насъ на минутку въ сторону. — Цезаріо, ты знаешь не меньше всего; я открылъ тебѣ книгу сокровеннѣйшихъ тайнъ моего сердца; ступай же, милый юноша, къ ней, не слушай никакихъ отказовъ, стой у ея дверей, скажи что ноги твои приростутъ, что не отойдешь, пока не добьешься допуска.

ВІОЛ. Но, благородный повелитель мой, если она такъ, какъ говорятъ, предана печали, она ни за что не приметъ меня.

ГЕРЦ. Шуми, забудь лучше всѣ приличія, чѣмъ возвращаться, ничего не добившись.

ВІОЛ. Положимъ же что я добьюсь разговора съ ней — чтожь тогда?

ГЕРЦ. Тогда ты объяснишь ей какъ пламенно я люблю ее, изумишь разсказомъ какъ сильна страсть моя. Тебѣ приличнѣе передать ей какъ томлюсь я; лучше выслушаетъ она это изъ устъ твоей юности, чѣмъ отъ болѣе важнаго посредника.

ВІОЛ. Не думаю, ваше высочество.

ГЕРЦ. Вѣрь мнѣ, мой милый; оклевещетъ счастливый твой возрастъ, кто назоветъ тебя мужемъ. И губы Діаны не такъ мягки и алы, какъ твои; твой нѣжный голосъ тонокъ и звученъ какъ голосокъ дѣвушки, и все въ тебѣ такъ женственно; ты какъ будто нарочно созданъ для этого порученія. — Четверо или пятеро изъ васъ, господа, отправятся съ нимъ; отправляйтесь и всѣ, если хотите, потому что чѣмъ меньше вокругъ меня, тѣмъ лучше мнѣ. — Успѣешь — будешь такъ же счастливъ, какъ и твой повелитель; его счастіе будетъ и твоимъ.

ВІОЛ. Употреблю все, чтобы склонить ее на любовь къ вамъ. — (Про себя) О, какъ трудно это[11]! Кого бы ни склоняла — не подавить мнѣ собственнаго желанья сдѣлаться его женой. (Уходятъ.)

СЦЕНА 5.

править
Комната въ домъ Оливіи.
Входятъ Марія и Кловнъ.

МАР. Нѣтъ, ты скажи гдѣ ты былъ; безъ того ни на волосокъ не открою я рта для оправданія тебя; повѣситъ тебя графиня за твою отлучку.

КЛОВ. Пусть вѣшаетъ; хорошо въ этомъ мірѣ повѣшенному никакія не страшны ужь знамена.

МАР. Это отчего?

КЛОВ. Оттого что никакихъ ужь не увидитъ.

МАР. Препостный отвѣтъ. Могу послѣ этого сказать тебѣ откуда взялась эта поговорка о страхѣ знаменъ.

КЛОВ. Откуда же, моя добрѣйшая?

МАР. Съ войнъ; и ты, по своей глупости, смѣло можешь говорить это.

КЛОВ. Хорошо; да надѣлитъ же Господь мудростью мудрыхъ и да дозволитъ дуракамъ пользоваться ихъ собственными дарованіями.

МАР. А тебя, за такую долгую отлучку, все-таки повѣсятъ, или, пожалуй, прогонятъ; а это развѣ для тебя не все тоже что повѣсятъ?

КЛОВ. Хорошая петля избавляетъ иногда отъ скверной женитьбы; касательно жь прогона — лѣто облегчитъ тягость его.

МАР. Такъ ты рѣшился ужь?

КЛОВ. Нѣтъ, нисколько; полагаюсь еще на два крючка —

МАР. Не выдержитъ одинъ — удержитъ другой, а не выдержатъ оба — штанишки твои свалятся[12].

КЛОВ. Не дурно, ей-богу, не дурно! Ступай же своей дорогой; оставь только сэръ Тоби пьянство, ты была бы остроумнѣйшей изъ всѣхъ частичекъ Евиной плоти въ Иллиріи.

МАР. Молчи, негодяй, ни слова болѣе объ этомъ; графиня идетъ сюда; извинись передъ ней хорошенько — это всего будетъ лучше. (Уходите.)

Входятъ Оливія и Мальволіо.

КЛОВ. (Про себя). Не противно тебѣ, остроуміе, надоумь меня на какое-нибудь ловкое дурачество! Вѣдь умники, воображающіе вполнѣ обладать тобою, оказываются часто глупцами; почему же я, увѣренный что не богатъ тобою, не могу прослыть за умника; говоритъ же Киннапалусъ, что умный глупецъ лучше глупаго умника. — Да благословитъ васъ Господь, графиня!

ОЛИВ. Выведите дурь-то вонъ.

КЛОВ. Чтожь вы тамъ, не слышите? Выводите графиню.

ОЛИВ. Полно, сухой ты[13] дуракъ. Не нуженъ ты мнѣ больше; кромѣ того ты дѣлаешься еще и развратенъ.

КЛОВ. Два недостатка, мадонна, поправимые питьемъ и добрымъ совѣтомъ; дайте сухому дураку выпить, и дуракъ не будетъ сухъ; побудите развратнаго исправиться — исправится онъ, онъ не будетъ ужь развратенъ, а не сможетъ — поручите исправленіе портному. Вѣдь все исправленное только заштопано: преступающаяся добродѣтель только заштопывается грѣхомъ; грѣхъ исправляющійся только заштопывается добродѣтелью. Годится этотъ простой выводъ — хорошо; не годится — чтожь тогда дѣлать? Какъ истинный рогоносецъ только несчастье, такъ точно красота — цвѣтокъ. — Графиня приказываетъ вывести дурь, и потому, повторяю, выведите ее.

ОЛИВ. Я требовала чтобъ тебя вывели.

КЛОВ. Величайшая изъ ошибокъ! — Графиня, Cucullus non facit monachum[14]; а это все равно что сказать: что пестрая дурацкая одежда не въ мозгу моемъ. Позвольте, добрая мадонна, доказать что дурите-то вы.

ОЛИВ. Будто ты можешь?

КЛОВ. Еще какъ, добрая мадонна.

ОЛИВ. Доказывай.

КЛОВ. Для этого я долженъ предложить вамъ нѣсколько вопросовъ, мадонна. Отвѣчайте же, прелестнѣйшая мышка добродѣтели —

ОЛИВ. Готова; за недостаткомъ другаго вздора, послушаемъ твои доказательства.

КЛОВ. О чемъ грустите вы, добрая мадонна?

ОЛИВ. О смерти моего брата, добрый дуракъ.

КЛОВ. Полагаю, душа его въ аду, мадонна.

ОЛИВ. Знаю, дуракъ, что на небесахъ она.

КЛОВ. Такъ тѣмъ еще дураковатѣй вы, мадонна; какъ же можно грустить о душѣ брата, когда на небесахъ она. — Удалитежь дурь-то, господа.

ОЛИВ. Какъ ты думаешь, Мальволіо? вѣдь исправляется?

ВАЛ. Исправляется и будетъ исправляться, пока не одолѣютъ муки смерти. Старчество, разрушающее мудраго, всегда улучшаетъ глупца.

КЛОВ. Да даруетъ же Господь вамъ, почтеннѣйшій, скорѣйшее старчество для увеличенія вашей глупости! Сэръ Тоби поклянется что я не лисица, и не подержитъ и двухъ пенсовъ за то что не дуракъ вы.

ОЛИВ. Что ты на это скажешь, Мальволіо?

ВАЛ. Удивляюсь, ваше сіятельство, какъ вы можете забавляться такимъ глупымъ бездѣльникомъ; вчера еще видѣлъ я какъ его забилъ самый обыкновенный дуракъ, у котораго мозгу столькожь, сколько и въ камнѣ. Ну посмотрите, онъ совсѣмъ ужь и теперь растерялся; не разсмѣйтесь, не наведите его сами на какую-нибудь выходку — ему низачто не разжать рта. Я убѣжденъ, что умники, такъ восторгающіеся наемными этими дураками, нисколько не умнѣй дурацкаго жезла ихъ[15].

ОЛИВ. Ты боленъ самолюбіемъ, Мальволіо; судишь разстроеннымъ вкусомъ. Кто благороденъ, чистъ и непритязателенъ принимаетъ эти, кажущіяся тебѣ пушечными ядрами выходки не болѣе какъ за маленькія стрѣлки, которыми бьютъ пташекъ. Постоянно насмѣхаясь, присяжный шутъ нисколько не ругатель еще, точно такъ же какъ и завѣдомо умный человѣкъ не насмѣшникъ, хотя постоянно и порицаетъ все.

КЛОВ. Да наградитъ васъ Меркурій даромъ прилыганья за вашъ добрый отзывъ о дуракахъ!

Входитъ Марія.

МАР. Графиня, тамъ у воротъ какой-то молодой человѣкъ добивается дозволенія поговорить съ вами.

ОЛИВ. Отъ герцога Орсино?

МАР. Не знаю, графиня; только очень ужь это красивый молодой человѣкъ, и съ приличной свитой.

ОЛИВ. Кто же задерживаетъ его тамъ?

МАР. Сэръ Тоби, вашъ дядюшка.

ОЛИВ. Отзови его, пожалуйста, поскорѣй; вѣдь онъ ничего кромѣ вздора не скажетъ. (Марія уходитъ.) Поди, Мальволіо, если онъ отъ Герцога, скажи что я больна, что нѣтъ меня дома; что хочешь — чтобъ только отдѣлаться отъ него. (Мальволіо уходитъ.) Ну, любезный, видишь какъ ужь устарѣло шутовство твое и какъ оно многимъ не нравится?

КЛОВ. Вы заступились за насъ, мадонна, точно какъ будто первому вашему сыну суждено быть также шутомъ; да переполнитъ же Юпитеръ черепъ его мозгомъ, потому что вотъ идетъ одинъ изъ вашихъ родственниковъ, у котораго ріа mater[16] куда какъ плоховата.

Входитъ Сэръ Тоби Бэльчъ.

ОЛИВ. Боже, совсѣмъ почти пьянъ ужь. — Кто тамъ у во- ротъ, дядя?

С. ТОБ. Дворянинъ.

ОЛИВ. Дворянинъ? Какой же дворянинъ?

С. ТОБ. Дворянинъ — Провались они, шуты эти! Ну что, дуракъ?

КЛОВ. Любезнѣйшій сэръ Тоби —

ОЛИВ. Дядя, дядя, какъ же это такъ рано дошелъ ты почти что до безсознательности?

С. ТОБ. Сознательности! что мнѣ сознательность[17]. Онъ тамъ, у воротъ.

ОЛИВ. Хорошо; да кто же онъ?

С. ТОБ. Да будь онъ тамъ, если хочетъ, хоть самимъ чертомъ — мнѣ все равно; сказано, и вѣрьте. Да, все, все это одно. (Уходитъ.)

ОЛИВ. Скажи, дуракъ, чему уподобляется пьяный?

КЛОВ. Утопленику, дураку и безумному. Первый глотокъ черезъ край дѣлаетъ его дуракомъ, второй — безумнымъ, а третій — утопляетъ.

ОЛИВ. Позовижь слѣдователя осмотрѣть моего любезнаго дядюшку; вѣдь онъ въ третьей ужь степени опьяненія — утопъ совсѣмъ; поди, посмотри за нимъ.

КЛОВ. Онъ, мадонна, пока только еще обезумѣлъ, и дуракъ присмотритъ за безумнымъ. (Уходите.)

Возвращается Мальволіо.

МАЛ. Графиня, молодой человѣкъ клянется что непремѣнно поговоритъ съ вами. Я сказалъ ему что вы нездоровы, а онъ давай увѣрять, что это извѣстно ему и что по тому именно онъ и пришелъ поговорить съ вами; говорю что вы спите, а онъ, какъ бы предувѣдомленный и объ этомъ, твердитъ себѣ, что потому-то и пришолъ поговорить съ вами. Что же прикажете еще сказать ему? онъ вооруженъ противъ всякаго отказа.

ОЛИВ. Скажи: не говорить ему со мной.

ВАЛ. Говорилъ и это, а онъ говоритъ что будетъ стоять у вашихъ дверей, какъ столбъ шерифа[18], или какъ ножка скамьи[19], пока не добьется разговора съ вами.

ОЛИВ. Какого же это рода человѣкъ?

ВАЛ. Да мужскаго.

ОЛИВ. Какого разбора?

ВАЛ. Самаго не разборчиваго; хочетъ, во что бы ни стало, говорить съ вами — хотите, или не хотите вы.

ОЛИВ. Какихъ лѣтъ и вида?

МАЛ. Недостаточно старъ для мужа, недостаточно и юнъ для мальчика;, то же что стручекъ до развитія въ немъ гороха, или яблоко передъ зрѣлостью; нѣчто остановившееся между мальчикомъ и мужемъ. Собою очень хорошъ, а говоритъ заносчиво; видно что матернее молоко не обсохло еще на губахъ его.

ОЛИВ. Пошли ко мнѣ мою горничную и за тѣмъ введи его.

ВАЛ. (Уходя) Горничная, пожалуйте къ графинѣ.

Входитъ Марія.

ОЛИВ. Дай покрывало; накинь его на лице мнѣ. Выслушаемъ еще разъ посланіе Орсино.

Входитъ Віола.

ВІОЛ. Кто изъ васъ благородная хозяйка дома?

ОЛИВ. Обращайтесь ко мнѣ; я буду отвѣчать вамъ за нее. Что вамъ угодно?

ВІОЛ. Красота лучезарная, совершеннѣйшая, несравненная, прошу, скажи — ты хозяйка дома? вѣдь я никогда не видалъ ее. Мнѣ не хотѣлось бы промахнуться моей рѣчью, потому что, кромѣ того что она отлично составлена, мнѣ такъ было трудно заучить ее. Не издѣвайтесь надо мной, мои добрыя, — я необыкновенно чувствителенъ и къ самомалѣйшему проявленію дурнаго со мной обращенія.

ОЛИВ. Откуда вы?

ВІОЛ. Весьма не многое могу я сказать сверхъ заученнаго, а итого вопроса нѣтъ въ моей роли. Скажите жь: вы хозяйка дома, чтобы я могъ приступить къ моей рѣчи.

ОЛИВ. Вы актеръ?

ВІОЛ. Нѣтъ, таинственное мое сокровище; и все таки, клянусь самыми когтями хитрости, не то что представляю. Вы хозяйка дома?

ОЛИВ. Не обездоливаю самое себя — я.

ВІОЛ. Если вы она — непремѣнно обездоливаете; потому что изъ всего вашего что хотите подарить, ничего для себя сохранить не можете. Но это не входитъ въ мое порученіе. Приступлю къ похвальной вамъ рѣчи, а за тѣмъ и къ самой сущности моего посольства.

ОЛИВ. Передайте только главное, а отъ восхваленій я избавляю васъ.

ВІОЛ. Но я такъ трудился заучить ее, и такъ она полна поэзіи.

ОЛИВ. Вполнѣ, стало, выдумана; прошу поберечь ее для себя. Я слышала, что у дверей моихъ вы вели себя необыкновенно дерзко, и я дозволила впустить васъ, чтобъ только подивиться вамъ, нисколько не для того чтобъ слушать. Не сумасшедшій вы — удалитесь, есть въ васъ разсудокъ — будьте кратки; не въ томъ я расположеніи, чтобъ длить такой вздорный разговоръ.

МАР. Поднимайте паруса, синьоръ. Вамъ путь сюда.

ВІОЛ. Нѣтъ, любезнѣйшій юнга; поношусь еще немного здѣсь. — Укротите какъ-нибудь вашего великана[20], прекрасная синьора.

ОЛИВ. Говорите что вамъ надо.

ВІОЛ. Не мнѣ — я только посланный.

ОЛИВ. Вѣрно имѣете передать что-нибудь очень ужь ужасное, если такъ боязливо приступаете. Исполняйте ваше порученіе.

ВІОЛ. Оно предназначено только для вашего слуха. Не съ объявленіемъ войны, не съ требованіемъ подданства, а съ оливой въ рукѣ и съ словомъ такъ же полнымъ мира, какъ и самое дѣло, пришелъ я.

ОЛИВ. Начали довольно однакожь бурно. Кто вы, и что вамъ надо.

ВІОЛ. Буря была вызвана пріемомъ. Кто я и что мнѣ надо — таинственно, какъ дѣвственность: переданное вашимъ ушамъ — святыня, всякимъ же другимъ — поруганіе.

ОЛИВ. (Маріѣ) Оставь насъ; послушаемъ эту святыню. (Марія уходитъ.) Ну, синьоръ, что же гласитъ текстъ вашъ?

ВІОЛ. Прелестнѣйшая синьора —

ОЛИВ. Утѣшительное ученіе, о которомъ многое можно было бы сказать. Гдѣ же находится текстъ вашъ?

ВІОЛ. Въ груди Орсино.

ОЛИВ. Въ его груди? Въ какомъ же отдѣлѣ его груди?

ВІОЛ. Говоря точнѣе, въ первомъ его сердца.

ОЛИВ. Ну этотъ я прочла ужь; чистѣйшая онъ ересь. Не имѣете ничего больше сказать?

ВІОЛ. Позвольте, добрѣйшая синьора, взглянуть на лице ваше.

ОЛИВ. Поручено вамъ вести переговоры съ моимъ ищемъ? Вы совсѣмъ отбились отъ вашего текста; но мы отдернемъ завѣсу и покажемъ вамъ картину. (Отстраняя покрывало) Смотрите, такова я точно въ это самое мгновенье[21]. Хорошо написана?

ВІОЛ. Превосходно, если писана однимъ только Богомъ.

ОЛИВ. Краски всѣ настоящія; выдержатъ и вѣтеръ и всякую непогоду.

ВІОЛ. Да, несомнѣнна красота, когда бѣлилы и карминъ наложены нѣжной и искуссной рукой самой природы. Графиня, вы жесточайшая изъ всѣхъ живущихъ женщинъ, если задумали передать всѣ эти прелести могилѣ, не оставивъ міру списка съ нихъ.

ОЛИВ. О, нѣтъ, синьоръ, не буду я такъ жестокосердна; я составлю нѣсколько имъ описей и приложу къ завѣщанію, перечислю въ нихъ всѣ — каждую частичку, такъ напримѣръ: item, пара достаточно алыхъ губокъ; item, пара сѣрыхъ глазъ съ принадлежащими къ нимъ вѣками; item, одна шея, одинъ подбородокъ и такъ далѣе. — Присланы вы оцѣнивать меня?

ВІОЛ. Вижу что вы такое: вы страшно горды; но будь вы самъ дьяволъ — вы прекрасны. Мой господинъ и повелитель любитъ васъ. О, такую любовь вамъ слѣдовало бы вознаградить, хотябъ и были провозглашены высочайшимъ совершенствомъ красоты.

ОЛИВ. Какъ же любитъ онъ меня?

ВІОЛ. До обожанія, проливая токи слезъ, гремя стонами, пламенными вздохами.

ОЛИВ. Вашему повелителю извѣстно мое расположеніе. Не могу я любить его. Полагаю что онъ добродѣтеленъ, знаю что благороденъ, богатъ, въ порѣ цвѣтущей и безупречной молодости, пользуется общимъ уваженіемъ, щедръ, уменъ и храбръ, прекрасно сложенъ и одаренъ природой, — и все-таки не могу любить его. Онъ давно могъ бы отгадать отвѣтъ мой.

ВІОЛ. Еслибъ я любилъ васъ, какъ мой повелитель, такъ пламенно, такъ мучительно, такъ для жизни убійственно, я не нашелъ бы никакого смысла въ вашемъ отказѣ — не понялъ бы его.

ОЛИВ. Чтожь бы вы сдѣлали?

ВІОЛ. Устроилъ бы себѣ шалашъ изъ ивы у самыхъ воротъ вашихъ и взывалъ бы изъ него къ живущей за ними душѣ моей; писалъ бы пѣсни отверженной любви и громко распѣвалъ бы ихъ даже въ глубокую полночь, передавалъ бы ваше имя отзывнымъ холмамъ, заставлялъ бы болтливый воздухъ восклицать: Оливія! Не было бы вамъ межь небомъ и землей покоя, пока не сжалились бы надо мною.

ОЛИВ. Много сдѣлали бы вы. — Наше происхожденіе?

ВІОЛ. Выше настоящаго моего положенія, хотя и оно не дурно. Я дворянинъ.

ОЛИВ. Скажите жь вашему повелителю, что не могу я любить его; пусть не присылаетъ болѣе — развѣ сами придете разсказать какъ онъ принялъ это. Прощайте. Благодарю васъ за трудъ; (подавая ему кошелекъ) возьмите это на память.

ВІОЛ. Я, графиня, не наемный посланецъ; спрячьте кошелекъ вашъ; не я — мой повелитель нуждается въ наградѣ. Да будетъ же камнемъ сердце человѣка, котораго вы полюбите, и страсть ваша да будетъ такъ же презрѣна, какъ презрѣна страсть моего повелителя! Прощай, прекрасная жестокость! (Уходитъ.)

ОЛИВ. Ваше происхожденіе? «Выше настоящаго моего положенія, хотя и оно не дурно. А дворянинъ». — Да, готова поклясться, дворянинъ ты; твоя рѣчь, твое лице, всѣ твои члены, пріемы, умъ даютъ тебѣ пятерной гербъ. — Тише, тише, однакожь! не будь слишкомъ ужь поспѣшна! — Конечно, еслибъ повелитель-то былъ онъ. — Чтожь? Возможно-ли такъ быстро заразиться? Чувствую что совершенства этого юноши прокрадываются уже тихо, незримо въ глаза мои. Пусть такъ. — Мальволіо!

Входитъ Мальволіо.

МАЛ. Что вамъ угодно, графиня?

ОЛИВ. Догони упрямаго посланца герцога; онъ, противъ моей воли, оставилъ мнѣ вотъ это кольцо; скажи что не надо мнѣ его. Внуши ему чтобы онъ отнюдь не обольщалъ герцога пустыми надеждами; никогда не быть мнѣ за нимъ. Зайдетъ этотъ юноша завтра ко мнѣ — я скажу ему причину этого. Спѣши же, Мальволіо.

МАЛ. Спѣшу, графиня. (Уходитъ.)

ОЛИВ. Я не знаю что я дѣлаю, и боюсь что лесть глазъ окажется сильнѣй разсудка. Кажи же, судьба, мощь свою: не властны мы надъ собой; предназначенное должно свершиться; пусть же такъ и будетъ!

(Уходитъ.)

ДѢЙСТВІЕ II.

править

СЦЕНА 1.

править
Берегъ моря.
Входятъ Антоніо и Себастіанъ.

АНТ. Такъ вы рѣшительно не хотите остаться? не хотите чтобъ и сопутствовалъ я вамъ?

СЕБ. Нѣтъ, не хочу. Мрачна звѣзда моя; злоба моей судьбы испортитъ, пожалуй, и вашу, и потому, прошу, позвольте мнѣ одному нести мои несчастія. Плохая была бы награда за всю вашу любовь, еслибъ хоть одно изъ нихъ свалилъ я на васъ.

АНТ. Скажите, покрайней мѣрѣ, куда отправляетесь?

СЕБ. Зачѣмъ; задуманная мною поѣздка — чистѣйшее сумасбродство. — Такъ какъ однакожь вижу, что вы, по тонкой вашей деликатности, не хотите выпытывать изъ меня то, что хотѣлось бы мнѣ скрыть, я все открою вамъ. Знайте же, Антоніо, что мое имя не Родриго, а Себастіанъ, что мой отецъ тотъ самый Себастіанъ Мессалинскій[22], о которомъ, знаю, вы слыхали. Онъ оставилъ по себѣ меня и сестру, родившихся въ одинъ часъ. Зачѣмъ же не захотѣло небо, чтобъ мы и умерли въ одно время! Вамъ, любезный Антоніо, было предназначено помѣшать этому: за какой-нибудь часъ передъ тѣмъ какъ вы вытащили меня изъ морской пучины, сестра моя утонула.

АНТ. Какое несчастіе!

СЕБ. Она, хоть и говорили что очень была на меня похожа, слыла красавицей; и я, хотя мое самолюбіе и не такъ велико чтобъ вѣрить этому[23], могу однакожь смѣло сказать, что, по добротѣ, и сама зависть не могла не назвать ее прекрасной. Утопила ее соленая влага, и вотъ, такой же топлю я теперь воспоминаніе о ней.

АНТ. Извините же плохое мое угощеніе.

СЕБ. Извините вы, добрѣйшій Антоніо, что надѣлалъ вамъ столько безпокойства.

АНТ. Не хотите умертвить меня за любовь мою[24] — позвольте быть вашимъ слугою.

СЕБ. Не хотите уничтожить свое собственное дѣло, не хотите умертвить того, кому спасли жизнь — не требуйте этого. Будьте счастливы; сердце мое полно признательности и такъ много во мнѣ въ это мгновеніе материнскаго, что еще одно, слово, и глаза мои зальются слезами. Отправляюсь ко двору герцога Орсино; прощайте. (Уходите.)

АНТ. Да сопутствуетъ же тебѣ благодать божія! Не имѣй я такъ много враговъ при дворѣ Орсино, я скоро повидался бы тамъ съ тобою. Но будь что будетъ — я такъ полюбилъ тебя, что не посмотрю ни на какія опасности: отправлюсь за тобою. (Уходитъ.)

СЦЕНА 2.

править
Улица.
Входятъ Віола и за ней Мальволіо.

МАЛ. Не были ль вы сейчасъ у графини Оливіи?

ВІОЛ. Былъ; я прямо отъ нея.

МАЛ. Она возвращаетъ вамъ это кольцо; взявъ его сами, вы избавилибъ меня отъ труда догонять васъ. Сверхъ того, она желаетъ чтобъ вы довели вашего повелителя до отчаяннаго убѣжденія что она не хочетъ знать его. И еще: чтобъ по его дѣламъ вы никакъ не смѣли снова къ ней являться — развѣ только съ донесеніемъ какъ вашъ повелитель принялъ это. Вотъ, получайте.

ВІОЛ. Никакого кольца не брала она у меня[25]. Не нужно мнѣ его.

МАЛ. Полноте, вы дерзко бросили его ей, и она приказала возвратить его такимъ же образомъ; стоитъ оно того чтобъ нагнуться за нимъ — вотъ оно передъ вами; не стоитъ — бери себѣ тотъ, кто найдетъ его. (Уходите.)

ВІОЛ. Я никакого кольца не оставляла ей. Чтожь это вздумалось графинѣ? Ужь не очаровалась ли, чего Боже избави, моей наружностью? Она такъ смотрѣла на меня; въ самомъ дѣлѣ она смотрѣла на меня такъ пристально, что именно глаза-то, увѣренъ, и путали ея языкъ, потому что все время говорила какъ-то отрывочно-разсѣянно. Навѣрное она влюбилась въ меня, и, ухищренная страстью, приглашаетъ къ себѣ черезъ этого грубаго посланца. Кольцо не моего повелителя! никакого вѣдь кольца не посылалъ онъ къ ней. Оно мнѣ послано. — Если это такъ, а это такъ — лучше ужь влюбиться бы тебѣ, бѣдная, въ сновидѣніе. Вижу какъ дурно переодѣванье и какъ силенъ въ немъ лукавый врагъ. Какъ легко красивому негодяю оттиснуть свой образъ на восковомъ сердцѣ женщины! Ахъ, виноваты тутъ не мы, а наша слабость; таковы ужь мы, потому что такъ созданы. Какъ же все это уладится. Мой повелитель любитъ ее страстно; я, жалкое чудовище, влюблена въ него такъ же безумно, а она, обманутая, полюбила, кажется, меня. Чѣмъ все это кончится? Какъ мущина — не могу я питать никакой надежды на любовь моего повелителя; какъ женщина — Боже, сколько безполезныхъ вздоховъ вырву я изъ груди бѣдной Оливіи! — Время, ты только можешь это распутать — не я; такого узла не развязать мнѣ.

(Уходитъ.)

СЦЕНА 3.

править
Комната въ домъ Оливіи.
Входятъ Сэръ Тоби Бэльчъ и Сэръ Эгъ-чикъ.

С. ТОБ. Сюда, сюда, сэръ Андрю; не быть въ постелѣ и послѣ полуночи — встать, значитъ, рано; а diluculo surgere[26], знаешь —

С. АНД. Не знаю, честью клянусь, не знаю; знаю только что встать поздно — встать, значитъ, поздно.

С. ТОБ. Ложное заключеніе и противное еще, какъ пустая бутылка. Прободрствовалъ за-полночь — ложиться тутъ спать рано еще, а потому и ложиться спать послѣ полуночи — ложиться спать рано. Не изъ четырехъ развѣ стихій состоитъ жизнь наша[27]?

С. АНД. Говорятъ такъ; по моему жь — скорѣй изъ ѣды да питья только.

С. ТОБ. Да ты, вижу, ученый; займемся жь поэтому ѣдой и питьемъ. — Эй, стопку вина, Маріана!

Входитъ Кловнъ.

С. АНД. Вотъ и дуракъ кстати.

КЛОВ. Ну что, сокровищи? Видали вы когда картинку: «Мы три»[28]?

С. ТОБ. Милости же просимъ, оселъ. Ты споешь намъ что-нибудь.

С. АНД. А вѣдь у дурака-то, клянусь, славнѣйшее горло. За такую ногу, да такой, какъ у него, для пѣнья голосъ, не пожалѣлъ бы я и сорока шиллинговъ. — Прошлую ночь ты, по истиннѣ, удивительно былъ потѣшенъ, разсказывая о Пигрогромитусѣ, о Вапіанахъ переходившихъ равноденственную Квебуса; ей-ей удивительно. Я послалъ тебѣ шесть пенсовъ для твоей душки. Получилъ ты?

КЛОВ. И внѣдрилъ ужь твою щедрость въ карманъ мой; потому что Мальволіо не кнутовище, возлюбленная моя бѣлоручка, а Мирмидоны не полпивныя.

С. АНД. И прекрасно! Вѣдь оно и дурачиться какъ-то лучше, когда все ужь сдѣлано. Ну, какую-нибудь пѣсенку[29].

С. ТОБ. Ну же; вотъ тебѣ шесть пенсовъ, пой.

С. АНД. Вотъ и отъ меня столько же. Даетъ шесть пенсовъ одинъ — дамъ и я другіе; ну, пой-же.

КЛОВ. Хотите любовную, или назидательную?

С. ТОБ. Любовную, любовную.

С. АНД. Да, да; не надо мнѣ ничего назидательнаго.

КЛОВ. (Поетъ):

Гдѣ ты, ангелъ мой, летаешь?

Дай тебя мнѣ удержать

Пѣснью страстною любви.

Полно; сколько ни порхаешь —

Всежь любви не избѣжать;

Знаютъ это искони.

С. АНД. Превосходно, право, превосходно.

С. ТОБ. Хорошо, хорошо.

КЛОВ. (Поетъ):

Вѣдь не будущимъ любовь живетъ;

Мигъ счастья — мигъ и наслажденья,

А что будетъ какъ то знать.

Отсрочка къ счастью не ведетъ;

Приди жь, цѣлуй безъ замедленья —

Не любитъ юность ждать.

С. АНД. Медоточивѣйшій голосъ; это такъ же вѣрно, какъ и то что настоящій дворянинъ я.

С. ТОБ. Заразительный голосъ.

С. АНД. Чрезвычайно, клянусь, сладостный и заразительный.

С. ТОБ. Слушать носомъ — сама сладость въ заразѣ. Чтожь, не заставить ли намъ плясать само небо? Не пробудить ли птицу ночи канономъ, способнымъ вытянуть три души и изъ одного ткача[30]? Качнемъ что ли?

С. АНД. Качнемъ, коли любишь меня. Я собака на каноны.

КЛОВ. Иная собака дѣйствительно постоитъ за себя.

С. АНД. Вѣрно. Споемъ: «Ты бездѣльникъ».

КЛОВ. «Молчи ты, бездѣльникъ», сэръ? Но вѣдь мнѣ придется называть васъ, сэръ, бездѣльникомъ.

С. АНД. Ничего; не впервые вынуждать мнѣ названіе бездѣльника. Начинай же, дуракъ; онъ начинается: «Молчи».

КЛОВ. Какже начну я, коли долженъ молчать?

С. АНД. Не дурно, право, не дурно! Ну, начинай. (Они затягиваютъ канонъ.)

Входитъ Марія.

МАР. Что это за кошачій концертъ у васъ! Если барыня не потребовала къ себѣ Мальволіо и не приказала ему выпроводить васъ вонъ — не вѣрьте мнѣ никогда.

С. ТОБ. Барыня — Китайка, а мы дипломаты; Мальволіо Пегъ-Рамзей, а «Три парня веселые мы»[31]. — Чтожь, развѣ не единокровенъ я? не одной развѣ я съ ней крови? — Брешетъ, барыня! (Поетъ) «Жилъ мужъ въ Вавилонѣ, барыня, барыня!»

КЛОВ. Сэръ, клянусь, въ удивительнѣйшемъ ударѣ дурачества.

С. АНД. Да, онъ довольно искусенъ, когда расположенъ, и я тоже; онъ впрочемъ ловчѣе, но я натуральнѣе.

С. ТОБ. (Поетъ) «О, день, день декабря двунадесятый», —

МАР. Да перестаньте же, ради Бога.

Входитъ Мальволіо.

МАЛ. Сумасшедшіе вы, господа? или что вы такое? Не знаете ни стыда, ни приличія, что горланите, какъ мѣдники, въ такое позднее время? Хотите обратить домъ госпожи моей въ кабакъ, выкрикивая портняжныя ваши пѣсни, нисколько не жалѣя и не сдерживая голоса? Нѣтъ у васъ никакого уваженія къ мѣсту, лицамъ? никакого такта?

С. ТОБ. Тактъ строго соблюдается нами въ нашемъ пѣніи. Проваливай!

МАЛ. Сэръ Тоби, я долженъ сообщить вамъ прямо, безъ всякихъ околичностей. Барыня приказала вамъ сказать, что хотя она и пріютила васъ у себя какъ родственника, она нисколько однакожь не родня вашимъ безпорядкамъ. Можете развестись съ дурнымъ вашимъ поведеніемъ — она весьма будетъ вамъ рада; если же нѣтъ и вы соблаговолите разстаться съ ней — она охотно скажетъ вамъ: прощайте.

С. ТОБ. «Прощай же, ангелъ, коль поневолѣ долженъ удалиться».

МАР. Любезный сэръ Тоби.

КЛОВ. «Что дни его ужь сочтены въ его глазахъ то зрится».

МАЛ. Такъ ли?

С. ТОБ. «Но не умру я никогда» —

КЛОВ. Ну это ужь вздоръ, сэръ Тоби.

МАЛ. И я вполнѣ этому вѣрю.

С. ТОБ. «Сказать ему чтобъ удалился?»

КЛОВ. «Что жь если скажешь?»

С. ТОБ. «Сказать чтобъ удалился навсегда?»

КЛОВ. «О нѣтъ же, нѣтъ, ты этого не скажешь никогда».

С. ТОБ. Никакого такта? лжешь, почтеннѣйшій. — Болѣе ты чѣмъ дворецкій? Думаешь: потому что ты воздерженъ, такъ и не бывать ужь ни пирогамъ, ни пиву?

КЛОВ. Такъ, клянусь святой Анной; что и имбирной-то во рту нагрѣваться.

С. ТОБ. Такъ. — Ступай, любезный, чисть цѣпь свою хлѣбнымъ мякишемъ[32]. — Еще кубокъ вина, Марія!

МАЛ. Марія, еслибы ты хоть сколько-нибудь дорожила расположеніемъ барыни, ты не потакалабъ такому безчинству; я сейчасъ же доведу это до ея свѣдѣнія. (Уходитъ.)

МАР. Ступай, хлопай себѣ ушами.

С. АНД. А было бы такъ же хорошо, какъ и выпить проголодавшись, вызвать его на поединокъ, да и не явиться, — одурачить его.

С. ТОБ. Дѣло; я напишу тебѣ вызовъ, или изустно передамъ ему твое негодованіе.

МАР. Любезный сэръ Тоби, будьте только эту ночь потише; потому что барыня, послѣ сегодиняшяго разговора съ молодымъ посланцемъ Герцога, сильно разстроилась. Что же касается до Мальволіо — предоставьте его мнѣ; если я не сдѣлаю его притчей, всеобщимъ посмѣшищемъ — полагайте себѣ, пожалуй, что у меня не хватитъ ума и на столько чтобъ лежать на моей постелѣ вытянувшись. Знаю что съумѣю.

С. ТОБ. Повѣдай же, повѣдай же какъ; разскажи что ты про него знаешь.

МАР. Иногда онъ бываетъ дѣйствительно какъ бы Пуританиномъ.

С. АНД. Знай я это — я отдулъ бы его какъ собаку.

С. ТОБ. Какъ, за пуританство-то? на какомъ же это достаточномъ основаніи, любезнѣйшій?

С. АНД. Достаточнаго-то на это основанія, конечно, нѣтъ; но достаточно хорошее все-таки есть.

МАР. Будь онъ временами, чертъ его возьми, Пуританиномъ, или чѣмъ бы тамъ ни было, въ сущности онъ угодникъ времени, надутый оселъ, заучившій кучу высокопарныхъ рѣчей, которыя и сыпитъ пригоршнями; вполнѣ довольный собой, преисполненный, какъ ему кажется, всевозможными совершенствами, онъ убѣжденъ что кто ни взглянетъ на него — непремѣнно въ него влюбится, и вотъ одно уже это поможетъ мнѣ отомстить ему.

С. ТОБ. Что же думаешь ты сдѣлать?

МАР. Подкину ему нѣсколько темныхъ любовныхъ записочекъ, въ которыхъ, по цвѣту бороды, по формѣ ногъ, по походкѣ, выраженію глазъ, по челу и цвѣту лица, онъ увидитъ несомнѣнное изображеніе именно его. Почеркъ же мой такъ сходенъ съ почеркомъ барышни, вашей племянницы, что въ забытомъ и сами съ трудомъ различаемъ наши руки.

С. ТОБ. Отлично! чую въ чемъ дѣло.

С. АНД. Чуетъ и мой носъ.

С. ТОБ. По подкинутымъ запискамъ, онъ вообразитъ что онѣ отъ племянницы, что она влюблена въ него.

МАР. Замыселъ мой — конь именно этой масти.

С. АНД. И твой конь обратитъ его въ осла.

МАР. Въ осла; вполнѣ увѣрена.

С. АНД. Вотъ чудесно-то будетъ.

МАР. Штука будетъ великолѣпная, ручаюсь; мое зелье, я знаю, непремѣнно подѣйствуетъ. Я поставлю васъ обоихъ — шутъ пусть будетъ третьимъ — близь того самого мѣста, гдѣ онъ найдетъ записку, и вы полюбуетесь какъ онъ будетъ толковать ее. — Отправляйтесь же теперь спать, и пусть снится вамъ эта проказа. Прощайте. (Уходитъ.)

С. ТОБ. Прощай, Пентизилея[33].

С. АНД. Славная она, по моему, дѣвка.

С. ТОБ. Отличная ищейка, чистѣйшей породы, и обожаетъ меня; чтожь такое?

С. АНД. И меня какъ-то разъ обожали.

С. ТОБ. Идемъ же спать. — А послать еще за деньгами необходимо.

С. АНД. Попаду я въ просакъ, если не добуду твоей племянницы.

С. ТОБ. Посылай за деньгами; не добудешь въ концѣ концевъ — назови меня хоть лошадью.

С. АНД. Не назову если — не вѣрь мнѣ никогда ни въ чемъ; принимай это какъ хочешь.

С. ТОБ. Идемъ, идемъ; я подогрѣю еще малую-толику хересу; ложиться теперь спать вѣдь поздно ужь. Идемъ, любезнѣйшій, идемъ. (Уходятъ.)

СЦЕНА 4.

править
Комната во дворцѣ Герцога.
Входятъ Герцогъ, Віола, Курю и другіе.

ГЕРЦ. Дайте мнѣ музыки. — Здравствуйте, господа. — Ту пѣсню, добрый мой Цезаріо, ту старую, отцовскую пѣсню, которую мы слышали вчера вечеромъ; она, казалось, облегчала страсть мою болѣе, чѣмъ веселыя, вычурныя нашего страшно бойкаго и легкомысленнаго времени. Спойте хоть одну только строфу ея.

КУР. Того, кто могъ бы спѣть ее нѣтъ здѣсь, ваше высочество.

ГЕРЦ. Ктожь это былъ?

КУР. Дуракъ Фестъ, шутъ, которымъ такъ потѣшался родитель графини Оливіи. Онъ впрочемъ гдѣ нибудь по близости.

ГЕРЦ. Такъ отыщи его, а между тѣмъ пусть играютъ напѣвъ. (Куріо уходитъ. Музыка играетъ. Віолѣ) Влюбишься когда-нибудь, мой милый — вспомни въ томленьи сладостномъ любви меня, потому что таковы, какъ я, всѣ истинно любящіе: измѣнчивы, привередливы во всемъ, кромѣ постояннаго мечтанія объ обожаемомъ созданіи. — Нравится тебѣ напѣвъ этотъ?

ВІОЛ. Вѣрное онъ эхо троннаго чертога любви.

ГЕРЦ. Ты мастерски выражаешься; ручаюсь жизнью, какъ ты ни молодъ, твои глаза остановились уже на какой нибудь очаровавшей ихъ красѣ. Остановились вѣдь, плутишка?

ВІОЛ. Немножко, съ вашего позволенія.

ГЕРЦ. Чтожь это за женщина?

ВІОЛ. Вылитая вы.

ГЕРЦ. Такъ не стоитъ она тебя. Какихъ, въ самомъ дѣлѣ, лѣтъ?

ВІОЛ. Вашихъ, мой повелитель.

ГЕРЦ. Слишкомъ, клянусь, стара. Женщина должна выходить всегда за старшаго себя; съ такимъ она свыкается; царитъ тутъ вровень въ сердцѣ мужа своего. Потому что наши привязанности, какъ мы тамъ ни превозносимъ себя, слабѣе, непостояннѣй, требовательнѣй, измѣнчивѣй и преходящѣй, чѣмъ женскія.

ВІОЛ. Я вполнѣ того же мнѣнія.

ГЕРЦ. А потому предметъ твоей любви долженъ быть моложе тебя; не удержаться иначе любви твоей на склонѣ. Женщины вѣдь розы — только что распустятся тотчасъ и осыпаются.

ВІОЛ. Да, таковы онѣ; и какая жалость что таковы, что умираютъ только что достигнутъ совершенства!

Входятъ Куріо и Кловнъ.

ГЕРЦ. Сюда, любезный, сюда; свой намъ ту пѣсню что пѣлъ вчера. — Замѣть, Цезаріо, она очень старая и простая. Ее распѣваютъ обыкновенно на открытомъ воздухѣ прядильщицы, чулошницы и юныя, кружево плетущія дѣвы. Наивно правдивая, она дышетъ невинною любовью, какъ само старое время.

КЛОВ. Угодно вамъ слушать?

ГЕРЦ. Да; пой, прошу тебя.

КЛОВ. (Поетъ):

Приди, приди, о смерть давно желанная,

Подъ сѣнь кипарисовъ уложи, упокой;

Отлетай, отлетай жизнь безталанная;

Убитъ я дѣвой жестокой, младой.

Бѣлый мой саванъ осыпьте тисса листами —

Ахъ, никто, никогда

Не разставался еще съ постылыми днями

Такъ охотно какъ я.

Ни цвѣтка, ни цвѣтка благоуханнаго

Не падетъ пусть на гробъ мой черный, простой;

Ни другъ, ни другъ, меня бездыханнаго,

Не проводитъ на вѣчный покой.

Чтобъ отъ тяжкихъ, излишнихъ избавить стенаній

Тамъ вы заройте меня,

Гдѣбъ слезами сокрушенныхъ любовью созданій

Не кропилась могила моя.

ГЕРЦ. (Давая ему деньги). Вотъ тебѣ за трудъ твой.

КЛОВ. Да это совсѣмъ не трудъ, ваше высочество. Пѣть — для меня наслажденье.

ГЕРЦ. Плачу и за наслажденье твое.

КЛОВ. Дѣльно; вѣдь и наслажденье требуетъ, рано или поздно, расплаты.

ГЕРЦ. Можешь теперь оставить насъ[34].

КЛОВ. Да хранитъ же тебя богъ меланхоліи, да сошьетъ тебѣ портной куртку изъ тафты двулишневой, потому что расположеніе твое настоящій опалъ. Людей такъ постоянныхъ я отправлялъ бы въ море, чтобы все могло быть заботой ихъ, а цѣль стремленія — всюду, потому что это-то и заводитъ, всегда изъ-ничего, Богъ знаетъ какъ далеко. Прощай. (Уходитъ.)

ГЕРЦ. (Придворнымъ.) Оставьте и вы насъ. (Куріо и Придворные уходятъ.) Сходи, любезныя Цезаріо, еще разъ къ прекрасному жестокосердію, скажи ей что моя любовь, высшая всего въ мірѣ, дорожитъ не количествомъ грязныхъ земель; скажи что дарованныя ей счастіемъ богатства я считаю такъ же невѣрными, какъ невѣрно само счастіе; что привлекаетъ она меня къ себѣ только тѣмъ дивомъ, тѣмъ высшимъ изъ сокровищъ, которымъ украсила ее природа.

ВІОЛ. Но если она не можетъ любить васъ?

ГЕРЦ. Не могу удовольствоваться я такимъ отвѣтомъ.

ВІОЛ. Должны однакожь. Представьте себѣ что какая-нибудь дѣвушка, а такая можетъ быть и есть, сгараетъ любовью къ вамъ точно такъ же мучительной, какъ ваша къ Оливіи; что вы не можете любить ее, что вы говорите ей это — не должна она удовольствоваться этимъ?

ГЕРЦ. Нѣтъ женской груди, способной выдержать біеніе страсти столь сильной какъ та, которой любовь заставляетъ биться мое сердце; нѣтъ женскаго сердца на столько широкаго чтобъ совмѣстить въ себѣ такъ много; недостаетъ имъ выдержанности. Увы, ихъ любовь можно назвать вожделеніемъ, порожденіемъ не печени[35], а рта, допускающимъ пріѣдчивость, пресыщеніе и отвращеніе; моя же — ненасытна, какъ море, перевариваетъ столько же. Не сравнивай же любовь, которую можетъ питать ко мнѣ женщина, съ моей любовью къ Оливіи.

ВІОЛ. Знаю, однакожь —

ГЕРЦ. Что ты знаешь?

ВІОЛ. Слишкомъ хорошо какъ можетъ любить женщина. Есть и между ними такъ же, какъ мы, вѣрныя сердцемъ. Дочь моего отца любила, какъ, можемъ быть, я, будь я женщина, любила бы васъ.

ГЕРЦ. Чтожь было съ нею?

ВІОЛ. Осталась бѣлою страницей. Никогда не говорила она о любви своей, давъ скрытности, какъ червю въ распуколькѣ, полную волю питаться румянцемъ щекъ ея; изнывала въ безмолвіи; сидѣла, съ блѣдной, блеклой грустью, какъ терпѣніе на могильномъ памятникѣ, улыбаясь скорби. Не было это истинной любовью? Мы мущины можемъ, конечно, и болѣе наговорить и болѣе наклясться, но наши завѣренья рѣшительно не по силамъ, потому что всегда оказываемся великими-то только въ обѣтахъ, а въ самой любви — куды какъ ничтожными.

ГЕРЦ. Умерла твоя сестра отъ любви своей?

ВІОЛ. Я — всѣ дочери моего отца, да и всѣ братья; — но знаю однакожь — Идти мнѣ къ графинѣ?

ГЕРЦ. Ахъ, да; спѣши къ ней; отдай ей этотъ бриліантъ, скажи что любовь моя не можетъ допустить, не потерпитъ отказа. (Уходятъ.)

СЦЕНА 5.

править
Садъ Оливіи.
Входятъ Сэръ Тоби Бэльчъ, Сэръ Андрю Эгъ-чикъ и Фабіанъ.

С. ТОБ. Ступай съ нами, синьоръ Фабіанъ.

ФАБ. Еще бы не пошолъ; прозѣваю хоть крупинку этой потѣхи — шпарьте меня меланхоліей до-смерти.

С. ТОБ. Обрадуешься, если скаредный, пакостный негодяй порядкомъ опозорится?

ФАБ. Возликую; вы знаете — онъ вѣдь, изъ за-медвѣжьей травли, лишилъ меня милостей графини.

С. ТОБ. Устроимъ, на зло ему, новую; одурачимъ его на пропалую — такъ вѣдь, сэръ Андрю?

С. АНД. Не одурачимъ — пропадай мы.

Входитъ Марія.

С. ТОБ. Вотъ и плутовка. — Ну что, индійскій метталъ мой[36]?

МАР. Спрячьтесь всѣ трое за этотъ буковый кустъ. Мальволіо идетъ сюда по этой дорожкѣ. Съ полчаса стоялъ онъ тамъ на солнцѣ, упражняясь въ хорошихъ манерахъ передъ своей тѣнью; не спускайте, ради потѣхи, глазъ съ него: я знаю, это письмо сдѣлаетъ его созерцательнымъ болваномъ. Ну же, именемъ проказы, за кустъ! (Мущины прячутся, она роняетъ письмо на дорожку). Ты же лежи здѣсь — форель, которую надо поймать щекоткой[37], подходитъ. (Убѣгаетъ.)

Входитъ Мальволіо.

МАЛ. Только счастье; все только счастье. Какъ-то Марія говорила вѣдь что она расположена ко мнѣ; слышалъ и я какъ сама она довольно ясно намекала, что, если полюбитъ, то непремѣнно человѣка моего сложенія. Кромѣ того, и обращается она со мной съ такимъ ободрительнымъ уваженіемъ, какъ ни съ кѣмъ изъ прочихъ служителей. Что же долженъ я думать?

С. ТОБ. Каково заносится бездѣльникъ!

ФАБ. Молчите! Созерцаніе дѣлаетъ его рѣдчайшимъ индійскимъ пѣтухомъ; какъ пыжится онъ, поднявъ перья.

С. АНД. Клянусь, я могъ бы такъ отвалять бездѣльника.

С. ТОБ. Молчи.

ВАЛ. Сдѣлаться графомъ Мальволіо —

С. ТОБ. Ахъ, бездѣльникъ!

С. АНД. Застрѣли застрѣли его.

С. ТОБ. Молчи, молчи!

МАЛ. Бывали примѣру; царица Ѳракіи[38] вышла за гардеробмейстера.

С. АНД. Позоръ ей, непотребной!

ФАБ. Да молчите же! онъ вошелъ ужь въ пассію; смотрите какъ воображеніе раздуваетъ его.

МАЛ. Мѣсяца черёзъ три послѣ нашей свадьбы сижу я на парадномъ моемъ креслѣ —

С. ТОБ. О, зачѣмъ нѣтъ у меня самострѣла — влѣпилъ бы ему въ лобъ!

МАЛ. Созываю служителей; сижу же въ бархатномъ съ разводами шлафрокѣ, потому что только всталъ съ одра отдохновенія, на которомъ оставилъ Оливію спящею.

С. ТОБ. Громъ и молнія!

МАЛ. Насладившись соотвѣтственнымъ моему званію почетомъ[39], окидываю ихъ гордымъ взглядомъ; говорю имъ что знаю свое мѣсто такъ, какъ желалъ бы чтобъ они знали свои, и посылаю за родственникомъ Тоби.

С. ТОБ. Адъ и проклятіе!

ФАБ. Молчите, теперь-то и молчите!

МАЛ. Семь служителей отправляются съ покорной поспѣшностью за нимъ; я же, между тѣмъ, хмурюсь, завожу, пожалуй, мои часы, или играю какой-нибудь драгоцѣнностью. Тоби приходитъ, кланяется мнѣ —

С. ТОБ. И жить этому негодяю?

ФАБ. Хоть бы пришлось и за уши вытягивать изъ насъ молчаніе[40] — все таки молчите.

МАЛ. Я вотъ такъ протягиваю ему руку, охлаждая дружественную улыбку строгимъ взглядомъ порицанія.

С. ТОБ. И Тоби не хватитъ тутъ тебя по рожѣ?

МАЛ. И говорю: Дядя Тоби, такъ какъ счастливая звѣзда моя повергла твою племянницу въ мои объятія, то и даруй же мнѣ право сказать тебѣ —

С. ТОБ. Что, что?

МАЛ. Ты долженъ оставить пьянство свое.

С. ТОБ. Убирайся, паршивый!

ФАБ. Да уймитесь же, или порвете нити нашей потѣхи.

ВАЛ. Кромѣ того, ты расточаешь сокровище твоего времени съ глупымъ дворянчикомъ —

С. АНД. Это, ручаюсь, со мной.

МАЛ. Нѣкіимъ сэръ Андрю.

С. АНД. Я зналъ что со мной меня многіе называютъ глупцомъ.

МАЛ. (Увидавъ письмо). Это что такое?

ФАБ. Вотъ, куликъ-то и передъ самымъ силкомъ ужь.

С. ТОБ. Молчи! а его — геній проказъ да надоумитъ читать громко!

МАЛ. (Поднимая письмо). Почеркъ, клянусь жизнію, графини. Это ея Е, ея У, ея Т; точно такъ выводитъ она и свои прописныя И. Тутъ нечего и разговаривать — ея рука.

С. АНД. Ея Е, ея У, ея Т. Къ чему это?

МАЛ. (Читая). «Безвѣстному предмету любви — это, и лучшія мои пожеланія». Ея и фразы! — Съ вашего позволенія, воскъ[41]. — Стой! — и оттискъ-то на немъ ея Лукреція, которой она обыкновенно запечатываетъ; письмо рѣшительно графини. Но къ кому же?

ФАБ. Попадетъ окончательно.

МАЛ. (Читаетъ):

Люблю, Юпитеръ это знаетъ;

Но кого?

Произнести языкъ мой не дерзаетъ,

И не провѣдаетъ никто.

«И не провѣдаетъ никто». — Чтожь за тѣмъ? размѣръ другой! — «И не провѣдаетъ никто». — Что если это ты, Мальволіо?

С. ТОБ. На первый сукъ тебя, барсукъ!

МАЛ. (Читаетъ):

«Могу тому повелѣвать, кого я обожаю,

Но молчаньемъ, какъ Лукреція ножемъ,

Какъ ни больно, мое я сердце поражаю.

М, А, О, И, властелинъ моей души».

ФАБ. Презатѣйливая загадка.

С. ТОБ. Чудо дѣвка.

МАЛ. «М, А, О, И, властелинъ моей души». — Нѣтъ, прежде, посмотримъ, — посмотримъ, — посмотримъ.

ФАБ. Экъ какое блюдо отравы приготовила она ему!

С. ТОБ. И какъ жадно сычь-то на него накинулся.

МАЛ. «Могу тому повелѣвать, кого я обожаю». — Чтожь, мнѣ вѣдь повелѣвать она можетъ; я ей служу, она госпожа моя. Это ясно и самому обыкновенному уму. Это нисколько не перечитъ. — Но конецъ — что значитъ этотъ подборъ буквъ? Еслибъ я могъ составить изъ него что-нибудь подходящее ко мнѣ, — Попробуемъ! — М, О, А, И.

С. ТОБ. Составляй, составляй! Погналъ по ложному слѣду.

ФАБ. А затявкаетъ, хотя все это и воняетъ какъ лисица.

МАЛ. М, — Мальволіо; М, — да именно этой буквой и начинается мое имя.

ФАБ. Не сказалъ я что нападетъ таки? дивный песъ на промахи.

МАЛ. М! — Но за тѣмъ послѣдующее не соотвѣтствуетъ; не примѣняется: должно бы слѣдовать А, а слѣдуетъ О.

ФАБ. Надѣюсь, что благодатнымъ-то О[42], все и кончится.

С. ТОБ. Непремѣнно, или заоретъ у меня: О! подъ палками.

МАЛ. А за тѣмъ въ концѣ И.

ФАБ. Да, будь у тебя глазъ и за спиною[43] — увидалъ бы за собой болѣе позора, чѣмъ счастья..

МАЛ. М, О, А, И; — этотъ намекъ не такъ ясенъ какъ первый, и все-таки, если понатянуть немножко, примѣнимъ ко, мнѣ, потому что всѣ эти буквы есть въ моемъ имени. — За симъ слѣдуетъ проза. (Читаетъ). «Попадетъ это въ твои руки — взвѣсь все хорошенько. Если мое созвѣздіе и возвысило меня надъ тобою — не пугайся знатности; нѣкоторые рождаются знатными, другіе пріобрѣтаютъ знатность, инымъ же знатность сама навязывается. Счастье разверзаетъ тебѣ свои объятія — ринься въ нихъ душой и тѣломъ! А чтобъ пріучить себя къ тому, чѣмъ вѣроятно будешь, сбрось съ себя оболочку смиренія, преобразись. Не уступай родственнику, будь гордъ съ служителями; толкуй о дѣлахъ государственныхъ; кажись страннымъ. Все это совѣтуетъ воздыхающая по тебѣ. Вспомни, кто восхищался желтыми твоими чулками и желалъ чтобъ ты всегда подвязывалъ ихъ крестъ на крестъ. Вспомни, говорю. Дерзай; твое счастье составлено, если только хочешь; нѣтъ — оставайся навсегда дворецкимъ, товарищемъ служителей, недостойнымъ коснуться перстовъ Фортуны. Прощай. Желающая помѣняться съ тобой служеніемъ счастливая несчастливица»'. — Ни свѣтъ дневной, ни какая угодно равнина не откроютъ болѣе; ясно. Буду гордъ, займусь чтеніемъ политическихъ писателей, загоняю сэръ Тоби, омоюсь отъ знакомствъ съ челядью; буду образцомъ, настоящимъ порядочнымъ человѣкомъ. Не дурачу я теперь себя, дозволяя воображенію играть мною, потому что рѣшительно все наводитъ меня на то, что графиня любитъ меня. Она хвалила недавно желтые чулки мои и одобряла перевязываніе ихъ крестъ на крестъ; и тутъ открываетъ этимъ свою любовь ко мнѣ и побуждаетъ, нѣкотораго рода внушеніемъ, но пренебрегать этимъ пріятнымъ для нея нарядомъ. Благодарю звѣзду мою — я счастливъ. Буду страненъ и гордъ въ желтыхъ чулкахъ, перевязанныхъ крестъ на крестъ, которые надѣну сейчасъ же. Юпитеръ и звѣзда моя, благословляю васъ. — Но тутъ есть еще приписка. (Читаетъ). «Невозможно, чтобъ ты не догадался кто я. Раздѣляешь любовь мою — прояви это улыбкой; улыбка такъ идетъ къ тебѣ, и потому, дражайшій, улыбайся въ моемъ присутствіи постоянно; прошу тебя». — Благодарю тебя, Юпитеръ, — буду улыбаться, сдѣлаю все что бы ни потребовала. (Уходить.)

ФАБ. Не промѣняю я моей доли участія въ этой проказѣ и на тысячное жалованье отъ султана.

С. ТОБ. А я готовъ даже жениться на плутовкѣ.

С. АНД. И я тоже.

С. ТОБ. И не спрошу никакого приданаго, кромѣ другой такой штуки.

С. АНД. И я тоже.

Входитъ Марія.

ФАБ. Да вотъ и дивная наша болваноловка.

С. ТОБ. Хочешь поставить ногу на выю мою?

С. АНД. Или на мою?

С. ТОБ. Проиграть тебѣ мою свободу въ шашки, сдѣлаться мнѣ рабомъ твоимъ?

С. АНД. Или мнѣ, пожалуй?

ФАБ. Ты осѣтила его такимъ сновидѣніемъ, что сойдетъ съ ума непремѣнно, какъ только оно изчезнетъ.

МАР. Не шутя, подѣйствовало письмо мое?

С. ТОБ. Какъ aqua-vitae[44] на повитуху.

МАР. Такъ если хотите видѣть плоды этой продѣлки, будьте свидѣтелями перваго же его появленія къ графинѣ: онъ предстанетъ непремѣнно въ желтыхъ чулкахъ, а цвѣтъ этотъ противенъ ей; и въ перевязанныхъ крестъ на крестъ, а она ненавидитъ эту моду; будетъ безпрестанно улыбаться ей, что нисколько не соотвѣтствуетъ грустному расположенію ея духа и не можетъ не унизить его значительно въ глазахъ ея. Хотите это видѣть, ступайте за мной.

С. ТОБ. Хоть къ вратамъ самого Тартара, остроумнѣйшій изъ бесѣнятъ!

С. АНД. И я тоже.

(Уходятъ.)

ДѢЙСТВІЕ III.

править

СЦЕНА 1.

править
Садъ Оливіи.
Входитъ Віола и Кловнъ съ барабаномъ.

ВІОЛ. Да хранитъ тебя Господь, любезный, и инструментъ твой. Живешь ты барабаномъ?

КЛОВ. Живу, сударь, у церкви.

ВІОЛ. Чтожь ты, причетникъ?

КЛОВ. Нисколько; живу только у церкви, потому что живу въ моемъ домѣ, а домъ-то мои подлѣ церкви.

ВІОЛ. Такимъ образомъ ты можешь сказать, что и король, если нищій живетъ подлѣ него, живетъ у нищаго; или что церковь стоитъ подлѣ твоего барабана, если поставишь барабанъ свой подлѣ церкви[45].

КЛОВ. Вполнѣ справедливо. — Каково времячко-то! — Всякое изрѣченіе, для умной головы, рѣшительно лайковая перчатка — сейчасъ вотъ изнанку-то и вывернетъ наружу.

ВІОЛ. Справедливо то, что слишкомъ вольное обращеніе съ словами дѣлаетъ ихъ скоро безпутными.

КЛОВ. Вотъ по этому-то я и не желалъ бы чтобъ у моей сестры было имя.

ВІОЛ. Почему же?

КЛОВ. Да потому что и имя вѣдь слово, а вольное обращеніе съ этимъ словомъ можетъ и сестру сдѣлать безпутной. Слова, въ самомъ дѣлѣ, страшные бездѣльники, съ тѣхъ поръ какъ опозорились обязательствами.

ВІОЛ. На какомъ же это основаніи?

КЛОВ. Никакого не могу привести вамъ безъ словъ, а слова сдѣлались такъ лживы, что мнѣ, право, противно что-нибудь ими доказывать.

ВІОЛ. Ты весельчакъ; ручаюсь, тебѣ все нипочемъ.

КЛОВ. Ну нѣтъ; есть кое-что и почемъ, а вотъ вы, говоря по совѣсти, нипочемъ мнѣ, и если это-то и есть все нипочемъ — желалъ бы чтобъ оно сдѣлало васъ незримыми.

ВІОЛ. Ты не дуракъ ли графини Оливіи?

КЛОВ. Нисколько; нѣтъ у графини Оливіи никакой дури; не хочетъ она держать у себя дураковъ до замужства; дураки же похожи вѣдь на мужей, какъ желѣзница[46] на сельдь — мужья только больше. Я, право, не дуракъ, а перевиратель только словъ графини.

ВІОЛ. Я видѣлъ тебя какъ-то недавно у герцога Орсино.

КЛОВ. Глупость обходитъ вѣдь весь міръ, какъ солнце; свѣтитъ всюду. Больно было бы мнѣ, еслибъ дуракъ не бывалъ съ вашимъ господиномъ такъ же часто, какъ съ моей госпожей. Я, кажется, видѣлъ тамъ вашу мудрость.

ВІОЛ. Ну, если вздумалъ и надо мной подсмѣиваться — не хочу больше толковать съ тобой. (Давая ему монету). Вотъ тебѣ на расходы.

КЛОВ. Да пошлетъ же вамъ Юпитеръ, какъ только разбогатѣетъ волосами, бородку!

ВІОЛ. Скажу тебѣ, не шутя, что изнываю по ней, хоть и не желалъ бы чтобъ на моемъ подбородкѣ она выросла. Дома графиня?

КЛОВ. (Показывая на данную ему монету). А что, еслибъ это было парочкой — принесло бы вѣдь плодъ?

ВІОЛ. Сбереженное и пущенное въ ростъ — конечно.

КЛОВ. Хотѣлось бы мнѣ сыграть роль фригійскаго Пандара — добыть Крессиду этому Троилу[47].

ВІОЛ. Понимаю; ловко вынищилъ. (Даетъ ему другую монету.)

КЛОВ. Да не Богъ знаетъ что; вынищилъ нищую: Крессида была вѣдь нищей. Графиня дома. Я объясню ей откуда вы; кто же вы и что вамъ надо — это внѣ моего кругозора; сказалъ бы: стихіи, но слово это слишкомъ ужь истрепалось. (Уходитъ.)

ВІОЛ. Дуракъ этотъ достаточно уменъ для своей роли, хорошее исполненіе которой требуетъ особенной смышленности. Онъ долженъ соображать расположеніе тѣхъ, надъ кѣмъ потѣшается, свойства ихъ, время; не бросаться, подобному дикому соколу, на всякое перо[48], какое только завидитъ. Ремесло его такъ же трудно, какъ и промыселъ умнаго; потому что только ловкое дурачество и хорошо въ немъ; дурачества же умныхъ наводятъ на сомнѣніе въ самомъ даже умѣ ихъ.

Входятъ Сэръ Тоби Бэльчъ и Сэръ Андрю Эгъ-чикъ.

С. ТОБ. Здравствуйте.

ВІОЛ. Здравствуйте.

С. АНД. Dieu vous garde, monsieur.

ВІОЛ. Et vous aussi; votre serviteur[49].

С. АНД. Надѣюсь что такъ, государь мой; точно такъ же и я — вашъ.

С. ТОБ. Угодно вамъ войдти въ домъ; племянница желаетъ, чтобъ вы вошли, если есть у васъ какое нибудь до нея дѣло.

ВІОЛ. Весьма благодаренъ вашей племянницѣ; дѣйствительно она — цѣль моего прихода.

С. ТОБ. Попытайте жь, государь мой, ваши ноги, приведите ихъ въ движеніе.

ВІОЛ. Мои ноги лучше понимаютъ меня, чѣмъ я, что вы хотите сказать предложеніемъ попытать ихъ.

С. ТОБ. Чтобъ шли, государь мой, чтобъ вошли.

ВІОЛ. Отвѣчу вамъ шествіемъ и вшествіемъ. Но мы предупреждены.

Входятъ Оливія и Марія.

Прекраснѣйшая, совершеннѣйшая, да дождитъ на тебя небо благовоніями!

С. АНД. Юноша этотъ отличнѣйшій придворный. Дождитъ благовоніями! превосходно!

ВІОЛ. Мое дѣло, графиня, имѣетъ голосъ только для вашего въ высшей степени благосклоннаго и снисходительнаго уха.

С. АНД. Благовонія, благосклонность, снисходительность. (Записывая въ свою книжку) Усвою тотчасъ же всѣ три.

ОЛИВ. Затворите калитку; оставьте насъ. (Сэръ Тоби, Сэръ Андрю и Марія уходятъ.) Дайте мнѣ вашу руку.

ВІОЛ. Мой долгъ, графиня, моя обязанность.

ОЛИВ. Какъ ваше имя?

ВІОЛ. Цезаріо имя вашего слуги, прекрасная.

ОЛИВ. Моего слуги! Нѣтъ веселья съ тѣхъ поръ, какъ низкое притворство стало называться вѣжливостью. Вы слуга герцога Орсино, молодой человѣкъ.

ВІОЛ. А онъ вашъ; его же — по-неволѣ долженъ быть и вашимъ. Слуга вашего слуги вашъ слуга, графиня.

ОЛИВ. Что до него, я нисколько о немъ не думаю; желалабъ чтобъ и въ его помыслахъ я была пробѣломъ, а не пренаполненіемъ ихъ.

ВІОЛ. А я пришолъ оживить добрую память о немъ.

ОЛИВ. О, нѣтъ, сдѣлайте милость; вѣдь я ужь просила васъ никогда не говорить мнѣ о немъ; если же есть какая-нибудь другая просьба, я выслушаю ее охотнѣй и музыки сферъ.

ВІОЛ. Графиня —

ОЛИВ. Нѣтъ, дайте мнѣ высказаться, прошу васъ. Послѣ того очарованья, которое вы, въ прошлый разъ, произвели здѣсь, я послала въ погоню за вами кольцо; ввела такимъ образомъ въ обманъ себя, моего служителя, боюсь, и васъ. Не могла я не подвергнуться жестокому осужденію, навязавъ вамъ, низкой хитростью[50], то, что, вы знали, не принадлежало вамъ; что должны вы были подумать? Не поставили вы честь мою къ позорному столбу, не травили ее всѣми разнузданными мыслями, какія только можетъ придумать злорадное сердце? Для человѣка такъ, какъ вы, понятливаго этого достаточно; флёръ — не грудь скрываетъ бѣдное мое сердце. Говорите теперь.

ВІОЛ. Мнѣ жаль васъ.

ОЛИВ. Это шагъ къ любви.

ВІОЛ. Нѣтъ, нѣтъ, нисколько. Кому жь не извѣстно, что часто и врага жалѣютъ.

ОЛИВ. Можно еще, стало, снова и посмѣяться. — О, Боже, какъ способны бѣдные быть гордыми. Суждено быть добычей, такъ лучше ужь пасть ото льва, чѣмъ отъ волка. (Бьютъ часы). Часы упрекаютъ меня напрасной тратой времени. — Успокойся, добрый юноша; отрекаюсь отъ всякихъ притязаній на тебя, хотя и сознаю, что въ жатвенную пору ума и юности жена твоя пожнетъ прекраснѣйшаго мужа. Вотъ ваша дорога, прямо на западъ.

ВІОЛ. Пойду на западъ. Красота и хорошее расположеніе духа да не покидаютъ васъ, графиня, никогда! А господину моему ничего не поручите сказать?

ОЛИВ. Постой. Прошу, скажи что ты обо мнѣ думаешь?

ВІОЛ. Что вы думаете что вы не то что вы есть.

ОЛИВ. Если я это думаю, то думаю тоже самое и о тебѣ.

ВІОЛ. И не ошибаетесь; я не то что есть.

ОЛИВ. Желала бы чтобъ ты былъ тѣмъ, чѣмъ мнѣ хотѣлось бы.

ВІОЛ. Былолибъ это лучше того, что я есть? Хотѣлъ бы чтобъ было; потому что теперь шутъ я вашъ.

ОЛИВ. О, сколько гнѣвной прелести въ досадѣ, негодованіи губъ его! И кровавое преступленіе не обнаруживаетъ себя такъ скоро, какъ любовь, желающая быть скрытой; ночь любви — полдень. Цезаріо, розами весны, дѣвственностью, честью, правдой и всѣмъ что есть святаго клянусь — люблю тебя такъ, что, несмотря на твою гордость, ни умъ, ни благоразуміе не могутъ скрыть моей страсти. Не выводи изъ этого, изъ того что сама ищу любви твоей — что не стоитъ отвѣчать на нее. Вѣрь, хороша любовь искомая, еще лучше рождающаяся безъ исканій.

ВІОЛ. Клянусь невинностью и юностью моей, есть у меня и сердце, и любовь, и вѣрность, но не для женщины, и никогда ни одной, кромѣ меня, не быть царицей ихъ. Прощайте, графиня; отнынѣ не передавать уже мнѣ вамъ горя моего господина.

ОЛИВ. Нѣтъ, приходи опять; можетъ тебѣ и удастся еще склонить это сердце на любовь къ тому, чья любовь теперь такъ противна ему.

(Уходятъ.)

СЦЕНА 2.

править
Комната въ домъ Оливіи.
Входятъ Сэръ Тоби, Сэръ Андрю и Фабіанъ.

С. АНД. Нѣтъ, ей-богу, ни минуты не остаюсь здѣсь долѣе.

С. ТОБ. Отчего же, зелье мое, отчего?

ФАБ. Вы, сэръ Андрю, непремѣнно должны сказать: отчего.

С. АНД. Оттого что видѣлъ, что твои племянница была такъ благосклонна къ служителю Герцога, какъ никогда ко мнѣ; видѣлъ что было въ саду.

С. ТОБ. А тебя, скажи старый дурень, видѣла она?

С. АНД. Какъ я васъ.

ФАБ. Такъ это сильнѣйшее доказательство ея любви къ вамъ.

С. АНД. Что ты, за осла что ли меня принимаешь?

ФАБ. Докажу законнымъ образомъ, присягой ума и здраваго смысла.

С. ТОБ. А они были присяжными еще до поры, когда Ной сдѣлался мореходомъ.

ФАБ. Она любезничала съ молодымъ человѣкомъ на вашихъ глазахъ единственно для того, чтобъ раздражить васъ, чтобъ пробудить сонливое какіе мужество, вложить огонь въ ваше сердце, сѣру въ вашу печень; вамъ слѣдовало тутъ же подойдти къ нимъ и загонять молодчика, какой-нибудь только что вычеканенной шуткой, до онѣмѣнія. Этого-то и ожидали отъ васъ, и не дождались; вы дали время смыться двойной позолотѣ благопріятнаго случая и занеслись въ мнѣніи графини на самый сѣверъ, гдѣ и висѣть вамъ, подобно сосулькѣ на бородѣ Голандца, до тѣхъ поръ, пока не возвратите его какой-нибудь достохвальной выходкой храбрости или, пожалуй, политики.

С. АНД. Если ужь какъ-нибудь надо, такъ храбростью; потому что политику я ненавижу. Сдѣлаться политикомъ для меня все равно что сдѣлаться Бровнистомъ[51].

С. ТОБ. Такъ и сооруди зданіе своего счастія на основаніи храбрости. Вызови герцогскаго юнца на единоборство; рань его въ одиннадцати мѣстахъ; племянница непремѣнно обратитъ на это вниманіе. Вѣрь, никакая сваха въ мірѣ не отрекомендуетъ мущину женщинѣ лучше молвы о храбрости.

ФАБ. Другаго нѣтъ, сэръ Андрю, средства.

С. АНД. Передастъ ему кто нибудь изъ васъ вызовъ?

С. ТОБ. Ступай, напиши его въ самомъ воинственномъ тонѣ; будь задоренъ и кратокъ; дѣло не въ остроуміи; такъ-то онъ и будетъ и замысловатъ и краснорѣчивъ; поноси со всѣмъ своеволіемъ чернилъ; не будетъ лишнимъ если раза три и тыкнешь; настрочи лжи сколько умѣстится на листѣ, хотя бы онъ былъ и такъ громаденъ что покрылъ бы даже ложе Вера[52] Ступай! Да смотри же, чтобъ въ чернилахъ было достаточно желчи, хоть и будешь писать гусинымъ перомъ. Ничего это. Съ Богомъ, за дѣло.

С. АНД. Гдѣ же найду я васъ?

С. ТОБ. Въ нашемъ cubiculo[53]. Ступай. (Сэри Андрю уходитъ.)

ФАБ. Дорогой это для васъ человѣчекъ, сэръ Тоби.

С. ТОБ. Да и я, любезный не дешевъ ему пришелся: тысячи въ двѣ, или около.

ФАБ. Славное письмо настрочитъ онъ; но вы вѣдь не отдадите его.

С. ТОБ. Никогда не вѣрь мнѣ, если не отдамъ; подстрекну еще молодаго-то человѣка къ отвѣту. Увѣренъ, что ни волами, ни канатами ихъ не стащишь. Что касается до Андрю, если его вскроютъ и ты найдешь въ его печени хоть на столько крови чтобъ блоха могла замочить свои лапки — готовъ съѣсть все, что останется отъ вскрытія.

ФАБ. Да и противникъ-то его, молодой-то человѣкъ, судя по лицу, не очень-то свирѣпъ.

Входитъ Марія.

С. ТОБ. Вотъ и младшій изъ девяти крапивниковъ[54].

МАР. Хотите разстроить селезенку, досмѣяться до колотья — идите за мною. Дурень Мальволіо сдѣлался язычникомъ, совершеннѣйшимъ ренегатомъ, потому что никакой христіанинъ, надѣющійся достигнуть истинной вѣрой блаженства, никогда не повѣритъ возможности такого набора несообразнѣйшихъ глупостей. Онъ въ желтыхъ чулкахъ.

С. ТОБ. Перевязанныхъ крестъ на крестъ?

МАР. Противнѣйшимъ образомъ, какъ у педанта преподающаго въ церкви. — Я подстерегала его, какъ его убійца. Онъ въ точности исполняетъ все что требуется подброшеннымъ письмомъ. Улыбаясь, бороздитъ лице такимъ множествомъ полосъ, какого нѣтъ и на новѣйшей картѣ, съ придаткомъ Индіи[55]; ничего подобнаго вы не видывали еще; я едва удержалась, чтобъ чѣмъ нибудь не швырнуть въ него. Увѣрена, что графиня не выдержитъ — ударитъ, а ударитъ — онъ улыбнется, приметъ это за величайшую благосклонность.

С. ТОБ. Веди, веди насъ. (Уходятъ.)

СЦЕНА 3.

править
Улица.
Входятъ Антоніо и Себастіанъ.

СЕБ. Своимъ собственнымъ желаніемъ я низачто не обеспокоилъ бы васъ; но такъ какъ вы и въ беспокойствѣ находите удовольствіе — кончаю мои пени.

АНТ. Я не могъ безъ васъ оставаться; меня шпорила моя къ вамъ привязанность, острѣйшая зубчатаго желѣза, и не однимъ только желаніемъ васъ видѣть — хотя и этого достаточно чтобъ побудить на дальнѣйшій еще путь, — но и опасеніемъ всякаго, что можетъ съ вами случиться въ странѣ совершенно вамъ незнакомой, для иноземца, безъ друга и путеводителя, часто дикой и негостепріимной. Любовь и это опасеніе погнали меня за вами.

СЕБ. Добрый Антоніо, я могу отвѣтить только благодареніями; благодареніями, одними только благодареніями; за услуги за-частую отдѣлываются вѣдь этой ничего не стоящей платой. Соотвѣтствуй мои средства желанію — я лучше расплатился бы съ вами. Что же станемъ мы дѣлать? Пойдемъ осматривать древности города?

АНТ. Отложимъ это до завтра, а теперь позаботимся лучше о ночлегѣ.

СЕБ. Я не усталъ, а до ночи далеко еще; прошу, потѣшимъ глаза памятниками и всѣмъ что составляетъ славу этого города.

АНТ. Извините; прогулка но этимъ улицамъ не совсѣмъ для меня безопасна.

Разъ, въ схваткѣ съ галерами Герцога, я такъ удружилъ, что, попадись я здѣсь — не сдобровать мнѣ.

СЕБ. Много побили, стало, народу?

АНТ. Нѣтъ, дѣло было не кровавое, хотя но многому могло сдѣлаться и такимъ. Въ послѣдствіи можно было, конечно, все поправить возвращеніемъ отнятаго — что многіе изъ нашихъ, ради торговли, и сдѣлали, — но я не согласился, и за это, поймаютъ меня здѣсь, придется дорого поплатиться.

СЕБ. Такъ не ходитежь такъ открыто.

АНТ. И не буду. — Вотъ вамъ кошелекъ мой. Остановиться намъ всего лучше въ южномъ предмѣстіи города; въ гостинницѣ Слона. Я закажу тамъ ужинъ, а вы между тѣмъ обманете время, умножите свои знанія осмотромъ города.

СЕБ. Но начто же мнѣ кошелекъ-то вашъ?

АНТ. На случаи, если какая нибудь бездѣлушка понравится и вамъ захотѣлось бы купить ее; ваши же средства, полагаю, не таковы, чтобъ тратить ихъ на вздоры.

СЕБ. Буду ношатаемъ кошелька вашего. До свиданія.

АНТ. Въ гостинницѣ Слона.

СЕБ. Помню. (Уходитъ.)

СЦЕНА 4.

править
Садъ Оливіи.
Входятъ Оливія и Марія.

ОЛИВ. Я послала за нимъ. Скажетъ: приду — какъ угощу я его? чѣмъ подарю? вѣдь юность чаще покупается, чѣмъ вымаливается или занимается. Но я слишкомъ ужь громко разговорилась. — Гдѣ Мальволіо? — онъ угрюмъ и важенъ — вполнѣ къ моей судьбѣ подходящій служитель. — Гдѣ Мальволіо?

МАР. Шелъ, казалось, сюда; но въ какомъ-то странномъ состояніи. Точно помѣшанный.

ОЛИВ. Что съ нимъ? Бѣснуется?

МАР. Нѣтъ, все только посмѣивается; во всякомъ случаѣ не мѣшалобъ, чтобъ при немъ кто-нибудь былъ подлѣ васъ; онъ, право, помѣшался.

ОЛИВ. Позови его ко мнѣ. Тожественны грустное и веселое помѣшательства — и я, какъ онъ, помѣшана.

Марія возвращается съ Мальволіо.

Что съ тобой, Мальволіо?

МАЛ. (Дурацки посмѣиваясь). Хе, хе, хе, прелестнѣйшая графиня.

ОЛИВ. Ты смѣешься, а я послала за тобой по весьма непріятному поводу.

МАЛ. Непріятному, графиня? непріятно-то моглобъ быть мнѣ. Это — такое, то-есть, крестъ на крестъ подвязываніе, — затрудняетъ нѣкоторымъ образомъ кровообращеніе; но чтоже? Нравится это очамъ одной, и по мнѣ, какъ говорится въ одномъ правдивомъ сонетѣ:"нравлюсь одной — нравлюсь всѣмъ".

ОЛИВ. Да что съ тобой? что у тебя такое?

МАЛ. Ничего чернаго на душѣ, хотя ноги-то и пожелтѣли. Въ его оно рукахъ, и все что требуется будетъ исполнено. Знаемъ, полагаю, прелестный римскій почеркъ.

ОЛИВ. Ступай, лягь въ постель, Мальволіо.

МАЛ. Въ постель? Да, приду, приду къ тебѣ, мое сокровище.

ОЛИВ. Господь да поможетъ тебѣ! Что ты все улыбаешься, цѣлуешь такъ часто свою руку?

МАР. Что съ тобой, Мальволіо?

МАЛ. Хотѣлось бы знать тебѣ? Да, такъ вотъ соловьи и станутъ отвѣчать галкамъ.

МАР. Что значитъ эта смѣшная дерзость, съ которой ты явился къ графинѣ?

МАЛ. «Не пугайся знатности». — Такъ вѣдь писано.

ОЛИВ. Что хочешь ты сказать этимъ?

МАЛ. «Нѣкоторые родятся знатными». —

ОЛИВ. А!

МАЛ. «Другіе пріобрѣтаютъ знатность», —

ОЛИВ. Что говоришь ты?

МАЛ. «Инымъ же знатность сама навязывается».

ОЛИВ. Да исцѣлитъ тебя небо!

МАЛ. «Вспомни кто восхищался желтыми твоими чулками»; —

ОЛИВ. Желтыми твоими чулками?

МАЛ. «И желалъ чтобъ ты всегда подвязывалъ ихъ крестъ на крестъ».

ОЛИВ. Крестъ на крестъ?

МАЛ. «Дерзай; счастье твое составлено, если только хочешь» —

ОЛИВ. Мое счастье составлено?

ВАЛ. «Нѣтъ — оставайся навсегда дворецкимъ».

ОЛИВ. Онъ рѣшительно помѣшался.

Входитъ Служитель.

СЛУЖ. Графиня, посланный графа Орсино воротился; насилу уговорилъ; онъ ждетъ вашихъ приказаній.

ОЛИВ. Иду. (Служитель уходитъ.) Распорядись, любезная Марія, чтобъ о бѣдномъ позаботились. Гдѣ дядя Тоби? Пусть хоть двое изъ служителей постоянно наблюдаютъ за нимъ. И изъ-за половины моего приданаго не захочу чтобъ съ нимъ случилось что нибудь недоброе. (Уходитъ съ Маріей.)

МАЛ. О-то-то! не начало это сближенія со мной? Не кто другой, а сэръ Тоби долженъ позаботиться обо мнѣ. Это вполнѣ согласно съ письмомъ; она шлетъ его, чтобъ я могъ оказать мое къ нему пренебрежете, потому что въ письмѣ именно къ тому побуждаетъ. «Сбрось съ себя оболочку смиренія», пишетъ она; «не уступай родственнику, будь гордъ съ служителями, толкуй о дѣлахъ государственныхъ, кажись страннымъ!» — приводитъ за тѣмъ и все, что для этого нужно: лице, напримѣръ, угрюмое, поступь важную, рѣчь медленную, на манеръ какой-либо знатной особы, и такъ далѣе. Изловилъ я ее; но это дѣло Юпитера, и Юпитеръ да содѣлаетъ меня благодарнымъ! — И сейчасъ, уходя: «распорядись, чтобъ о бѣдномъ позаботились». О бѣдномъ! не о Мальволіо, не соотвѣтственно моему званію, а о бѣдномъ. Все сходится: ни грана, ни скрупула сомнѣнія, ни малѣйшей задоринки, никакого неимовѣрнаго или неблагонадежнаго обстоятельства. — Что можно сказать противъ? Ничего такого, что бы могло стать между мной и полной перспективой надеждъ моихъ. Но не я, а Юпитеръ творецъ этого — ему благодареніе.

Возвращается Марія съ Сэръ Тоби и Фабіаномъ.

С. ТОБ. Куда же, ради самого Бога, запропастился онъ? Хотя бы и всѣ бѣсы ада въ уменьшенномъ видѣ, цѣлый легіонъ ихъ вселился въ, него — я поговорю съ нимъ.

ФАБ. Вотъ, вотъ онъ. — Что съ вами, что съ вами, почтеннѣйшій?

МАЛ. Убирайтесь; увольняю васъ; дайте мнѣ насладиться моимъ уединеніемъ; убирайтесь.

МАР. Слышите, какъ коварно говоритъ въ немъ нечистый! не говорила я вамъ? — Сэръ Тоби, графиня проситъ васъ позаботиться о немъ.

МАЛ. А! проситъ?

С. ТОБ. Постойте, не мѣшайте; съ нимъ надо кротко обращаться; предоставьте это мнѣ одному. — Ну что, Мальволіо? что съ тобою? Полно, любезный, не поддавайся сатанѣ; сообрази что онъ врагъ рода человѣческаго.

ВАЛ. Знаешь ты, что говоришь ты?

МАР. Видите какъ горячо принимаетъ онъ къ сердцу дурное слово о сатанѣ! Дай-то Богъ, чтобъ не оказался совсѣмъ околдованнымъ.

ФАБ. Снеси мочу его къ ворожеѣ.

МАР. Буду жива — будетъ и это завтра же утромъ сдѣлано. Графиня и за большее, чѣмъ могу сказать не хотѣла бы потерять его.

МАЛ. Почему же, милѣйшая?

МАР. О, Господи!

С. ТОБ. Да замолчи же, прошу тебя; развѣ такъ надо? Не видишь что раздражаешь только? Предоставь мнѣ.

ФАБ. Только лаской и можно: ласковѣй, ласковѣй! Врагъ грубъ, и не хочетъ чтобъ съ нимъ грубо обращались.

С. ТОБ. Ну чтоже, плутишка? какъ поживаешь, моя куколка?

МАЛ. Сэръ!

С. ТОБ. Идемъ со мной, мой цыпленочекъ. Полно, не пристало солидности играть съ сатаной въ вишенныя косточки[56]. Пошли на висѣлицу гнуснаго этого угольщика!

МАР. Заставьте его, добрый сэръ Тоби, прочесть молитву, заставьте помолиться.

МАЛ. Помолиться, кривляка?

МАР. Ручаюсь, онъ ни на что благочестивое не согласится.

МАЛ. Чтобъ вамъ всѣмъ удавиться! пустота, ничтожество вы. Не вашей я стихіи; услышите еще обо мнѣ. (Уходитъ).

С. ТОБ. Ну кто бы повѣрилъ?

ФАБ. Будь это театральное представленіе — я осудилъ бы его какъ неправдоподобнѣйшій вымыселъ.

С. ТОБ. Онъ весь проникся заразой нашей выдумки.

МАР. Не давайтежь ему отдыха, чтобъ она, обнаружившись, не выдохлась.

ФАБ. Мы, пожалуй, и въ самомъ дѣлѣ сведемъ его съ ума.

МАР. Тѣмъ покойнѣй будетъ въ домѣ.

С. ТОБ, Затащимъ его въ темную комнату и свяжемъ. Племянница убѣждена что онъ помѣшался, и мы смѣло можемъ продолжать — намъ на потѣху, ему въ наказанье, — пока сама наша потѣха, истощившись, за насъ не сжалиться надъ нимъ; и тогда, обсудивъ всю продѣлку, мы увѣнчаемъ тебя какъ искуснѣйшую открывательницу сумасшедшихъ. Но вотъ, смотрите, смотрите —

Входите Сэръ Андрю Эгъ-чикъ.

ФАБ. Еще матеріалъ для майскаго утра[57].

С. АНД. Потъ вызовъ, прочтите; ручаюсь, есть въ немъ и уксусъ и перецъ.

ФАБ. Ужь какъ будто такъ ѣдокъ?

С. АНД. Ручаюсь, прочтите только.

С. ТОБ. Давай. (Читаете) «Юноша, кто бы ты ни былъ, ты все-таки паршивикъ».

ФАБ. Хорошо и доблестно.

С. ТОБ. (Читаете) «Не дивись и не изумляйся мысленно, почему я такъ тебя называю, потому что не скажу тебѣ никакой тому причины».

ФАБ. Ловкая, ограждающая отъ преслѣдовали закона увертка.

С. ТОБ. (Читаетъ) «Ты приходишь къ графинѣ Оливіи, и она на моихъ глазахъ любезничаетъ съ тобой; но ты лжешь — не изъ-за этого вызываю я тебя» —

ФАБ. Коротко и чрезвычайно хитро-безсмысленно.

С. ТОБ. (Читаетъ) «Я подстерегу тебя на возвратномъ пути домой, и если тебѣ удастся убить меня» —

ФАБ. Прекрасно.

С. ТОБ. (Читаетъ) «Ты убьешь меня, какъ мерзавецъ и бездѣльникъ».

ФАБ. Все на навѣтренной сторонѣ закона. Отлично.

С. ТОБ. (Читаетъ) «Прощай, и да умилосердится Господь надъ одной изъ нашихъ душъ! Онъ можетъ умилосердиться и надъ моей; но я благонадежнѣе, и потому смотри въ оба. Твой другъ, смотря по встрѣчѣ, и заклятой твой врагъ Андрю Эгъ-чикъ». — Если это письмо не расшевелитъ его — не шевельнутъ и ноги. Я передамъ его.

МАР. Можете сейчасъ же. Онъ теперь у графини и скоро пойдетъ домой.

С. ТОБ. Ступай же, сэръ Андрю, стереги его, какъ сыщикъ, на углу сада, и только что завидишь, обнажи мечь; обнажая же мечь, разразись страшнѣйшими проклятіями; вѣдь грозными проклятіями, бойко и зычно изрыгаемыми, часто добываютъ такую славу храбрости, какой никогда не добыть самымъ дѣломъ. Отправляйся!

С. АНД. Ну, за проклятіями-то у меня дѣло не станетъ. (Уходитъ.)

С. ТОБ. А письма-то я не отдамъ. Изъ того какъ молодой человѣкъ себя держитъ видно что онъ уменъ и образованъ; что подтверждается и ролью посредника между Герцогомъ и племянницей; совершенно безграмотное письмо это не испугаетъ его — онъ тотчасъ догадается что оно отъ какого-нибудь олуха. Я передамъ ему вызовъ изустно; припишу Эгъ-чику необыкновенную храбрость, внушу молодому человѣку — по молодости, я знаю, онъ повѣритъ, — самое высокое мнѣніе о его свирѣпости, искусствѣ, ярости и запальчивости. Это такъ запугаетъ обоихъ, что они, какъ василиски, убьютъ другъ друга взглядомъ.

Входятъ Оливія и Віола.

ФАБ. Вотъ онъ идетъ сюда съ вашей племянницей; оставимъ ихъ пока; простится онъ съ ней — вы тотчасъ и приступите къ нему.

С. ТОБ. Придумаю между тѣмъ страшнѣйшія выраженія для вызова. (Уходитъ съ Фабіаномъ и Маріей.)

ОЛИВ. Слишкомъ много высказала я каменному сердцу, слишкомъ необдуманно предала ему честь мою. Есть во мнѣ что-то укоряющее мой проступокъ, но проступокъ этотъ такъ упорно силенъ что смѣется надъ укоромъ.

ВІОЛ. Точно такъ же, какъ ваша страсть, дѣйствуетъ и горе моего повелителя.

ОЛИВ. Возьми и носи, изъ любви ко мнѣ, это украшеніе — это мой портретъ; не отказывай — нѣтъ у него языка, чтобъ досаждать тебѣ; а завтра, прошу, приди опять. Изъ всего что ты попросилъ бы, въ чемъ, не соединенномъ съ ущербомъ чести, отказала бы я тебѣ?

ВІОЛ. Прошу только любви къ моему повелителю.

ОЛИВ. Могу ли безъ ущерба для чести даровать ему то, что даровала уже тебѣ?

ВІОЛ. Я разрѣшаю.

ОЛИВ. Хорошо, приди только завтра. Прощай; такой злой духъ, какъ ты, въ состояніи увлечь меня и въ адъ.

(Уходитъ.)
Входятъ Сэръ Тоби Бэльчъ и Фабіанъ.

С. ТОБ. Синьоръ, да хранитъ васъ Господь.

ВІОЛ. Васъ также.

С. ТОБ. Какое бы ни было у васъ оружіе, беритесь за него скорѣе; какого рода оскорбленіе нанесли вы, я не знаю, но врагъ вашъ, ярый и кровожадный, какъ охотникъ, поджидаетъ васъ на углу сада; обнажитежь проворнѣй шпагу, потому что вашъ противникъ быстръ, искусенъ и безпощаденъ.

ВІОЛ. Вы, навѣрное, ошибаетесь, принимая меня за кого нибудь другаго; нѣтъ у меня ни съ кѣмъ ссоры, ни слѣда въ моей памяти какой-либо кому-нибудь нанесенной обиды.

С. ТОБ. А на дѣлѣ, вѣрьте, окажется не то, и потому, дорожите хоть сколько-нибудь жизнью, берегитесь; противникъ вашъ совмѣщаетъ въ себѣ все, что могутъ даровать юность, искусство и злоба.

ВІОЛ. Скажите же, прошу васъ, кто онъ?

С. ТОБ. Дворянинъ, посвященный въ рыцари незазубреннымъ мечемъ и на коврѣ[58]; но чертъ въ частной ссорѣ: развелъ уже три тѣла съ душой, и въ настоящее время разбѣшенъ до такой степени что, кромѣ предсмертнаго томленія и похоронъ, ничѣмъ не удовлетворится. Будь что будетъ, девизъ его; бери или давай!

ВІОЛ. Я вернусь въ ломъ и попрошу у графини провожатыхъ. Я не боецъ. Я слыхалъ, что есть люди, которые нарочно заводятъ ссору, чтобъ попытать храбрость другаго; вѣрно это одинъ изъ такихъ.

С. ТОБ. Нѣтъ, синьоръ; его негодованіе вытекаетъ изъ весьма достаточнаго оскорбленія, и потому ступайте и удовлетворите его. Назадъ въ домъ, не продѣлавъ со мной того, что можете покончить съ нимъ съ большимъ успѣхомъ, вамъ не вернуться. Обнажайтежь шпагу, потому что должны раздѣлаться — это вѣрно, или отрекитесь клятвенно отъ права носить булатъ при бедрѣ.

ВІОЛ. Это такъ же невѣжливо, какъ и странно. Прошу васъ, сдѣлайте такое одолженіе, узнайте отъ него чѣмъ я оскорбилъ его; во всякомъ случаѣ какъ-нибудь по неосторожности — отнюдь не съ умысломъ.

С. ТОБ. Извольте. Синьоръ Фабіанъ, побудьте съ нимъ до моего возвращенія. (Уходитъ.)

ВІОЛ. Скажите пожалуйста, знаете вы въ чемъ дѣло?

ФАБ. Знаю только что онъ раздраженъ противъ васъ до того, что не миновать смертоносной раздѣлки, и ничего болѣе.

ВІОЛ. Что же это за человѣкъ?

ФАБ. Наружность его нисколько не обѣщаетъ той необычайности, которую, весьма вѣроятно, откроетъ вамъ испытаніе его мужества. Искуснѣе, кровожаднѣе и губительнѣе этого противника дѣйствительно не сыскать во всей Иллиріи. Угодно вамъ пойдти къ нему? Я постараюсь, если съумѣю, помирить васъ.

ВІОЛ. Премного обяжете. Для меня, что бы тамъ ни подумали о моей храбрости, лучше имѣть дѣло съ попомъ, чѣмъ съ такимъ витяземъ. (Уходятъ.)

Сэръ Тоби возвращается съ Сэръ-Андрю, робко за нимъ слѣдующимъ.

С. ТОБ. Сущій это, говорю тебѣ, чертъ; такой фуріи я и не видывалъ еще. Попробовалъ пройтись съ нимъ на шпагахъ въ ножнахъ и со всѣмъ, и онъ нанесъ мнѣ ударъ съ такой убійственной стремительностью, что но было никакой возможности избѣгнуть его; угоститъ и тебя такъ вѣрно, какъ твои ноги коснутся земли только что ступишь. Говорятъ онъ былъ фехтовальнымъ учителемъ Султана.

С. АНД. Провались онъ, не хочу я драться съ нимъ.

С. ТОБ. Но его не уломаешь теперь. Фабіанъ едва его удерживаетъ.

С. АНД. Чертъ его возьми; знай я, что онъ храбръ и такъ искусенъ, ни за что, пропадай онъ, не вызвалъ бы я его. Уговори его оставить это дѣло — подарю ему лошадь, сѣраго моего Капилета.

С. ТОБ. Предложу. Подожди же здѣсь, да держись смѣлѣе; можетъ и покончимъ все безъ гибели душъ. (Про себя) Поѣзжу я и на твоей лошади, какъ ѣзжу на тебѣ самомъ.

Фабіанъ возвращается съ Віолой, робко за нимъ слѣдующей.

(Фабіану). Его лошадь за мировую моя; я увѣрилъ его что молодой человѣкъ сущій чертъ.

ФАБ. (Сэръ Тоби). А онъ такого же мнѣнія о немъ; блѣденъ, дрожитъ, точно медвѣдь за спиной.

С. ТОБ. (Віолѣ). Ничто не помогаетъ, синьоръ; онъ непремѣнно хочетъ драться съ вами, чтобъ сдержать свою клятву. Обдумавъ, впрочемъ, причину ссоры, онъ находитъ ее теперь не стоящей даже и рѣчи; обнажитежь мечь чтобъ дать ему только возможность сдержать клятву; онъ завѣряетъ что не нанесетъ вамъ никакого вреда.

ВІОЛ. (Про себя). Помоги Боже! — Еще бездѣлица, и я открою какой я мужъ.

ФАБ. Разсвирѣпѣетъ онъ слишкомъ — отступите.

С. ТОБ. Ну, сэръ Андрю, ни что не помогаетъ; молодой человѣкъ, чтобъ поддержать честь свою, непремѣнно хочетъ обмѣняться съ тобой нѣсколькими ударами; по законамъ дуели, онъ никакъ не можетъ обойдтись безъ этого, но далъ честное, дворянское слово, что не нанесетъ тебѣ никакого вреда. Начинайте же.

С. АНД. (Обнажая шпагу, про себя). Дай-то Богъ чтобъ онъ сдержалъ его.

ВІОЛ. (Обнажая шпагу). Повѣрьте, это рѣшительно противъ моего желанія.

Входитъ Антоніо.

АНТ. Прочь вашу шпагу; — оскорбилъ кого молодой дворянинъ этотъ — отвѣтъ за это принимаю я на себя;оскорбили вы его (Обнажая шпагу) — вызываю васъ за него.

С. ТОБ. Вы, синьоръ? Да кто вы?

АНТ. Человѣкъ, который изъ дружбы сдѣлаетъ и больше того, чѣмъ сейчасъ похвастался.

С. ТОБ. Записной вы дуелистъ (Обнажая шпагу) — имѣть вамъ дѣло со мной.

Входятъ два Полицейскіе Служителя.

ФАБ. Стойте, сэръ Тоби — сюда идутъ полицейскіе.

С. ТОБ. (Антоніо). Я сейчасъ буду готовъ къ вашимъ услугамъ.

ВІОЛ. (Сэръ Андрю). Прошу, синьоръ, вложите вашу шпагу въ ножны.

С. АНД. Съ величайшимъ удовольствіемъ; а обѣщанное исполню. Конь отлично выѣзженный и послушный.

1. пол. Вотъ онъ; исполняй свою обязанность.

2. пол. Антоніо, арестую тебя по приказанію Герцога.

АНТ. Вы принимаете меня за кого-нибудь другаго.

1. пол. Нѣтъ, синьоръ, нисколько; я тотчасъ узналъ васъ, хоть вы и не въ морской теперь шапкѣ. Бери его; онъ знаетъ что хорошо его знаю.

АНТ. Долженъ повиноваться. — (Віолѣ) А все оттого что вздумалъ васъ отыскивать; дѣлать нечего — пришлось поплатиться. Что же думаете вы предпринять? Крайность вынуждаетъ меня теперь попросить васъ о возвращеніи мнѣ кошелька моего. Что я ничего ужь не могу сдѣлать для васъ, для меня, право, больнѣе того, что самъ попалъ въ бѣду. Вы поражены; — не унывайте.

2. пол. Идемте, синьоръ.

АНТ. Удѣлите мнѣ часть денегъ.

ВІОЛ. Какихъ денегъ, синьоръ? За то любезное участіе, которое вы сейчасъ приняли во мнѣ и которое отчасти довело васъ до настоящей непріятности, я готовъ удѣлить вамъ кое-что изъ моихъ весьма скудныхъ средствъ; я не богатъ, но готовъ раздѣлить съ вами мое теперешнее достояніе; вотъ вамъ половина всего что имѣю.

АНТ. Какъ, вы отрекаетесь отъ меня? Возможноли; послѣ тѣхъ услугъ, которыя оказалъ вамъ? Не искушайте моего несчастія, не заставляйте унизиться до вычисленія ихъ.

ВІОЛ. Не знаю никакихъ; и голосъ и лице ваше совершенно мнѣ незнакомы. Неблагодарность же ненавистнѣй мнѣ и лжи, и суетности, и хвастливости, и пьянства и всѣхъ возможныхъ видовъ порока, заражающихъ своимъ ядомъ бренное наше тѣло.

АНТ. Боже правосудный!

2. пол. Идемте, синьоръ; прошу, идемте.

АНТ. Еще одно слово. Молодаго этого человѣка, я выхватилъ почти что изъ челюстей смерти; пекся о немъ съ такой святой любовью, — поклонялся лику его, заставлявшему предполагать истинную въ немъ доблесть[59].

1. пол. Какое намъ до этого дѣло? Время идетъ; идемте.

АНТ. И какимъ же гнуснымъ идоломъ оказывается божество это! — Ты опозорилъ, Себастіанъ, прекрасное лице свое; нѣтъ въ природѣ никакого безобразія, кромѣ нравственнаго; никого нельзя назвать уродомъ, кромѣ неблагодарнаго. Добродѣтель — красота; красивое же зло — пустой ларецъ разукрашенный дьяволомъ.

1. пол. Онъ сходитъ съ ума; веди его! Идемте, синьоръ.

АНТ. Ведите. (Уходитъ съ Полицейскими.)

ВІОЛ. Все высказанное имъ вырвалось, кажется, съ полнымъ убѣжденіемъ въ несомнѣнности того, въ чемъ я сомнѣваюсь еще. О, оправдайся же, оправдайся предположеніе, что я принята за тебя, милый братъ мой!

С. ТОБ. Пожалуйте-ка сюда, синьоръ; сюда Фабіанъ; перекинемся по секрету двумя, тремя мудрыми поговорками.

ВІОЛ. Онъ назвалъ меня Себастіаномъ; мой братъ, знаю, живъ еще когда смотрюсь въ зеркало; лицемъ онъ совершенно походилъ на меня, и платье носилъ всегда такого же покроя и цвѣта, потому что подражаю въ этомъ ему. О, если это оправдается — милосерды и бури, полны любви и соленыя волны! (Уходитъ.)

С. ТОБ. Пустѣйшій, подлѣйшій мальчишка; трусливѣйшій даже зайца. Подлость свою онъ достаточно доказалъ тѣмъ, что покинулъ друга въ нуждѣ, отрекся отъ него; что же касается до трусливости — спроси Фабіана.

ФАБ. Трусъ, отъявленный, совершеннѣйшій трусъ.

С. АНД. Догоню и отдую его.

С. ТОБ, Пожалуйста; отваляй на славу, и не обнажая меча.

С. АНД. Отваляю. (Уходитъ.)

ФАБ. Идемте за нимъ, посмотримъ что будетъ.

С. ТОБ. Отвѣчаю чѣмъ угодно — ничего не будетъ. (Уходятъ).

ДѢЙСТВІЕ IV.

править

СЦЕНА 1.

править
Улица передъ домомъ Оливіи.
Входятъ Себастіанъ и Кловнъ.

КЛОВ. Хотите вы меня увѣрить, что не къ вамъ я посланъ?

СЕБ. Полно, ты вижу проказникъ; оставь меня въ покоѣ.

КЛОВ. Славно, ей-ей, славно выдерживаете! Нѣтъ, не знаю я васъ, и не посланъ я къ вамъ моей госпожей съ просьбой пожаловать къ ней на пару словъ, и не Цезаріо ваше имя, и не мой это носъ. Все не то, что есть.

СЕБ. Прошу, разрѣшайся своей глупостью гдѣ нибудь въ другомъ мѣстѣ. Ты меня не знаешь.

КЛОВ. Разрѣшайся я моей глупостью! онъ подслушалъ это выраженіе о какой-нибудь важной особѣ, и примѣняетъ его теперь къ дураку. Разрѣшайся я моей глупостью! боюсь и весь этотъ неуклюжій свѣтъ[60] окажется дурнемъ. — Прошу, распояшьте же наконецъ свою незнаемость и повѣдайте чѣмъ мнѣ разрѣшиться передъ госпожей моей: разрѣшиться вѣстью что придете?

СЕБ. Прошу, проходи, глупый Грекъ[61]; вотъ тебѣ на дорогу; не уйдешь — награжу чѣмъ нибудь похуже.

КЛОВ. Рука у васъ, нечего сказать, щедрая. Мудрецы дающіе дуракамъ деньги, лѣтъ черезъ четырнадцать исканія добиваются таки доброй славы.

Входятъ Сэръ Андрю, Сэръ Тоби и Фабіанъ.

С. АНД. (Бросаясь на Себастіана) Встрѣчаю я васъ, синьоръ, опять? вотъ же вамъ.

СЕБ. (Отвѣчая на его ударъ, ударами.) Вотъ же, вотъ же и тебѣ. — Что же это, рехнулись здѣсь всѣ?

С. ТОБ. Остановитесь, синьоръ, или перешвырну вашу шпагу черезъ домъ.

КЛОВ. Доведу это мигомъ до свѣдѣнія графини. И за пару пенсовъ не согласился бы я быть въ ихъ шкурѣ. (Уходитъ.)

С. ТОБ. (Удерживая Себастіана.) Перестаньте, синьоръ; будетъ!

С. АНД. Нѣтъ, оставь его; справлюсь съ нимъ другимъ путемъ; подамъ на него искъ, и если только есть законы въ Иллиріи, обвиню его въ буйствѣ; пусть я первый ударилъ его — ничего это.

СЕБ. Пусти!

С. ТОБ. Но пущу низачто. Успокойтесь, юный мой воитель, вложите булатъ вашъ въ ножны; молодецъ вы; довольно.

СЕБ. (Вырываясь). Высвобожусь же. Что теперь скажешь? Хочешь попытать еще — обнажай шпагу.

С. ТОБ. Что, что? Долженъ, стало, выпустить унцъ или два дерзкой твоей крови. (Обнажаетъ шпагу и начинаетъ драться съ нимъ.)

Входитъ Оливія.

ОЛИВ. Стой, Тоби; дорожишь жизнью — стой, приказываю.

С. ТОБ. Графиня —

ОЛИВ. Будетъ это всегда такъ? Прочь съ глазъ моихъ, противный неучь, возможный только въ дикихъ горахъ и пещерахъ, никогда не слыхавшихъ ни о какомъ приличіи! — Не оскорбляйся, любезный Цезаріо! — Удались забіяка! (Сэръ Тоби, Сэръ Андрю и Фабіанъ уходятъ.) — Прошу, мой добрый другъ, обсуди это невѣжественное и несправедливое нападеніе на твое спокойствіе не страстью, а тонкимъ умомъ твоимъ. Пойдемъ ко мнѣ; я разскажу тебѣ множество безобразныхъ продѣлокъ этого буяна, и ты посмѣется и надъ этой; пойдешь вѣдь — не откажешь мнѣ въ этомъ? Проклятіе ему; въ тебѣ онъ оскорбилъ меня.

СЕБ. Что же это? откуда потокъ этотъ? Или я сошолъ съ ума, или сонъ это. — Погрузижь, воображеніе, мой разумъ навсегда въ Лету; сонъ это — не дай никогда пробудиться!

ОЛИВ. Идемъ же, прошу тебя. Какъ хотѣлось бы мнѣ чтобъ и ты хотѣлъ, чтобъ я руководила тобой!

СЕБ. Хочу, хочу, прекрасная.

ОЛИВ. О, говори такъ, и пусть такъ это и будетъ! (Уходятъ.)

СЦЕНА 2.

править
Комната въ домъ Оливіи.
Входятъ Марія и Кловнъ.

МАР. Надѣнь, сдѣлай милость, эту рясу и эту бороду, и убѣди его что ты Томасъ, нашъ викарій. Облачайся жь проворнѣй, а я схожу, между тѣмъ, за Сэръ Тоби. (Уходитъ.)

КЛОВ. (Надѣвая мантію и бороду). Надѣнемъ, прикинемся; хорошо, еслибъ въ этой одеждѣ я первый прикидывался. Я, конечно, недостаточно жиренъ чтобъ сдѣлать честь этому званію, и не на столько тощь, чтобъ приняли за настоящаго ученаго; но вѣдь и названіе честнымъ человѣкомъ и хорошимъ хозяиномъ нисколько не хуже названія преподобнымъ и великимъ ученымъ. — Вотъ и соумышленники мои.

Входятъ Сэръ Тоби Бэльчъ и Марія.

С. ТОБ. Да благословитъ тебя Юпитеръ, почтенный пресвитеръ.

КЛОВ. Bonos dies[62], сэръ Тоби; какъ маститый Пражскій отшельникъ, никогда не видавшій ни пера, ни чернилъ, весьма остроумно сказалъ племянницѣ короля Горбодуе, что то что есть — есть, такъ и я скажу, что, бывши почтеннымъ пресвитеромъ — почтенный я пресвитеръ, ибо что же такое то, если не то? а есть, если не есть?

С. ТОБ. Займитесь же имъ, почтеннѣйшій Топасъ.

КЛОВ. (Отворяя дверь.) Эй, слушай! Миръ сей темницѣ!

С. ТОБ. Отлично бездѣльникъ прикидывается; ловкая шельма.

МАЛ. (За сценой). Кто зоветъ тамъ?

КЛОВ. Смиренный Топасъ, викарій, пришедшій навестить Мальволіо, бѣснующагося.

МАЛ. Почтеннѣйшій, почтеннѣйшій, добрѣйшій Топасъ, сходите къ госпожѣ моей.

КЛОВ. Изыди врагъ окаянный! почто мучишь ты мужа сего? что бредишь объ однѣхъ госпожахъ только?

С. ТОБ. Хорошо, почтенный викарій.

МАЛ. Никого, почтеннѣйшій Топасъ, не оскорбляли еще такъ; не думайте, добрѣйшій Топасъ, что я сошолъ съ ума; они закупорили меня здѣсь въ темь кромешную.

КЛОВ. Стыдись, гнусный сатана; называю тебя нѣжнѣйшимъ изъ твоихъ прозвищъ, потому что изъ разряда я тѣхъ кроткихъ душъ, которыя и съ дьяволомъ вѣжливы. Ты говоришь, что домъ сей теменъ?

МАЛ. Какъ адъ, почтеннѣйшій Топасъ.

КЛОВ. Какъ же это; онъ съ окнами, прозрачными какъ ставни, и юго-сѣверныя части его лучезарны, какъ черное дерево, а ты жалуешься на закупорку?

МАЛ. Не сумасшедшій я, почтеннѣйшій Топасъ; теменъ, говорю вамъ, домъ этотъ.

КЛОВ. Заблуждаешься, безумецъ. Темно, говорю, только невѣжество, въ которое ты погруженъ болѣе, чѣмъ цыгане въ туманъ ихъ.

МАЛ. Говорю, теменъ домъ этотъ, какъ невѣжество, хотябъ невѣжество было такъ же темно, какъ адъ; говорю, никого такъ не обижали еще. Я столько жь сумасшедшій какъ и вы; испытайте меня какимъ хотите допросомъ.

КЛОВ. Какого мнѣнія былъ Пиѳагоръ о дикой птицѣ?

МАЛ. Что душа нашей бабушки можетъ, пожалуй, жить и въ птицѣ.

КЛОВ. Что же ты думаешь о такомъ его мнѣніи?

МАЛ. Я думаю о душѣ лучше, и ни въ какомъ отношеніи не одобряю его мнѣнія.

КЛОВ. Прощай же; оставайся по прежнему во мракѣ. Не признаю тебя въ здравомъ умѣ, пока не признаешь мнѣнія Пиѳагора и не будешь бояться убить кулика, изъ опасенія что выживешь изъ него душу бабки твоей. Прощай. (Затворяетъ дверь.)

МАЛ. Почтеннѣйшій, почтеннѣйшій Топасъ —

С. ТОБ. Чудеснѣйшій Топасъ.

КЛОВ. На всѣ вѣдь я руки.

МАР. Для этого не нужно было ни бороды, ни рясы; вѣдь онъ не видитъ тебя.

С. ТОБ. Поговори теперь съ нимъ собственнымъ голосомъ и дай мнѣ знать какъ найдешь его. Желалъ бы чтобъ эта проказа, по добру по здорову, была ужь кончена. Можно приличнымъ образомъ освободить его, освободить бы его; потому что мои отношенія къ племянницѣ такъ теперь дурны, что доводить эту шутку до конца весьма не безопасно. Придижь тотчасъ же въ мою комнату. (Уходитъ съ Маріей.)

КЛОВ. (Поетъ:)

«Эй, Робэнъ, милѣйшій мой Робэнъ,

Повѣдай что душка твоя?»

МАЛ. Дуракъ!

КЛОВ. (Поетъ:)

«Жестокосерда, клянуся, ко мнѣ».

МАЛ. Дуракъ!

КЛОВ. (Поетъ:)

«Увы, отчего же, скажи?»

МАЛ. Дуракъ! послушай же —

КЛОВ. (Поетъ:)

«Оттого что любитъ другаго». —

(Отворяя дверь) Кто это тамъ зоветъ меня?

МАЛ. Любезный дуракъ, хочешь навсегда обязать меня — добудь мнѣ свѣчу, перо, чернилъ и бумаги. Какъ честный человѣкъ, по гробъ буду я тебѣ за это благодаренъ.

КЛОВ. Синьоръ Мальволіо?

МАЛ. Я, добрый дуракъ.

КЛОВ. Увы, какъ же это сорвались вы съ пяти умственныхъ способностей[63]?

МАЛ. Никого, дуракъ, не оскорбляли еще такъ нахально. Я такъ же въ умѣ, какъ и ты, дуракъ.

КЛОВ. Такъ же? Не умнѣй вы дурака — не въ умѣ вы въ самомъ дѣлѣ.

МАЛ. Они заперли меня здѣсь; держатъ въ потьмахъ, присылаютъ поповъ, ословъ — дѣлаютъ все чтобъ свести меня съ ума.

КЛОВ. Говорите осторожнѣй; попъ-то здѣсь еще. — (Измѣняя голоса) Мальволіо, Мальволіо, да возвратитъ тебѣ Господь разумъ! постарайся заснуть, брось бредни.

ВАЛ. Почтеннѣйшій Топасъ —

КЛОВ. (Измѣненнымъ голосомъ) Не дли съ нимъ, любезный, по пусту разговоровъ. — (Своимъ) Кто, я, отецъ? ни за что. Господь съ вами, почтеннѣйшій Топасъ. — (Измѣненнымъ) Хорошо, аминь. — (Своимъ) Не стану, не стану, почтеннѣйшій.

МАЛ. Дуракъ, дуракъ, послушай —

КЛОВ. Увы! вооружитесь, синьоръ, терпѣніемъ. Что вы скажете? за разговоръ-то съ вами вѣдь досталось мнѣ.

МАЛ. Достань мнѣ, любезный дуракъ, свѣчу и клочекъ бумаги; говорю тебѣ, я въ полномъ разумѣ, какъ любой изъ жителей Иллиріи.

КЛОВ. Ахъ, еслибъ такъ это было!

МАЛ. Клянусь; добудь мнѣ только чернилъ, бумаги и свѣчу и отнеси что напишу къ графинѣ; это принесетъ тебѣ такую пользу, какой никогда еще передача письма не принашивала.

КЛОВ. Добуду. Скажите, однакожь, по правдѣ: въ самомъ дѣлѣ вы помѣшались, или только притворяетесь?

МАЛ. Повѣрь, не помѣшанъ; правду говорю тебѣ.

КЛОВ. Нѣтъ, никогда не повѣрю сумасшедшему, пока не увижу мозга его. Принесу свѣчу, бумаги и чернилъ.

МАЛ. И я награжу тебя за это въ высшей мѣрѣ. Прошу, или же.

КЛОВ. (Поетъ:)

Иду, иду

И сейчасъ,

Въ одинъ мигъ,

На помощь къ вамъ

Явлюсь опять,

Какъ старый Грѣхъ 1),

Съ деревяннымъ мечемъ,

Яро и дико

Черту орущій:

«Эй, тятя,

Ноготки-то,

Какъ глупый

Мальчишка, обрѣжь!»

До свиданьяжь,

Добрый мой чертъ!

(Уходитъ.)

1) Old-vice — шутовское лице старыхъ драмъ въ длинной курткѣ, дурацкой шапкѣ съ ослиными ушами и съ тонкимъ деревяннымъ кинжаломъ.

СЦЕНА 3.

править
Садъ Оливіи.
Входитъ Себастіанъ.

СЕБ. Это воздухъ; лучезарное это солнце; эту жемчужину дала мнѣ она; я осязаю, вижу ее. Какъ ни смущенъ я чудесами, не сошолъ однакожъ съ ума. Гдѣ-же наконецъ Антоніо? Въ гостинницѣ Слона не нашолъ я его; онъ былъ однакожъ въ ней; сказали: пошолъ отыскивать меня но городу. Теперь совѣтъ его золотую могъ бы оказать мнѣ услугу; потому что, какъ ни споритъ мой разсудокъ съ чувствомъ, что все это какая-нибудь ошибка, нисколько не сумасшествіе, случай этотъ, этотъ приливъ счастья, такъ однакожь необыкновененъ, непостижимъ, что я готовъ почти не вѣрить собственнымъ глазамъ, повздорить съ разсудкомъ, убѣждающимъ меня въ возможности всего, кромѣ моего сумасшествія, въ возможности даже сумасшествія самой дамы. Но еслибъ она была помѣшана, она не моглабъ управлять домомъ, распоряжаться прислугой и дѣлами съ такой прелестью, такъ умно и спокойно, какъ это ею дѣлается. Тутъ непремѣнно какая-нибудь ошибка. Но вотъ и она.

Входитъ Оливія съ Священникомъ.

ОЛИВ. Не осуждай моей поспѣшности. Честны твои помыслы, или со мной и со святымъ этимъ отцемъ вонъ въ ту часовню, и тамъ, подъ священными ея сводами, даруй мнѣ передъ нимъ полную увѣренность въ твоей вѣрности, чтобъ мое страшно ревнивое, слишкомъ подозрительное сердце могло быть покойно. Онъ сохранитъ союзъ нашъ въ тайнѣ, пока самъ не пожелаешь объявить о немъ, и тогда мы отпразднуемъ его соотвѣтственно моему званію. — Что скажешь ты на это?

СЕБ. Что пойду съ тобой за добрымъ отцемъ, и поклявшись въ вѣрности, буду всегда вѣренъ.

ОЛИВ. Веди же насъ, святой отецъ, и да будетъ эта ясность неба прекраснымъ предзнаменованіемъ нашего счастія?

(Уходятъ.)

ДѢЙСТВІЕ V.

править

СЦЕНА 1.

править
Улица передъ домомъ Оливіи.
Входятъ Кловнъ и Фабіанъ.

ФАБ. Покажи же, если любишь, письмо его.

КЛОВ. Если и ты, любезный Фабіанъ, сдѣлаешь что попрошу.

ФАБ. Все что хочешь.

КЛОВ. Не проси показать письмо это.

ФАБ. Это то же, что подарить собаку, да ее же, въ награду, назадъ и потребовать.

Входятъ Герцогъ, Віола и Свита.

ГЕРЦ. Служители вы, друзья, графини Оливіи?

КЛОВ. Часть ея скарба, ваше высочество.

ГЕРЦ. Тебя я знаю. Какъ поживаешь, любезный?

КЛОВ. Сказать правду: съ врагами отлично, съ друзьями скверно.

ГЕРЦ. На оборотъ, отлично-то, вѣрно, съ друзьями?

КЛОВ. Нѣтъ, скверно, ваше высочество.

ГЕРЦ. Какъ же это?

КЛОВ. Да такъ же; они восхваляютъ меня и дѣлаютъ осломъ; враги же прямо говорятъ мнѣ что оселъ я; такимъ образомъ враги доводятъ меня до познанія самого себя, а друзья надуваютъ; такимъ образомъ, если и въ умозаключеніяхъ, какъ при поцѣлуяхъ, четыре отрицанія составляютъ два утвержденія: съ врагами хорошо, а съ друзьями скверно.

ГЕРЦ. Да это прекрасно.

КЛОВ. Нисколько; хотя вашему высочеству и угодно быть однимъ изъ друзей моихъ.

ГЕРЦ. Не будетъ тебѣ отъ меня дурно; вотъ золотой тебѣ.

КЛОВ. Не будь это дѣломъ двусмысленнымъ, на вашемъ мѣстѣ удвоилъ бы я его.

ГЕРЦ. Плохой даешь ты мнѣ совѣтъ.

КЛОВ. Суньте на этотъ разъ вашу тароватость въ карманъ вашъ и пусть ваша плоть и кровь повинуются ей.

ГЕРЦ. Что съ тобой дѣлать, согрѣшу твоей двусмысленностью; вотъ тебѣ другой.

КЛОВ. Primo, secundo, tertio, отличная пѣсня; есть и старая поговорка что третій платитъ за всѣхъ; три четверти самый живой изъ всѣхъ тактовъ[64], наконецъ, даже и колокола святаго Бенедикта могутъ навести васъ на одинъ, два, три.

ГЕРЦ. Нѣтъ, этой штукой болѣе не выманить уже тебѣ изъ моего кармана; а дашь знать твоей госпожѣ что я здѣсь и желаю поговорить съ ней, явишься съ ней сюда, можетъ быть это и побудитъ мою щедрость къ дальнѣйшему.

КЛОВ. Прекрасно, ваше высочество; побаюкайте же вашу щедрость до моего возвращенія. Иду; но мнѣ не хотѣлось бы, чтобъ мое желаніе получить еще вы приняли за грѣховное корыстолюбіе. Какъ я сказалъ, дайте вздремнуть вашей щедрости, не замедлю я разбудить ее. (Уходитъ.)

Входитъ Антоніо съ Полицейскими.

ВІОЛ. Вотъ, Герцогъ, человѣкъ выручившій меня.

ГЕРЦ. Памятно мнѣ это лице, хотя въ послѣдній разъ какъ я видѣлъ его, оно и было замарано, черно, какъ у Вулкана, отъ боеваго дыма. Капитанъ жалкаго, ничтожнаго кораблишка, онъ сцѣпился съ красой нашего флота такъ губительно, что даже зависть, языкъ потери громогласно воздали ему честь и славу. Въ чемъ у васъ дѣло?

1. пол. Ваше высочество, это тотъ самый Антоніо, что взялъ плывшій изъ Кандіи Фениксъ со всѣмъ его грузомъ; что напалъ на Тигра, при чемъ вашъ юный племянникъ Титъ лишился ноги. Мы схватили его здѣсь, на улицѣ, въ то время какъ онъ, очертя голову, съ кѣмъ-то дрался.

ВІОЛ. Онъ обнажилъ шпагу въ мою защиту, герцогъ; но за тѣмъ заговорилъ со мной такъ странно, такъ непонятно, что я счелъ все бредомъ.

ГЕРЦ. Пиратъ отъявленный! разбойникъ водъ соленыхъ! какая еще безумная отвага предала тебя въ руки людей, которыхъ ты такъ жестоко, такъ кроваво сдѣлалъ врагами себя?

АНТ. Орсино, благородный герцогъ, позвольте не принять этихъ данныхъ мнѣ вами названій. Никогда не былъ Антоніо ни пиратомъ, ни разбойникомъ; но врагомъ Орсино, признаюсь, былъ, и по достаточной причинѣ. Завлекли меня сюда какія-то чары; неблагодарнаго этого юношу, что стоитъ подлѣ васъ, вырвалъ я изъ пѣнистой пасти разъяреннаго моря; онъ погибалъ безнадежно; я даровалъ ему жизнь и къ тому полюбилъ еще безпредѣльно, безоглядно, предался ему вполнѣ; для него, изъ любви къ нему отважился я въ этотъ враждебный мнѣ городъ; бросился къ нему на помощь, когда на него напали; и тутъ, когда меня схватили — вмѣсто того чтобъ раздѣлить со мной опасность, — онъ отрекся отъ меня, въ одно мгновеніе забылъ меня, какъ вещь лѣтъ двадцать брошенную; отказался возвратить даже кошелекъ, который за какіе-нибудь полчаса я далъ ему.

ВІОЛ. Какъ же могло это быть?

ГЕРЦ. Когда прибылъ онъ въ этотъ городъ?

АНТ. Нынче, герцогъ; три мѣсяца не разлучались мы передъ этимъ ни на минуту, ни днемъ, ни ночью.

Входитъ Оливія съ Прислугой.

ГЕРЦ. Графиня идетъ сюда; сошло небо на землю. — Ты бредишь, бредишь; три мѣсяца уже какъ этотъ юноша служитъ мнѣ; но объ этомъ послѣ. — Отойдите съ нимъ.

ОЛИВ. Что угодно, герцогу? чѣмъ, кромѣ отказаннаго, можетъ Оливія служить ему? — А ты, Цезаріо, ты не держишь обѣщаннаго мнѣ.

ВІОЛ. Графиня?

ГЕРЦ. Прелестная Оливія —

ОЛИВ. Что скажешь ты, Цезаріо? Ваше высочество —

ВІОЛ. Его высочество желаетъ поговорить съ вами — мои долгъ молчать.

ОЛИВ. Запоете, герцогъ, старую пѣсню — она такъ же противна, несносна моему слуху, какъ вытье послѣ музыки.

ГЕРЦ. Все такъ же жестокосерда?

ОЛИВ. Все такъ же постоянна, ваше высочество.

ГЕРЦ. Въ чемъ, въ упрямствѣ? Жестокая, къ неблагодарнымъ, непривѣтнымъ алтарямъ которой сердце мое возсылало такіе обѣты, какихъ никакое поклоненіе не возсылало еще — что дѣлать мнѣ?

ОЛИВ. Что угодно, что вашему высочеству прилично.

ГЕРЦ. Отчего же не сдѣлать бы мнѣ, еслибъ хватило духу, что сдѣлалъ египетскія разбойникъ[65]: не умертвить передъ смертью что люблю такъ? Вѣдь и дикая ревность отзывается иногда благородствомъ. — Но нѣтъ, слушай: такъ какъ ты пренебрегаешь моей любовью, такъ какъ отчасти я знаю кто вытѣсняетъ меня изъ твоего сердца — живи мраморно-грудая тиранка; но счастливца, котораго, знаю, ты любишь, котораго и самъ люблю, я вырву изъ безжалостныхъ очей твоихъ, въ которыхъ, увѣнчанный, царитъ онъ на зло своему господину. Идемъ, юноша; созрѣла мысль на зло: (Уходя) пожертвую любимымъ ягненкомъ, чтобъ растерзать сердце ворона въ голубкѣ.

ВІОЛ. (Слѣдуя за нимъ). И я радостно, охотно готовъ на тысячу смертей, чтобъ только успокоить васъ.

ОЛИВ. Куда же ты, Цезаріо?

ВІОЛ. За тѣмъ, кого люблю болѣе, чѣмъ свѣтъ очей моихъ, болѣе чѣмъ жизнь, болѣе чѣмъ когда-нибудь буду любить женщину. Притворяюсь — карайте меня вы, горніе свидѣтели, за такое осрамленіе любви моей!

ОЛИВ. О, я несчастная! какъ обманута я!

ВІОЛ. Кто же обманулъ, оскорбилъ васъ?

ОЛИВ. Забылъ ты самого себя? Давно ли? — (Служителямъ.) Позовите священника! (Одинъ изъ служителей уходитъ.)

ГЕРЦ. (Віолѣ). Идемъ.

ОЛИВ. Куда? Цезаріо, супругъ, постой.

ГЕРЦ. Супругъ?

ОЛИВ. Да, супругъ; можетъ ли онъ отречься отъ этого?

ГЕРЦ. Ты, негодяй, супругъ ея?

ВІОЛ. Нѣтъ, герцогъ, нѣтъ.

ОЛИВ. Это подлый страхъ заставляетъ тебя отказываться отъ своей собственности. Не бойся, Цезаріо, бери свое счастье; будь тѣмъ, что, знаешь, ты есть, и будешь такъ же великъ, какъ то, что пугаетъ тебя.

Входитъ Священникъ со Служителемъ.

Сюда, сюда, отецъ святой! Заклинаю тебя, отецъ, твоимъ саномъ, открой что такъ еще недавно предполагали оставить во мракѣ и случайно вынуждены теперь до времени обнаружить, — скажи что, какъ тебѣ извѣстно, за нѣсколько часовъ произошло между мной и этимъ юношей.

СВЯЩ. Союзъ вѣчной любви, заключенный соединеніемъ вашихъ рукъ, запечатлѣнный священнымъ сомкновеніемъ вашихъ губъ, скрѣпленный обмѣномъ вашихъ колецъ, утвержденный совершеніемъ всего обряда мною; только двумя какими-нибудь часами приблизился я съ тѣхъ поръ къ моей могилѣ.

ГЕРЦ. О, хитрый щенокъ! чѣмъ же будешь ты, когда лѣта засѣютъ твою голову сѣдинами? или коварство твое разростется такъ быстро, что твой собственный подшибъ тебя же и свалитъ? Прощай, владѣй ею; но направь свои стопы туда, гдѣбъ отнынѣ не встрѣчаться тебѣ со мною.

ВІОЛ. Клянусь, герцогъ —

ОЛИВ. О, не клянись, сохрани хоть каплю правды въ преизбыткѣ страха.

Входить Сэръ Андрю Эгъ-чикъ съ окровавленной головой.

С. АНД. Лѣкаря, ради Бога, лѣкаря; пошлите его сейчасъ же и къ сэръ Тоби.

ОЛИВ. Что случилось?

С. АНД. Пробилъ онъ мнѣ голову, окровенилъ и гребень сэръ Тоби. Ради Бога, помогите! Не пожалѣлъ бы и сорока фунтовъ — быть бы только дома.

ОЛИВ. Да кто же, сэръ Андрю?

С. АНД. Дворянинъ изъ свиты герцога, какой-то Цезаріо; мы думали что онъ трусишка, а онъ дьяволъ, воплощенный дьяволъ.

ГЕРЦ. Мои дворянинъ, Цезаріо?

С. АНД. Ахъ, чертъ возьми, онъ здѣсь ужь! — Вы напрасно проломили мнѣ голову; вѣдь все что я дѣлалъ — я дѣлалъ по наущенію сэръ Тоби.

ВІОЛ. Къ чему обращаетесь вы ко мнѣ? никогда не ранилъ я васъ. Вы безъ всякой причины обнажили противъ меня шпагу; я вѣжливо старался уговорить васъ, и никакой не нанесъ вамъ раны.

С. АНД. Если кровавый проломъ головы рана — вы поранили меня; считаете вы и кровавый проломъ низачто?

Входить Сэръ Тоби пьяный, поддерживаемый Кловномъ.

Вотъ и сэръ Тоби, хромая, идетъ сюда — услышите не то еще. Не выпей онъ лишняго, онъ иначе пощекоталъ бы васъ.

ГЕРЦ. Что съ вами, синьоръ?

С. ТОБ, Все это мнѣ нипочемъ; поранилъ — ну и все тутъ. Гдѣ-же, болванъ, Дикъ — цирюльникъ?

КЛОВ. Да онъ съ часъ тому назадъ напился мертвецки; глаза его закатились въ восьмомъ еще часу утра.

С. ТОБ. Бездѣльникъ же онъ. Послѣ passamezzo[66], нѣтъ для меня ничего ненавистнѣй пьянаго бездѣльника.

ОЛИВ. Уведите его. Кто же, наконецъ, затѣялъ съ ними драку?

С. АНД. Я помогу вамъ, сэръ Тоби; насъ вмѣстѣ перевяжутъ.

С. ТОБ. Ты поможешь? ты, ослиная голова, шутъ, дурень, бездѣльникъ, сухопарый бездѣльникъ, болванъ!

ОЛИВ. Уложите его въ постель и перевяжите рану. (Кловнъ, Сэръ Тоби и Сэръ Андрю уходятъ.)

Входитъ Себастіанъ. Общее изумленіе.

СЕБ. Прискорбно мнѣ, графиня, что поранилъ вашего родственника; но будь онъ и единокровный братъ мнѣ, не могъ я иначе обезопасить себя. Вы смотрите на меня такъ странно — вижу, вы оскорблены этимъ; простите, прекрасная, хоть ради тѣхъ клятвъ, которыя такъ недавно еще дали другъ другу.

ГЕРЦ. Одно лице, одинъ голосъ, одна одежда, и два человѣка; какъ въ калейдоскопѣ — и то, и не то.

СЕБ. Антоніо! О, дорогой мой Антоніо, какъ терзали, мучили меня часы съ тѣхъ поръ, какъ потерялъ тебя!

АНТ. Себастіанъ ты?

СЕБ. Сомнѣваешься въ этомъ, Антоніо?

АНТ. Какъ же это раздѣлился ты? и половинки яблока не такъ сходны какъ вы двое. Кто изъ васъ Себастіанъ?

ОЛИВ. Удивительно!

СЕБ. Стою я тамъ? брата у меня не бывало, нѣтъ у меня и божественной способности быть и здѣсь и вездѣ. Была у меня сестра, но ее поглотили безпощадныя волны. (Віолѣ) Скажите жь, ради Бога, какъ вы мнѣ доводитесь? откуда вы? какого рода? какъ васъ зовутъ?

ВІОЛ. Съ Мессалины я. Отца звали Себастіаномъ; Себастіаномъ звали и брата; въ такой одеждѣ сошолъ онъ въ водяную свою могилу. Если духи могутъ принимать на себя и образъ и одежду — вы являетесь чтобъ ужаснуть насъ.

СЕБ. Духъ я дѣйствительно, но закованный еще въ грубую, рожденіемъ дарованную оболочку. Будь вы женщина, я оросилъ бы ваши щеки слезами, восклицая: здравствуй, здравствуй, утопшая Віола!

ВІОЛ. У моего отца было родимое пятно на лбу.

СЕБ. Было и у моего.

ВІОЛ. А умеръ онъ, когда Віолѣ минуло тринадцать лѣтъ.

СЕБ. О, и это живо въ моей памяти. Дѣйствительно, онъ скончался въ тотъ самый день, когда сестрѣ моей исполнилось тринадцать лѣтъ.

ВІОЛ. Мѣшаетъ еще нашему счастію мужская моя одежда, не обнимай меня, пока все, касающееся времени, мѣста и событій, не сойдется, не сольется въ одно доказательство что я Віола; для этого я свожу тебя къ капитану корабля, у котораго хранится мое дѣвичье платье; онъ спасъ меня на служеніе благородному этому герцогу. За тѣмъ, все что было со мной ограничивается отношеніями къ графинѣ и къ герцогу.

СЕБ. (Оливіи). Такимъ образомъ вы были, графиня, въ заблужденіи, но природа осталась все-таки вѣрна своей наклонности[67]. Вы хотѣли вы идти за дѣву, и, клянусь жизнью, не ошиблись — вышли вмѣстѣ и за дѣву и за мужа.

ГЕРЦ. Не смущайтесь; благородна кровь его. Если все это такъ же вѣрно, какъ вѣрно отраженіе зеркала, будетъ и мнѣ доля въ этомъ счастливомъ кораблекрушеніи. (Віолѣ) Ты, юноша, тысячу разъ говорилъ мнѣ, что никогда не полюбишь женщину какъ меня.

ВІОЛ. И всѣ эти увѣренія готовъ скрѣпить клятвами, и всѣ эти клятвы сохраню въ душѣ моей такъ вѣрно, какъ вѣрно хранитъ шарообразное это вмѣстилище огонь, отдѣляющій день отъ ночи.

ГЕРЦ. Дай же руку, и покажи мнѣ себя въ твоей женской одеждѣ.

ВІОЛ. Она у вынесшаго меня на берегъ капитана, а онъ за что-то, по жалобѣ Мальволіо, служителя графини, въ тюрьмѣ.

ОЛИВ. Онъ освободитъ его. Позвать сюда Мальволіо. Ахъ, да! теперь только вспомнила: говорили — бѣдный помѣшался. Мое собственное помѣшательство совсѣмъ изгладило это изъ моей памяти.

Входитъ Кловнъ съ письмомъ.

Что, скажи, Мальволіо?

КЛОВ. Да что, графиня, отбивается отъ Вельзевула на сколько это человѣку въ его положеніи возможно; написалъ вотъ къ вамъ письмо. Я могъ бы передать его вамъ еще утромъ; но такъ какъ посланія сумасшедшихъ не евангелія, то время передачи и не составляетъ особенной важности.

ОЛИВ. Вскрой же его и прочти намъ.

КЛОВ. Увидите, чтеніе дуракомъ сумасшедшаго будетъ весьма для васъ поучительно. (Читаете) «Клянуся, графиня, Богомъ» —

ОЛИВ. Что съ тобой? съ ума ты сошелъ[68]?

КЛОВ. Нисколько, передаю только сумасшествіе. Хотите, графиня, чтобъ это дѣлалось какъ слѣдуетъ, должны дать волю моему голосу.

ОЛИВ. Читай, прошу, какъ слѣдуетъ человѣку въ здравомъ умѣ.

КЛОВ. Такъ, мадонна, и читаю; такъ только и можно передать настоящее состояніе ума его; примите это, моя принцесса въ соображеніе, и внемлите.

ОЛИВ. Прочти ты, Фабіанъ.

ФАБ. (Читаетъ). «Клянуся, графиня, Богомъ, вы обижаете меня, и будетъ это извѣстно всему міру; хотя вы и повергли меня во мракъ и дали власть надо мной вашему пьяному дядѣ, я такъ же, однакожь, въ полномъ разумѣніи, какъ и ваше сіятельство. Собственноручное ваше письмо, которымъ вы заставили меня вести себя такъ, какъ я велъ себя, у меня, и оно, не сомнѣваюсь, оправдаетъ меня вполнѣ, васъ же пристыдитъ значительно. Думайте обо мнѣ что угодно. Я забываю нѣсколько долгъ мой и говорю какъ оскорбленный. Выдаваемый за сумасшедшаго Мальволіо».

ОЛИВ. Это онъ пишетъ?

КЛОВ. Онъ, ваше сіятельство.

ГЕРЦ. Не отзывается это сумасшествіемъ.

ОЛИВ. Освободи и приведи его сюда, Фабіанъ. (Фабіана уходитъ.) Угодно вашему высочеству, обдумавъ все, любить меня не какъ жену, а какъ сестру, отпразднуемъ двойной союзъ въ одинъ и тотъ же день, и, если позволите[69], здѣсь въ моемъ домѣ и на мой счетъ.

ГЕРЦ. Принимаю, графиня, предложеніе ваше съ величайшимъ удовольствіемъ. (Віолѣ) Господинъ твой увольняетъ тебя, и за долгую твою службу, такъ несоотвѣтствовавшую ни твоему полу, ни твоему нѣжному воспитанію, вотъ рука моя; будь отнынѣ госпожей твоего господина.

ОЛИВ. Сестра! ты сестра вѣдь мнѣ?

Входитъ Фабіанъ съ Мальволіо.

ГЕРЦ. Это сумасшедшій-то?

ОЛИВ. Онъ. Что съ тобой, Мальволіо?

МАЛ. Вы, графиня, обидѣли меня, жестоко обидѣли.

ОЛИВ. Я, Мальволіо? нѣтъ.

МАЛ. Обидѣли, графиня. Прочтите, прошу, письмо это. Можетель отречься отъ руки вашей — пишите въ такомъ случаѣ другимъ почеркомъ, другимъ слогомъ; — скажетель, что не ваша это печать, не ваше это сочиненіе? Нельзя вамъ сказать ни того ни другаго. Признайтесь же, скажите по совѣсти: зачѣмъ намекнули вы такъ ясно на ваше расположеніе ко мнѣ, потребовали чтобъ я являлся къ вамъ постоянно улыбаясь, въ желтыхъ чулкахъ, подвязывалъ ихъ крестъ на крестъ, былъ надмененъ съ сэръ Тоби и прислугой? зачѣмъ, когда я съ покорной надеждой все это исполнялъ, дозволили вы заключить меня, держать въ потьмахъ, присылали священника, сдѣлали величавшимъ изъ глупцовъ, олуховъ? Зачѣмъ? скажите.

ОЛИВ. Увы, Мальволіо, не я писала это, хотя рука, признаюсь, и похожа на мою; это нѣтъ сомнѣнія рука Маріи. Припоминаю теперь, она первая сказала мнѣ, что ты помѣшался, и ты явился, улыбаясь, такъ какъ требуется въ этомъ письмѣ[70]. Но успокойся; зло подшутили надъ тобой, и ты, откроемъ виновниковъ, будешь и истцомъ и судьей въ своемъ собственномъ дѣлѣ.

ФАБ. Выслушайте меня, графиня, и не омрачайте никакой непріятностью, никакимъ будущимъ раздоромъ дивно прекраснаго настоящаго. Въ полной на это надеждѣ, признаюсь что эту продѣлку съ Мальволіо придумали я и сэръ Тоби за его грубое и невѣжливое съ нами обращеніе. Письмо написано Маріей но настоянію сэръ Тоби, и въ награду за то онъ женился на ней. Во всякомъ случаѣ она такъ забавна что вызываетъ скорѣй смѣхъ, чѣмъ мщеніе, особенно если безпристрастно взвѣсить обоюдныя оскорбленія.

ОЛИВ. Бѣдный[71], какъ провели они тебя!

КЛОВ. Да, «нѣкоторые родятся знатными, другіе пріобрѣтаютъ знатность, инымъ же знатность сама навязывается». — Былъ и я, почтеннѣйшій, кое-чѣмъ въ этой комедіи; преподобнымъ, почтеннѣйшимъ Топасомъ; нипочемъ это мнѣ. — «Клянусь Богомъ, дуракъ, не сумасшедшій я». — А помнишь? «Какъ вы можете, графиня, забавляться такимъ глупымъ бездѣльникомъ? не разсмѣйтесь, и не разжать ему рта». — Такъ-то вотъ юла времени приводитъ и отместку.

МАЛ. Отомщу же всей вашей шайкѣ. (Уходитъ.)

ОЛИВ. Слишкомъ ужъ жестоко насмѣялись надъ нимъ.

ГЕРЦ. Догоните и уговорите его помириться. Не разспросили еще о капитанѣ; узнаемъ все, приспѣетъ золотое время, и мы торжественно отпразднуемъ союзъ сердецъ нашихъ. Погостимъ пока у тебя, прекрасная сестра. Идемъ, Цезаріо; ты будешь имъ, пока ты мужъ, а увижу тебя въ другой одеждѣ — будешь владычицей Орсино, царицею его любви. (Уходятъ ясѣ кромѣ Кловна.)

КЛОВ. [Поетъ):

Какъ былъ я маленькимъ еще мальчушкой,

Что дождь мнѣ и вѣтеръ — вздоръ, дребедень;

Было въ то время все мнѣ игрушкой,

Лить дождикъ всякій можетъ вѣдь день.

Когда же подросъ, совсѣмъ возмужалъ,

Что дождикъ и вѣтеръ — вздоръ, дребедень,

Отъ воришекъ запираться я сталъ,

Лить дождикъ всякій можетъ вѣдь день.

Когда же, увы, завелся я женой,

Что дождикъ и вѣтеръ — вздоръ, дребедень,

Какъ ни храбрился — утратилъ покой,

Лить дождикъ всякій можетъ вѣдь день.

Возвращаясь только къ ночи домой,

Что дождикъ и вѣтеръ — вздоръ, дребедень,

Ложился ужь съ пьяной всегда я башкой,

Лить дождикъ всякій можетъ вѣдь день.

Куда какъ давно міръ сей создалъ Творецъ,

Что дождикъ и вѣтеръ — вздоръ, дребедень,

Но дѣло не съ томъ — піесѣ конецъ,

Мы жь угождать каждый готовы вамъ день.

(Уходитъ.)



  1. Намекъ на Актеона.
  2. Печень, мозгъ и сердце почитались источниками страстей, разума и чувствъ.
  3. Въ каждой деревнѣ имѣлся въ тѣ времена большой кубарь для того, чтобъ поселяне, занимаясь гонкою его, отвлекались отъ ссоръ и другихъ худшихъ увеселеній.
  4. Въ прежнихъ изданіяхъ: An thou let part so… По Колльеру: An thou let her part so…
  5. Влажность рукъ почиталась признакомъ щедрости и плодородія.
  6. Тутъ игра значеніями слова caper — прыжокъ въ танцахъ и каперсы.
  7. Мери Фрисъ — знаменитая, умершая въ 1584 г. развратница. Портреты и картины, для охраненія, снабжались занавѣсками.
  8. (Milliard, coranto, jig, sink-а-pacc (cinqtic pas) — названія тогдашнихъ танцевъ.
  9. Въ прежнихъ изданіяхъ: in a flame-colour’d stock… По Колльеру: in а dun-colour’d stock…
  10. Полагали прежде, что созвѣздія оказываютъ особенное вліяніе на различныя части тѣла.
  11. Въ прежнихъ изданіяхъ: Yet, a barful strife!… По Колліеру: Yet, о barful strife!…
  12. Нижнее платье прикрѣплялось въ то время металлическими крючкаии къ снабженной петельками курткѣ. Тутъ игра значеніями слова point — пунктъ, отношеніе и упомянутый крючокъ.
  13. Тутъ непереводимая игра значеніями слова dry — жаждущій, высохшій, выдохнувшійся.
  14. Клобукъ не дѣлаетъ еще монахомъ.
  15. Верхній конецъ жезла шутовъ всегда заканчивался головкой въ шутовскомъ колпакѣ.
  16. Мягкое оболочка мозга.
  17. Тутъ непереводимая игра созвучіемъ словъ lethargy — летаргія и lechery — распутство.
  18. Подлѣ двери шерифа ставили столбъ для наклейки на него королевскихъ объявленій, а равно и для обозначенія мѣста жительства этого сановника.
  19. Въ прежнихъ изданіяхъ: апd be the supporter… По Колльеру: or be the supporter…
  20. Намекъ на сердитыхъ великановъ, охранявшихъ героинь древнихъ романовъ, и вмѣстѣ съ тѣмъ насмѣшка надъ малымъ ростомъ Маріи.
  21. Въ прежнихъ изданіяхъ: such а one I was this present… По Колльеру: such а one I am at this present…
  22. Вѣроятно Митиленскій.
  23. Въ прежнихъ изданіяхъ: thongh I could not, with such estimable wonder, over far believe that… По Колльеру: though I could not with selfestimation wunder so far to believe that…
  24. Вѣроятно это намекъ на существовавшее въ то время повѣрье, что спасенный изъ волнъ моря непремѣнно отплатитъ спасшему чѣмъ нибудь ужаснымъ.
  25. Въ прежнихъ изданіяхъ: She took the ring of me…? По Колльеру: She took no ring of me….
  26. Diluculo surgere saluberimum est — вставать съ разсвѣтомъ здоровѣй всего.
  27. Намекъ на тогдашнюю медицинскую теорію, по которой здоровье состояло въ вѣрномъ соглашеніи и уравновѣшеніи четырехъ стихій въ человѣческомъ тѣлѣ.
  28. Картинка эта изображала двухъ шутовъ съ надписью: «Мы три осла». Смотрящій на эту картинку, читая подпись, включалъ такимъ образомъ и себя въ число ословъ.
  29. Въ прежнихъ изданіяхъ: if one Knight give а — По Колльеру: if one Кnight give away sixe pence, so will I give an other: go to, а song.
  30. Человѣку приписывались три души: растительная, животная и умственная.
  31. Pеg-а-Ramsay — названіе старой пѣсни, а «Три парня веселые мы» начало другой старой же пѣсни.
  32. Дворецкій отличался, отъ прочихъ служителей цѣпью на шеѣ.
  33. Имя царицы амазонокъ.
  34. Въ прежнихъ изданіяхъ: Give me now leave to leavo thee… По Колльеру: I give thee leave to leave me…
  35. Прежде полагали что любовь порождалась печенью.
  36. Мое золото.
  37. Въ своемъ Heaven of Health (1595) Коганъ говоритъ: «Рыба эта, по природѣ своей, любитъ лесть; потому что, находясь въ водѣ, позволяетъ гладить и щекотать себя, и такимъ образомъ попадается. Желалъ бы, чтобъ дѣвушки не слѣдовали ея примѣру: придется иначе и имъ сильно пожалѣть послѣ».
  38. The lady of the Strachy приводитъ всѣхъ комментаторовъ въ отчаяніе. Я перевелъ согласно предположенію Варбертона, что Strachy искаженіе Trachy, стараго англійскаго названіи Ѳракіи.
  39. Въ прежнихъ изданіяхъ: And then to have tho humour of state… По Колльеру: And then to have the honour of state…
  40. Въ прежнихъ изданіяхъ: Though our silence be drawn from us wilh cars… По Колльеру: Though our silence be drawn from us by th’ears…
  41. Замѣнявшій въ то время сургучъ.
  42. То есть нулемъ.
  43. Тутъ непереводимая игра созвучіями буквы II— и словъ ay — да и eye — глазъ.
  44. Водка.
  45. Тутъ съ самаго начала разговора непереводимая игра значеніями предлога by — чрезъ, у, подлѣ.
  46. Clupea pilchardus — видъ сельди.
  47. См. въ шестой части піесу Троилъ и Крессида.
  48. Въ прежнихъ изданіяхъ: And, like the haggard, check at every feather… По Колльеру: Not, like the haggard, check at every feather….
  49. С. АНД. Да хранитъ васъ Господь, государь мой. — Віол. И васъ также; слуга вашъ.
  50. Въ прежнихъ изданіяхъ: in а s hume ful cunning… По Колльеру: in а shame-fac’d cunning…
  51. Послѣдователемъ секты Роберта Броуна, извѣстной въ послѣдствіи подъ названіемъ Индепендентовъ.
  52. Тутъ непереводимая игра значеніями слова scheet — листъ и простыня. Ложе же Вера — громадная и дорогая кровать, возбуждавшая въ то время много толковъ.
  53. Въ спальнѣ.
  54. Женскія роли исполнялись въ Шекспирово время мальчиками и часто очень небольшаго роста; крапивникъ же несетъ обыкновенно девять или десять яицъ и послѣдній изъ вылупившихся птенцовъ всегда меньше и слабѣе.
  55. Карта эта приложена къ «Unschotens Voyages» 1598 и вся исполосована множествомъ линій.
  56. Cherry-pit — дѣтская игра, состоявшая во вкатываніи вишневыхъ косточекъ въ маленькую лунку.
  57. Первое мая праздновалось во всей Англіи между прочимъ и шутовскими представленіями.
  58. Carpet Knights или Knights of green cloth назывались посвященные въ рыцари не на полѣ битвы за военные подвиги, а въ мирное время, во дворцахъ и стоявшіе при этомъ на колѣняхъ не на голой землѣ, а на коврѣ.
  59. Въ прежнихъ изданіяхъ: Most vunerable worth… По Колльеру: Most veritable worth…
  60. Въ прежнихъ изданіяхъ: This great lubber the World… По Колльеру: this great lubberly world…
  61. Притоны разврата назывались въ то время Коринѳомъ, посѣтители же ихъ — Коринѳянами, а потому весьма вѣроятно, что слово Грекъ означаетъ здѣсь сводника.
  62. Счастливыхъ дней.
  63. Соотвѣтственно пяти тѣлеснымъ чувствамъ, принимали и пять душевныхъ способностей: здравый смыслъ, способность представленія, воображеніе, сужденіе и память.
  64. Въ прежнихъ изданіяхъ: The triplex, sir… По Колльеру: The triplet, sir…
  65. Тіамисъ Геліодора.
  66. Очень медленный танецъ.
  67. Въ прежнихъ изданіяхъ: But nature to her bias drew in that… По Колльеру: But nature to her bias true in that…
  68. Кловнъ началъ читать страшно неистовымъ голосомъ.
  69. Въ прежнихъ изданіяхъ: One day shall crown the alliance on’t, so please you… По Колльеру: One day shall crown the alliance, and so please you…
  70. Въ прежнихъ изданіяхъ: And in such forms which here were presuppos’d… По Колльеру: And in such forms which here were preimpos’d…
  71. Въ прежнихъ изданіяхъ: Alas, poor fool… По Колльеру: Alas, poor soul…