Двенадцатая ночь, или что хотите (Шекспир; Соколовский)/ДО

Двенадцатая ночь, или что хотите
авторъ Вильям Шекспир, пер. Александр Лукич Соколовский
Оригинал: англійскій, опубл.: 1600. — Перевод опубл.: 1894. Источникъ: az.lib.ru

СОЧИНЕНІЯ
ВИЛЬЯМА ШЕКСПИРА

править
ВЪ ПЕРЕВОДѢ И ОБЪЯСНЕНІИ
А. Л. СОКОЛОВСКАГО.
Съ портретомъ Шекспира, вступительной статьей «Шекспиръ и его значеніе въ литературѣ», съ приложеніемъ историко-критическихъ этюдовъ о каждой пьесѣ и около 3.000 объяснительныхъ примѣчаній
ИМПЕРАТОРСКОЮ АКАДЕМІЕЮ НАУКЪ
переводъ А. Л. Соколовскаго удостоенъ
ПОЛНОЙ ПУШКИНСКОЙ ПРЕМІИ.
ИЗДАНІЕ ВТОРОЕ
пересмотрѣнное и дополненное по новѣйшимъ источникамъ.
ВЪ ДВѢНАДЦАТИ ТОМАХЪ.

Томъ XI.

править
С.-ПЕТЕРБУРГЪ
ИЗДАНІЕ т-ва А. Ф. МАРКСЪ.

ДВѢНАДЦАТАЯ НОЧЬ, ИЛИ ЧТО ХОТИТЕ.

править

Комедія: «Двѣнадцатая ночь, или что хотите» напечатана въ первый разъ въ полномъ собраніи сочиненій Шекспира in folio 1623 года, а потому мы не имѣемъ прямыхъ фактическихъ данныхъ для указанія времени, когда она была написана. Были комментаторы, считавшіе ее послѣднимъ произведеніемъ Шекспира, написаннымъ, можетъ-быть, даже незадолго до его смерти. Защитники этого мнѣнія руководились мыслью, что комедія эта по тому свѣтлому, чуждому всякаго драматизма, впечатлѣнію, какое она производитъ, напоминаетъ тѣ позднѣйшія произведенія Шекспира (каковы: «Буря», «Цимбелинъ» и «Зимняя сказка»), въ которыхъ онъ, достигнувъ солидныхъ лѣтъ, сталъ, повидимому, гораздо примирительное и радостнѣе относиться къ жизни, чѣмъ въ то время, когда изображалъ тѣ страстныя и ужасающія душу картины, какія мы находимъ въ «Лирѣ», «Макбетѣ», «Отелло» и другихъ произведеніяхъ средняго періода его дѣятельности. Какъ ни правдоподобно, повидимому, такое мнѣніе, но оно оказалось невѣрнымъ. Былъ найденъ рукописный дневникъ нѣкоего Джона Мэннингэма, въ которомъ прямо указано, что комедія «Двѣнадцатая ночь» была представлена 1 февраля 1601 года, при чемъ изложено и полное ея содержаніе, не оставляющее никакого сомнѣнія, что дѣло шло именно о Шекспировой пьесѣ. Вслѣдствіе этого 1601 или 1600 годы должны считаться позднѣйшимъ предѣльнымъ срокомъ, когда комедія могла быть написана. Что касается опредѣленія ранняго срока, то въ этомъ мы можемъ руководствоваться тѣмъ, что въ спискѣ Шекспировыхъ пьесъ, составленномъ Миресомъ въ 1598 году, имя комедіи еще не упомянуто, и, слѣдовательно, она, вѣроятно, не была написана ранѣе этого года. Время ея созданія совпадаетъ такимъ образомъ съ тѣмъ періодомъ, когда написаны Шекспиромъ лучшія изъ его комедій: «Сонъ въ лѣтнюю ночь», «Укрощеніе своенравной» и «Много шуму изъ пустяковъ». Нисколько не уступая этимъ пьесамъ въ удивительномъ, полномъ жизни, юморѣ, «Двѣнадцатая ночь» отличается отъ нихъ тѣмъ, что въ ней почти нѣтъ слѣда не только какой-нибудь драматической струи, какая сквозитъ, напримѣръ, въ «Много шуму изъ пустяковъ», но даже изображенія какихъ-либо серьезныхъ, душевныхъ свойствъ, какъ въ «Снѣ въ лѣтнюю ночь» или въ «Укрощеніи своенравной». Комедія эта не болѣе, какъ рядъ прелестныхъ картинъ, пронизанныхъ самымъ утонченнымъ, искрящимся юморомъ и самымъ свѣтлымъ, примирительнымъ настроеніемъ, среди котораго лишь изрѣдка проскальзываютъ двѣ-три меланхолическія черты, какъ, напримѣръ, въ роляхъ Віолы и герцога; но и онѣ не производятъ ни малѣйшаго тяжелаго впечатлѣнія, являясь лишь какъ легкія тѣни, необходимыя для гармоническаго контраста въ общихъ тонахъ картины. Благодаря этому впечатлѣнію, вся комедія получила какой-то воздушный, можно сказать, почти фантастическій оттѣнокъ, дѣйствительно выдѣляющій ее между многими другими комическими пьесами Шекспира. Если мнѣніе, будто такой характеръ пьесы былъ обусловленъ временемъ, когда она написана, оказалось, какъ упомянуто выше, невѣрнымъ, то фактъ этотъ можно объяснить иначе, на что даетъ намъ указаніе самое названіе пьесы. Двѣнадцатой ночью называлась въ Англіи ночь на праздникъ Крещенья вслѣдствіе того, что она была двѣнадцатой ночью послѣ перваго дня Рождества. Святочный разгулъ и всевозможныя празднества въ особенности пріурочивались къ ней, и потому всѣ театры обыкновенно приготовляли къ этому вечеру какую-нибудь новую, непремѣнно веселую, чуждую всякаго драматизма, пьесу. Шекспиръ, будучи поставщикомъ новыхъ пьесъ для своей труппы, не могъ не считаться съ этимъ обычаемъ, и вотъ въ чемъ, по всей вѣроятности, заключалась причина какъ происхожденія этой комедіи, такъ равно и ея свѣтлаго, радостнаго содержанія. Не относясь, какъ думали прежде, къ позднѣйшему періоду болѣе спокойной дѣятельности Шекспира, она можетъ показать своимъ содержаніемъ, до какой степени Шекспиръ всегда владѣлъ собой а и до чего былъ объективенъ въ своемъ творчествѣ во всю свою жизнь. Годы, когда комедія написана, какъ разъ предшествовали тѣмъ, въ которые созданы колоссальнѣйшія трагедіи: «Лиръ», «Гамлетъ» и «Отелло». Шекспиръ, безъ сомнѣнія, замышлялъ и обдумывалъ ихъ уже ранѣе; но это, какъ видимъ, нисколько не помѣшало ему въ то же время написать пьесу, въ которой, въ противоположность мрачному, ужасающему взгляду на жизнь, какимъ проникнуты помянутыя трагедіи, напротивъ, было все свѣтло, примирительно и радостно.

Хотя фактъ, что Шекспиръ заимствовалъ большинство своихъ сюжетовъ изъ постороннихъ источниковъ, вполнѣ справедливъ, но степень этого заимствованія, если разсматривать отдѣльныя пьесы, очень различна. Въ нѣкоторыхъ случаяхъ онъ просто передѣлывалъ и примѣнялъ къ своей сценѣ чужія, уже игранныя пьесы; въ другихъ онъ бралъ только сюжетъ (обыкновенно изъ современныхъ новеллъ) и строилъ на нихъ драматическія произведенія, при чемъ часто совершенно измѣнялъ развязку согласно съ тѣми новыми положеніями, въ какія ставилъ создаваемыхъ имъ лицъ. А наконецъ въ числѣ его пьесъ есть и такія, въ которыхъ можно назвать заимствованными лишь незначительные штрихи, или положенія, часто только напоминавшіе первоначальный источникъ. Настоящая комедія принадлежитъ именно къ этой послѣдней категоріи. Насколько сюжетъ ея можетъ назваться заимствованнымъ, покажетъ краткое изложеніе тѣхъ источниковъ, на которые указываютъ комментаторы. Первымъ считается итальянская новелла Банделло, въ которой разсказывается исторія двухъ близнецовъ, сестры и брата, бывшихъ до того похожими другъ на друга, что ихъ не могли отличить даже близкіе. Они были разлучены во время разгрома Рима нѣмцами и испанцами въ 1527 году, при чемъ братъ, носившій имя Паоло, былъ взятъ въ плѣнъ и увезенъ въ Германію, а сестра, Никуола, осталась при отцѣ. Ее полюбилъ одинъ молодой римлянинъ, Латтанціо, и обѣщалъ на ней жениться, но скоро забылъ свое обѣщаніе, увлекшись другой женщиной по имени Кателлой. Никуола, не будучи въ силахъ перенести измѣну любимаго человѣка и не желая по крайней мѣрѣ съ нимъ разлучиться, вздумала переодѣться въ платье пажа и поступить къ нему на службу. Замыселъ ея удался. Латтанціо не узналъ своей бывшей возлюбленной подъ платьемъ мальчика и очень полюбилъ ее, какъ своего слугу. Однажды онъ послалъ ее съ письмомъ къ своей новой возлюбленной, но та до того увлеклась красотой предполагаемаго мальчика, что, въ свою очередь, отказала своему любовнику, объявивъ рѣшительное намѣреніе выйти замужъ только за красавца-пажа. Новелла кончается тѣмъ, что братъ Никуолы, возвратившись изъ плѣна, случайно встрѣчаетъ Кателлу и, будучи принятъ ею за предполагавшуюся мужчиной сестру, вступаетъ съ нею въ бракъ. Латтанціо, въ свою очередь, узнавъ о трогательной привязанности къ нему Никуолы, также возвращается сердцемъ къ прежней возлюбленной. Новелла эта имѣла большой успѣхъ въ средневѣковой литературѣ, и содержаніе ея послужило темой для нѣсколькихъ дальнѣйшихъ переработокъ какъ въ повѣствовательномъ, такъ и въ драматическомъ родѣ. Такъ, въ Италіи, Николо Секки передѣлалъ изъ нея комедію подъ заглавіемъ «Gl’Inganni», а въ Англіи компиляторъ Ричъ написалъ на ту же тему длинную повѣсть, въ которой хотя и ввелъ нѣсколько новыхъ сценъ и картинъ, но общій сюжетъ оставилъ тотъ же, при чемъ измѣнилъ только мѣсто дѣйствія, перенеся его въ Константинополь и давъ дѣйствующимъ лицамъ другія имена. Сопоставляя этотъ сюжетъ съ тѣмъ, что мы находимъ въ комедіи Шекспира, становится ясно, что если въ настоящемъ случаѣ и можетъ быть рѣчь о какомъ-нибудь заимствованіи, то только по поводу введенія въ пьесу шаблоннаго анекдота о сходствѣ двухъ близнецовъ, принимаемыхъ одинъ за другого. Анекдотъ же этотъ до того избитъ, что мы находимъ его во многихъ литературахъ, начиная съ древнѣйшихъ. Такъ, напримѣръ, на рядѣ такихъ qui pro quo основана комедія Плавта: «Менехмы». Если разсматривать Шекспирову комедію во всей ея полнотѣ, то мы увидимъ, что анекдотъ этотъ составляетъ лишь ничтожную часть общаго сюжета; а сверхъ того, онъ не только не можетъ считаться цѣннымъ вкладомъ въ сюжетъ, но, напротивъ, скорѣе охлаждаетъ общее впечатлѣніе своей не^ правдоподобностью. Вывести цѣлую серію сценъ, основанныхъ на сходствѣ близнецовъ, до того противорѣчитъ тому, что мы видимъ въ явленіяхъ обыкновенной жизни, что построить исключительно на такомъ фактѣ поэтическое произведеніе можно было развѣ только въ средневѣковой литературѣ, гдѣ писатели гонялись не столько за правдой событій, сколько за изображеніемъ нежданныхъ, чудесныхъ эффектовъ. Сюжетъ Шекспировой комедіи несравненно богаче и полнѣе. Онъ составленъ изъ цѣлаго ряда положеній, самыхъ живыхъ и самыхъ разнообразныхъ, слитыхъ въ одно такое стройное, гармоническое цѣлое, что нельзя не подивиться тому искусству, съ какимъ авторъ умѣлъ соединить такой разнообразный матеріалъ. Это можно видѣть изъ простого общаго перечня этихъ положеній. Предъ нами, во-первыхъ, избалованная, хотя и прекрасная но душевнымъ качествамъ, дѣвушка, Оливія. Привыкшая, благодаря своей обезпеченности, жить болѣе удовольствіями и мечтами, чѣмъ заботами о ежедневныхъ потребностяхъ, она дошла до того, что сама не знаетъ, чего хочетъ, и потому дѣлается склонной преувеличивать тѣ горести, какія неумолимая жизнь посылаетъ ей такъ же, какъ и обыкновеннымъ людямъ. Смерть любимаго брата конечно, горе, и большое; но едва ли кто-нибудь изъ простыхъ, неизбалованныхъ смертныхъ преувеличилъ бы, какъ Оливія, чувствительность къ такому горю до рѣшимости запереться на цѣлые годы отъ всякихъ радостей свѣта, и это еще въ лучшіе годы молодости! Жизнь, не допускающая никакихъ отступленій отъ ея законовъ, не замедлила посмѣяться надъ такимъ рѣшеніемъ, заставивъ Оливію впасть въ забавный просакъ. Она, по первому взгляду, полюбила Віолу, дѣвушку, сочтя ее за избранника своего сердца. Чѣмъ, какъ не избалованнымъ пресыщеніемъ жизнью и происходящей отъ того склонностью предаваться первому порыву чувствъ можно объяснить подобное увлеченіе? Вотъ уже первое положеніе, о какомъ нѣтъ и помину въ такъ называемыхъ источникахъ пьесъ. О психологической вѣрности подобнаго факта не зачѣмъ распространяться. Подобные ему примѣры случаются чуть не каждый день. Затѣмъ авторъ рисуетъ намъ новое положеніе. Въ домѣ Оливіи живетъ ея дядя, сэръ Тоби, съ своимъ прихвостнемъ, Андреемъ. Въ нихъ изображенъ полный контрастъ съ тамъ, что мы находимъ въ Оливіи. Она мечтательна, меланхолична и граціозна — они грубы и реальны, при чемъ Тоби, надо отдать ему въ этомъ справедливость, очень не глупъ, тогда какъ Андрей — совершенный идіотъ. Оба, въ противоположность Оливіи, разочарованной въ жизни, напротивъ, только и думаютъ о благахъ этой жизни, при чемъ Андрей, будучи совершеннымъ дуракомъ, во всемъ слѣдуетъ за Тоби, какъ собачонка, привыкшая слушаться малѣйшаго знака своего хозяина. Казалось, трудно было найти мотивъ для того, чтобъ естественно связать въ жизни такія противоположныя личности, какими были эта пара и Оливія, но Шекспиръ разрѣшилъ этотъ вопросъ очень просто, сдѣлавъ Тоби родственникомъ Оливіи. Она поневолѣ терпѣла его по правилу noblesse oblige для того, чтобъ не вышло скандала, ссоры между родственниками. А онъ уже, конечно, всѣми силами старался, насколько могъ и умѣлъ, быть съ нею въ ладу, при чемъ даже побаивался ея немного, хорошо помня, что только этимъ средствомъ (т.-е., живя на ея счетъ) онъ могъ удовлетворять своимъ житейскимъ вожделѣніямъ. Положеніе, какъ видимъ, простое до вульгарности; но какъ оно однако вѣрно и общечеловѣчно! Можно безъ ошибки сказать, что даже теперь, спустя триста лѣтъ съ тѣхъ поръ, какъ пьеса написана, подобныя отношенія найдутся во многихъ современныхъ семейныхъ домахъ. Далѣе мы видимъ, что, въ дополненіе къ этой обстановкѣ, авторъ создалъ, еще новое лицо, и создалъ совершенно въ тонъ съ тѣмъ, что мы видѣли до сихъ поръ. Оливіи служитъ дворецкій Мальволіо, мажордомъ и управитель ея имѣнія. Онъ схожъ глупостью съ сэромъ Андреемъ, а претензіями — съ сэромъ Тоби; но при этомъ — кто бы могъ подумать? — въ характерѣ его обнаруживаются взгляды на жизнь, схожіе со взглядами самой Оливіи. Она меланхолична и мечтательна, онъ тоже. Недаромъ сама Оливія говоритъ, что этотъ служитель ей по душѣ, потому-что такъ же меланхоличенъ, какъ она. Онъ, подобно ей, гнушается грубыми вкусами сэра Тоби, а въ своемъ презрѣніи всего вульгарнаго идетъ даже дальше ея. Такъ, онъ пренебрежительно относится къ выходкамъ шута, на котораго Оливія смотритъ гораздо снисходительнѣй. Само собой разумѣется, что его выходки въ этомъ родѣ глупы и смѣшны, но это потому только, что онъ глупъ самъ я, сверхъ того, надутъ самолюбіемъ до невозможности. Что же касается мечтательности, то въ этомъ Мальволіо рѣшительно превосходитъ даже Оливію, когда, напримѣръ, вдается въ свои блаженныя грезы о томъ, какъ онъ, женившись на своей госпожѣ, будетъ сидѣть въ великолѣпномъ креслѣ, дѣлая выговоры сэру Тоби за его дурное поведеніе. Конечно, Мальволіо глупъ, грубъ, не развитъ и смѣшонъ въ высшей степени, тогда какъ Оливія умна, прелестна и утонченно образована; но, вглядясь въ основные душевные стимулы, двигающіе ихъ поступками, мы непремѣнно найдемъ въ нихъ сходство. Мальволіо, занесшись своими грезами, мечтаетъ о несбыточномъ и попадаетъ, впросакъ; но и Оливія, влюбившись въ Віолу по первому взгляду, подобно тому, какъ влюбляются лица комедіи «Сонъ въ лѣтнюю ночь», попадаетъ впросакъ, равно не лишенный комизма. Разница лишь въ томъ, что положеніе Мальволіо возбуждаетъ своей глупостью громкій смѣхъ, а положеніе Оливіи — сочувственную улыбку, — хотя тоже не чуждую нѣкоторой ироніи. Эту иронію не можетъ предъ нею скрыть даже Віола, когда въ сценѣ съ зачарованной своей несбыточной мечтой Оливіей, невольно вызываетъ ея восклицаніе: «о, какъ его коварная улыбка къ нему идетъ!» Забавная свита Оливіи дополняется еще двумя личностями, нарисованными также совершенно въ тонъ съ общимъ впечатлѣніемъ, какое производитъ пьеса. Эти личности — горничная Оливіи, плутовка Марія, и ея любимый шутъ. Оба такъ живы и оригинальны, что въ подробномъ объясненіи ихъ характеровъ нѣтъ надобности. Марія настолько типична, что черты ея характера сохранились до сихъ поръ. Кто не видалъ въ современныхъ домахъ такихъ ловкихъ горничныхъ, которыя, изучивъ вкусы своихъ госпожъ, успѣваютъ поставить себя на такую съ ними ногу, что дѣлаются почти ихъ полуподругами и повѣренными ихъ тайнъ. Въ шутѣ настоящей комедіи мы видимъ самое типичное изображеніе этого класса людей былого времени. Умный и ловкій проныра, онъ вездѣ успѣваетъ выйти сухимъ изъ воды, а при своемъ остроуміи и насмѣшливости часто скорѣе ставитъ въ шуты тѣхъ, съ кѣмъ имѣетъ дѣло, чѣмъ оказывается шутомъ самъ. По этому случаю также нельзя не замѣтить, что если въ настоящее время нѣтъ болѣе шутовъ по професіи, то все-таки черты, изображенныя Шекспиромъ въ этой личности, можно нерѣдко встрѣтить и теперь. Такого рода свита, окружавшая Оливію, конечно, не могла заниматься чѣмъ-либо серьезнымъ, и мы видимъ, что она дѣйствительно занята все время балагурствомъ и шутками, изъ которыхъ всего рельефнѣе выдѣляется несравненная, уморительная продѣлка съ Мальволіо. Эта продѣлка, а также сцены бражничанья Тоби и Андрея составляютъ, ту общую комическую канву, которая проходитъ чрезъ всю пьесу и служитъ фономъ для всего прочаго дѣйствія, при чемъ этимъ фономъ ослабляется даже серьезная часть пьесы до такой степени, что и ею производится такое же свѣтлое и, можно сказать, почти комическое впечатлѣніе, какъ и упомянутыми выше комическими эпизодами. Какъ ни кажется на первый взглядъ серьезной и даже грустной меланхолическая страсть Орсино къ отвергшей его Оливіи, но, приглядѣвшись ближе къ тѣмъ высокопарнымъ монологамъ, въ которыхъ онъ самъ съ театральнымъ паѳосомъ и самонаслажденіемъ восхваляетъ силу своей любви, мы невольно усумняемся въ глубинѣ этой страсти. Истинно любящіе говорятъ не такъ, и развязка пьесы, когда Орсино точно съ такимъ же паѳосомъ отступается отъ Оливіи и дѣлаетъ «властительницей властителя» Віолу, доказываетъ это очень ясно. А развѣ такого рода увлеченіе не проникнуто значительной долей комизма? Фантастическая любовь Оливіи къ Віолѣ также не лишена до нѣкоторой степени комическаго оттѣнка. Эта любовь и затруднительное положеніе, въ какое Оливія была ею поставлена, разрѣшается въ пьесѣ появленіемъ вмѣсто Віолы ея близнеца-брата, — и вотъ единственный во всей пьесѣ серьезный (т.-е. необходимый для хода дѣйствія) фактъ, который можно считать заимствованнымъ изъ той повѣсти, о которой говорено выше. Сдѣланный перечень положеній и картинъ, изъ которыхъ пьеса соткана, можетъ показать въ достаточной степени, до чего собственное творчество Шекспира превышаетъ въ ней ничтожное, сдѣланное имъ, заимствованіе. Пустой и совершенно неправдоподобный самъ по себѣ, фактъ этотъ, будучи поставленъ во главѣ развязки, конечно, этимъ еще болѣе обличаетъ свою слабость, какъ литературнаго пріема, и порождаетъ въ читателяхъ даже нѣкоторую неудовлетворенность; но съ этимъ можно примириться, потому, во-первыхъ, что много, даже серьезныхъ, комедій нерѣдко разрѣшается тоже пустыми случайностями; а, во-вторыхъ, вся настоящая пьеса, при всей своей живости, блескѣ и прелести, все-таки не болѣе, какъ рядъ картинъ, почти фантастическихъ, написанныхъ, правда, геніальнымъ художникомъ, но предназначенныхъ (какъ показываетъ и самое названіе пьесы) только для увеселенія толпы въ праздничные дни. Потому комедію эту нельзя судить слишкомъ строго, тѣмъ болѣе, что она и при упомянутыхъ недостаткахъ даетъ намъ рядъ положеній и картинъ, до того живыхъ и вѣрныхъ, до того озаренныхъ свѣтлымъ покровомъ юмора и веселости, что ее совершенно справедливо причисляютъ къ лучшимъ перламъ Шекспировыхъ произведеній этого рода.

Странное желаніе многихъ комментаторовъ непремѣнно отыскать во всякомъ произведеніи Шекспира какую-нибудь вложенную имъ самимъ основную идею и преднамѣченную цѣль коснулось и настоящей пьесы. Объектомъ этихъ изысканій была сдѣлана личность Мальволіо. Существуетъ взглядъ, будто Шекспиръ хотѣлъ въ лицѣ Мальволіо осмѣять пуританъ за ихъ лицемѣріе и ложную добродѣтель. Поддержку такого мнѣнія находили въ текстѣ самой пьесы вслѣдствіе того, что Марія и Тоби прямо называютъ Мальволіо въ насмѣшку пуританиномъ. Но это ничего не доказываетъ. Надъ пуританами въ Шекспирово время дѣйствительно смѣялись и не любили ихъ за ту вражду, которую они въ своихъ суровыхъ правилахъ объявили веселью, роскоши и вообще всякимъ суетнымъ удовольствіямъ жизни. Мальволіо съ своимъ смѣшнымъ стремленіемъ къ корректности и порядку, какіе онъ въ качествѣ управителя хотѣлъ ввести въ домъ, могъ дѣйствительно показаться своимъ сожителямъ похожимъ на пуританина и вызвать ихъ на насмѣшки, но этимъ и исчерпывалось въ немъ все, за что его можно было назвать этимъ именемъ. Лицемѣры были, конечно, и между пуританами, но нельзя клеймить этимъ именемъ ихъ всѣхъ. Секта эта имѣла гораздо болѣе серьезное значеніе. Она образовалась, какъ противовѣсъ разврату, роскоши и распущенности, охватившихъ въ тогдашнее время все англійское общество. Сверхъ того, пуритане стояли на строго религіозной почвѣ, правда, иногда худо понимая тѣ догматы, которые проповѣдывали, но все-таки проповѣдь ихъ была въ основѣ честна и искренна. Воздержность отъ тѣхъ пороковъ, какіе пуританами преслѣдовались, стояла у нихъ на первомъ планѣ. А между іѣмъ что же видимъ мы въ Мальволіо? Онъ не только не проповѣдуетъ воздержанія отъ роскоши, а, напротивъ, въ своихъ глупыхъ, фантастическихъ бредняхъ только къ ней и стремится. Можно навѣрно сказать, что даже пуританинъ-иппокритъ не сталъ бы мечтать о мягкихъ креслахъ, бархатныхъ халатахъ и бракѣ съ богатой наслѣдницей. Матеріалъ для пуританскаго лицемѣрія былъ совсѣмъ другой. Они хотѣли прослыть святыми аскетами и если искали власти, то вовсе не для пользованія благами роскошной жизни, и потому назвать ихъ огульно развратными лицемѣрами нельзя ни въ какомъ случаѣ. Если Мальволіо въ нѣкоторыхъ чертахъ своего характера могъ показаться пуританиномъ своимъ современникамъ — Маріи, сэру Тоби и шуту, то онъ ни въ какомъ случаѣ не можетъ казаться такимъ намъ. Для насъ Мальволіо не одностороннее изображеніе какого-нибудь случайнаго житейскаго явленія, но точно такой же типъ, почерпнутый изъ общей рѣки жизни, каковы и всѣ прочія созданныя Шекспиромъ лица. Въ немъ представляется намъ изображеніе глупаго самолюбія, пустого чванства несуществующими достоинствами и эгоистическаго безсердечья, съ прикрытіемъ всего этого тайными мечтами о тѣхъ именно вожделѣніяхъ и житейскихъ усладахъ, которыя онъ, самъ не замѣчая бревна въ своемъ глазу, преслѣдовалъ въ другихъ. Типъ, какъ видимъ, не новый, но однако до того распространенный въ людскихъ обществахъ, что люди такого рода навѣрно всегда жили, живутъ теперь и будутъ жить впредь.

ДѢЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА.

править

Орсино, герцогъ Иллиріи.

Себастіанъ, молодой дворянинъ, братъ Віолы.

Антоніо, капитанъ корабля, другъ Себастіана.

Капитанъ корабля, другъ Віолы.

Валентинъ, Куріо, дворяне изъ свиты герцога.

Сэръ Тоби Бэльчъ, дядя Оливія.

Сэръ Андрей Эгчикъ.

Мальволіо, дворецкій Оливіи.

Фабіанъ, слуга Оливіи.

Шутъ Оливіи.

Оливія, графиня, богатая наслѣдница.

Віола, молодая дѣвушка, влюбленная въ герцога.

Марія, служанка Оливіи.

Придворные, священникъ, матросы, офицеры, музыканты, слуги и свита герцога.
Мѣсто дѣйствія Иллирія и окрестные берега.

ДѢЙСТВІЕ ПЕРВОЕ.

править

СЦЕНА 1-я.

править
Комната во дворцѣ герцога.
(Герцогъ, Куріо и придворные, въ отдаленіи музыканты).

Герцогъ. Когда не ложь, что музыкою лѣчатъ

Отъ мукъ любви, то пусть она играетъ,

Играетъ безъ конца! Быть-можетъ, звуки,

Пресытивъ сердце мнѣ, убьютъ съ тѣмъ вмѣстѣ

И страсть мою. Пусть повторятъ еще

Напѣвъ, который сыгранъ. Онъ баюкалъ

Мнѣ нѣгой слухъ, какъ тихій вѣтерокъ,

Обвѣявшій внезапно кустъ фіалокъ

И вслѣдъ затѣмъ пахнувшій намъ въ лицо.

(Музыка).

Нѣтъ, нѣтъ, довольно, — показался мнѣ

Онъ далеко не такъ прелестно нѣженъ,

Какъ въ первый разъ! О духъ любви! безбреженъ,

Какъ море, ты, но вмѣстѣ съ тѣмъ легокъ

И вѣтренъ, какъ мечта; въ одно мгновенье

Въ твоихъ глазахъ теряетъ цѣну то,

Что нравилось за мигъ! — такъ своевольны

Желанья и мечты твои; да, впрочемъ,

И самъ вѣдь ты лишь чудная мечта!

Куріо. Быть-можетъ, пожелаете, синьоръ,

Вы поохотиться?

Герцогъ. За кѣмъ?

Куріо. За ланью.

Герцогъ. А чѣмъ же занятъ я? какой охоты

Еще могу желать, я? Въ мигъ, когда

Увидѣлъ я Оливію, весь воздухъ,

Мнѣ показалось, напитался вдругъ

Лѣснымъ благоуханьемъ, самъ же я

Былъ превращенъ изъ смѣлаго ловца

Въ оленя горъ, которому во слѣдъ,

Какъ стая псовъ, пустился рой желаній

И мукъ любви!

(Входитъ Валентинъ).

Ты отъ нея? съ какой

Явился вѣстью ты?

Валентинъ. Не осудите

Меня, синьоръ; но получить свиданье

Я съ ней не могъ; а вотъ отвѣтъ, какой

Мнѣ переданъ былъ горничной графини:

«Лучъ солнце самого не будетъ видѣть

Семь лѣтъ ея лица; подъ черной тканью

Отшельницей смиренной будетъ въ мірѣ

Ходить она и въ комнатѣ своей

Горючія лить слезы 1).» Этой скорбью

Почтится въ сердцѣ любящемъ графини

Умершій братъ, чью память сохранить

Она рѣшилась твердо и навѣки.

Герцогъ. О сердце изъ сердецъ! ужъ если брату

Такъ воздаешь ты нѣжный долгъ любви

И вѣрности, съ какой же чудной силой

Полюбишь ты, когда пронзитъ златая

Стрѣла любви тебя, убивъ въ конецъ

Всѣ прочія, обыденныя страсти?

Когда твой умъ, душа твоя и сердце 2) —

Всѣ эти центры жизни окрылятся

Одной мечтой, однимъ владыкой думъ

И чувствъ твоихъ! Идемте въ садъ, хочу

Забыться я въ тѣни его мечтами!

Мечты любви отраднѣй подъ цвѣтами.

Уходятъ).

СЦЕНА 2-я.

править
Морской берегъ.
(Входятъ Віола, капитанъ и матросы).

Віола. Гдѣ мы теперь, друзья мои?

Капитанъ. Здѣсь берегъ

Иллиріи, синьора.

Віола. Что мнѣ дѣлать,

Увы, на немъ? мой бѣдный братъ теперь

На берегахъ Элизіи печальныхъ!

Но, можетъ-быть, онъ спасся! Что на это

Ты скажешь мнѣ?

Капитанъ. Спаслись же сами вы,

Хотя, по правдѣ, чудомъ.

Віола. Бѣдный братъ!

Ужель не могъ такимъ же точно чудомъ

Спастись и онъ?

Капитанъ. Конечно, — и чтобъ вы

Утѣшились надеждой на случайность,

Скажу я вамъ, что въ мигъ, когда корабль

Разбился нашъ въ куски, и вы съ остаткомъ

Успѣвшихъ уцѣлѣть цѣплялись за бортъ

Послѣдней нашей лодки, видѣлъ я,

Какъ братъ вашъ, полный мужества и силъ,

Удвоенныхъ надеждой на спасенье,

Связалъ себя съ упавшей въ море мачтой

И такъ, какъ на дельфинѣ Аріонъ,

Со смѣлостью нырялъ въ волнахъ пучины,

Пока его могъ видѣть я.

Віола (даетъ ему кошелекъ). Бери, —

Вотъ золото за вѣсть твою. Надежда

И безъ того жила во мнѣ при мысли,

Что я избѣгла смерти, а теперь

Разсказъ твой окрылилъ ее! — Скажи,

Ты знаешь этотъ край?

Капитанъ. О, да, синьора;

До мѣста, гдѣ родился я, отсюда

Не болѣе двухъ-трехъ часовъ, пути.

Віола. Кто здѣсь правитель?

Капитанъ. Герцогъ, благородный

И родомъ и душой.

Віола. Скажи мнѣ, какъ

Его зовутъ?

Капитанъ. Орсино.

Віола. Это имя

Знакомо мнѣ. О немъ не разъ слыхала

Я отъ отца. Онъ не женатъ?

Капитанъ. Былъ холостъ

И, вѣрно, не женатъ до сей поры.

Я мѣсяцъ не былъ здѣсь; тогда жъ ходила

О немъ молва, что страстно онъ влюбленъ

Въ Оливію, хотя вѣрнѣй, что это

Лишь слухъ одинъ, какими любитъ тѣшить

Себя толпа насчетъ высокихъ лицъ.

Віола. А кто она?

Капитанъ. Прекрасная дѣвица.

Отецъ ея былъ графъ. Онъ умеръ годъ

Иль два тому назадъ, и предъ концомъ

Оставивъ дочь на попеченьи сына.

Но на бѣду и этотъ сынъ скончался

Вслѣдъ за отцомъ. Оливію сразила

Такъ эта смерть, что, говорятъ, она

Рѣшилась изъ любви къ нему покинуть

Навѣки свѣтъ.

Віола. О! какъ хотѣла бъ я

Вступить къ ней въ услуженье, скрывъ отъ всѣхъ

До времени, кто я.

Капитанъ. Ну, это сдѣлать

Вамъ будетъ не легко: она упрямо

Рѣшилась не знакомиться ни съ кѣмъ,

Ни даже съ герцогомъ.

Віола. Ты честенъ видомъ

И рѣчью, капитанъ; и хоть, конечно,

Подъ внѣшностью хорошей иногда

Скрывается порокъ, но почему-то

Мнѣ вѣрить хочется, что ты душой

Не хуже, чѣмъ открытымъ и веселымъ

Твоимъ лицомъ. А потому, прошу я,

Будь мнѣ сообщникомъ. Тебя я щедро

За это награжу. Во-первыхъ, скрой,

Кто родомъ я, а во-вторыхъ, достань

Мнѣ платье мальчика. Подъ нимъ я лучше

Моей достигну цѣли. Я хочу

Вступить на службу герцога. Ты можешь

Сказать ему, что я пѣвецъ-кастратъ.

Обмана тутъ не будетъ, такъ какъ пѣть.

Могу я точно и довольно знаю

Ладовъ и разныхъ пѣсенъ. Мною онъ

Останется доволенъ. О дальнѣйшихъ

Моихъ видахъ покамѣстъ я молчу,

А вмѣстѣ съ тѣмъ прошу, чтобы молчаньемъ

И ты моимъ способствовалъ желаньямъ.

Капитанъ. Когда пошли вы евнухомъ служить,

Такъ я нѣмымъ при васъ согласенъ быть 3).

Віола. Благодарю. — Идемъ теперь отсюда.

(Уходятъ).

СЦЕНА 3-я.

править
Комната въ домѣ Оливіи.
(Входятъ сэръ Тоби Бэльчъ и Марія).

Тоби. Ей-Богу, не могу понять, что за блажь пришла племянницѣ такъ убиваться изъ-за смерти брата. Извѣстно, что печаль губитъ жизнь.

Марія. А вотъ вамъ слѣдовало бы по ночамъ раньше домой возвращаться. Еще недавно у насъ была объ этомъ съ синьорой рѣчь, и, надо сказать, порядкомъ вамъ отъ нея досталось.

Тоби. Ну, что жъ! — пусть лучше достается мнѣ отъ нея, чѣмъ ей отъ меня 4).

Марія. Пора бы вамъ было себя въ приличный видъ привести.

Тоби. А какъ мнѣ это сдѣлать? Приличнѣй вида, чѣмъ тотъ, какой Богъ далъ, не добудешь. Платье есть, сапоги есть, значитъ — бражничать можно. А износятся — и безъ нихъ обойдемся 5).

Марія. Бражничаньемъ-то вы сами себя износите. Синьора еще вчера объ этомъ говорила, да кстати вспомнила и о томъ вислоухомъ балбесѣ, котораго вы на ней приводили свататься.

Тоби. Это сэръ Андрей, что ли?

Марія. Онъ самый.

Тоби. Ну, такъ что жъ? — онъ первый молодецъ въ цѣлой Иллиріи.

Марія. Что жъ изъ этого?

Тоби. А то, что у него три тысячи червонцевъ дохода въ годъ.

Марія. Онъ все, что у него есть, ухлопаетъ въ одинъ годъ. Онъ мотъ и дуракъ.

Тоби. Полно вздоръ-то молоть! Онъ играетъ на гамбѣ, какъ никто, говоритъ на четырехъ языкахъ, какъ по-писанному, а ужъ насчетъ статей и говорить нечего. Ты только взгляни, какъ его сотворила природа.

Марія. Творила природа, да сотворила урода. Онъ мало того, что дуракъ, да еще забіяка вдобавокъ, и если бъ не былъ трусъ и не прятался отъ ссоръ, такъ ему бы давно вѣчную память сотворили.

Тоби. Это врали, и мерзавцы такіе слухи распускаютъ. Отъ кого ты весь этотъ вздоръ слышала?

Марія. Отъ того, кто разсказывалъ еще, что вы съ нимъ каждую ночь пьянствуете.

Тоби. Вѣдь мы за здоровье племянницы пьемъ; а за нее я буду пить, пока вино льется въ горло и останется въ Иллиріи хоть одна бутылка. Дрянь и тряпка тотъ, кто откажется пить за здоровье моей племянницы, пока у него мозгъ не перекувырнется въ головѣ, какъ кубарь. Такъ-то, дѣвка! Ну-ка, повернись, этакъ по-испански 6), вотъ и Андрей Эг — чмокъ 7) идетъ.

(Входитъ Андрей Эгчикъ).

Андрей. Здорово, сэръ Тоби! Все ли ладно?

Тоби. Здорово, сладчайшій.

Андрей. Здравствуй, шпилька.

Марія. Здравствуйте.

Тоби. Штурмуй, сэръ Андрей, штурмуй 8)!

Андрей. Это что же такое?

Тоби. Горничная моей племянницы.

Андрей. А! пріятно съ вами познакомиться, мамзель Штурмуй.

Марія. Меня зовутъ Маріей, синьоръ.

Андрей. Ну, такъ, значитъ, Марія Штурмуй.

Тоби. Врешь, кавалеръ; я говорю: штурмуй, — то-есть наступай, нападай, бери ее обѣими руками!

Андрей. Ну, этого при всѣхъ нельзя. Такъ вотъ оно что штурмуй-то значитъ.

Марія. Прощайте, господа.

Тоби. Сэръ Андрей! неужто ты ее такъ отпустишь? Послѣ этого тебѣ никогда клинка изъ ноженъ не вытянуть!

Андрей. Слышишь, что онъ говоритъ? Если я тебя такъ отпущу, то, значитъ, никогда клинка изъ ноженъ не выну. Что жъ ты думаешь, дамъ я тебѣ послѣ этого себя за носъ водить 9)?

Марія. Я вашего носа въ рукахъ не держу.

Андрей. Хочешь, я тебѣ вмѣсто носа руку предложу?

Марія. Предлагайте кому охота взять, да и то сначала надо будетъ вамъ вашу руку подмаслить.

Андрей. Зачѣмъ подмаслить? это что за метафора?

Марія. Очень ужъ ваша рука суха и не таровата.

Андрей. Что жъ я за дуракъ, чтобъ не держать рукъ сухими. Въ какую ты со мной игру играешь?

Марія. Съ вами всякая игра выйдетъ въ сухую.

Андрей. Много у тебя такихъ щелчковъ въ запасѣ?

Марія. Для васъ найдется на каждомъ пальцѣ. На этотъ разъ довольно, а потому прощайте.

(Уходитъ Марія).

Тоби. Что, кавалеръ? оплошалъ? Придется утѣшить тебя стаканомъ Канарскаго. Когда случалось тебѣ быть такъ побитымъ?

Андрей. Ни въ жизнь; развѣ только, когда Канарское сбивало меня съ ногъ. Впрочемъ, я самъ замѣчаю, что нынче я какъ-будто поглупѣлъ. Я думаю, ужъ не отъ того ли это, что я слишкомъ много ѣмъ ростбифа?

Тоби. Именно.

Андрей. Если такъ, то я отъ него откажусь. Завтра я домой собираюсь.

Тоби. Pourquoi, рыцарь?

Андрей. Это что значитъ: pourquoi? ѣхать или не ѣхать? Эхъ, жаль, что я мало занимался языками! Все мое время убилъ я на танцы, фехтованье и медвѣжьи травли. Мнѣ бы искусствамъ слѣдовало себя посвятить.

Тоби. То-то славная бы у тебя была тогда артистическая прическа.

Андрей. Это почему? развѣ волосы у артистовъ растутъ лучше?

Тоби. Конечно, — теперь они у тебя и виться не хотятъ.

Андрей. А что? — развѣ моя прическа дурна?

Тоби. О, — прелесть! голова твоя похожа на прялку. Я такъ и жду, что какая-нибудь пряха схватитъ ее между ногъ и начнетъ прястъ.

Андрей. А все-таки я завтра ѣду домой. Твоя племянница никого видѣть не хочетъ, а если и захочетъ, то ужъ, конечно, не меня. Я слышалъ, будто самъ герцогъ, что по сосѣдству живетъ, за нею пріудариваетъ.

Тоби. Да она-то о немъ слышать не хочетъ. Никогда не выйдетъ она замужъ за человѣка выше ея умомъ, годами и положеніемъ. Я слышалъ самъ, какъ она въ этомъ клялась. Значитъ, не все еще пропало.

Андрей. Пожалуй, я съ мѣсяцъ еще останусь. Ты знаешь, у меня нелѣпый нравъ. Подчасъ мнѣ балы и маскарады вдругъ до зарѣзу надобятся.

Тоби. Неужели тебя эта канитель занимаетъ?

Андрей. Какъ всякаго въ Иллиріи; а вѣдь я, надѣюсь, не хуже любого; хотя, конечно, со стариками тягаться не стану 10).

Тоби. А ты въ танцахъ гораздъ?

Андрей. Еще бы! Всякаго козла за поясъ заткну.

Тоби. А вотъ я такъ лучше въ жаренаго вилку воткну 11).

Андрей. Посмотри, какія я штуки ногами выдѣлываю. Лучше никто въ Иллиріи не сумѣетъ (Показываетъ).

Тоби. Ну, вотъ видишь! Какже такіе таланты зарывать въ землю? Это все равно, что веселыя картинки держать подъ занавѣсками будто затѣмъ, чтобъ онѣ не запылились 12). Я на твоемъ мѣстѣ даже въ церковь ходилъ бы въ припрыжку, а назадъ — въ припляску. Стоя на- мѣстѣ, ногами бы сѣменилъ либо переминался, какъ передъ мочой. Въ нынѣшнемъ вѣкѣ добро скрывать не слѣдуетъ. Ты только посмотри на свои ноги: красота да и только!

Андрей. Это такъ: ноги точно хоть куда, особенно въ красныхъ чулкахъ. А что, будетъ сегодня утѣшеніе?

Тоби. Еще бы! вѣдь мы подъ созвѣздіемъ Тельца родились.

Андрей. Да вѣдь это — звѣзда сердца.

Тоби. Врешь! — рѣзвыхъ ногъ и веселья. Ну-ка, попробуй прыгнуть. Выше! еще выше! вотъ такъ, молодецъ! (Уходятъ).

СЦЕНА 4-я.

править
Комната во дворцѣ герцога.
(Входятъ Валентинъ и Віола въ мужскомъ платьѣ).

Валентинъ. Если герцогъ будетъ къ вамъ, Цезаріо, такъ же милостивъ и впредь, то васъ можно поздравить съ очень быстрымъ возвышеніемъ. Едва три дня, какъ вы здѣсь, а на васъ уже смотрятъ, какъ на своего.

Віола. Развѣ вы боитесь перемѣнчивости съ его стороны или невниманія къ дѣлу съ моей, чѣмъ я могла бы потерять его благосклонность? Неужели онъ такъ непостояненъ?

Валентинъ. О, нѣтъ, — этого въ немъ нѣтъ. (Входятъ герцогъ и свита).

Віола. Благодарю; но вотъ и онъ.

Герцогъ. Кто видѣлъ

Цезаріо?

Віола. Онъ здѣсь, къ услугамъ вашимъ.

Герцогъ (свитѣ). Уйдите всѣ на нѣсколько минутъ.

Тебѣ открылъ, Цезаріо, я все!

Я развернулъ передъ тобой, какъ книгу,

Всѣ помыслы души моей. Ступай же,

Мой мальчикъ, къ ней; добейся всѣмъ, чѣмъ хочешь,

Къ ней доступа. Остановись у двери,

Скажи, что корнемъ вросъ въ ея порогъ,

Что не уйдешь, пока не будешь принятъ.

Віола. Но если правда то, что говорили

О ней, синьоръ? Когда горюетъ точно

Она такъ глубоко, меня навѣрно

Не впустятъ къ ней.

Герцогъ. Шуми, кричи, нарушь

Условья всѣхъ приличій, лишь бы только

Добиться своего.

Віола. Положимъ даже,

Я этого добьюсь, что долженъ буду

Я ей сказать?

Герцогъ. Открой ей всю безбрежность

Моей любви! срази ее разсказомъ,

Какъ страстно я привязанъ къ ней! Тебя

Пойметъ она скорѣе и охотнѣй:

Ты юнъ и свѣжъ; такихъ пословъ любви

Выслушивать пріятнѣй, чѣмъ достигшихъ

Почтенныхъ, зрѣлыхъ лѣтъ.

Віола. Ужъ будто я

Таковъ, синьоръ?

Герцогъ. Повѣрь мнѣ, милый мальчикъ!

Вѣдь тотъ, кто назоветъ тебя мужчиной,

Солжетъ въ глаза. Діаны губки врядъ ли

Свѣжѣй твоихъ; твой голосокъ звучитъ,

Какъ рѣчь невинной дѣвушки; ты всѣмъ

Скорѣй похожъ на женщину. Я твердо

Увѣренъ въ томъ, что само небо хочетъ

Избрать тебя посломъ моимъ. (Свитѣ) Пускай

Пять-шесть изъ васъ пойдутъ за нимъ, а если

Хотите, такъ и всѣ: — я оставаться

Люблю одинъ. Умѣй исполнить только

Что я хочу, и можешь ты считать

Свою фортуну сдѣланной: жить будешь

Не хуже ты, чѣмъ я.

Віола. Употреблю

Всѣ силы я, чтобъ покорилось сердце

Прекрасной вашей дамы. (Въ сторону) Тяжкій подвигъ!

Другой его расхваливать должна я,

Всей силой страсти полюбивъ сама! (Уходятъ).

СЦЕНА 5-я.

править
Комната въ домѣ Оливіи.
(Входятъ Марія и Шутъ).

Марія. Разсказывай, гдѣ ты шатался, или, вотъ тебѣ слово, я не открою рта, чтобъ заступиться за тебя передъ синьорой. Ты кончишь тѣмъ, что тебя за твои вѣчныя отлучки повѣсятъ.

Шутъ. Пускай вѣшаютъ: по крайней мѣрѣ отъ рекрутства освобожусь 13).

Марія. Это еще что?

Шутъ. Понятное дѣло: не возьмутъ же въ рекруты повѣшеннаго.

Марія. Объяснилъ! Хочешь, я тебѣ тоже скажу, зачѣмъ васъ въ рекруты берутъ?

Шутъ. Говори.

Марія. Потому, что такіе лбы, какъ твой, только подъ пулю и годятся 14).

Шутъ. Тоже объяснила! Пошли Богъ ума тѣмъ, у кого онъ есть, а мы, дураки, какъ-нибудь и безъ него обойдемся.

Марія. А за твое шатанье тебя все-таки повѣсятъ или въ шею прогонятъ. Это, я думаю, тебѣ также будетъ не по вкусу.

Шутъ. Быть повѣшеннымъ все-таки лучше, чѣмъ худо жениться. А прогонятъ, такъ вѣдь нынче лѣто, — потому полгоря будетъ.

Марія. Ты, значитъ, такъ-таки и не будешь просить прощенья?

Шутъ. А для чего? Нашему брату подтяжка дѣло не лишнее.

Марія. Еще бы: не будь подтяжекъ, съ тебя бы штаны свалились 15).

Шутъ. Ай да шуточка! Ничего, ничего, продолжай. Въ тотъ день, какъ синьоръ Тоби перестанетъ пить, я объявлю, что ты — самая умная дѣвка въ цѣлой Иллиріи.

Марія. Молчи ты, уродъ! Вотъ идетъ синьора. Смотри, извинись передъ нею поумнѣе. (Уходитъ Марія).

Шутъ. Ну, вывози кривая! Натолкни меня на добрую глупость. Вѣдь ее часто не умѣютъ сдѣлать даже умники, такъ авось она удастся мнѣ, дураку. Недаромъ сказалъ Квинапалъ 16), что умный дуракъ лучше глупаго мудреца. (Входятъ Оливія и Мальволіо). Добраго здоровья, голубка*

Оливія. Ступай, глупость, вонъ.

Шутъ. Слышите? глупость вонъ! Выведите прочь графиню!

Оливія. Убирайся, дуракъ! Ты мнѣ надоѣлъ. Ты нынче совсѣмъ выдохся да, сверхъ того, сдѣлался дрянью.

Шутъ. Два порока, голубка. Одному можно помочь виномъ, а другому — добрымъ нравоученьемъ. Напой дурака, онъ опять умнымъ сдѣлается; вели дрянному человѣку покаяться, онъ дрянью перестанетъ быть. А не покается, такъ его какъ-нибудь иначе заштопать можно. Вѣдь чего нельзя исправить совсѣмъ, то штопаютъ. Свихнувшаяся добродѣтель штопается грѣхомъ, а покаявшійся грѣхъ — добродѣтелью; кажется, эта ясно? — а если нѣтъ, такъ иного доказательства не придумаешь. Я, по крайней мѣрѣ, понимаю это такъ же хорошо, какъ то, что быть рогатымъ худо, а красавцемъ — лестно. Ты вотъ сейчасъ велѣла вывести вонъ глупость, а я на это повторю: выведите вонъ графиню.

Оливія. Я велѣла вывести тебя.

Шутъ. И ошиблась! Cucullus non fecit monacbum 17), — говоритъ пословица; — такъ ты и меня дуракомъ не чести. Мой мозгъ еще не перекувырнулся. А вотъ что ты дура, такъ это я тебѣ докажу.

Оливія. Какъ ты это докажешь?

Шутъ. Да очень легко.

Оливія. Попробуй.

Шутъ. Надо для этого, тебя сначала по пунктамъ допросить. Будешь ты мнѣ отвѣчать, мой добродѣтельный котеночекъ?

Оливія. Пожалуй: дѣлать мнѣ теперь нечего.

Шутъ. Хорошо, — отвѣчай же. Отчего ты такъ грустна, милая голубка?

Оливія. Оттого, милый дуракъ, что у меня умеръ братъ.

Шутъ. Значитъ, онъ въ аду кромѣшномъ?

Оливія. Нѣтъ, дуракъ, онъ въ раю.

Шутъ. Какъ же ты не дура послѣ этого? Твой братъ въ раю, а ты по немъ убиваешься. Эй! выведите графиню вонъ!

Оливія. Какъ ты думаешь, Мальволіо, исправится онъ когда-нибудь или нѣтъ?

Мальволіо. Непремѣнно, синьора; но это случится, когда его совсѣмъ скрючатъ старость и болѣзнь. Вѣдь умные люди отъ старости глупѣютъ, такъ ему, конечно, наоборотъ, поумнѣть слѣдуетъ.

Шутъ. Желаю же тебѣ поскорѣе скрючиться отъ старости, чтобъ глупость твоя разрослась еще шире. Ужъ куда сэръ Тоби любитъ спорить, но и онъ меня лисицей не назоветъ; а вотъ если ты при немъ самъ себя вздумаешь дуракомъ назвать, такъ и онъ словечка не возразитъ.

Оливія. Что ты на это скажешь, Мальволіо?

Мальволіо. Я, право, удивляюсь, графиня, какое удовольствіе находите вы въ шуткахъ этого ничтожнаго негодяя. Я недавно видѣлъ, какъ его загонялъ на словахъ одинъ дуракъ, въ которомъ ума было меньше, чѣмъ въ булыжникѣ. Вамъ стоитъ только перестать смѣяться для того, чтобъ онъ растерялся окончательно. Я рѣшительно держусь мнѣнія, что люди, которые могутъ смѣяться надъ подобнымъ дуракомъ, положительно глупы и годятся развѣ только въ паяцы этимъ дуракамъ.

Оливія. О, Мальволіо, ты слишкомъ самолюбивъ и потому все преувеличиваешь. Порядочные люди умѣютъ раскусить шутку и не будутъ принимать булавочныхъ уколовъ за пушечныя ядра, какъ это дѣлаешь ты. Веселое балагурство шута не злословіе, точно также, какъ сухое резонерство воображающаго себя умникомъ не нравственность.

Шутъ. Одари тебя Меркурій искусствомъ врать за то, что ты вступилась за дурака.

(Входитъ Марія).

Марія. Синьора, у двери стоитъ какой-то молодой человѣкъ и увѣряетъ, что ему непремѣнно надо поговорить съ вами.

Оливія. Ужъ не отъ герцога ли Орсино опять?

Марія. Не знаю, синьора, но молодой человѣкъ очень интересный и съ приличной свитой.

Оливія. А кто встрѣтилъ его въ дверяхъ?

Марія. Вашъ дядюшка, сэръ Тоби.

Оливія. Ахъ, пожалуйста, уведи его прочь; вѣдь онъ, чего добраго, сдѣлаетъ какую-нибудь глупость. (Марія уходитъ). Ступай, Мальволіо, узнать, что тамъ случилось. Если этотъ молодой человѣкъ отъ герцога Орсино, то скажи, что я больна, или что меня нѣтъ дома; словомъ, выдумай, что хочешь, лишь бы скорѣе его спровадить. (Мальволіо уходитъ). А ты, дуракъ, видишь самъ, какъ твое остроуміе состарѣлось и никого больше не занимаетъ.

Шутъ. Все-таки ты за меня заступилась такъ горячо, какъ-будто бы у тебя самой старшій сынъ былъ набитымъ дуракомъ! Пошли тебѣ зато Юпитеръ умнаго сына, потому что прочая твоя родня умомъ похвастать не можетъ. Вотъ идетъ одинъ, легокъ на поминѣ. У него вѣдь ріа mater 18) куда какъ плоха. (Входитъ сэръ Тоби).

Оливія. Кажется, онъ наполовину уже готовъ. Кто тамъ пришелъ, дядюшка?

Тоби. Человѣкъ!

Оливія. Человѣкъ, да какой?

Тоби. Извѣстно, какіе люди бываютъ. Чортъ бы побралъ эти маринованныя селедки 19). (Шушу) Ну а ты, дуракъ, что?

Шутъ. Ничего, мое сокровище.

Оливія. Дядюшка, дядюшка! Не стыдно ли? чуть утро, а ужъ ты зарядился!

Тоби. Нарядился? еще бы не нарядиться 20). Тамъ тебя у двери спрашиваютъ.

Оливія. Знаю, что спрашиваютъ, да кто?

Тоби. Да не все ли мнѣ равно, кто, будь онъ хоть самъ дьяволъ. Сказано, спрашиваютъ, ну, и шабашъ!

(Уходитъ Тоби).

Оливія (шуту). На кого похожъ, по-твоему, пьяный?

Шутъ. На сумасшедшаго, дурака и утопленника. Первый стаканъ умъ мутитъ, второй дуракомъ дѣлаетъ, а третій топитъ.

Оливія. Такъ дай знать въ полицію, чтобъ за дядюшкой наблюдали. Онъ ужъ къ потопленію близокъ. Ступай за нимъ присмотрѣть.

Шутъ. Онъ пока еще въ дуракахъ, а потому шуту взять его подъ опеку будетъ всего приличнѣй.

(Уходитъ шутъ. Мальволіо возвращается).

Мальволіо. Этотъ юноша, синьора, положительно утверждаетъ, что ему необходимо васъ видѣть. Когда я сказалъ, что вы больны, онъ возразилъ, что хорошо это знаетъ и потому именно къ вамъ пришелъ. На мое возраженіе, что вы спите, онъ отвѣтилъ, что предчувствовалъ и это, но тѣмъ не менѣе все-таки счелъ долгомъ явиться. Что прикажете ему сказать? Онъ вооруженъ противъ всякаго отказа.

Оливія. Если такъ, скажи, что я съ нимъ говорить не хочу.

Мальволіо. Я говорилъ и это; но онъ возразилъ, что въ такомъ случаѣ будетъ стоять у двери, какъ верстовой столбъ или скамья, пока вы его не примете.

Оливія. Что онъ за человѣкъ?

Мальволіо. Мужчина.

Оливія. Мужчина, да въ какомъ родѣ?

Мальволіо. Должно-быть, въ очень дерзкомъ, если лѣзетъ говорить съ вами, не спрашивая, хотите вы этого или нѣтъ.

Оливія. Какихъ онъ лѣтъ и какого вида?

Мальволіо. Не такъ старъ, чтобъ назваться мужчиной, и не такъ молодъ, чтобъ быть мальчикомъ. Онъ относительно возраста то, что называютъ середка на половинѣ, и если говорить сравненіями, то похожъ на яблоко, которое собирается созрѣть. Нѣчто среднее между ребенкомъ и взрослымъ. Изъ себя приличенъ и говоритъ очень внушительно. О такихъ, какъ онъ, часто употребляютъ выраженіе, что у нихъ еще молоко на губахъ не обсохло.

Оливія. Пусть войдетъ; но прежде позови мою горничную.

Мальволіо. Горничная, — васъ зоветъ госпожа.

(Уходитъ Мальволіо. Входитъ Марія).

Оливія. Дай мнѣ вуаль; покрой меня. Увидимъ,

Что графъ Орсино выдумалъ еще. (Входитъ Віола).

Віола. Прошу указать мнѣ благородную хозяйку дома.

Оливія. Можете говорить со мной: я буду отвѣчать за нее. Что вамъ угодно?

Віола. Прелестная, несравненная красавица! Скажите мнѣ, точно ли я стою передъ хозяйкой дома, которой я не знаю, такъ какъ никогда ея не видалъ? Если нѣтъ, то я не буду даромъ тратить моего краснорѣчія, потому что рѣчь моя, во-первыхъ, чудо искусства; а во-вторыхъ, я выучилъ ее наизусть съ величайшимъ трудомъ. Не дурачьте же меня понапрасну и скажите правду. Надо вамъ знать, что я чрезвычайно щепетиленъ и самолюбивъ на малѣйшую насмѣшку.

Оливія. Откуда вы присланы?

Віола. Вопросъ этотъ не былъ предусмотрѣнъ въ моей рѣчи, а я могу говорить только то, что выучилъ. Потому обращаюсь вторично съ просьбой сказать мнѣ, точно ли вы хозяйка дома, для того, чтобъ я могъ приступить къ объясненію?

Оливія. Ужъ не актеръ ли вы?

Віола. Нѣтъ, нѣтъ! говорю вамъ это отъ чистаго сердца, хотя долженъ поклясться, что я дѣйствительно не то, чѣмъ намъ кажусь. Итакъ, хозяйка дома вы?

Оливія. Если назваться собой не воровство, то я къ вашимъ услугамъ.

Віола. Вы однако совершаете это воровство тѣмъ, что, оставаясь собой, не хотите ни съ кѣмъ подѣлиться своей особой. Впрочемъ, это не входитъ въ кругъ моего порученія. Я начну съ похвальнаго вамъ слова, а затѣмъ перейду къ самой сути дѣла.

Оливія. Прошу, начните съ нея, а отъ похвальнаго слова я васъ освобождаю.

Віола. Это невозможно: я употребилъ слишкомъ, много труда, чтобъ его выучить, и оно очень поэтично.

Оливія. Тѣмъ болѣе надо думать, что оно будетъ фальшиво, — потому пропустите его. Я слышала, будто вы очень неучтиво вели себя у моихъ дверей, и если согласилась васъ принять, то больше изъ любопытства узнать, кто вы такой, чѣмъ изъ желанія васъ, слушать. Если вы повреждены въ умѣ, то прошу васъ удалиться, а если нѣтъ — то будьте покороче въ рѣчахъ, — я къ болтовнѣ не расположена.

Марія. Если вамъ, синьоръ, угодно расправить паруса, чтобъ плыть восвояси, то дверь отперта.

Віола. Нѣтъ, прелестный юнга, — я хочу еще немного полавировать. Нельзя ли, очаровательная принцесса, попросить васъ укротить вашу волшебную стражу 21). (Показываетъ на Марію).

Оливія. Говорите, что вамъ надо.

Віола. Собственно мнѣ, принцесса, не надо ничего. Я только посолъ.

Оливія. И, вѣрно, должны сообщить ужасныя вѣсти, если говорите съ такой оглядкой. Начинайте безъ страха.

Віола. Мое порученіе касается васъ однихъ. Спѣшу увѣрить, впрочемъ, что въ немъ нѣтъ ни объявленія войны ни требованія дани. Я, напротивъ, являюсь съ оливковой вѣтвью въ рукахъ. Слова мои такъ же миролюбивы, какъ и намѣренія.

Оливія. Поведеніе ваше было однако вовсе не такъ миролюбиво. Кто вы такой, и чего вы хотите?

Віола. Поведеніе было отвѣтомъ на тотъ пріемъ, который я встрѣтилъ. А что до того, кто я и чего хочу, то отвѣтъ на это таинственъ, какъ дѣвственная прелесть. Сказать его кому-либо, кромѣ васъ, будетъ святотатствомъ.

Оливія. Послушаемъ эту таинственную прелесть. (Маріи) оставь насъ. (Марія уходитъ). Ну-съ! Что же вамъ угодно?

Віола. Прелестная синьора!

Оливія. Слишкомъ избитое предисловіе; сократите его. Въ чемъ главное содержаніе вашей рѣчи?

Віола. Ея содержаніе въ груди Орсино.

Оливія. Въ которой главѣ?

Віола. Отвѣчаю методично: въ первой главѣ его сердца.

Оливія. Эту главу я прочла давно: въ ней одна ложь.

Имѣете вы сообщить что-нибудь еще?

Віола. Я бы хотѣлъ взглянуть на ваше личико.

Оливія. Развѣ ваше порученіе касается моего личика? Кажется, вы преступаете границы вашихъ полномочій. Впрочемъ, занавѣску съ картины снять можно. (Сбрасываетъ покрывало). Находите вы произведеніе художественнымъ?

Віола. О, да! Когда одна рука Господня

Творила все!

Оливія. Поддѣлки нѣтъ ни въ чемъ,

Дождемъ того, что видите, не смоетъ.

Віола. И потому красавицы вамъ имя

Идетъ вполнѣ. Мы видимъ красоту

Лишь только тамъ, гдѣ бѣлизна съ румянцемъ —

Природный даръ. Но обвинить мнѣ должно

Съ тѣмъ вмѣстѣ васъ въ жестокости. Ужели

Вы красоту съ собой возьмете въ гробъ,

Живого не оставивши портрета?

Оливія. О, нѣтъ, я не буду такъ жестока. Я оставлю самую подробную опись моей красоты и упомяну въ моемъ завѣщаніи о всемъ отдѣльно. Напримѣръ: двѣ розовыя губки; два сѣрыхъ глаза съ рѣсницами; далѣе шея, потомъ подбородокъ и прочее, и прочее. Не присланы ли вы съ тѣмъ, чтобъ сдѣдать мнѣ оцѣночную опись?

Віола. Я вижу васъ и безъ того насквозь,

Въ васъ много гордости, но если бъ были

Вы демономъ ея, я все же долженъ

Сказать, что вы красавица! Орсино

Васъ страстно полюбилъ! Награды стоитъ

Его любовь, хотя бъ носили даже

Вѣнецъ вы, присужденный цѣлымъ міромъ

За вашу красоту.

Оливія. Въ какомъ же родѣ

Его любовь?

Віола. Онъ любитъ съ обожаньемъ,

Съ ручьями слезъ, съ бурливымъ моремъ вздоховъ,

Съ огнемъ громовой страсти.

Оливія. Я любить

Орсино не могу, — онъ это знаетъ.

Я признаю охотно, что уменъ

И честенъ онъ, что благороденъ сердцемъ,

Что знатенъ родомъ, свѣжъ, красивъ и молодъ,

Что онъ ученъ и всѣми уважаемъ,

Что, словомъ, взялъ онъ всѣмъ, — но все жъ любить

Его я не могу. Замѣтить это

Онъ могъ давно бы самъ.

Віола. Когда бъ любилъ

Я васъ, какъ онъ; страдалъ бы точно такъ же

И такъ же умиралъ по васъ — не много

Вы взяли бы отказомъ: — съ нимъ бы я

Вовѣкъ не примирился; я не могъ бы

Его понять.

Оливія. Что жъ сдѣлали бы вы?

Віола. Вблизи бы васъ построилъ изъ вѣтвей

Печальной ивы хижину и вѣчно

Взывалъ бы къ вамъ. Я сочинялъ бы пѣсни

Отринутой любви и распѣвалъ ихъ

Въ ночной тиши. Твердилъ бы ваше имя

Пригоркамъ и скаламъ, чтобъ эхо звучно

Мнѣ отвѣчало громкимъ перекатомъ:

«Оливія!»… Межъ небомъ и землей

Покоя вамъ бы не далъ я, покамѣстъ

Не вызвалъ вашу жалость.

Оливія. Что жъ! Попытка,

Быть-можетъ, удалась бы вамъ!.. Скажите,

Кто родомъ вы?

Віола. Я выше, чѣмъ кажусь,

Но жребіемъ доволенъ. Кровь моя

Чиста и благородна.

Оливія. Возвратитесь

Къ тому, кто васъ прислалъ. Его любить

Я не могу и принимать не буду

Его пословъ; для васъ однихъ согласна

Я сдѣлать исключенье, но и то

Лишь для того, чтобы узнать, какъ приметъ

Онъ мой отказъ. Прощайте! Благодарна

Я вамъ за трудъ. (Подаетъ ей кошелекъ)

Возьмите, вотъ на память

Вамъ отъ меня.

Віола. Я не наемный вѣстникъ;

Оставьте ваше золото: награда

Мнѣ не нужна. Ее по праву ждетъ

Тотъ, кто меня прислалъ… Пусть тверже стали

Окажется въ томъ сердце, кто зажжетъ

Любви мученья въ вашемъ! Пусть такое жъ

Презрѣнье въ немъ вы встрѣтите, какимъ

Встрѣчаете теперь любовь Орсино.

Жестокой васъ красавицей назвать

Приходится невольно мнѣ… Прощайте!

(Уходитъ Віола).

Оливія (про себя). «Кто родомъ вы?.. Я выше, чѣмъ кажусь.

Но жребіемъ доволенъ… Кровь моя

Чиста и благородна». Я поклясться

Готова въ томъ! Языкъ, лицо, движенья,

Осанка, умъ — все говоритъ, что стоишь

Имѣть ты славный гербъ!.. Но тише, тише!

Не вдругъ, не скоро такъ!.. О, если бъ былъ

Ты тѣмъ, кто посылалъ тебя!.. Ужели

Такъ скоро въ кровь проникнуть можетъ ядъ?

Мнѣ кажется, что тихо и незримо

Впивается мнѣ въ душу милый образъ

И все, что въ немъ хорошаго!.. — Такъ будь же,

Что суждено!.. Мальволіо!

(Входитъ Мальволіо).

Мальволіо. Синьора…

Оливія. Бѣги сейчасъ за этимъ своевольнымъ

Посломъ Орсино. Силой мнѣ оставилъ

Онъ здѣсь кольцо. Скажи, что брать его

Я не хочу, и къ этому прибавь,

Чтобъ онъ и въ мысляхъ позабылъ баюкать

Надеждой страсть Орсино… Никогда я

Любить не буду герцога; причину жъ

Ему открою завтра, если онъ

Вернется вновь сюда. — Иди скорѣй.

Мальволіо. Исполню все.

(Уходитъ Мальволіо).

Оливія. Сама не знаю я,

Что дѣлаю! Боюсь, не поддался ль

Чрезчуръ мой умъ глазамъ! но жизни даль

Скрываетъ рокъ предъ нашими глазами!

Что будетъ — будь, — судьба царитъ надъ нами!

(Уходитъ).

ДѢЙСТВІЕ ВТОРОЕ.

править

СЦЕНА 1-я.

править
Морской берегъ.
(Входятъ Антоніо и Себастіанъ).

Антоніо. Значитъ, остаться здѣсь ты не хочешь, а равно не позволяешь мнѣ итти за тобой?

Себастіанъ. Нѣтъ, прошу тебя! Я чувствую, что звѣзда моя померкла. Моя злая судьба можетъ дурно отразиться и на твоемъ счастьѣ, а потому, умоляю, тебя, предоставь мнѣ терпѣть мои горести одному. Я слишкомъ дурно отплатилъ бы тебѣ за твою ко мнѣ любовь, если бъ вздумалъ взвалить часть этого груза на тебя.

Антоніо. Скажи по крайней мѣрѣ, куда ты намѣренъ отправиться?

Себастіанъ. Не скажу и этого. Предо мною нѣтъ опредѣленной дороги. Но, впрочемъ, въ твоемъ характерѣ я замѣтилъ черту деликатной скромности, вслѣдствіе которой ты не пристаешь ко мнѣ съ надоѣдливыми разспросами; а потому меня невольно влечетъ тебѣ открыться! Знай же, что мое настоящее имя Себастіанъ, хотя я и называю себя Родриго. Мой отецъ былъ тотъ самый Себастіанъ съ острова Митилена, о которомъ ты, конечно, слыхалъ. Послѣ него остались я и сестра, оба родившіеся въ одинъ часъ; и для чего, спрошу, небо не судило умереть намъ также вмѣстѣ? Ты помѣшалъ этому: за часъ до той минуты, когда ты спасъ меня отъ ярости волнъ, сестра моя утонула въ тѣхъ самыхъ волнахъ.

Антоніо. Какой ужасный былъ это день!

Себастіанъ. Хотя она, по общему. отзыву, очень походила на меня, но, тѣмъ не менѣе, тотъ же отзывъ считалъ ее красавицей. Если я не могу придавать особеннаго вѣса этому отзыву, то все-таки могу смѣло сказать, что душу ея пригнала бы прекрасной сама зависть. И она, увы, утонула! Утонула въ горькой водѣ, и я до сихъ поръ оплакиваю горькими слезами ея смерть.

Антоніо. Извини меня за убогость того гостепріимства, которое я могъ тебѣ предложитъ.

Себастіанъ. О мой добрый Антоніо, извини меня ты за причиненные тебѣ хлопоты.

Антоніо. Если ты не хочешь убить меня отказомъ, позволь мнѣ слѣдовать за тобой и тебѣ служить.

Себастіанъ. Не требуй этого, если не хочешь самъ разрушить сдѣланнаго и убить того, кто обязанъ тебѣ спасеніемъ отъ смерти. Прощай разъ навсегда. У меня очень мягкое сердце, и я наслѣдовалъ отъ моей матери привычку легко' плакать при всякомъ случаѣ. Я отправлюсь ко двору герцога Орсино. Прощай!

(Уходитъ Себастіанъ).

Антоніо. Пусть милость всѣхъ боговъ тебя прикроетъ

Своимъ щитомъ! Увидѣлся бы скоро

Съ тобою я, когда бы не имѣлъ

Враговъ въ столицѣ герцога. Но, впрочемъ,

Такъ крѣпко я люблю тебя, что даже

Презрѣть готовъ опасность! Пусть меня

Ждетъ хоть бѣда, съ тобой увижусь я!

(Уходитъ).

СЦЕНА 2-я.

править
Улица.
Входитъ Віола. За ней Мальволіо).

Мальволіо. Кажется, вы были недавно у графини Оливіи?

Віола. Такъ недавно, синьоръ, что едва успѣлъ дойти тихимъ шагомъ отъ ея дома до этого мѣста.

Мальволіо. Она поручила мнѣ возвратить вамъ кольцо. Нескрою, что вы могли бы взять его сами, не причиняя мнѣ безпокойства. Графиня, сверхъ того, проситъ васъ разочаровать герцога и сказать, что она никогда не будетъ ему принадлежать. Въ заключеніе же велѣла вамъ объявить, что согласна васъ видѣть только для передачи ей, какъ герцогъ приметъ ея отказъ; потому не смѣйте и думать продолжать, искательства отъ его имени. Извольте получить кольцо.

Віола. Кольцо ею взято, и я принимать его обратно не стану 22).

Мальволіо. О, полноте!.. Вы дерзко его оставили противъ ея воли, а потому она желаетъ возвратить его вамъ точно такимъ же образомъ. (Бросаетъ кольцо). Если оно имѣетъ въ вашихъ глазахъ какую-нибудь цѣну, можете его получить; если же нѣтъ, пусть подниметъ его первый прохожій.

(Уходитъ Мальволіо)^

Віола. Что можетъ это значить? Никакого

Кольца не оставляла я!.. Ужель

Она, введясь въ обманъ моей одеждой,

Плѣнилась мной! Какъ знать!.. Она смотрѣла

Дѣйствительно такъ страстно на меня…

Ея глаза, казалось мнѣ, мѣшали

Ей даже говорить! Ея всѣ рѣчи

Звучали чѣмъ-то страннымъ!.. Да! Сомнѣнью

Тутъ мѣста нѣтъ, — она въ меня влюбилась!

Смѣшной ея посланникъ присланъ ею

Изъ хитрости; кольцо тутъ ни при чемъ.

Его Орсино ей не думалъ даже

И посылать; ей нуженъ я. Но если

Случилось такъ дѣйствительно (иначе жъ

Нельзя и заключить), то жаль бѣдняжку

Сердечно мнѣ! Влюбиться лучше было бъ

Ей въ тѣнь свою. Одежда можетъ быть,

Какъ вижу я, лукавымъ средствомъ бѣса,

Чтобъ насъ сгубить! Вѣдь сердце женщинъ мягко,

Какъ нѣжный воскъ, хотя виной тому

Не мы, а наша слабость. Мы бываемъ

Всегда собой! Но чѣмъ однако это

Все кончится? Въ нее влюбленъ Орсино;

Я, бѣдная обманщица 23), всѣмъ сердцемъ

Люблю его; она жъ, увлекшись ложью,

Отдаться хочетъ мнѣ! Какъ быть? Что дѣлать?

Когда въ глазахъ Орсино буду я

Попрежнему мужчиной* то придется

Навѣки мнѣ забыть свою любовь!

Когда жъ во всемъ откроюсь я, какъ много

Прольетъ тогда печальныхъ, горькихъ слезъ

Оливія! Исходъ одинъ: пусть будетъ,

Что суждено: вопросъ покончитъ время,

А для меня онъ не по силамъ бремя.

(Уходитъ).

СЦЕНА 3-я.

править
Комната въ домѣ Оливіи.
(Входятъ сэръ Тоби и Андрей).

Тоби. Поди-ка ты сюда. Кажется, вѣдь говорятъ: за полночь лечь — все одно, что рано лечь. Еще пословица такая есть: dilucule surgere 24), — слыхалъ?

Андрей. Не слыхалъ. А вотъ что «рано всталъ да мало напрялъ», — такъ эту знаю.

Тоби. Ну, это вздоръ. Такая мораль мнѣ противнѣй пустой 'бутылки. А что я сказалъ, то вѣрно. Вѣдь послѣ полуночи утро наступаетъ, а утро — рань. Потому, если кто за полночь спать легъ, значитъ — рано легъ. Говорятъ, будто жизнь изъ четырехъ стихій состоитъ.

Андрей. Можетъ, оно и такъ. А по-моему, жить, значитъ — ѣсть и пить.

Тоби. Истинно мудро сказано!..Потому будемъ ѣсть и пить. Эй, Марія! Принеси-ка намъ бутылочку.

(Входитъ шутъ).

Андрей. Вотъ и шутъ ползетъ.

Шутъ. Здорово, соколики! Слыхали вы загадку о трехъ ослахъ?

Тоби. Здравствуй, третій оселъ 25). Спой намъ что-нибудь.

Андрей. У него горло первый сортъ. Я бы сорока шилинговъ не пожалѣлъ, лишь бы имѣть его икры и голосъ. Потѣшилъ онъ насъ вчера своими росказнями про Пигрогромитуса да Вапіана, какъ они черезъ линію переходили 26). Занятно было. Я его зазнобѣ зато шесть пенсовъ пожертвовалъ. Отдалъ ты ей ихъ?

Шутъ. Давно у нея въ юбкѣ; а то у меня, пожалуй, ихъ бы Мальволіо своимъ длиннымъ носомъ пронюхалъ. У зазнобы моей ручка бѣленькая. Мы вѣдь тоже не все въ кабакахъ живемъ; дѣло понимаемъ.

Андрей. Вѣрно! конецъ — всему дѣлу вѣнецъ. Ну-ка, теперь пѣсню.

Тоби. Вотъ тебѣ отъ меня шесть пенсовъ. Валяй!

Андрей. Раскошелюсь на два гроша и я. Бери, — дворянинъ даетъ.

Шутъ. Какую вамъ спѣть: жалостную или веселую?

Тоби. Любовную, любовную!

Андрей. Само собой, жалостная не по насъ.

Шутъ (поетъ). Ты не прячься, краса, подъ кусточекъ,

Твой тебя тамъ отыщетъ дружочекъ

И тебѣ про любовь пропоетъ.

По какой бы ни шла ты дорожкѣ,

Отъ любви не уйти моей крошкѣ, —

Это всякій немудрый пойметъ.

Андрей. Важно! лихо!

Тоби. Хорошо!

Шутъ (поетъ). За любовью ты вдаль не бросайся,

А за ту, что въ рукахъ есть, хватайся!

То, что будетъ, не видно впередъ.

Ни къ чему не приводитъ отсрочка;

Такъ цѣлуй дорогого дружочка:

Рано ль, поздно ли старость придетъ 27).

Андрей. Что за голосъ! медъ сущій!

Тоби. Самый что ни есть подмывающій.

Андрей. Истинно подмывающій.

Тоби. Кабы носомъ слушать, такъ и духовъ бы не надо было. Грянемте-ка теперь всѣ втроемъ такъ, чтобъ небо съ овчинку показалось! Всѣхъ филиновъ перебудимъ, а ткачей-запѣвалъ за поясъ заткнемъ 28). Такъ, что ли?

Андрей. Валяйте! я въ хорахъ собаку съѣлъ.

Шутъ. Потому ты въ нихъ и воешь собакой.

Андрей. Ну и пусть. Начинайте!

(Поетъ) Мошенникъ мошеннику какъ-то…

Шутъ (продолжая). Разъ молвилъ: мошенникъ, молчи!

Точно я тебѣ это говорю.

Андрей. Ничего! меня вѣдь не въ первый разъ зовутъ мошенникомъ. Продолжай: «молчи»!

Шутъ. Какъ же я продолжать и молчать разомъ буду?

Андрей. Ничего, ничего! начинайте.

(Поютъ хоровую пѣсню. Входитъ Марія).

Марія. Это что за козлиный концертъ? Провалиться мнѣ на этомъ мѣстѣ, если графиня не велитъ Мальволіо вытолкать васъ въ шею всѣхъ троихъ.

Тоби. Ну ее, графиню! Мальволіо оселъ, а мы «трое ребятъ веселыхъ» 29)! Я твоей графинѣ родственникъ! единокровникъ! — ну, и, значитъ, трю-лю-лю!

(Напѣваетъ) Въ Вавилонскомъ саду распрекрасномъ!..

Шутъ. А онъ колѣнца хорошо выкидываетъ.

Андрей. Первый сортъ! особливо, какъ расходится. Впрочемъ, и я на это гораздъ; только у него деликатнѣй, а у меня проще выходитъ.

Тоби (поетъ). Какъ во мѣсяцѣ-то было въ декабрѣ!

Марія. Замолчите ли вы наконецъ? (Входитъ Мальволіо).

Мальволіо. Вы съ ума сошли? Или въ васъ нѣтъ ни капли приличья и совѣсти? Горланятъ, какъ пьяные мѣдники! Что здѣсь, кабакъ, что ли, по-вашему? Ревутъ дурацкія пѣсни, точно имъ все трынъ-трава. Или вы ни такта ни мѣры ни въ чемъ не знаете?

Тоби. Врешь, врешь! въ пѣснѣ и тактъ и мѣру держали! Убирайся къ чорту!

Марія. Послушайте, сэръ Тоби! — я съ вами объяснюсь напрямикъ. Графиня велѣла сказать, что хоть она и признаетъ въ васъ дядю, но дебошей вашихъ у себя въ домѣ терпѣть не станетъ. Угодно вамъ ихъ прекратить, тогда милости просимъ; а нѣтъ, такъ можете переѣзжать отъ нея куда вамъ угодно. Она простится съ вами сію же минуту.

Тоби (поетъ). Ты прости, прости, мой сердечный другъ!..

Марія. Да нѣтъ, вы выслушайте…

Шутъ (поетъ). Безъ тебя будетъ мнѣ все пустынь вокругъ!

Мальволіо. Это наконецъ невыносимо.

Тоби (поетъ). Да и ты безъ меня все одно помрешь!

Шутъ (пародируя). Ну ужъ это, положимъ, синьоръ, ты врешь.

Мальволіо. Очень много ужъ вы о себѣ воображаете.

Тоби (поетъ, указывая на Мальволіо)

Прогнать его, что ли, по шеѣ?

Шутъ (поетъ). Отмѣнно! лишь дѣйствуй смѣлѣе!

Тоби (поетъ). Гони, чтобы сгинулъ и слѣдъ.

Шутъ (поетъ). Въ самомъ-то, знать, храбрости нѣтъ!

Тоби. Сбился, сбился! не туда завезъ. (Мальволіо). А ты что: дворецкій? — значитъ — птица не велика. Ты думаешь, что если ты постныя рожи умѣешь корчить, такъ на свѣтѣ и эля съ сухарями не будетъ? Какже! держи карманъ!

Шутъ. Имбирь, чтобъ былъ, чѣмъ горло обжечь, найдется 30).

Тоби. Вѣрно сказано! Убирайся-ка по добру, по здорову; ступай свою мѣдную цѣпь чистить. Дай-ка, Марія, винца.

Мальволіо. Если вы, Марія, цѣните во что-нибудь расположеніе вашей госпожи, то не будете потворствовать такимъ безчинствамъ. Я немедленно все доложу графинѣ.

(Уходитъ Мальволіо).

Марія. Иди, иди, хлопай ушами.

Андрей. Одурачить этого бездѣльника было бы такимъ же добрымъ дѣломъ, какъ выпить. Не пугнуть ли его вызовомъ да потомъ и не прійти?

Тоби. Сдѣлай это, рыцарь, сдѣлай; потѣть! Я тебѣ напишу вызовъ или, если хочешь, пугну его на словахъ, что очень ужъ ты на него разсердился.

Марія. Погодите, сэръ Тоби, до завтра и успокойтесь. Графиня чувствуетъ себя серьезно разстроенной съ тѣхъ поръ, какъ у нея побывалъ молодой пажъ герцога. А что до Мальволіо, то предоставьте съ нимъ раздѣлаться мнѣ. Если я не одурачу его, какъ осла, и не сдѣлаю притчей во языцѣхъ, то пусть не приведется мнѣ лежать въ своей постели. У меня есть кое-что на умѣ.

Тоби. Скажи намъ, скажи; потѣть!

Марія. Вы знаете, что онъ иной разъ какимъ-то оглашеннымъ бываетъ 31)?

Андрей. Неужели? Да я его отколочу, какъ собаку.

Тоби. За то, что онъ оглашеннымъ бываетъ? Какая жъ тутъ причина, чтобъ его колотить?

Андрей. Мало ли какая! Для меня найдется.

Марія. Ну такъ вотъ, когда онъ напуститъ на себя эту блажь, то становится такимъ осломъ, что съ нимъ можно сдѣлать, что угодно. Надуется, какъ пѣтухъ, несетъ выученную наизусть чепуху, задеретъ носъ, а главное — воображаетъ, что всѣ въ него влюбляются. Вотъ на этомъ-то я и построила свою затѣю, чтобъ ему отомстить.

Тоби. Что же ты придумала?

Марія. Я подброшу ему любовное письмо, въ которомъ опишу его бороду, ноги, манеры, глаза, словомъ — все такъ, что онъ непремѣнно узнаетъ въ этомъ портретѣ себя. Я отлично умѣю поддѣлываться подъ руку графини, вашей племянницы. Взглянувъ на какую-нибудь старую записку, мы сами иной разъ не можемъ разобрать, кто ее писалъ.

Тоби. Прелесть! я чую, въ чемъ дѣло.

Андрей. Влетѣло и мнѣ.

Тоби. Онъ вообразитъ но почерку, что письмо потеряно племянницей, и что она въ него влюблена 32)?

Марія. На этомъ конькѣ именно я и хочу выѣхать.

Андрей. А онъ останется осломъ?

Марія. Само собой.

Андрей. Геніально!

Марія. Потѣха, ручаюсь, выйдетъ точно хоть куда. Зелье мое, увидите, на него подѣйствуетъ. Васъ двухъ и шута я спрячу такъ, что вы увидите, какъ онъ подниметъ письмо, что изъ того выйдетъ. А теперь пора спать, — ужъ поздно. Прощайте. Желаю вамъ увидѣть во снѣ завтрашнюю продѣлку.

(Уходитъ Марія).

Тоби. Прощай, амазонка 33).

Андрей. Хватъ дѣвка.

Тоби. Дрессировка во всемъ видна, и меня обожаетъ. Что ты на это скажешь?

Андрей. Разъ какъ-то пообожала и меня.

Тоби. Пойдемъ спать. Хорошо, кабы ты деньгами раздобылся.

Андрей. Если не удастся жениться на твоей племянницѣ, то придется лѣзть хоть въ петлю.

Тоби. Добудь денегъ только теперь, а тамъ ужъ я тебя женю; иначе зови меня, чѣмъ хочешь.

Андрей. Я не откажусь, не то не вѣрь моему слову.

Тоби. Ну, идемъ. Я велю согрѣть хересу. Спать итти, пожалуй, ужъ поздно. Шевелись, рыцарь, шевелись. (Уходятъ).

СЦЕНА 4-я.

править
Комната во дворцѣ герцога.
(Входятъ герцогъ, Віола, Куріо и придворные).

Герцогъ. Эй, музыку!.. А, это вы, друзья!

Ну, милый мой Цезаріо, спой пѣсню,

Старинную, простую, ту, что слышалъ

Въ прошедшуюся ночь. Она мою

Лелѣяла тоску и страсть нѣжнѣе,

Чѣмъ всѣ- эти куплеты и стихи

Какіе нынче въ модѣ… Начинай

Хоть первую строфу.

Віола. Здѣсь нѣтъ того, кто ее пѣлъ, ваше высочество.

Герцогъ. А кто ее пѣлъ?

Віола. Шутъ Фестъ; тотъ самый, который такъ потѣшалъ отца графини Оливіи. Впрочемъ, онъ гдѣ-нибудь недалеко.

Герцогъ. Пускай его найдутъ, (Куріо уходитъ) а въ ожиданьи

Сыграютъ, хоть напѣвъ. Приблизься, мальчикъ.

Когда любить придется и тебѣ,

Помянешь ты въ тоскѣ своей сердечной

Тогда меня. Влюбленные во всемъ

Ведутъ себя, какъ я: всѣ своенравны

И ищутъ новизны; въ душѣ ихъ свѣжъ

Лишь образъ той, чье сердце приковало

Навѣки ихъ. Какъ нравится тебѣ

Напѣвъ прелестный этотъ?

Віола. Встрѣтитъ онъ

Себѣ отвѣтъ, какъ эхо, въ тѣхъ чертогахъ,

Гдѣ тронъ стоитъ любви.

Герцогъ. Красно умѣешь

Ты говорить. Поклясться я готовъ,

Что, какъ ни молодъ ты, глазокъ твой вѣрно

Ужъ взглядывалъ на ту или другую

Красавицу! — не правъ ли я, мой мальчикъ?

Віола. Немножко, государь.

Герцогъ. Скажи, какая

Она лицомъ и видомъ?

Віола. Въ родѣ васъ.

Герцогъ. Ну, если такъ — она тебѣ не пара.

Который годъ ей?

Віола. Также ваши годы.

Герцогъ. Чрезчуръ стара. Мужъ долженъ непремѣнно

Быть старѣе жены. Въ сердцахъ ихъ будетъ

Тогда прочнѣй гармонія любви.

Затѣмъ, что видишь, мальчикъ мой, какъ много

Ни хвалятся мужчины, все жъ у нихъ

Любовь гораздо вѣтренѣй, капризнѣй

И легче, чѣмъ у женщинъ.

Віола. Это я

Самъ думаю, синьоръ.

Герцогъ. Такъ избери же

Красавицу своихъ моложе лѣтъ, —

Иначе слишкомъ скоро испарится

Твоя любовь. Вѣдь женщина — цвѣтокъ:

Чуть привлекать прелестнымъ видомъ станетъ,

Промчится мигъ — и нѣжный цвѣтъ увянетъ.

Віола. Вы правы въ томъ; но какъ не пожалѣть

Тѣхъ, чья судьба съ расцвѣтомъ умереть!

(Возвращается Куріо и шутъ).

Герцогъ. А, другъ, ты здѣсь! — пропой-ка пѣсню намъ,

Ту самую, что пѣлъ прошедшей ночью.

Замѣть, Цезаріо: — она проста

И сложена давно. Ее ноютъ,

Работая на жаркомъ солнцѣ, жницы

Иль дѣвушки за пряжею своей.

Звучитъ она наивностью и чувствомъ

Тѣхъ добрыхъ старыхъ дней, когда любовь

Была полна невинной простотою.

Шутъ. Начать, синьоръ?

Герцогъ. О, да, прошу тебя.

Шутъ (поетъ).

Смерти, смерти я скорбной ищу!

Кипарисъ разрастись надо мною!

Я на свѣтѣ страдать не хочу;

Я погубленъ красавицей злою!

Въ бѣлый саванъ одѣньте меня,

Саванъ тиссомъ осыпьте печальнымъ;

Миръ душевный пойду, сохраня,

Я путемъ невозвратнымъ и дальнимъ!

На гробницѣ душистыхъ цвѣтовъ

Не хочу я живого наряда,

И не нужно напутственныхъ словъ

Въ скорбный часъ гробового обряда.

Гдѣ-нибудь вдалекѣ, въ тишинѣ

Я хочу быть зарытымъ друзьями,

Чтобы нѣжный любовникъ ко мнѣ

Приближаться не могъ со слезами 34)!

Герцогъ (даетъ ему деньги). Вотъ тебѣ за твою пѣсню!

Шутъ. Напрасно, синьоръ: пѣніе доставляетъ удовольствіе

мнѣ самому.

Герцогъ. Ну, такъ я плачу тебѣ за твое удовольствіе.

Шутъ. Это, пожалуй, справедливо, потому что за удовольствіе, рано ли, поздно ли, надо поплатиться.

Герцогъ. Теперь можешь итти.

Шутъ. Да осѣнитъ васъ богъ меланхоліи своимъ покровомъ! Портной вашъ долженъ вамъ шить платье изъ двуцвѣтной матеріи, потому что ваша душа, какъ опалъ, играетъ всѣми цвѣтами радуги. Такихъ людей, какъ вы, слѣдовало бы посылать на корабляхъ въ дальнія плаванія. Дѣла полны руки, а цѣли, къ которой ѣдешь, не видать. Вѣдь похлопотать бываетъ здорово даже въ такомъ случаѣ, если ничего за это не получишь кромѣ шиша. За симъ низко кланяюсь.

(Уходитъ шутъ).

Герцогъ. Ступайте всѣ отсюда. (Свита уходитъ). Ты жъ, мой добрый

Цезаріо, отправься разъ еще

Къ жестокой красотѣ моей. Скажи ей,

Что страсть моя честнѣй и благороднѣй

Всего, что есть на свѣтѣ; что не только

Не ставлю я ни въ грошъ ея богатство,

Ничтожный этотъ вздоръ, который щедро

Послала ей фортуна, — но, напротивъ.

Цѣню гораздо меньше это все,

Чѣмъ самую фортуну. Дорога

Она одна душѣ моей! Лишь въ ней,

Украшенной природными дарами

Враждебной мнѣ судьбы, я вижу яхонтъ

И перлъ безцѣнный тотъ, который нуженъ

Моей душѣ.

Віола. Но если васъ она

Дѣйствительно не любитъ?

Герцогъ. Я такого

Отвѣта не приму.

Віола. Но вамъ придется

Его принять. Представьте, что на свѣтѣ

Есть дѣвушка, которая сердечно

Васъ любитъ, такъ, какъ полюбили вы

Оливію; и если ей въ отвѣтъ

Вы скажете, что не во власти вашей

Ее любить, не должно ль будетъ ей

Себя смирить передъ такимъ рѣшеніемъ?

Герцогъ. Не женщинѣ вмѣстить въ своей груди

Любовь и страсть, которыя клокочутъ

Во моей душѣ! не можетъ сердце женщинъ

Такъ много выдержать. Въ немъ недостанетъ

На то ни средствъ ни силъ. Любовь имъ дразнитъ

Лишь аппетитъ, щекочетъ только нёбо.

Она у нихъ способна въ мигъ одинъ

Пресытиться и сдѣлаться противной

Для нихъ самихъ. Моя любовь, напротивъ,

Не знаетъ береговъ и ненасытна,

Какъ океанъ! Не думай потому,

И сравнивать ту страсть, какою можно

Любить меня, съ моей святой любовью

Къ Оливіи.

Віола. Но, между тѣмъ, я знаю…

Герцогъ. Что знаешь ты?

Віола. Какъ можетъ полюбить

Васъ женщина. Повѣрьте, сердце въ нихъ

Чувствительно не меньше, чѣмъ въ мужчинахъ…

Имѣлъ отецъ мой дочь; она любила,

Любила такъ… какъ, напримѣръ, бы васъ

Любить могъ я, когда бъ судьба судила

На свѣтѣ быть мнѣ женщиной.

Герцогъ. И что же?

Къ чему пришла любовь ея?

Віола. Осталась

Страницей безъ письма. Свою любовь

Она хранила въ тайнѣ. Поселилась

Она въ ея душѣ, какъ злой червякъ

Въ цвѣточной нѣжной почкѣ, и питалась

Румянцемъ свѣжихъ щекъ ея! Поблекнувъ

И исхудавъ подъ гнетомъ черныхъ думъ,

Она сошла въ могилу. Неужели

Вы не дадите имени любви

И этому? Мужчины, правда, больше

Клянутся, говорятъ; но рѣчи ихъ

Сильнѣе чувствъ. Они на обѣщанья

Во много разъ щедрѣй, чѣмъ на дѣла.

Герцогъ. И отъ любви, сказалъ ты мнѣ, скончалась

Твоя сестра?

Віола. Въ моемъ лицѣ теперь

Вы видите сестеръ моихъ и братьевъ.

Рѣшите же… не знаю, должно ль мнѣ

Итти еще къ Оливіи?

Герцогъ. О, да!

Иди скорѣй. Отдай ей этотъ перстень

И повтори, что ни отказъ ни время

Съ моей души любви не снимутъ бремя.

(Уходятъ.)

СЦЕНА 5-я.

править
Садъ Оливіи.
(Входятъ сэръ Тоби, Андрей и Фабіанъ).

Тоби. Иди, Фабіанъ, иди!

Фабіанъ. Само собой приду. Если я пропущу такую потѣху, то пусть загрызетъ меня до смерти черная меланхолія.

Тоби. Очень ты доволенъ возможностью одурачить этого плута, этого скареда?

Фабіанъ. Еще бы! Вѣдь вы знаете, что онъ насплетничалъ на меня графинѣ, когда была наша послѣдняя медвѣжья травля?

Тоби. Мы потравимъ теперь его самого и, вотъ тебѣ мое слово, проберемъ ему шкуру. Такъ ли, сэръ Андрей?

Андрей. Не проберемъ, такъ самимъ стыдно будетъ.

(Входитъ Марія).

Тоби. А!.. Вотъ и нашъ чертенокъ! Ну, что, моя индійская жемчужина?

Марія. Спрячьтесь всѣ трое въ бесѣдку. Мальволіо идетъ сюда по этой аллеѣ. Вотъ полчаса, какъ оно торчитъ на солнцѣ и учится принимать позы, глядя на свою тѣнь. Приготовьтесь хохотать. Я увѣрена, что мое письмо сдѣлаетъ его окончательнымъ дуракомъ. Прячьтесь же, чтобъ шутка удалась. (Они прячутся). А ты, приманка, лежи тутъ. (Бросаетъ письмо). Рыбка близко, и мы ее поймаемъ щекоткой.

(Уходитъ. Входитъ Мальволіо).

Мальволіо. Въ жизни главное — счастье! Марія мнѣ уже разъ сказала, что я графинѣ не противенъ; да и она сама признавалась, что если кого-нибудь полюбитъ, то это будетъ непремѣнно человѣкъ моей комплекціи. Сверхъ того, она всегда явно отличала меня предъ прочей своей прислугой. Что мнѣ объ этомъ подумать?

Тоби. Что за самолюбіе въ этой дубинѣ!

Фабіанъ. Тсс… оно сдѣлало изъ него настоящаго индюка. Смотрите, какъ онъ топорщитъ хвостъ и перья.

Андрей. У меня чешутся руки его прибить.

Тоби. Говорятъ тебѣ, тише.

Мальволіо. Гм!.. Быть графомъ Мальволіо! Недурно!

Тоби. Ахъ, ты, животина!

Андрей. Въ зубы его! Въ зубы!

Тоби. Тише, тише!

Мальволіо. Вѣдь примѣры бывали. Говорятъ, еще недавно одна знатная дама вышла за своего камердинера 35).

Андрей. Погибни, какъ Іезавель!

Фабіанъ. Тсс… смотрите, какъ онъ окунулся въ свою фантазію по уши. Мечты унесли его за облака.

Мальволіо. Воображаю себя чрезъ три мѣсяца послѣ нашего брака! Я сижу въ великолѣпномъ креслѣ…

Тоби. Дайте полѣно, чтобъ его пришибить 36).

Мальволіо. На плечахъ моихъ богатый бархатный халатъ. Я зову подчиненныхъ. Оливія осталась въ постели спящей.

Тоби. Громъ и молнія!..

Фабіанъ. Тише, тише!

Мальволіо. Я принимаю видъ высокомѣрной небрежности и осматриваю ихъ свысока, чтобъ дать имъ почувствовать разницу между ихъ положеніемъ и моимъ. Затѣмъ приказываю позвать моего родственника, сэра Тоби.

Тоби. Въ кандалы его!

Фабіанъ. Тише, тише, именно теперь!

Мальволіо. Семеро изъ моихъ людей поспѣшно бросаются за нимъ; а я, между тѣмъ, принимаю строгое выраженіе лица и начинаю небрежно играть брелоками или цѣпочкой часовъ. Сэръ Тоби является и отвѣшиваетъ мнѣ низкій поклонъ.

Тоби. Неужели оставить его въ живыхъ?..

Фабіанъ. Молчите, хотя бы слова тянули изъ васъ клещами.

Мальволіо. Я дѣлаю снисходительный жестъ рукой, но сохраняю въ лицѣ строгое выраженіе.

Тоби. А Тоби закатываетъ тебѣ оплеуху.

Мальволіо. Затѣмъ говорю: «Любезный родственникъ! Мой бракъ съ твоей племянницей далъ мнѣ право дѣлать тебѣ выговоры».

Тоби. Это еще что?

Мальволіо. «Ты долженъ бросить пьянство».

Тоби. Ахъ, ты, вшивикъ!

Фабіанъ. Да молчите же!.. Иначе разстроится вся наша шутка.

Мальволіо. «Затѣмъ я долженъ тебѣ замѣтить, что ты даромъ убиваешь время, проводя его въ компаніи непроходимаго болвана!»

Андрей. Это онъ обо мнѣ!.. Ей-Богу!.. Я узналъ сразу.

Мальволіо. «Некоего сэра Андрея»…

Андрей. Ну, вотъ, ну, вотъ!.. Не правду ли я сказалъ? Меня вѣдь часто болваномъ зовутъ.

Мальволіо (увидя письмо). Это что такое?

Фабіанъ. Ага!.. Рыбка клюнула.

Тоби. Тсс… лишь бы чортъ надоумилъ его прочесть письмо вслухъ.

Мальволіо. Да это рука графини! Я узнаю ея Азы, Каки и Ферты! Сомнѣнья нѣтъ!.. Это она писала.

Андрей. Это что значитъ: азы, каки и ферты?..

Мальволіо (читаетъ). «Неизвѣстному идолу души моей вмѣстѣ съ моими страстными пожеланьями!»

Совершенно ея манера выражаться. Печать также ея: голова Лукреціи. Она всѣ письма печатаетъ ею. Кому бы оно могло быть адресовано?

(Распечатываетъ письмо).

Фабіанъ. Ну, теперь завязъ по уши!

Мальволіо (читаетъ).

На страсть мою съ небесъ

Взираетъ самъ Зевесъ!

Молчи языкъ, про что

Не долженъ знать никто!

«Не долженъ знать никто»… Посмотримъ, что дальше. Кажется, размѣръ измѣняется… «Не долженъ знать никто». О, если бъ рѣчь шла обо мнѣ!

Тоби. О, если бъ тебя повѣсили!

Мальволіо (читаетъ).

Я властвую надъ тѣмъ, кто дорогъ мнѣ и милъ,

Но тайныхъ помысловъ молчанья долго не выдалъ.

Онъ, какъ Лукреціи кинжалъ, меня пронзилъ;

М. О. А. И… Души моей вотъ идолъ!

Фабіанъ. Задала она ему задачу.

Тоби. Сказано — молодецъ дѣвка!

Мальволіо. «М. О. А. И…. Души моей вотъ идолъ!»

Надо подумать, надо подумать.

Фабіанъ. Посмотримъ, какъ онъ это переваритъ.

Тоби. Спустилась ворона на добычу.

Мальволіо. «Я властвую надъ тѣмъ, кто дорогъ мнѣ и милъ».

Она властвуетъ надо мной! Я слуга, а она барыня. Это пойметъ всякій дуракъ, и тутъ даже сомнѣваться не въ чѣмъ… Но что должны означать эти загадочныя буквы? Надо постараться подобрать къ нимъ смыслъ. Попробую: М. О. А. И.

Тоби. Подбирай!.. Вѣдь на слѣдъ ужъ напалъ.

Фабіанъ. Ищейка лисицу почуяла.

Мальволіо. «М» — Мальволіо! Мое имя начинается на эту букву.

Фабіанъ. Сказалъ я, что онъ своего добьется. Стоитъ его за это въ борзыя произвести.

Мальволіо. «М» — это такъ. Но вотъ гдѣ загвоздка: нѣтъ созвучія въ слѣдующихъ буквахъ. Долженъ стоять Азъ, а стоитъ «О» — словно нуль.

Фабіанъ. Нулемъ все и кончится.

Тоби. Или крикомъ «О!», когда я буду его бить.

Мальволіо. Затѣмъ стоитъ Иже.

Фабіанъ. Смотри ближе 37), можетъ-быть, увидишь, какой ты дуракъ.

Мальволіо. М. О. А. И… Смыслъ нѣсколько темнѣе предъидущаго, но, впрочемъ, съ небольшой натяжкой можно его разгадать. Вѣдь въ моемъ имени есть всѣ эти буквы… А! далѣе начинается проза. (Читаетъ).

"Если ты прочтешь эти строки, размысли. Звѣзда моя горитъ ярче твоей, но не страшись величья. Одни великими родятся, другіе величіе добываютъ, а третьимъ оно само валится въ ротъ. Судьба протягиваетъ тебѣ руки, пускай же твой смѣлый духъ не уклоняется, отъ ея объятій. Для того, чтобъ сдѣлаться тѣмъ, чѣмъ ты можешь быть, совлеки съ себя ветхаго человѣка и сдѣлайся новымъ. Будь грубъ съ моими родственниками и гордъ съ прислугой, толкуй съ достоинствомъ о государственныхъ дѣлахъ. Будь оригиналенъ во всемъ. Совѣты даетъ тебѣ та, которая по тебѣ вздыхаетъ. Вспомни ту, которая любила всегда видѣть тебя въ желтыхъ чулкахъ, съ подвязками, застегнутыми накрестъ. Еще разъ повторяю: вспомни! Захочешь, будешь особой; не захочешь, останешься весь свой вѣкъ жалкимъ дворецкимъ, товарищемъ простыхъ слугъ, не умѣвшимъ воспользоваться дарами фортуны. Прощай! Та, которая желаетъ служить тебѣ сама вмѣсто того, чтобъ пользоваться твоими услугами.

Счастливая несчастливица."

Свѣтъ солнца бъ лѣтній день не можетъ быть яснѣе!.. Рѣшено!.. Я буду гордъ; начну читать политическія сочиненія, стану грубить сэру Тоби, брошу низкія знакомства и одѣнусь щеголемъ… Я вовсе себя не обманываю и не увлекаюсь, потому что все рѣшительно убѣждаетъ меня въ ея любви. Еще недавно она похвалила мои желтые чулки и восхищалась моей ногой съ подвязкой, застегнутой накрестъ. Этимъ замѣчаніемъ она не только призналась мнѣ въ своей любви, но еще деликатнымъ образомъ намекнула, что именно я долженъ дѣлать, чтобъ ей нравиться… Благословляю мою счастливую звѣзду!.. Буду оригиналенъ, гордъ и надѣну сейчасъ желтые чулки съ подвязками накрестъ! Еще разъ хвала Юпитеру и моей счастливой звѣздѣ!;. Въ письмѣ есть приписка.

(Читаетъ),

«Ты не можешь ошибиться въ догадкѣ, кто я. Если понялъ, то дай мнѣ это замѣтить, улыбаясь постоянно въ моемъ присутствіи. Улыбка такъ къ тебѣ идетъ. Итакъ, прошу тебя еще разъ, мой милый: улыбайся, улыбайся вѣчно!»

Юпитеръ! благодарю тебя!.. Буду улыбаться! Буду дѣлать все, что только ты пожелаешь!

(Уходитъ Мальволіо).

Фабіанъ. Я не продалъ бы моего участія въ этой проказѣ за тысячу султанскихъ червонцевъ.

Тоби. Я готовъ жениться на проказницѣ, которая ее выдумала!

Андрей. И я тоже!

Тоби. А въ приданое потребовалъ бы, чтобъ она устроила такую потѣху еще разъ.

(Входитъ Марія).

Андрей. И я тоже!

Фабіанъ. Вотъ наша потѣшница.

Тоби. Я твой!.. Топчи меня хоть ногами!

Андрей. И меня тоже.

Тоби. Хочешь, проиграю мою свободу въ триктракъ и сдѣлаюсь твоимъ рабомъ на вѣки вѣчные?

Андрей. И я тоже!

Тоби. Ты напустила на него такого тумана, что, очнувшись, онъ одурѣетъ совсѣмъ.

Марія. А что?.. Удалось? Хорошо на него подѣйствовало?

Тоби. Какъ стаканъ водки на старуху.

Марія. Если вы хотите похохотать еще, то постарайтесь увидѣть его первое свиданіе съ графиней. Онъ непремѣнно явится въ желтыхъ чулкахъ, — а она этого цвѣта терпѣть не можетъ, точно такъ же, какъ и манеру застегивать подвязки накрестъ. Затѣмъ онъ начнетъ улыбаться, что вовсе не будетъ подходить къ ея грустному настроенію, и дѣло кончится навѣрно тѣмъ, что она его прогонитъ. Если хотите все это видѣть, идите за мной.

Тоби. Въ тартарары пойду за тобой, чертенокъ ты въ юбкѣ!

Андрей. И я тоже!

(Уходятъ).

ДѢЙСТВІЕ ТРЕТЬЕ.

править

СЦЕНА 1-я.

править
Садъ Оливіи.
(Входятъ Віола и шутъ съ барабаномъ).

Віола. Богъ помощь, пріятель! Должно-быть, ты прожилъ вѣкъ при барабанѣ 38).

Шутъ. Нѣтъ, синьоръ, я прожилъ его при церкви.

Віола. Такъ ты понамарь?

Шутъ. Еще того меньше; а прожилъ я вѣкъ при церкви, потому что мой домъ стоитъ возлѣ нея.

Віола. Этакъ, пожалуй, можно спарить короля съ нищимъ, а церковь съ барабаномъ, если они будутъ стоять рядомъ.

Шутъ. Вѣрно сказано, синьоръ… Что нынче за вѣкъ, какъ подумаешь! Всякую фразу умники стараются ради остраго словца вывернуть наизнанку, какъ замшевую перчатку.

Віола. Нехорошо только, когда при этомъ неприлично играютъ словами и называютъ вещи прямо по именамъ.

Шутъ. Потому я хотѣлъ бы, чтобъ у моей сестры вовсе не было имени.

Віола. Что ты хочешь сказать?

Шутъ. А то, синьоръ, что имя — слово; значитъ, если кто неприлично играетъ словами, то, пожалуй, вздумаетъ неприлично поиграть и съ моей сестрой. А что до словъ, такъ вѣдь они стали мошеннической выдумкой съ тѣхъ поръ, какъ ихъ не держатъ даже при законныхъ обязательствахъ.

Віола. Почему?

Шутъ. Какъ же я это вамъ могу доказать? Вѣдь доказывать можно тоже только словами; а я сейчасъ назвалъ ихъ мошеннической выдумкой, значитъ, что скажу, будетъ неправдой.

Віола. Какъ кажется, ты — веселый малый и заботиться ни о чемъ не любишь.

Шутъ. О чемъ-нибудь забочусь а о комъ-нибудь заботиться дѣйствительно не люблю. Такъ, напримѣръ, могу увѣрить, что вовсе не забочусь о васъ, какъ-будто бъ вы были невидимкой.

Віола. Ты, кажется, шутъ графини Оливіи?

Шутъ. Не совсѣмъ такъ, синьоръ. Графиня Оливія шутить не любитъ. Шута она заведетъ себѣ, когда выйдетъ замужъ, потому что шутъ и мужъ — одно и то же. Разница между ними такая же, какъ между селедкой и сардинкой. Мужъ будетъ потолще и посолиднѣе. Я не столько шутъ графини, сколько ея враль.

Віола. Я недавно видѣлъ тебя при дворѣ герцога Орсино.

Шутъ. Немудрено: вѣдь глупость обходитъ свѣтъ такъ же, какъ солнце. Она сіяетъ вездѣ. Желаю вашему господину завести себѣ такого же шута. Впрочемъ, я вашу премудрость у него встрѣчалъ.

Віола. Если ты намѣренъ надо мной острить, такъ не трудись. Съ меня довольно твоей болтовни. Вотъ тебѣ на твои потѣхи. (Даетъ ему двѣ монеты).

Шутъ. Да подаритъ вамъ Юпитеръ первый клокъ волосъ, какой у него найдется, для вашей будущей бороды.

Віола. Я точно вздыхаю по бородѣ, но только не по той, которая будетъ расти на моемъ подбородкѣ. Дома ли твоя госпожа?

Шутъ, (ударяя одной монетой о другую). А что, можетъ эта пара прижить дѣтей?

Віола. Можетъ-быть, если пустить ее въ ростъ.

Шутъ. Для такого потомства я былъ бы готовъ сдѣлаться Фригійскимъ Пандаромъ, чтобъ свести этихъ Троила и Крессиду.

Віола. Ты ловко умѣешь нищенствовать.

Шутъ. Не велика заслуга нищенствовать ради нищей. Вѣдь я прошу для Прессиды, а она была нищая 39). Скажу вамъ, что моя госпожа дома, и я сейчасъ ей доложу, откуда вы явились. А что до того, кто вы такой и зачѣмъ пришли, то это выходитъ за предѣлъ моей сферы. Мнѣ бы слѣдовало сказать: за предѣлъ моихъ стихій, но это слово нынче опошлено. (Уходитъ шутъ).

Віола. Вотъ плутъ, въ комъ есть достаточно ума,

Чтобъ быть шутомъ. Вѣдь эта должность вовсе

Не такъ проста. Быть надо очень острымъ,

Чтобъ подмѣчать, умѣючи, манеры

Тѣхъ лицъ, съ кѣмъ шутитъ онъ, ихъ душу, умъ

И качества. А также выбрать время;

Какъ соколъ на охотѣ, долженъ онъ

Готовымъ быть летѣть ежеминутно

На все, что вдругъ вспорхнетъ предъ нимъ. Подъ стать

Иной бы разъ была такая должность

И мудрецу. Остро промолвить глупость

Не такъ легко. Зато, когда мудрецъ

Начнетъ глупить, пиши уму конецъ.

(Входятъ сэръ Тоби и Андрей).

Тоби. Здравствуйте, синьоръ.

Віола. Мое почтенье.

Андрей. Dieu tous garde, monsieur.

Віола. Et yous aussi, votre serviteur 40).

Андрей. Это такъ, — я тоже къ вашимъ услугамъ.

Тоби. Угодно вамъ вторгнуться въ домъ? Если вамъ дѣло до племянницы, то она будетъ очень рада васъ видѣть.

Віола. Именно ее-то мнѣ и надо. Она — цѣль моего прихода.

Тоби. Такъ пятки въ затылокъ и — маршъ 41).

Віола. Мои пятки, сэръ, понимаютъ лучше, что должно имъ дѣлать, чѣмъ понимаю я ваши выраженія.

Тоби. Что жъ, я хотѣлъ только пригласить васъ войти.

Віола. Это я сдѣлалъ бы и безъ вашего приглашенія: но кажется, меня предупредили. (Входятъ Оливія и Марія). Пусть небо напитаетъ благоуханіемъ тотъ воздухъ, которымъ вы дышите, прелестная синьора.

Андрей. «Напитаетъ воздухъ благоуханіемъ». Этотъ молодой человѣкъ, должно-быть, очень хорошій придворный.

Віола. Мое порученіе можетъ быть передано только вашему нѣжному, снисходительному слуху.

Андрей (въ сторону). «Нѣжный, снисходительный слухъ». Надо запомнить всѣ эти выраженія.

Оливія. Велите запереть садовую калитку и оставьте насъ. (Тоби, Андрей и Марія уходятъ). Дайте мнѣ вашу руку, синьоръ.

Віола. Все, что вы ни прикажете! Мой долгъ

Быть вамъ рабомъ Покорнымъ и послушнымъ.

Оливія. Какъ васъ зовутъ?

Віола. Цезаріо, графиня,

И вѣчный вашъ слуга.

Оливія. Куда ужъ намъ

Имѣть подобныхъ слугъ! — пустыя рѣчи.

Все въ мірѣ лжетъ съ тѣхъ поръ, какъ лесть изгнала

Правдивость въ немъ. Вы герцогу Орсино

Слуга, прелестный юноша.

Віола. Но онъ

Слуга вѣдь вамъ, такъ, значитъ, кто обязанъ

Служить ему, съ тѣмъ вмѣстѣ вашъ слуга.

А потому позвольте мнѣ назваться

Слугой покорной вашего слуги.

Оливія. О немъ я мало думаю и лучше

Желала бы, чтобъ оставались мысли

Его пустой страницей, чѣмъ листкомъ,

Гдѣ вписана лишь я.

Віола. А я явился

Къ вамъ именно съ намѣреньемъ направить

Къ Орсино ваши мысли.

Оливія. Ахъ, прошу васъ,

Не заступайтесь больше за него!

Вотъ если бы задумали словечко

Замолвить вы любезно о другомъ,

Знакомомъ мнѣ, тогда, пожалуй, стала бъ

Охотнѣе я слушать вашу рѣчь,

Чѣмъ звуки сферъ.

Віола. Синьора, дорогая…

Оливія. Ахъ, дайте наконецъ сказать мнѣ все!

Когда въ послѣдній разъ вы удалились.,

Оставивши меня подъ обаяньемъ

Волшебныхъ думъ, велѣла передать

Я вамъ кольцо. Неловко поступила,

Конечно, я въ глазахъ слуги, моихъ

И (стыдно мнѣ сознаться) даже въ вашихъ!

Что вы могли дѣйствительно подумать

Тогда о мнѣ, увидя, что хочу

Вамъ навязать во что бы то ни стаю

Я эту вещь? Настойчивость была

Чрезчуръ дерзка, не правда ли? Могли вы

По всѣмъ правамъ поднять меня на смѣхъ,

Отдавъ на жертву праздному глумленью

Жестокихъ душъ. Но вы умны, — меня

Вы поняли, конечно: сердце я

Открыла вамъ!.. Оно, какъ крепомъ грудь,

Прикрыто лишь одной прозрачной дымкой,

Читайте въ немъ… За вами рѣчь… а я

Сказала все…

Віола. Мнѣ жалко васъ…

Оливія. Тѣмъ лучше!

Вѣдь жалость шагъ къ любви.

Віола.

Едва ль, синьора:

Вѣдь сказано давно, что сожалѣть

Намъ должно и враговъ.

Оливія. Ну, если такъ,

То вижу я, что скрыть улыбкой горе

Придется мнѣ! О жизнь! вотъ какъ легко

Себя увлечь мы можемъ самолюбьемъ!

Но если пасть намъ суждено судьбой,

То лучше быть добычей льва, чѣмъ волка (Бьютъ часы)-

Мнѣ звонъ часовъ твердитъ, что даромъ время

Теряю я. Прощайте, юный другъ!

Преслѣдовать я больше васъ не буду;

Но все жъ скажу: когда вашъ умъ и юность

Достигнутъ зрѣлой жатвенной поры,

Завидный будетъ мужъ у той, кому

Дадите вы названіе супруги.

Вотъ дверь, синьоръ.

Віола. Въ путь, значитъ 42). Да цвѣтутъ

Надъ вами миръ и счастье. Неужели

Не поручите ничего сказать

Вы герцогу?

Оливія. Остановитесь! я

Хочу сперва узнать, какого мнѣнья

Вы обо мнѣ?

Віола. Мнѣ кажется, что вы

Ошибочно лелѣете въ себѣ

То, что задумали 43).

Оливія. Готова думать

Я тоже и о васъ.

Віола. Вы въ этомъ правы:

Дѣйствительно, синьора, я не то,

Чѣмъ вамъ кажусь.

Оливія. О, какъ бы я желала

Васъ сдѣлать тѣмъ, что надо мнѣ!

Віола. На это,

Пожалуй, согласился бъ я, чтобъ быть

Достойнымъ васъ; теперь же вы меня

Поднять, синьора, можете лишь на смѣхъ!

Оливія. О, какъ его коварная улыбка

Идетъ къ нему! Съ какой насмѣшкой смотритъ

Онъ на меня! Нѣтъ, легче можетъ скрыть

Злодѣй вину, чѣмъ любящій признанье.

Лучомъ во тьмѣ сквозятъ ея желанья!

О милый мой! все, что на свѣтѣ есть

Святого въ насъ: невинность, правду, честь —

Все, все бери, въ знакъ нѣжной и несчастной

Моей любви! Люблю тебя такъ страстно,

Такъ глубоко, что, несмотря на твой

Отказъ суровый мнѣ — разсудокъ мой

Не въ силахъ скрыть сердечнаго волненья!

Ужель слова обиднаго презрѣнья

Ты мнѣ сказалъ лишь только потому,

Что, волю давъ стремленью моему,

Тебѣ въ любви я первая открылась?

Хоть говорятъ, пріятнѣй, чтобъ добилась

Душа любви слезами и мольбой;

Но даръ любви вѣдь сладокъ самъ собой!

Віола. Клянусь въ отвѣтъ я юностью моею,

Что мысль любви не меньше я лелѣю

Въ душѣ, чѣмъ вы; но женщины, чей взоръ

Меня бъ манилъ, еще до этихъ поръ

На свѣтѣ нѣтъ. Въ себѣ одномъ скрываю

Я страсть мою. Прощайте! васъ я знаю;

Къ Орсино въ васъ участья я не жду

И слезъ его лить больше не приду.

Оливія. О, нѣтъ, приди! твой видъ мнѣ грусть разгонитъ

Я, можетъ-быть… любить Орсино склонитъ.

(Віола уходитъ).

СЦЕНА 2-я.

править
Комната въ домѣ Оливіи.
(Входятъ сэръ Тоби, сэръ Андрей и Фабіанъ).

Андрей. Нѣтъ, я больше здѣсь не останусь!

Тоби. Почему, злюка ты этакая, почему?

Фабіанъ. Вы должны непремѣнно представить резоны, сэръ Андрей.

Андрей. Твоя племянница оказала сегодня графскому слугѣ больше вниманія, чѣмъ мнѣ во всю жизнь. Я все видѣлъ, что у нихъ было въ саду.

Тоби. А тебя она въ это время видѣла, неразумный ты дѣтина?

Андрей. Такъ же ясно, какъ я вижу васъ.

Фабіанъ. Ну, такъ въ этомъ вы можете видѣть доказательство ея любви къ вамъ.

Андрей. Это еще что за дичь? Или вы меня ужъ совсѣмъ осломъ считаете?

Фабіанъ. Я это вамъ докажу. Мой умъ и разсудокъ присягнутъ въ правдѣ моихъ словъ.

Тоби. Слышишь? А вѣдь они были присяжными прежде, чѣмъ Ной началъ строить ковчегъ.

Фабіанъ. Она нарочно кокетничала съ этимъ юношей при васъ для того, чтобы пробудить ваше спящее мужество, зажечь огонь въ сердцѣ и разгорячить желчь. Вамъ слѣдовало тотчасъ подойти къ ней и уничтожить этого молокососа ловкой шуткой, новенькой остротой или чѣмъ-нибудь въ этомъ родѣ. Она ждала отъ васъ именно этого и ошиблась въ ожиданіи, а вы пропустили сами золотой случай. Теперь, само собой разумѣется, вы уплывете въ ея мнѣніи далеко на сѣверъ, гдѣ останетесь одиноко висѣть, какъ ледяная сосулька на бородѣ летучаго Голландца. Поправить дѣло можно будетъ вамъ только, выкинувъ предъ нею какую-нибудь ужъ очень смѣлую или очень тонкую политическую штучку.

Андрей. Что-нибудь смѣлое я, пожалуй, выкину, а вотъ насчетъ тонкаго и политическаго такъ ужъ увольте. Въ политикѣ я не гораздъ 44).

Тоби. Ну, тогда строй свою фортуну на храбрости. Вызывай безъ дальнихъ словъ графскаго мальчишку на дуэль. Проткни его въ одиннадцати мѣстахъ — и племянница сосчитаетъ всѣ твои удары. Храбрость, вѣрь слову, лучшая сваха въ дѣлахъ, когда надо покорить бабье сердце.

Фабіанъ. Это, сэръ Андрей, вѣрно.

Андрей. Который изъ васъ снесетъ ему вызовъ?

Тоби. Пиши его смѣлой рукой. Будь кратокъ и дерзокъ. Остроуміе по боку, было бы дѣльно и краснорѣчиво! Облей его ядомъ своихъ чернилъ. Недурно даже, если ты раза два скажешь мальчишкѣ «ты». Ври безъ запинки! Ври, сколько умѣстится на почтовомъ листѣ, будь онъ даже съ двуспальную простыню величиной 45). А главное — больше желчи въ чернилахъ, больше желчи! Не смотри на то, что пишешь гусинымъ перомъ. Живо къ дѣлу!

Андрей. А гдѣ я васъ найду?

Тоби. Въ нашемъ cubi culo 46). Ступай же. (Андрей уходитъ).

Фабіанъ. Безцѣнный онъ у тебя шутъ.

Тоби. Я ему тоже не дешево обошелся: тысячки въ двѣ съ хвостикомъ.

Фабіанъ. Диковинное смастеритъ онъ писанье. Ну, да вѣдь ты его, конечно, не отдашь.

Тоби. Это почему? Я, напротивъ, непремѣнно хочу стравить его съ этимъ юнцомъ. Вѣдь ихъ, я думаю, и волами не стащишь для драки. Въ нашемъ Андреѣ врядъ ли найдется довольно крови на завтракъ блохѣ. Я, по крайней мѣрѣ, возьмусь его съѣсть, не поморщившись.

Фабіанъ. Юный его противникъ, кажется, тоже не изъ храбраго десятка. (Входитъ Марія).

Тоби. А! вотъ и нашъ воробушекъ 47).

Марія. Если хотите нахохотаться до колотья, ступайте за мной. Этотъ болванъ Мальволіо сдѣлался совершеннымъ идолопоклонникомъ. Никакой христіанскій ханжа не повѣритъ даже ради спасенія души, такимъ глупостямъ, въ какія увѣровалъ онъ. Онъ ужъ напялилъ желтые чулки.

Тоби. Съ подвязками накрестъ?

Марія. Да, да! нарядился точно школьный учитель передъ проповѣдью. Я слѣдила за нимъ по пятамъ, какъ воръ. Все, что написано въ письмѣ, исполнилъ онъ буква въ букву. Улыбка морщитъ ему рожу такими же линіями, какими искрещена карта обѣихъ Индій. Вы отъ роду не видѣли ничего смѣшнѣе. У меня руки чесались пустить ему чѣмъ-нибудь въ голову, а графиня сдѣлаетъ это непремѣнно. Я увѣрена, что онъ и это приметъ съ улыбкой, какъ знакъ ея милости.

Тоби. Ну, веди насъ къ нему, веди. (Уходятъ).

СЦЕНА 3-я:
Улица.
(Входятъ Антоніо и Себастіанъ).

Себастіанъ. Я не хотѣлъ тебя стѣснять нарочно;

Но если оказать услугу мнѣ

Считаешь ты за счастье, я не буду

Тебя бранить.

Антоніо. Повѣрь, что я не могъ

Тебя оставить такъ. Меня влекло

Тебѣ во слѣдъ, какъ-будто бы пришпоренъ

Былъ острой сталью я. Скажу при этомъ,

Что не одна привязанность къ тебѣ

Влекла меня (хоть и ее, конечно,

Достаточно бы было, чтобъ заставить

Меня пойти), но я напуганъ былъ

Невольнымъ безпокойствомъ, какъ удастся

Тебѣ твой путь къ невѣдомой странѣ.

Пріемъ, какой встрѣчаютъ чужеземцы,

Бываетъ здѣсь нерѣдко очень грубъ.

И потому мой страхъ, въ соединеньи

Съ желаньемъ тайнымъ сердца, былъ причиной,

Что я пошелъ искать тебя.

Себастіанъ. О добрый

И вѣрный другъ! могу тебя за это

Благодарить я только безъ конца!

Вѣдь за услуги очень часто платятъ

Лишь этою монетой; но повѣрь мнѣ

Что, будь богатъ я точно такъ добромъ,

Какъ чистой, честной совѣстью — съ тобою

Я расплатился бъ шире и щедрѣй.

Что жъ дѣлать намъ теперь? Ужъ не пойти ли

Взглянуть на то, что стоитъ осмотрѣть

Здѣсь въ городѣ?

Антоніо. Отложимъ это лучше

До завтрашняго дня. Сперва намъ надо

Сыскать тебѣ квартиру.

Себастіанъ. Я нимало,

Повѣрь мнѣ, не усталъ, до ночи жъ долго.

Такъ лучше пошатаемся вдвоемъ

По улицамъ и поглазѣемъ кстати

На то, что есть достойнаго у васъ

Здѣсь въ городѣ. Вѣдь онъ прославленъ этимъ.

Антоніо. Я долженъ отказаться: мнѣ опасно

Ходить открыто здѣсь. Пришлось мнѣ разъ

Принять участье въ битвѣ противъ здѣшнихъ

Морскихъ галеръ, при чемъ мои услуги

Врагамъ страны настолько были важны,

Что, если попадусь я здѣсь властямъ,

Пощады мнѣ не будетъ.

Себастіанъ. Много развѣ

Убилъ ты ихъ солдатъ?

Антоніо. Проступокъ мой

Не столько былъ кровавъ; однако если

Принять въ расчетъ случайности войны,

То дѣло бы могло, пожалуй, выйти

Нешуточнымъ. Его потомъ замяли

Уплатою того, что было взято

Въ морскомъ бою. Нашъ городъ согласился

Пойти на эту сдѣлку со врагомъ

Своихъ же ради выгодъ по торговлѣ.

Лишь я одинъ упорно отказался

Отдать свое добро и потому,

Попавшись здѣсь, я дорого отвѣчу

За прошлый грѣхъ.

Себастіанъ. Такъ не броди жъ открыто.

Антоніо. Не буду, другъ. Возьми мой кошелекъ.

Здѣсь въ южной части города найдешь ты

Прекрасную гостиницу Слона.

Мы будемъ тамъ обѣдать, ты жъ побродишь

Пока одинъ по городу и въ немъ

Осмотришь все. Такъ до свиданья, значитъ,

Въ гостиницѣ?

Себастіанъ. Зачѣмъ же ты даешь

Мнѣ кошелекъ?

Антоніо. Да мало ли зачѣмъ?

Пожалуй, ты захочешь что-нибудь

Себѣ купить. Карманъ вѣдь твой, я знаю,

Почти что пустъ.

Себастіанъ. Придется, значить, быть

Твоимъ мнѣ казначеемъ. До свиданья!

Антоніо. Слона не позабудь.

Себастіанъ. Не позабуду. (Уходитъ).

СЦЕНА 4-я.

править
Садъ Оливіи.
(Входятъ Оливія и Марія).

Оливія. Велѣла я послать за нимъ! Сказали,

Что онъ придетъ. Чѣмъ приголубить мнѣ,

Чѣмъ лучше подкупить его? Вѣдь юность

Охотнѣе идетъ на обѣщанья,

Чѣмъ на мольбы. Но, тсс… забылась я

И громко говорю. Куда пропалъ

Мальволіо? Онъ нынче что-то сталъ

Такимъ сурово-важнымъ. Вотъ служитель

Какъ разъ теперь по нраву мнѣ. Куда

Дѣвался онъ?

Марія. Сейчасъ придетъ, синьора; только онъ въ какомъ-то странномъ состояньи. Мнѣ иной разъ кажется, не поселился ли въ него бѣсъ.

Оливія. А что? Развѣ онъ заговаривается?

Марія. Нѣтъ; но онъ все чему-то улыбается. Право, синьора, не худо, если бъ вы приказали кому-нибудь присутствовать на всякій случай при вашемъ разговорѣ. Съ нимъ рѣшительно что-то неладное творится.

Оливія. Зови его, — вѣдь я безумна тоже.

Кто разрѣшить, веселымъ ли пріятнѣй

Въ безумствѣ быть, какъ приключилось съ нимъ,

Иль грусть таить съ мечтаньемъ въ сердцѣ злымъ?

Что скажешь ты, Мальволіо? (Входитъ Мальволіо).

Мальволіо (съ фантастическимъ смѣхомъ). Прелестная! Ха-ха-ха!

Оливія. Къ чему твой смѣхъ? Я посылала за тобой, чтобъ переговорить объ очень важномъ дѣлѣ.

Мальволіо. Важномъ? О! я могу быть важнымъ! Эти подвязки, застегнутыя накрестъ, правда, затрудняютъ кровообращеніе, но, что за бѣда? Если онѣ нравятся одной особѣ, то и толковать нечего. Я могу сказать про себя, какъ въ сонетѣ:

«Понравился одной — понравишься другимъ».

Оливія. Ты, кажется, въ самомъ дѣлѣ не хорошо себя чувствуешь. Что съ тобой?

Мальволіо (продолжая улыбаться). О, не безпокойтесь! черной меланхоліи въ моей душѣ нѣтъ, несмотря на желтый цвѣтъ ревности, облекающій мои ноги. Стрѣла попала прямо въ цѣль, и все, что приказано, исполнено въ точности. (Вынимаетъ письмо). Кто не узнаетъ этотъ прекрасный римскій почеркъ.

Оливія. Не лечь ли тебѣ въ постель, Мальволіо?

Мальволіо. Въ постель? О, да, моя прелесть. Я приду къ тебѣ.

Оливія. Господи! что съ нимъ? Съ какой стати ты все улыбаешься и посылаешь воздушные поцѣлуи?

Марія. Въ самомъ дѣлѣ, Мальволіо, что съ тобой?

Мальволіо. И ты тутъ же съ разспросами! Орлы сорокамъ не отвѣчаютъ.

Марія. Какъ ты смѣешь смотрѣть на синьору такъ нахально.

Мальволіо (вынимая письмо). «Не страшись величья!» — это было прекрасно написано.

Оливія. Что ты хочешь сказать?

Мальволіо. «Одни великими родятся».

Оливія. Ну!

Мальволіо. «Другіе величіе добываютъ».

Оливія. Какъ ты сказалъ?

Мальволіо. «А третьимъ оно само валится въ ротъ»..

Оливія. Спаси тебя Господь.

Мальволіо. «Вспомни, кто любилъ всегда видѣть тебя въ желтыхъ чулкахъ».

Оливія. Въ желтыхъ чулкахъ?

Мальволіо. «Съ подвязками, застегнутыми накрестъ».

Оливія. Съ подвязками накрестъ?

Мальволіо. «Еще разъ повторяю: захочешь — будешь особой».

Оливія. Я буду особой?

Мальволіо. «Иначе останешься весь свой вѣкъ жалкимъ дворецкимъ».

Оливія. Ужъ не съ жиру ли онъ взбѣсился?

(Входитъ служитель).

Служитель. Синьора, молодой пажъ графа Орсино вернулся. Я едва его уговорилъ. Онъ васъ ожидаетъ.

Оливія. Иду сейчасъ (слуга уходитъ). Пожалуйста, Марія, присмотри за этимъ несчастнымъ. Гдѣ дядюшка Тоби? Вели людямъ позаботиться объ этомъ человѣкѣ. Я не согласилась бы за половину моего состоянія, чтобъ съ нимъ приключилась какая-нибудь бѣда. (Уходятъ Оливія и Марія).

Мальволіо. Ого! теперь не смѣй никто ко мнѣ приближаться! Сэръ Тоби признанъ единственнымъ человѣкомъ, достойнымъ мнѣ прислуживать! Это совершенно согласно со смысломъ ея письма. Она послала его ко мнѣ нарочно, чтобъ я имѣлъ случай выказать мое надъ нимъ превосходство. Въ письмѣ сказано ясно: «совлеки съ себя ветхаго человѣка; будь грубъ съ моими родственниками и гордъ съ прислугой; толкуй съ достоинствомъ о государственныхъ дѣлахъ; будь оригиналенъ во всемъ». Изъ этого, понятнымъ образомъ, вытекаетъ, какъ долженъ я себя держать. Строгое лицо, внушительныя манеры и медленная рѣчь. Всѣ вельможи поступаютъ именно такъ. Она мной оплетена, это несомнѣнно! Юпитеръ мнѣ помогъ, и я буду ему за то благодаренъ. А что она сказала, уходя? «Пусть позаботятся объ этомъ человѣкѣ». Замѣтьте; не о дворецкомъ Мальволіо, а о че-ло-вѣ-къ! Обстоятельства мои складываются великолѣпно! Сомнѣній или противорѣчій нѣтъ ни на одинъ гранъ. Все совершенно ясно и закончено. Никакое препятствіе не можетъ встать между мной и радугой моихъ надеждъ. Впрочемъ, я тутъ ни при чемъ. Судьба устроила все, и я долженъ быть ей благодаренъ.

(Входятъ Марія, сэръ Тоби и Фабіанъ).

Тоби. Гдѣ онъ, гдѣ? Я заговорю съ нимъ, если бъ даже въ него вселились всѣ адскіе дьяволы съ Легіономъ во главѣ.

Фабіанъ. Здѣсь онъ, здѣсь. Что съ вами, синьоръ Мальволіо? Какъ вы себя чувствуете?

Мальволіо. Можете итти, — я вамъ это разрѣшаю. Оставьте меня наслаждаться уединеніемъ.

Марія. Слышите, какой у него глухой голосъ? Это говоритъ сидящій въ немъ бѣсъ. Не правду ли я говорила? — Графиня просила васъ, сэръ Тоби, позаботиться осъ этомъ человѣкѣ..

Мальволіо. Ага! она объ этомъ просила.

Тоби. Тсс… тише! надо взяться за дѣло осторожно. Пустите меня впередъ. Что съ тобой, Мальволіо? Изрыгни, дружокъ, дьявола, который въ тебѣ сидитъ. Вѣдь онъ врагъ человѣческаго рода.

Мальволіо. Понимаете ли вы, что говорите?

Марія. Слышите, слышите, какъ онъ сердится, чуть упомянутъ при немъ имя бѣса! Дай Богъ, чтобъ онъ не былъ околдованъ.

Фабіанъ. Не мѣшало, чтобъ какая-нибудь ворожея изслѣдовала его мочу.

Марія. Непремѣнно. Я это исполню, если доживу до утра. Графиня ни за что на свѣтѣ не захочетъ его потерять.

Мальволіо (быстро наступая на нее), Что ты сказала?

Марія. Ай! ай!..

Тоби. Не кричи! этимъ средствомъ ничего не сдѣлаешь, а, пожалуй, доведешь его до бѣшенства. Предоставьте его мнѣ.

Фабіанъ. Да, да, кротость прежде всего. Бѣсъ грубъ самъ, но не любитъ, чтобъ съ нимъ грубо обращались другіе.

Тоби. Какъ чувствуешь ты себя, мой милый цыпленочекъ?

Мальволіо. Милостивый государь!..

Тоби (манитъ его рукой). Цыпъ, цыпъ! улю-лю, мой голубочекъ! Подумай самъ, пристало ли такому почтенному человѣку, какъ ты, играть въ лунку съ сатаной 48)? На висѣлицу его, черномазаго!

Марія. Надо его отчитать, сэръ Тоби, непремѣнно отчитать надо.

Мальволіо. Отчитать, выдра?

Марія. Только вѣдь онъ, пожалуй, молитвъ не вынесетъ.

Мальволіо. На висѣлицу васъ всѣхъ! Дрянь вы и ничтожество! Я не вамъ чета, и вы обо мнѣ еще услышите.

(Уходитъ Мальволіо)

Тоби. Каковъ?

Фабіанъ. Если бъ я увидѣлъ это въ балаганѣ, то назвалъ бы выдумку автора неправдоподобной.

Тоби. У него отъ этой выдумки перекувырнулся мозгъ.

Марія. Пойдемте же за нимъ, пока шутка не выдохлась

Фабіанъ. Ну, а какъ онъ спятитъ въ самомъ дѣлѣ?

Марія. Тѣмъ спокойнѣе будетъ въ домѣ.

Тоби. Засадимте его связаннаго въ темную комнату. Вѣдь племянница вѣритъ, что онъ сумасшедшій, и потому мы можемъ продолжать нашу шутку себѣ на потѣху, а ему въ науку. Когда же устанемъ, то можно будетъ его помиловать. Мы стащимъ его въ судъ для освидѣтельствованія, въ здравомъ ли онъ умѣ, и поднесемъ нашей проказницѣ награду за такое открытіе. (Входитъ сэръ Андрей). Смотрите, смотрите!

Фабіанъ. Вотъ тоже сюжетецъ для комедіи 49).

Андрей. Читайте; вызовъ готовъ. Припустилъ же я въ него перцу и уксусу.

Фабіанъ. Значитъ, въ носъ бросится.

Андрей. Будете довольны! Читайте.

Тоби. Давай сюда. (Читаетъ).

«Юноша! кто бы ты ни былъ — ты подлецъ!

Фабіанъ. Кратко и сильно.

Тоби. …Не удивляйся, почему я тебя такъ назвалъ, и не спрашивай причину. Объяснять ее тебѣ я не стану.

Фабіанъ. Оно и не зачѣмъ: на нѣтъ и суда нѣтъ.

Тоби. …Я знаю, что ты любезничаешь съ графиней Оливіей, а она съ тобой; но это, чортъ тебя побери, не причина моего вызова.

Фабіанъ. Коротко, но необыкновенно ясно.

Тоби. …я встану поперекъ твоей дороги домой — и тогда! Если тебѣ удается меня убить…

Фабіанъ. Отлично!

Тоби. …То ты убьешь меня, какъ подлеца и бездѣльника!..

Фабіанъ. Замѣтьте: онъ все насчетъ правъ загибаетъ.

Тоби. …А теперь прощай, и да смилуется Господь надъ душой одного изъ насъ. Конечно, можетъ-быть, это приключится съ моей дутой, но я не теряю надежды на лучшее, и потому смотри въ оба Твой другъ, смотря по твоему со мной обращенію, и твой вѣчный врагъ…

Андрей Эгчикъ".

Ну, если онъ не раззадорится этимъ письмомъ, то, значитъ, его разбилъ параличъ. Я сейчасъ ему его отдамъ.

Марія. Вы можете это сдѣлать очень удобно: онъ какъ разъ разговариваетъ теперь съ графиней и скоро отъ нея выйдетъ.

Тоби. Ступай же, Андрей, и спрячься на его дорогѣ за садовымъ угломъ, какъ пугало; а чуть онъ покажетъ носъ, сейчасъ же шпагу наголо. Главное, какъ можно больше клянись и ругайся. Вѣдь громко сказанное словцо часто помогаетъ намъ прослыть храбрецомъ лучше, чѣмъ сама храбрость. Ступай же!

Андрей. Ну, насчетъ ругни я хоть кого за поясъ заткну.

(Уходитъ Андрей).

Тоби. Писанье это я однако не отдамъ, потому что молодой человѣкъ, какъ кажется по всему, порядочно образованъ и воспитанъ. Это видно изъ того, что герцогъ довѣрилъ ему такое деликатное порученіе къ моей племянницѣ. Письмо слишкомъ глупо, и юноша навѣрно не пойдетъ на такую дурацкую приманку. Онъ пойметъ тотчасъ, что авторъ — набитый оселъ. Но я передамъ ему вызовъ на словахъ и навру при этомъ съ три короба о храбрости Андрея; разскажу, какъ онъ золъ, ловокъ, смѣлъ и тому подобное. Вѣдь молодость легковѣрна. Конецъ будетъ тотъ, что оба испугаются другъ друга и подерутся лишь взглядами, какъ василиски.

(Входятъ Оливія и Віола).

Фабіанъ. Вотъ онъ идетъ вмѣстѣ съ нашей племянницей. Подождемте, пока они кончатъ разговоръ и разойдутся, — тогда вамъ удобнѣй будетъ къ нему приступить.

Тоби. А я покамѣстъ подумаю, какъ бы передать дѣло пострашнѣй и позабористѣй. (Тоби, Фабіанъ и Марія уходятъ).

Оливія. Для каменнаго сердца слишкомъ много

Сказала я. Поставила на ставку

Я честь свою, за что меня коритъ

Невольно голосъ совѣсти; но все же

Грѣховная приманка такъ сладка,

Что одолѣть ее нѣтъ силъ разсудку.

Віола. Все то, что вы сказали о себѣ,

Выноситъ вѣдь и бѣдный вашъ Орсино.

Оливія (подаетъ ему медальонъ).

Возьмите, — вотъ портретъ мой. Васъ прошу я

Носить его на память обо мнѣ.

Онъ докучать вамъ болтовней не будетъ.

Еще прошу: придите завтра вновь.

Все то, что честь позволитъ мнѣ, повѣрьте,

Исполню я для васъ.

Віола. Мои желанья

Всѣ сводятся на то, чтобъ полюбили

Орсино вы.

Оливія. Позволитъ ли мнѣ честь

Отдать ему, что отдано навѣки

Ужъ мною вамъ?

Віола. Я разрѣшаю вамъ

Нарушить это слово.

Оливія. Приходите жъ.

(Въ сторону). И демонъ самъ, имѣй онъ этотъ взглядъ,

Легко меня съ собой увлекъ бы въ адъ!

(Оливія уходитъ. Входятъ сэръ Тоби и Фабіанъ).

Тоби. Здорово, юноша!

Віола. Здравствуйте, сэръ.

Тоби. Бери въ руки все, чѣмъ можешь себя защитить! Я не знаю, что ты ему сдѣлалъ; но онъ жаждетъ твоей крови, какъ звѣрь, и ждетъ тебя за угломъ сада. Бери шпагу и торопись! Говорю тебѣ: онъ скоръ, храбръ и ловокъ.

Віола. Вы, вѣрно, ошиблись, сэръ: у меня нѣтъ враговъ. Я очень хорошо помню, что въ жизнь свою никого не обидѣлъ.

Тоби. Увидишь, что это не такъ; а потому, если ты цѣнишь во что-нибудь свою жизнь, то будь готовъ къ защитѣ. Повторяю тебѣ, что молодость, сила, ловкость и злость — все это сидитъ въ твоемъ противникѣ!

Віола. Скажите мнѣ по крайней мѣрѣ, кто онъ?

Тоби. Онъ рыцарь безъ страха и упрека и посвященъ въ этотъ санъ, какъ слѣдуетъ, незазубреннымъ мечомъ на піитомъ коврѣ 50). Въ ссорѣ глазъ на глазъ лучше, съ нимъ и не встрѣчаться. Одно слово — дьяволъ! Онъ уже троихъ отправилъ на тотъ свѣтъ, а теперь сердитъ такъ, что, кромѣ крови и похоронъ, не удовлетворится ничѣмъ. Онъ хочетъ твоей жизни безъ всякой уступки. „Все или ничего!“ — вотъ его девизъ.

Віола. Если такъ, то я вернусь въ домъ и выпрошу себѣ у графини провожатыхъ. Я не забіяка; а если, какъ мнѣ говорили, есть точно люди, которые нарочно ищутъ ссоръ ради своего задорнаго характера, то противникъ мой, вѣроятно, изъ ихъ числа.

Тоби. Э, нѣтъ, — онъ обиженъ тобой точно, и потому ты непремѣнно долженъ его удовлетворить. Въ домъ ты не вернешься, не подравшись прежде со мной, точно также, какъ предстоитъ тебѣ драться съ нимъ. А потому или иди къ нему, или вынимай шпагу для драки со мной. Иначе отказывайся отъ права носитъ оружіе.

Віола. Ваше требованіе неслыханно и неучтиво! Я убѣдительно прошу васъ сказать мнѣ, чѣмъ могъ я такъ разсердить рыцаря? Если что-нибудь было точно, то могу васъ увѣрить, что это произошло отъ неосторожности, а не изъ желанія.

Тоби. Объ этомъ я, пожалуй, его спрошу. Останься, Фабіанъ, здѣсь и стереги синьора до моего возвращенія.

(Уходитъ Тоби),

Віола. Скажите, синьоръ, хоть вы, въ чемъ дѣло?

Фабіанъ. Я знаю только, что рыцарь озлобленъ противъ васъ до невѣроятія; но за что, это мнѣ рѣшительно неизвѣстно.

Віола. Скажите мнѣ по крайней мѣрѣ, что онъ за человѣкъ?

Фабіанъ. Глядя на него, трудно даже себѣ представить, чтобъ онъ былъ такимъ забіякой, какимъ вы его найдете въ бою. Онъ дѣйствительно самый ловкій, смѣлый и кровожадный драчунъ во всей Иллиріи. Пойдемте къ нему навстрѣчу. Я попытаюсь васъ помирить.

Віола. Я буду вамъ очень за это благодаренъ. Право, я изъ тѣхъ людей, которые разговоръ съ священникомъ предпочитаютъ ссорѣ съ рыцарями. Я вовсе не люблю пускать людямъ пыль въ глава своей храбростью.

(Входятъ сэръ Тоби и Андрей).

Тоби. Ну, другъ любезный, — скажу тебѣ, что это не человѣкъ, а дьяволъ! Такого драчуна мнѣ даже видѣть не случалось. Я попробовалъ съ нимъ схватиться на тупыхъ клинкахъ, такъ онъ пырнулъ меня прежде, чѣмъ я успѣлъ мигнуть. На ударъ отвѣчаетъ онъ тверже, чѣмъ ты стоить на землѣ. Говорятъ, онъ былъ первымъ фехтовальщикомъ у турецкаго султана.

Андрей. Чортъ его побери! такъ я не хочу съ нимъ драться.

Тоби. Да онъ-то, дружище, не хочетъ ужъ теперь отступать. Смотри, — Фабіанъ едва его сдерживаетъ.

Андрей. Чтобъ ему очумѣть! Если бъ я зналъ, что онъ такой забіяка, такъ не сталъ бы и вызывать. Устрой намъ какъ-нибудь мировую. Я, пожалуй, согласенъ отдать ему моего сѣраго жеребца.

Тоби. Я попробую. Жди меня здѣсь. Авось дѣло уладится безъ душегубства. (Въ сторону) А на жеребцѣ твоемъ я поѣзжу самъ такъ же, какъ ѣзжу на тебѣ.

(Входятъ Віола и Фабіанъ).

(тихо Фабіану). Онъ обѣщалъ отдать свою лошадь, лишь бы уладилась эта ссора. Я увѣрилъ его, что юноша — самъ воплощенный дьяволъ.

Фабіанъ. Тотъ тоже наслушался о немъ всякихъ ужасовъ и блѣденъ отъ страха, точно за нимъ гонится по пятамъ медвѣдь.

Тоби (Віолѣ). Нечего дѣлать, синьоръ! Онъ далъ клятву и хочетъ драться съ вами во что бы то ни стало. Впрочемъ, что касается причины ссоры, то онъ одумался и находитъ самъ, что дѣло не стоитъ выѣденнаго яйца. Потому вытягивайте шпагу и начинайте, чтобъ было сдержано слово. Онъ обѣщалъ, что большого зла вамъ не причинитъ.

Віола (въ сторону). О Господи, защити меня! Еще минута — и мнѣ придется сказать имъ, какой я мужчина.

Фабіанъ. Отступайте во-время, если онъ очень разсердится.

Тоби (Андрею). Ну, братъ Андрей, — средства нѣтъ! Юноша хочетъ непремѣнно ради удовлетворенія своей чести схватиться съ тобой хоть разъ. Отступиться отъ слова, ты знаешь, нельзя по всѣмъ правиламъ поединковъ. Но онъ обѣщалъ, какъ дворянинъ и солдатъ, что вреда тебѣ не причинитъ.

Андрей. Дай Богъ, чтобъ такъ было. (Вынимаютъ шпаги).

Віола. Я вамъ клянусь, что ссоры не искалъ.

(Входитъ Антоніо, и, принимая Віолу по сходству съ братомъ за Себастіана, бросается къ сэру Андрею).

Антоніо. Стой! мечъ въ ножны! Когда ты имъ обиженъ,

Я буду драться за него; а если

Обидчикъ ты, то все равно дерись

Сперва со мной!

Тоби. Вотъ на! Да кто ты самъ?

Антоніо. А самъ я тотъ, кто за него пойдетъ

Въ огонь и воду дѣломъ, а не словомъ.

Тоби. Такъ милости прошу сперва со мной.

(Скрещиваютъ шпаги, Входятъ двое стражей).

Фабіанъ. Сэръ Тоби, сэръ Тоби, стойте! идетъ стража.

Тоби (Антоніо), Я сейчасъ къ твоимъ услугамъ.

Віола (Андрею). Пожалуйста, синьоръ, вложите вашу шпагу въ ножны,

Андрей. Я радехонекъ. А что до обѣщаннаго жеребца, такъ я слово сдержу. Онъ ходитъ хорошо и не тугоуздый.

1-й стражъ, (указывая на Антоніо).

Вотъ онъ! — бери его.

2-й стражъ. Беру подъ стражу

По приказанію герцога Орсино

Я васъ, синьоръ.

Антоніо. Вы, кажется, ошиблись

Во мнѣ синьоръ.

1-й стражъ. О, полноте! — я васъ

Сейчасъ узналъ, хотя матросской шапки

На васъ и нѣтъ. Бери его; онъ знаетъ,

Что старые знакомцы мы.

Антоніо (Віолѣ). Что дѣлать?

Велятъ итти; а все вѣдь потому,

Что я пошелъ искать тебя. Придется

Отвѣтить мнѣ за это. Что намѣренъ

Теперь ты дѣлать, другъ? Я принужденъ

Тебя просить, чтобъ отдалъ ты обратно

Мнѣ кошелекъ. Повѣрь мнѣ, я сильнѣе

Скорблю о томъ, что впредь не буду въ силахъ

Служить тебѣ, чѣмъ о бѣдѣ, какой

Нежданно такъ подвергся! Вижу я,

Какъ сильно пораженъ ты! Успокойся, —

Бѣда пройдетъ.

2-й стражъ. Прошу, синьоръ, итти.

Антоніо (Віолѣ). Отдай же, другъ, мнѣ деньги.

Віола. О какихъ

Вы рѣчь ведете деньгахъ? Правда, мнѣ

Вы показали здѣсь свое участье;

А сверхъ того, я вижу, что попались

Въ бѣду вы точно; потому, жалѣя

Сердечно васъ, я вамъ готовъ помочь

Изъ скудныхъ средствъ, какія я имѣю;

Но многаго не въ силахъ сдѣлать я.

Берите — вотъ: даю вамъ половину

Того, что мнѣ остаюсь.

Антоніо. Иль отречься

Меня намѣренъ ты? Ужель платить

Ты будешь такъ за всѣ мои услуги?

О, не шути такъ злобно надо мной!

Въ бѣдѣ меня постигшей довести

Ты можешь до того меня, что громко

Я стану упрекать тебя за то,

Что сдѣлалъ для тебя!

Віола. Но что жъ, скажите,

Вы сдѣлали? — я слышу васъ и вижу

Здѣсь въ первый разъ. Неблагодарность такъ же,

Повѣрьте, мнѣ чужда, какъ чужды ложь,

Болтливость, пьянство, суетность и всѣ

Подобные пороки, чья зараза

Живетъ въ людской крови.

Антоніо. О небо, небо!

2-й стражъ. За мной, синьоръ.

Антоніо. Нѣтъ, дайте прежде мнѣ

Все высказать! Вотъ юноша, который

Былъ мной спасенъ изъ пасти вѣрной смерти!

Его любилъ всей святостью любви

Я, какъ никто; считалъ за образецъ

Всѣхъ лучшихъ въ мірѣ качествъ; на него

Готовъ почти молиться былъ!

1-й стражъ. Да намъ-то

Что до того? Идемте! время здѣсь

Теряемъ мы напрасно.

Антоніо. Вотъ какъ низко

Упалъ мой богъ! Себастіанъ, навѣки

Себя ты запятналъ! Нѣтъ ничего

Позорнѣе душевнаго уродства.

Уродъ лишь тотъ, лишенъ кто благородства!

Тотъ, кто красивъ, но вмѣстѣ пустъ душой,

Схожъ съ ящикомъ, украшеннымъ рѣзьбой

Снаружи лишь!

1-й стражъ. Съ ума сходить онъ началъ;

Веди его. Прошу итти, синьоръ.

Антоніо. Иду, иду! (Уходитъ Антоніо со стражей).

Віола (въ сторону). Онъ говорилъ такъ страстно,

Такъ горячо!.. Но я мечтать напрасно

Еще боюсь… Что, если братъ живой

Имъ смѣшанъ былъ по сходству здѣсь со мной?..

Тоби (своимъ). Поди сюда, рыцарь, и ты, Фабіанъ, тоже.

Надо намъ слова два-три между собой перемолвить.

Віола. „Себастіанъ“! — сказалъ онъ имя это,

А я и братъ — два равныхъ вѣдь портрета!

Я, сверхъ того, въ знакъ памяти о немъ,

Хожу теперь и въ платьѣ съ нимъ одномъ!..

О, если Рокъ намъ свидѣться присудитъ,

Духъ волнъ и бурь мнѣ другомъ нѣжнымъ будетъ!

(Уходитъ Віола).

Тоби. Пустой мальчишка, и больше ничего. Блудливъ, какъ кошка, трусливъ, какъ заяцъ. Безчестность его доказывается тѣмъ, что онъ бросилъ своего друга въ нуждѣ и отъ него отказался. А что онъ трусъ, разспроси объ этомъ Фабіана.

Фабіанъ. Положительный трусъ, — безъ чести и совѣсти.

Андрей. Такъ я пойду за нимъ и его отдую.

Тоби. Сдѣлай это; отдубась его хорошенько, только не вздумай обнажать меча.

Андрей. Увидите, какъ я его обработаю. (Уходитъ Андрей).

Фабіанъ. Пойдемъ за нимъ. Надо посмотрѣть, что изъ этого выйдетъ.

Тоби. Ничего не выйдетъ! Хочешь любое пари? (Уходятъ).

ДѢЙСТВІЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

править

СЦЕНА 1-я.

править
Улица передъ домомъ Оливіи.
(Входятъ Себастіанъ и шутъ).

Шутъ. (Принимая Себастіана за Віолу). Такъ вы рѣшительно не вѣрите, что меня послали за вами?

Себастіанъ. Отстань, я говорю тебѣ! Довольно

Успѣлъ ты подурачиться со мной.

Шутъ. Нечего сказать, дѣло повернуто ловко. Значить, я васъ не знаю, посланъ графиней не затѣмъ, чтобъ пригласить васъ къ ней, и зовутъ васъ не Цезаріо. Въ заключеніе остается сказать, что этотъ носъ не мой носъ, и что все то — не то.

Себастіанъ. Ступай и выжми глупость надъ другимъ,

А мнѣ съ тобой якшаться нѣтъ охоты.

Шутъ. „Выжми глупость!“ — это выраженіе онъ навѣрно подслушалъ у какого-нибудь умника и теперь угощаетъ имъ дурака. Выжми глупость! Право, мнѣ кажется, что этотъ дурацкій свѣтъ скоро оглупѣетъ совсѣмъ. Прошу васъ еще разъ: распояшьте ваше незнаніе и скажите, какую вѣсть я долженъ выжать передъ моей госпожей? Могу ли я ей сказать, что вы придете?

Себастіанъ. Пошелъ ты, глупый шутъ 51)! Бери, — вотъ деньги,

А если будешь мнѣ надоѣдать,

Я заплачу тебѣ монетой хуже.

Шутъ. Вижу, что у васъ щедрая рука. Мудрецы, дающіе деньги дураку, дѣлаютъ для нихъ самое выгодное помѣщеніе.

(Входятъ сэръ Андрей, сэръ Тоби и Фабіанъ).

Андрей. (Принимая Себастіана за Віолу). Ага! попался ты мнѣ наконецъ пріятель! Такъ вотъ же тебѣ! (толкаетъ его).

Себастіанъ (бьетъ его).

А вотъ тебѣ съ придачей. Всѣ вы здѣсь

Сдурѣли, какъ мнѣ кажется, огуломъ.

Тоби. Тише, тише, или шпага твоя полетитъ черезъ заборъ.

Шутъ. Побѣгу все разсказать графинѣ. Я не соглашусь быть въ шкурѣ кого-нибудь изъ нихъ ни за какія денежки.

(Уходитъ шутъ).

Тоби (удерживая Себастіана). Стой! довольно дурачились.

Андрей. Оставь его; я распоряжусь съ нимъ иначе. Мы его скрутимъ законнымъ порядкомъ, если только законы существуютъ еще въ Иллиріи. Я хоть и первый его ударилъ, да эта не бѣда.

Себастіанъ (сэру Тоби). Прочь руки!

Тоби. Ну, это мы еще посмотримъ. Спрячь, юный воинъ, свою шпагу. Довольно побаловались. Досталось тебѣ хорошо, ну и баста.

Себастіанъ (вырываясь). Что ты присталъ? оставь меня! Не хочешь

Уйти добромъ, такъ вынимай клинокъ.

(Вынимаетъ шпагу).

Тоби. Вотъ оно какъ! Ну, тогда дѣлать нечего: придется мнѣ фунта два твоей крови выпустить. (Скрещиваютъ клинки. Входитъ Оливія).

Оливія. Стой, Тоби, — прочь! я такъ хочу!..

Тоби. Синьора…

Оливія. Иль будешь ты разбойникомъ всегда?..

Дрянной наглецъ! Не здѣсь, среди людей,

Тебѣ бы жить! ступай въ лѣса и дебри,

Гдѣ не слыхали никогда, что значитъ

Порядочность! Прочь съ глазъ! Не оскорбляйся,

Цезаріо мой милый! Прочь, нахалы!..

(Тоби, Андрей и Фабіанъ уходятъ).

Приди въ себя, мой милый, добрый другъ;

Смири свой гнѣвъ разсудкомъ; принимать

Не долженъ къ сердцу ты такихъ нападокъ

На твой покой. Пойдемъ со мною въ домъ.

Когда узнаешь ты, какъ много глупыхъ

Нелѣпостей надѣлалъ въ жизни этотъ

Пустой дуракъ, ты засмѣешься самъ.

Пойдемъ, пойдемъ, — я не приму отказа,

Будь проклятъ онъ за глупость! Оскорбилъ

Въ тебѣ меня моихъ онъ выше силъ!

Себастіанъ. Что слышу я? Какимъ меня потокомъ

Уноситъ вдаль? Во снѣ ли я глубокомъ,

Иль умъ во мнѣ видѣньемъ пораженъ?

О, если такъ, навѣки усыпленъ

Пусть буду я, лишь только бъ видѣть вѣчно

Тебя съ собой…

Оливія. Отдайся мнѣ сердечно!

Иди за мной.

Себастіанъ. Иду, иду!

Оливія. Ловлю

На словѣ я рѣшительность твою! (Уходятъ)*

СЦЕНА 2-я.

править
Комната въ домѣ Оливія.
(Входятъ Марія и шутъ).

Марія. Надѣвай скорѣй рясу и подвязывай бороду. Надо его увѣрить, что ты монахъ, отецъ Клеона. Торопись же; а я пока позову сэра Тоби. (Уходитъ Марія).

Шутъ. Попробуемъ спрятать себя подъ этой шкурой. Хорошо, если бъ я былъ первымъ шутомъ, который носитъ такую одежду. Жаль, что я не довольно толстъ, чтобъ быть настоящимъ монахомъ, и не слишкомъ худощавъ, чтобъ почесться ученымъ. Впрочемъ, прослыть порядочнымъ человѣкомъ и хорошимъ хозяиномъ стоитъ и монашескаго благочестія и учености. А! вотъ и наши заговорщики.

(Входятъ сэръ Тоби и Марія).

Тоби. Благословите, честной отче!

Шутъ. Bonos dies, сэръ Тоби. Помнится, одинъ пражскій монахъ, который съ роду не видалъ ни пера ни чернилъ, преглубокомысленно отвѣтилъ племянницѣ короля Горбодука: „что есть, то есть“. Такъ я: съ виду монахъ, значитъ — монахъ; такъ, значитъ — такъ, а быть, значитъ — быть.

Тоби (указывая на запертую дверь). За дѣло, отецъ Клеона.

Шутъ (въ дверь, перемѣнивъ голосъ). Да снизойдетъ миръ въ сіе узилище!

Тоби (въ сторону). Отлично, каналья, умѣетъ подъ голосъ поддѣлываться.

Мальволіо (за дверью). Кто тамъ говоритъ?

Шутъ. Смиренный отецъ Клеона, пришедый посѣтить одержимаго нечистымъ духомъ Мальволіо.

Мальволіо. Отецъ Клеопа! Добрый отецъ Клеона! Ради всего святого, сходите къ синьорѣ.

Шутъ. Изыди, сатана окаянный! По что мучишь ты сего человѣка? По что заставляешь его держать на умѣ какихъ-то синьоръ?

Тоби. Разумно сказано, отче!

Мальволіо. Вѣрьте чести, отецъ Клеопа, ни съ однимъ человѣкомъ въ мірѣ не обращались такъ ужасно, какъ со мной. Я никогда не былъ сумасшедшимъ, а они меня засадили во тьму кромѣшную.

Шутъ. Сатана нечестивый! Я зову тебя самымъ кроткимъ именемъ, потому что привыкъ даже съ сатаной говорить кротко и ласково. Ты говорить, что въ комнатѣ темно?

Мальволіо. Темно, отецъ Клеопа, темно, какъ въ аду.

Шутъ. А между тѣмъ въ ней есть окна, забитыя ставнями, а на сѣверѣ и югѣ отдушины, заложенныя камнемъ, прозрачнымъ, какъ черное дерево. Какъ же можешь ты жаловаться на темноту 52)?

Мальволіо. Я не сумасшедшій, отецъ Клеопа, и повторяю, что въ комнатѣ хоть глазъ выколи.

Шутъ. Ты глаголешь неправду, безумный! Если ты окруженъ тьмой, то это тьма твоего неразумія! Ты облеченъ ею, какъ нѣкогда были облечены мракомъ египтяне.

Мальволіо. Нѣтъ, отче! — здѣсь больше тьмы, чѣмъ въ самомъ неразуміи; а вѣдь оно темно, какъ адъ. Говорю вамъ, что никто никогда не былъ обиженъ, какъ я. Я такой же сумасшедшій, какъ вы. Испытайте меня, чѣмъ хотите. Задавайте мнѣ какіе угодно замысловатые вопросы, я отвѣчу, на всѣ.

Шутъ. Скажи мнѣ, какого мнѣнія держался Пиѳагоръ о дикихъ гусяхъ?

Мальволіо. Онъ говорилъ, что душа нашей бабушки можетъ переселиться въ дикаго гуся.

Шутъ. А что думаешь объ этомъ ты?

Мальволіо. Я думаю о душѣ лучше и съ этимъ мнѣніемъ не согласенъ.

Шутъ. Если такъ, прощай, и пребывай въ потемкахъ! Я признаю въ тебѣ разумъ не ранѣе, чѣмъ когда ты признаешь ученіе Пиѳагора и будешь бояться зарѣзать гуся, чтобъ не загубить души твоей бабушки. Прощай.

Мальволіо. Отецъ Клеопа! Отецъ Клеопа!

Тоби. О милѣйшій отецъ Клеопа!

Шутъ (своимъ голосомъ). Не правда ли, я на всѣ руки гораздъ 53)?

Марія. Ты могъ бы одурачить его безъ рясы и бороды: вѣдь онъ тебя не видитъ.

Тоби. Поговори съ нимъ теперь своимъ голосомъ и приди сказать, что онъ тебѣ отвѣтитъ. Надо подумать, какъ кончить эту шутку. Если можно безопасно его выпустить, то пусть идетъ съ Богомъ. Я разсорился съ племянницей, и потому заводить дурачества слишкомъ далеко можетъ стать невыгодно. Приходи же въ мою комнату.

(Уходятъ Тоби и Марія).

Шутъ (напѣваетъ). Ты скажи мнѣ паренечекъ,

Гдѣ красавица твоя?

Мальволіо. Шутъ!

Шутъ (напѣваетъ). Улетѣлъ мой голубчикъ,

Мальволіо. Шутъ!

Шутъ (напѣваетъ). Имъ покинутъ бѣдный я!

Мальволіо. Я зову тебя, шутъ!

Шутъ (напѣваетъ). Знать, другого полюбила.

А! Кто тамъ зоветъ?

Мальволіо. Добрый шутъ, — если ты хочешь сослужить мнѣ службу, принеси мнѣ свѣчу, перо и чернилъ. Клянусь, какъ честный человѣкъ, я тебя награжу за это!

Шутъ. Да это, кажется, синьоръ Мальволіо?

Мальволіо. Онъ, добрый шутъ, онъ!

Шутъ. Какъ же это случилось, синьоръ, что вы лишились своихъ всѣхъ пяти способностей 54)?

Мальволіо. О шутъ! никто въ мірѣ не былъ обиженъ, какъ я. Увѣряю тебя, что умъ мой здоровъ точно такъ же, какъ твой.

Шутъ. Неужели? Ну, тогда, значитъ, вы точно сумасшедшій, если сами ставите свой разумъ на одну доску съ умомъ дурака.

Мальволіо. Они схватили меня и посадили въ потемки; посылаютъ ко мнѣ какихъ-то ословъ-поповъ съ увѣщаніями. Этакъ, пожалуй, можно въ самомъ дѣлѣ довести человѣка до сумасшествія.

Шутъ. Тсс… подумайте, что вы говорите: вѣдь святой отецъ здѣсь (перемѣнивъ голосъ). Да пошлетъ тебѣ небо духъ разумѣнія, Мальволіо! Усни въ мирѣ и перестань глаголать безсмыслицу.

Мальволіо. Отецъ Клеона!..

Шутъ (измѣнивъ голосъ). Не вступай съ нимъ въ словопренія, сынъ мой! (Своимъ голосомъ) Кто, отче? я? Слушаю, отче, исполню все. (.Измѣнивъ голосъ) Аминь.

Мальволіо. Шуть, шутъ! выслушай меня!..

Шутъ. Тише, синьоръ, тише, не буяньте. Вы слышали, что святой отецъ запретилъ мнѣ съ вами разговаривать.

Мальволіо. Добрый шутъ! ради всего святого, добудь мнѣ свѣчу и бумаги. Увѣряю тебя, что я владѣю своимъ разсудкомъ не хуже любого человѣка въ Иллиріи!..

Шутъ. Дай Богъ, чтобъ было такъ.

Мальволіо. Истинно такъ! Добудь же мнѣ свѣчу, чернилъ и бумаги. А затѣмъ отнеси, что я напишу, графинѣ. Ты получишь за эту услугу больше, чѣмъ получалъ когда-нибудь любой почтальонъ.

Шутъ. Ну, ужъ такъ и быть. Но сначала скажите все-таки, точно ли вы въ здравомъ умѣ, или только притворяетесь?

Мальволіо. Ей-Богу въ здравомъ! Говорю тебѣ сущую правду!

Шутъ. Все-таки я не повѣрю сумасшедшему, пока не увижу его мозговъ. Сейчасъ принесу вамъ свѣчу, чернилъ и бумаги.

Мальволіо. Я награжу тебя выше всѣхъ твоихъ ожиданій. Иди скорѣе.

Шутъ (напѣваетъ). Есть о чемъ горевать!

Тутъ не долго слетать —

Вмигъ вернуся.

Такъ на сценѣ злодѣй,

Съ рожей черной своей,

Ходитъ, труся.

Деревяннымъ- клинкомъ

Машетъ онъ, и на немъ

Щеки блѣдны.

Чорту громко кричитъ»

Когти спрятать велитъ

Парень бѣдный55).

(Уходитъ).

СЦЕНА 3-я.

править
Садъ Оливія.
Входитъ Себастіанъ).

Себастіанъ. И солнца свѣтъ, и свѣжій чистый воздухъ*

И перлъ, безцѣнный, данный ею мнѣ,

Все вижу я! Я опьяненъ наплывомъ

Какихъ-то думъ! Но все же не считаю

Себя безумнымъ я. Гдѣ можетъ быть

Антоніо? Въ гостиницѣ не могъ я

Его найти; но онъ былъ тамъ. Сказали

Мнѣ, будто бы отправился онъ въ городъ

Искать меня. Жалѣю отъ души,

Что нѣтъ его. Совѣтъ бы мнѣ благой

Онъ могъ подать. Хоть разумъ, правда, громко

Мнѣ говоритъ, что не безуменъ я,

Что, можетъ-быть, попалъ лишь я во власть

Какой-нибудь ошибки, все же случай,

Мнѣ выпавшій, такъ страненъ, счастья даръ,

Мнѣ посланный, такъ чуденъ, что невольно

Не вѣрю я глазамъ! Готовъ вступить я

Въ споръ съ разумомъ, который мнѣ твердитъ,

Что все, что здѣсь случилось, можетъ быть

Плодомъ лишь бреда пылкаго! Что долженъ

Безумнымъ счесться я, иль что страдаетъ

Тѣмъ самымъ же хозяйка здѣшнихъ мѣстъ!

Но, между тѣмъ, я вижу, что разумно

Ведетъ она дѣла, всѣмъ управляетъ

Спокойно и легко; все поведенье

Ея умно и твердо. Быть должна

Загадка тутъ. Но вотъ сама синьора.

(Входятъ Оливія и священникъ).

Оливія. Не долженъ ты винить мою поспѣшность:

Когда ты чистъ въ намѣреньяхъ своихъ,

Иди за мной. Святой отецъ проводитъ

Въ часовню насъ. Тамъ, предъ его лицомъ,

Подъ сводами священнаго пріюта,

Дашь клятву ты мнѣ въ вѣрности своей

И успокоить навсегда сомнѣнья

Моей души. Мы въ тайнѣ сохранимъ

Союзъ священный нашъ, пока найдешь

Возможнымъ ты открыть его для свѣта,

И съ пышностью отпразднуемъ тогда,

Какъ требуютъ того мой родъ и званье,

Что скажешь ты?

Себастіанъ. Иду я за тобой!..

Святой обѣтъ языкъ тебѣ мой скажетъ,

И вѣрность насъ навѣкъ другъ съ другомъ свяжетъ.

Оливія. Веди, отецъ! И пусть небесный свѣтъ

Своимъ лучомъ освѣтитъ нашъ обѣтъ. (Уходятъ).

ДѢЙСТВІЕ ПЯТОЕ.

править

СЦЕНА 1-я.

править
Улица передъ домомъ Оливіи.
Входятъ шутъ и Фабіанъ).

Фабіанъ. Если ты меня любишь, покажи письмо 56).

Шутъ. Милѣйшій Фабіанъ, — сдѣлай мнѣ за это другое одолженіе.

Фабіанъ. Все, что хочешь.

Шутъ. Не проси, чтобъ я тебѣ показывалъ письмо.

Фабіанъ. То-есть, иначе говоря, ты даришь мнѣ собаку, а потомъ, въ награду за подарокъ, берешь ее назадъ.

(Входятъ герцогъ, Віола и свита).

Герцогъ. Скажите, вы изъ дома графини Оливіи?

Шутъ. Да, синьоръ, — мы часть ея домашняго скарба.

Герцогъ. Тебя я знаю. Каково поживаешь, пріятель?

Шутъ. Такъ себѣ, синьоръ. Съ врагами недурно, а съ друзьями плохо.

Герцогъ. То-есть, хорошо съ друзьями?

Шутъ. Нѣтъ, наоборотъ.

Герцогъ. Какъ же это?

Шутъ. Судите сами: друзья меня хвалятъ и, вмѣстѣ съ тѣмъ называютъ осломъ; а враги называютъ осломъ просто, безъ похвалъ. Значитъ, слушая враговъ, я могу познать себя лучше, чѣмъ слушая друзей, которые, обращаясь со мною такъ, понятно, меня только надуваютъ. Потому я имѣю право быть болѣе довольнымъ врагами, чѣмъ друзьями. Это такъ же ясно, какъ то, что четыре отрицанія, какъ и четыре поцѣлуя, равны двумъ утвержденіямъ 5?).

Герцогъ. Хорошо сказано.

Шутъ. Только мнѣ отъ того не легче, хотя вашему высочеству и угодно было почтить меня своей дружбой.

Герцогъ. Ты не будешь объ этомъ жалѣть, — вотъ тебѣ червонецъ.

Шутъ. Хотя я не желаю вамъ сдѣлаться двуличнымъ, но въ настоящемъ случаѣ недурно, если бъ вы удвоились.

Герцогъ. Ты мнѣ даешь невыгодный для меня совѣтъ.

Шутъ. Пусть только ваша щедрость пороется въ вашемъ карманѣ и заставитъ вашу плоть и кровь поступить, какъ она имъ укажетъ.

Герцогъ. Хорошо, — на этотъ разъ я, такъ и быть, соглашусь сдѣлаться двойникомъ. Вотъ еще червонецъ.

Шутъ. Primo, secundo, tertio, это — хорошая игра. Старая пословица говоритъ: разъ — не разъ, два раза — полраза, три раза — разъ. Тройной тактъ въ музыкѣ — хорошій тактъ. Васъ можетъ убѣдить въ этомъ колоколъ святого Бенедикта. Онъ всегда звонитъ въ три пріема.

Герцогъ. Довольно, денегъ больше ты у меня не выманишь. Но если доложишь своей госпожѣ, что я пришелъ съ нею говорить, и успѣешь ее убѣдить сюда явиться, то щедрость моя можетъ разрастись шире.

Шутъ. Поливайте же ее, синьоръ, хорошенько, пока я буду въ отсутствіи. Избави Богъ васъ, впрочемъ, подумать, что я прошу у васъ денегъ изъ корыстолюбія. Пусть ваша щедрость пока немного вздремнетъ, а тамъ я явлюсь ее разбудить.

(Шутъ уходитъ. Входятъ Антоніо и стража).

Віола. Вотъ, государь, заступникъ мой.

Герцогъ. Его

Я, кажется, узналъ; но въ день, когда

Мы видѣлись, былъ онъ закопченъ дымомъ

Отъ выстрѣловъ не меньше, чѣмъ Вулканъ.

Командовалъ тогда онъ утлымъ судномъ

Такихъ ничтожныхъ качествъ, что смотрѣть

Почти въ немъ было не на что; однако

Схватился онъ съ сильнѣйшимъ кораблемъ

Изъ всей эскадры нашей и сражался

Съ такой отважной храбростью, что даже

Сраженные враги кричали громко

Ему хвалу отъ зависти. Въ чемъ дѣло?

Офицеръ. Онъ, государь, тотъ самый злой пиратъ

Антоніо, которымъ уведенъ

Изъ Кандіи корабль нашъ лучшій — «Фениксъ»".

Имъ также взятъ былъ абордажемъ «Тигръ»,

При чемъ ноги лишился вашъ племянникъ,

Отважный юный Тигъ. Онъ нами взятъ

Подъ стражу здѣсь на улицѣ въ минуту,

Когда съ безумной дерзостью ввязался

Въ затѣянную драку.

Віола. Онъ ввязался

Въ нее, чтобъ защитить меня; но послѣ

Повелъ себя такъ странно, что признать

Я былъ готовъ слова его безумьемъ.

Герцогъ. Чѣмъ объяснишь, грабитель океана,

Пиратъ и воръ, ты дерзкую рѣшимость,

Съ какой предался людямъ ты, которыхъ

Самъ обратилъ кровавыми дѣлами

Въ своихъ враговъ?

Антоніо. Орсино благородный!

Позвольте мнѣ грабителя названье

Снять съ плечъ моихъ. Не воръ и не пиратъ,

Повѣрьте, я; хоть, впрочемъ, по причинамъ,

Далеко не пустымъ, когда-то точно

Вылъ вамъ врагомъ. Сюда я завлеченъ

Былъ силой чаръ. Неблагодарный мальчикъ,

Стоящій возлѣ васъ, спасенъ былъ мною

Изъ пасти злобныхъ волнъ, когда не чаялъ

Онъ быть живымъ. Его не только спасъ я,

Но полюбилъ всѣмъ сердцемъ, всей душой!

Такъ полюбилъ, что не было предѣла

Моей любви. Я для него рѣшился

Пробраться тайно въ городъ, гдѣ меня

Могла ждать только гибель; для его

Защиты вынулъ мечъ, когда ему

Враги грозили смертью; но, лишь только

Вылъ схваченъ я, онъ вѣроломно предалъ

Меня моей судьбѣ, страшась въ опасность

Попасть со мной. Онъ отказался даже

Меня признать, какъ-будто былъ ему

Я незнакомъ иль не видался съ нимъ

Десятки лѣтъ. Не отдалъ мнѣ онъ даже

Мой кошелекъ, который я вручилъ

Ему за часъ иль два.

Віола. Но какъ же это

Могло все быть?..

Герцогъ. Когда сюда онъ прибылъ?

Антоніо. Сегодня, государь; а до того

Три мѣсяца, не разлучась ни разу

На мигъ одинъ, мы прожили вдвоемъ.

(Входитъ Оливія со свитой).

Герцогъ. А! вотъ идетъ графиня. Небо съ ней

Спустилось къ намъ на землю! Ты жъ, пріятель,

Городишь вздоръ. Три мѣсяца при мнѣ

Живетъ ужъ здѣсь на службѣ этотъ мальчикъ.

Отложимъ мы объ этомъ, впрочемъ, рѣчь.

Пускай его пока возьмутъ подъ стражу.

(Антоніо отводятъ въ сторону).

Оливія. Что, герцогъ, вамъ угодно? Рада всѣмъ

Я вамъ служить, за исключеньемъ только

Того, въ чемъ разъ отказано. (Віолѣ) Обѣтъ

Не держишь ты, Цезаріо.

Віола. Синьора!..

Герцогъ. Оливія…

Оливія. Что мнѣ отвѣтишь ты,

Цезаріо?.. Прошу прощенья, герцогъ.

Віола. Вамъ говорить желаетъ герцогъ; долженъ

Я замолчать.

Оливія (герцогу). Когда, синьоръ, хотите

Вы пѣсню завести на старый ладъ,

Она пріятна будетъ мнѣ, какъ вой

Во слѣдъ за сладкой музыкой.

Герцогъ. Черства

Душой своей, какъ прежде!

Оливія. Не черства,

Синьоръ, но постоянна.

Герцогъ. Въ чемъ? Въ упрямствѣ?

Бездушна ты! Тебѣ ль, неблагодарной,

Я въ жертву не принесъ все, что святого

Таилъ въ душѣ? Все, что любовь и нѣжность

Способны дать? Ты знаешь ли, на что

Могу рѣшиться я?

Оливія. На все, синьоръ,

Что честно и достойно.

Герцогъ. Въ часъ порыва

Я, какъ злодѣй египтянинъ, способенъ

Зарѣзать ту, которую любилъ,

Чтобъ встрѣтить смерть, не разлучаясь съ нею 58).

Какъ ни жестокъ былъ въ ревности своей

Онъ въ этотъ мигъ, но все жъ въ немъ видимъ мы

Оттѣнокъ честной страсти! Вотъ какой

Скажу тебѣ я приговоръ: лишенный

Твоей любви, которую бездушно

Отвергла ты, я знаю хорошо,

Кто вытѣснилъ меня и занялъ мѣсто

Въ твоей душѣ. Живи жъ, холодный камень!

Живи одна! Птенца, который милъ

Твоей душѣ, клянусь, ты не увидишь!

Онъ дорогъ мнѣ; но все жъ я уберу

Его навѣки съ глазъ твоихъ, въ которыхъ —

Онъ смѣлъ царить наперекоръ тому,

Что хочетъ государь его. (Віолѣ) Иди

Сейчасъ за мной! Душа для зла созрѣла!

Ягненка смерть должна за то отмстить,

Что коршунъ злой голубкой вздумалъ быть.

Віола. Восторгомъ смерть мнѣ будетъ и отрадой,

Коль скоро вамъ для счастья это надо.

Оливія. Куда идешь, Цезаріо, ты мой?..

Віола. Иду за нимъ, кого люблю сильнѣе,

Чѣмъ Божій міръ! Онъ жизни мнѣ милѣе!

Небесный гнѣвъ пускай сразитъ меня,

Когда отдамъ другому сердце я!

Оливія. О, горе мнѣ!.. какъ страшно я ошиблась!

Віола. Ошиблись? — въ чемъ? Кто такъ васъ обманулъ?

Оливія. Иль самъ себя ты такъ позабываешь?

Гдѣ, гдѣ монахъ? Пускай пойдутъ за нимъ.

(Одинъ изъ служителей уходитъ).

Герцогъ (Віолѣ). Иди за мной!

Оливія. Куда, синьоръ? Остаться

Мой долженъ мужъ.

Герцогъ. Онъ мужъ твой?..

Оливія. Въ томъ сознаться

Обязанъ онъ иль осрамитъ себя

Предъ всѣми здѣсь.

Герцогъ (Віолѣ). Ты мужъ ея?..

Віола. Не я,

Не я, синьоръ.

Оливія. Увы! Ужель способенъ

На низость ты? Ужель изъ чувства страха

Отречься хочешь ты отъ той, кого

Назвалъ своей? Будь твердъ, безцѣнный другъ!

Бери смѣлѣй дары слѣпого счастья;

Будь самъ собой — и станешь равенъ ты

Тому, кого боишься такъ! О счастье, —

Вотъ и монахъ!

(Входитъ монахъ).

Тебя я заклинаю,

Святой отецъ, скажи сейчасъ (хоть прежде

Рѣшили мы до времени таить

То, что теперь должны открыть невольно), —

Скажи при всѣхъ, что совершили съ нимъ

Мы предъ тобой?

Монахъ. Святой обѣтъ вы дали

Любить другъ друга вѣчно; закрѣпили

Его обмѣномъ колецъ вы, пожатьемъ,

Въ знакъ правды, рукъ и поцѣлуемъ устъ.

Свершили все вы это предо мной,

Какъ требуетъ обрядъ священный вѣры,

И громко я свидѣтельствую правду

Того, что мною сказано. Сталъ ближе

Къ могилѣ я не болѣе, чѣмъ на два

Иль три часа съ тѣхъ поръ, какъ совершили

Вы это все.

Герцогъ (Віолѣ). Ну, юный лицемѣръ!

Невольно въ мысль приходитъ мнѣ: чѣмъ станешь

Позднѣе ты, когда въ твоихъ вискахъ

Проступитъ сѣдина? Ты началъ рано

Хитрить и лгать; не попадись нежданно

Самъ въ сѣть свою. (Указывая на Оливію) Бери, — она твоя!

Но чтобъ тебя не видѣлъ больше я.

Віола. Я вамъ клянусь…

Оливія. О, не клянись! Хоть честнымъ

Старайся быть при страхѣ неумѣстномъ.

(Входитъ сэръ Андрей съ разбитой головой).

Андрей. Ради Христа, позовите лѣкаря, а другого пошлите къ сэру Тоби!

Оливія. Что случилось?

Андрей. Онъ проломилъ мнѣ голову, да и сэра Тоби раскровянилъ. Помогите же, говорятъ вамъ! Я бы сорока фунтовъ не пожалѣлъ, чтобъ быть теперь дома.

Оливія. Кто все это надѣлалъ, сэръ Андрей?

Андрей. Кто? — графскій пажъ Цезаріо. Мы думали, что онъ трусъ, а онъ самъ воплощенный дьяволъ.

Герцогъ. Мой пажъ Цезаріо?

Андрей (Показывая на Віолу). Да вотъ онъ самъ тутъ, разбойникъ. Ты мнѣ даромъ голову проломилъ, мошенникъ! Я на тебя не лѣзъ! Это меня все сэръ Тоби науськалъ.

Віола. Что нужно вамъ? Я васъ не обижалъ.

Вы первый обнажили вашу шпагу,

Но я и тутъ не думалъ съ вами драться;

А что до ранъ — то ранилъ васъ не я.

Андрей. Не ты? А башку-то мнѣ кто же раскровянилъ? скажешь, тоже не ты? Или, по-твоему, это не рана?

(Шутъ приводитъ пьянаго сэра Тоби).

Вотъ и сэръ Тоби приковылялъ. Онъ все лучше разскажетъ. Не будь онъ пьянъ, задалъ бы онъ тебѣ хорошаго трезвону въ отместку.

Герцогъ. Что съ вами, рыцарь?

Тоби. Что со мной? — да ничего! Онъ меня ранилъ, — вотъ и вся исторія. (Шуту) А ты, дурачина, достанешь ли мнѣ наконецъ лѣкаря?

Шутъ. Лѣкарь пьянъ, сэръ Тоби; налилъ глаза съ восьми часовъ утра.

Тоби. Онъ — мошенникъ! Нѣтъ ничего на свѣтѣ хуже мошенника, да еще пьянаго 69).

Оливія. Уведите его. Кто же наконецъ въ самомъ дѣлѣ ихъ такъ обработалъ?

Андрей. Пойдемъ, Тоби, — я тебѣ помогу. Вѣдь намъ перевязка нужна обоимъ.

Тоби. Ты мнѣ поможешь? Убирайся ты къ чорту, вислоухій оселъ! Болванъ набитый.

Оливія. Уложите ихъ въ постель и велите осмотрѣть раны.

(Шутъ уводитъ сэра Тоби и Андрея. Входитъ Себастіанъ).

Себастіанъ (Оливіи). Прости, мой другъ, что близкій человѣкъ

Тебѣ былъ мною раненъ; но иначе

Я поступить не могъ, хотя бъ онъ даже

Былъ братомъ мнѣ. Я голосу разсудка

Былъ долженъ внять, чтобъ защитить себя.

Твой страненъ взоръ, — ты сердишься, я вижу.

Прости меня! Прости хоть ради тѣхъ

Святыхъ обѣтовъ вѣрности, какіе

Недавно такъ другъ другу дали мы.

Герцогъ. Одно лицо, такое жъ платье, голосъ,

И двое ихъ! Который же изъ двухъ

Другого тѣнь?

Себастіанъ (уводя Антоніо). О другъ мой дорогой,

Антоніо! Когда бы ты зналъ, какъ долгимъ

Казалось время мнѣ съ тѣхъ поръ, какъ скрылся

Ты, добрый другъ, изъ глазъ моихъ!

Антоніо. Ты ль это,

Себастіанъ?

Себастіанъ. Какое жъ въ томъ сомнѣнье?

Антоніо. Иль раздѣлиться надвое ты могъ?

Вѣдь яблокъ, раздѣленный пополамъ,

Не больше схожъ быть можетъ въ половинкахъ,

Чѣмъ схожи вы. Который же изъ васъ

Себастіанъ?

Оливія. Поистинѣ чудесно!

Себастіанъ (замѣтя Віолу). Иль это я?.. Я брата не имѣлъ!

Мнѣ силы не дано, равно, чудесной

Быть двойникомъ. Имѣлъ сестру я, правда,

Въ былые дни, но поглотили волны

Ее при мнѣ. (Віолѣ) Скажи, прошу тебя,

Какимъ родствомъ мы связаны съ тобою?

Кѣмъ къ жизни былъ ты призванъ на землѣ?

Какъ звать тебя, и гдѣ твоя отчизна?

Віола. Отчизной мнѣ былъ островъ Митиленъ;

А мой отецъ звался Себастіаномъ,

Равно, какъ братъ. Въ такомъ же точно платьѣ

Онъ унесенъ былъ злостью бурныхъ волнъ;

И если намъ являться могутъ духи,

Ты — духъ его, пришедшій насъ пугать.

Себастіанъ. Во мнѣ есть духъ, но плоть, которой былъ

Я одаренъ въ тотъ мигъ, когда родился,

Равно при мнѣ. Будь женщиною ты,

Слезами бъ я, забывши всѣ сомнѣнья,

Облилъ тебя и радостно назвалъ

Моей сестрой, моей Віолой милой!..

Віола. Пятно имѣлъ родимое на лбу

Отецъ умершій мой.

Себастіанъ. Мой точно также!..

Віола. И умеръ онъ въ тотъ самый день, когда

Тринадцать лѣтъ исполнилось Віолѣ.

Себастіанъ. О, помню я ужасный этотъ день!

Дѣйствительно, тринадцать лѣтъ минуло

Сестрѣ, когда скончался онъ.

Віола. Такъ, значитъ,

Для радости одна моя одежда

Помѣхой намъ. Но погоди! сдержи

Свой поцѣлуй: дай улетѣть сперва

Сомнѣньямъ всѣмъ, какія могутъ время

И мѣсто дать тому, что видишь точно

Віолу ты. Пойдемъ со мною въ городъ.

Тамъ женскую мою сберегъ одежду

Одинъ морякъ. Онъ помощью своей

Далъ средство мнѣ, чтобы вступила въ службу

Я къ герцогу. Съ тѣхъ поръ свое все время

Дѣлила я, чтобъ исполнять желанья

Его и этой дамы.

Себастіанъ (Оливіи). Обманулись,

Синьора, значитъ, вы. Природы голосъ

Былъ, впрочемъ, правъ. Вы дѣвушки женой

Хотѣли быть — и не ошиблись въ этомъ:

И жизнью васъ завѣрю въ томъ, что дѣвственъ

Избранникъ вашъ, какъ дѣвственна она 60).

Герцогъ. Вы можете довѣриться, синьора,

Его словамъ: онъ благородной крови.

Когда все то, что слышали мы, вѣрно,

Какъ отраженный въ зеркалѣ предметъ,

То ихъ корабль разбитый не откажетъ

И мнѣ въ частицѣ счастья 61). (Віолѣ) Часто, мальчикъ,

Ты повторялъ, что полюбить не можешь

Такъ женщину, какъ полюбилъ меня.

Віола. И столько жъ разъ готова подтвердить

Я это словомъ клятвы. Будетъ вѣчно

Пылать въ душѣ та клятвы, какъ пылаетъ

На небѣ солнце красное, смѣняя

Тьму ночи днемъ!

Герцогъ. Такъ дай же руку мнѣ

И покажись въ своемъ мнѣ женскомъ платьѣ.

Віола. Хранитъ его морякъ, съ которымъ вышла

Я на берегъ; но онъ сидитъ въ тюрьмѣ

По жалобѣ Мальволіо 62), что служитъ

Дворецкимъ у синьоры.

Оливія. Пусть сейчасъ же

Дадутъ ему свободу. Кстати, также

Пускай придетъ Мальволіо. Онъ, бѣдный,

Сказали мнѣ, рехнулся вѣдь умомъ.

(Входитъ шутъ съ письмомъ).

Недавно я сама была готова

Сойти съ ума, и потому забыла

О немъ совсѣмъ. (Шуту) Скажи, что съ нимъ теперь?

Шутъ. Онъ, синьора, держитъ дьявола на почтительномъ отъ себя разстояніи, какъ только можетъ это сдѣлать человѣкъ, поставленный въ его положеніе. Онъ написалъ вамъ письмо. Мнѣ слѣдовало передать его еще утромъ; но такъ какъ письма сумасшедшихъ не Священное Писаніе, то все равно, когда бъ ихъ ни передали.

Оливія. Открой его и прочти.

Шутъ. Самое подходящее дѣло, чтобъ дуракъ читалъ посланіе сумасшедшаго (Читаетъ высокопарно). «Клянусь Богомъ, графиня».

Оливія. Это что? Или ты сошелъ съ ума самъ?

Шутъ. Нѣтъ, но я читаю на сумасшедшій ладъ. Вѣдь это писалъ безумный, и потому, если вы хотите понять писаніе какъ слѣдуетъ, то не оказывайте препятствія моему горлу.

Оливія. Прочтя, Фабіанъ, ты.

Фабіанъ (читаетъ). «Клянусь Богомъ, графиня, вы меня обидѣли, и это узнаетъ весь свѣтъ. Хотя вы заперли меня въ потемки и позволили волю надругаться надо мной вашему пьяному дядюшкѣ, но я все-таки скажу, что я такъ же здоровъ моими умственными способностями, какъ вы сами. Поведеніе мое было мнѣ предписано вашимъ собственноручнымъ письмомъ, и я помощью его оправдаюсь самъ, а васъ сконфужу. Думайте обо мнѣ, какъ хотите. Я, конечно, пишу нѣсколько безцеремонно, но на это вынудила меня вытерпѣнная мною обида. Считаемый сумасшедшимъ Мальволіо».

Оливія. Это онъ писалъ?

Шутъ. Да, синьора.

Герцогъ. Тутъ признаковъ безумія не видно.

Оливія (Фабіану). Вели его освободить сейчасъ же,

И пусть придетъ съ тобою онъ сюда. (Фабіанъ уходитъ).

(Герцогу) Когда, синьоръ, угодно будетъ вамъ,

Обдумавши, какъ слѣдуетъ, все дѣло,

Признать во мнѣ сестру, какъ были прежде

Готовы вы назвать меня женой,

То пусть въ одинъ и тотъ же день свершится

Двойной обрядъ въ моемъ дому. Издержки

Дней торжества беру на свой я счетъ.

Герцогъ. Согласенъ я на ваше предложенье

Отъ всей души. (Віолѣ) Тебѣ даетъ отставку

Твой государь, а за тяжелый трудъ,

Который ты несла съ такой примѣрной

Покорностью, хотя не подходилъ

Онъ вовсе ни къ твоей прошедшей жизни

Ни къ слабымъ силамъ женщины, а также,

Равно, за то, что ты звала меня

Властителемъ, я предлагаю руку

Тебѣ свою! Бери ее, чтобъ вѣчно

Властителя властительницей быть.

Оливія. А мнѣ сестрой? не правда ли?

(Входятъ Фабіанъ и Мальволіо).

Герцогъ. Такъ это

Безумный вашъ?

Оливія. Онъ самый. Что съ тобой,

Мальволіо?

Мальволіо. Обидѣли, графиня,

Обидѣли безмѣрно вы меня!

Оливія. Меня ты обвиняешь? Я ни въ чемъ

Не винна тутъ.

Мальволіо. Во всемъ, во всемъ! Прочтите,.

Прошу, письмо. Иль отъ своей руки

Хотите отказаться вы? Писать

Иначе вы не можете. Все ваше:

Языкъ, манера, почеркъ! Не хотите ль

Вы увѣрять, что не печатью вашей

Скрѣпленъ пакетъ? что выдумано все

Не вами же? Сознайтесь лучше прямо,

По совѣсти и чести, для чего

Вы дали мнѣ почувствовать такъ явно

Свое расположенье? для чего

Велѣли мнѣ являться передъ вами

Съ улыбкою, съ подвязками на желтыхъ

Чулкахъ, скрѣпивши накрестъ ихъ? Зачѣмъ

Велѣли мнѣ быть грубымъ съ сэромъ Тоби

И прочей вашей челядью? А тамъ,

Зачѣмъ, когда занесся высоко

Надеждой я, позволили меня вы

Скрутить въ тюрьму, оставили въ потемкахъ*

Послали мнѣ какого-то попа

И сдѣлали меня какимъ-то глупымъ

Шутомъ для всѣхъ, котораго дурачить

Могъ всякій, кто хотѣлъ? За что все это?

Оливія. Увы, бѣднякъ Мальволіо! писала

Письмо не я, хоть сознаюсь, что почеркъ

Похожъ на мой. Проказы, безъ сомнѣнья,

Маріи тутъ. Я вспомнила теперь,

Что о твоемъ безумствѣ сообщила

Она мнѣ прежде всѣхъ. А тамъ явился

Съ улыбкой ты своей и въ томъ нарядѣ,

Какой указанъ былъ тебѣ письмомъ.

Но полно, не сердись! Съ тобой, я вижу,

Дѣйствительно сыграли злую шутку.

Зато, когда узнаемъ мы навѣрно,

Кто тутъ виной, — даю тебѣ честное

Я слово въ томъ, что будешь въ этомъ дѣлѣ

Судьей ты самъ.

Фабіанъ. Позвольте молвить слово,

Графиня, мнѣ. Не позволяйте горемъ

Иль ссорами смущать такой прекрасный

И свѣтлый день, которымъ приведенъ

Я былъ въ восторгъ. Я все скажу, въ надеждѣ

На вашу доброту. Мы съ сэромъ Тоби

Затѣяли вдвоемъ сыграть надъ нимъ

Всю эту злую выдумку въ отместку

За кой-какія прежнія его

Провинности и выходки, какими

Онъ насъ сердилъ. Марія написала

Дѣйствительно письмо по настоянью

Того же сэра Тоби, а въ награду

Онъ обѣщалъ плутовкѣ, что на ней

Готовъ сейчасъ жениться 63). Какъ ни зло

Исполнили они свою затѣю,

Но все жъ она способна возбудить

Скорѣе смѣхъ, чѣмъ мщенье, если только

Вы захотите взвѣсить безпристрастно,

Что потерпѣли обѣ стороны.

Оливія (Мальволіо). Попался же, бѣдняга ты, впросакъ.

Шутъ. Ну-ка, вспомни теперь: «одни великими родятся, другіе величіе добываютъ, а третьимъ оно само валится въ ротъ». Въ этой штукѣ вѣдь есть малая толика и моего участья. Скажу тебѣ, что отецъ-то Клеопа былъ я! Помнишь, какъ ты голосилъ: «Ей-Богу, шутъ, я не сумасшедшій!» Впрочемъ, вспомни и то, какъ ты синьорѣ сплетничалъ: «удивляюсь, какое вы находите удовольствіе въ шуточкахъ этого ничтожнаго негодяя! Вамъ только стоитъ перестать смѣяться для того, чтобъ онъ растерялся окончательно». Такъ-то, долгъ платежомъ красенъ бываетъ.

Мальволіо. Отмщу же я всей вашей подлой шайкѣ!

(Мальволіо уходитъ).

Оливія. Дѣйствительно, надъ нимъ вѣдь посмѣялись

Ужъ очень зло.

Герцогъ. Пускай пойдутъ за нимъ

И убѣдятъ покончить дѣло миромъ.

Онъ долженъ разсказать еще свою

Размолвку съ капитаномъ. Сладивъ все,

Достигнемъ мы мгновенья золотого,

Когда любви святыя узы свяжутъ

Навѣки насъ (Оливіи). У васъ гостями будемъ

Теперь, сестрица, мы. (Віолѣ) Иди за мной,

Цезаріо; хочу я, чтобъ остался

Ты мальчикомъ до самой той поры,

Когда, свою перемѣнивъ одежду,

Ты станешь мнѣ подругой дорогой

И думъ моихъ царицею святой. (Уходятъ).

Шутъ (поетъ)

Въ дни юности сердце играло,

Почуя, что дождикъ идетъ.

Какъ съ гуся вода, все сбѣгало:

Вѣдь день безъ дождя не пройдетъ!

Съ годами жъ я началъ скрываться,

Почуя, что дождикъ идетъ;

Я сталъ отъ воровъ запираться:

Вѣдь день безъ дождя не пройдетъ!

Когда же въ лѣтахъ я женился,

То, чуя, что дождикъ идетъ,

Невольно предъ жизнью смирился:

Вѣдь день безъ дождя не пройдетъ!

Вернувшись домой разъ я, пьяный,

Почуя, что дождикъ идетъ,

Въ грязи очутился нежданно:

Вѣдь день безъ дождя не пройдетъ!

Вотъ свѣта всеобщее мнѣнье

Въ то время, какъ дождикъ идетъ.

Но кончили мы представленье;

Дай Богъ угодить вамъ впередъ 64).

ПРИМѢЧАНІЯ.

править

1. Въ подлинникѣ выраженіе: «and water once a day her chamber ronnd with eye offending brine», т.-е. — и будетъ поливать свою комнату разсоломъ, разъѣдающимъ глаза (т.-е. слезами). Выраженіе «соленыя слезы» употреблялось Шекспиромъ не разъ. Такъ, король Лиръ говоритъ, что онъ отъ слезъ сдѣлался соленымъ человѣкомъ.

2. Въ подлинникѣ: «liver and brain», т.-е. печень и мозгъ. Въ то время думали, что любовь и вообще всѣ страсти сосредоточены въ печени и мозгу.

3. Въ этихъ словахъ капитана-намекъ на то, что въ сераляхъ султановъ служили вмѣстѣ съ эвнухами нѣмые, исполнявшіе всѣ приказанія. Эвнухомъ капитанъ называетъ Віолу, потому что она хочетъ вступить на службу герцога подъ видомъ пѣвца-кастрата.

4. Въ подлинникѣ здѣсь игра созвучіемъ словъ: "exception и excepta. Марія говоритъ, что Оливія — «takes great exceptions to your ill hours», т.-е. очень серьезно (исключительно) смотритъ на его безпутство. А Тоби, принимая слово exception (исключительно) въ прямомъ смыслѣ (исключать) отвѣчаетъ: «let her except, before excepted», т.-е. пусть лучше она исключаетъ, чѣмъ исключится сама.

5. Въ подлинникѣ Тоби говоритъ: «а не будетъ сапогъ — не бѣда! повѣсься они на своихъ ремняхъ». Желаніе повѣситься употребляется въ англійскомъ разговорномъ языкѣ такъ часто, что оно почти утратило свое прямое значеніе, а потому въ переводѣ его не всегда умѣстно употреблять.

6. Въ подлинникѣ Тоби употребляетъ испанское выраженіе: «castiglione vulgo». Выраженіе это не имѣетъ смысла, и потому Уарбентонъ предложилъ замѣнить слово: «vulgo» словомъ «volto», т.-е. скачокъ или поворотъ танца. Въ переводѣ принята эта поправка, какъ дѣйствительно осмысливающая текстъ подлинника.

7. Имя Эгчика (Ague-cheek) составлено изъ двухъ словъ: «ague» — лихорадка и «cheek» — щека. Тоби въ настоящемъ случаѣ зоветъ его «Agueface». Face значитъ — лицо. Этимъ словомъ онъ еще болѣе подчеркиваетъ комическое нарицательное значеніе его имени (лихорадочная рожа). Въ переводѣ пришлось замѣнить эту игру словъ по возможности.

8. Въ подлинникѣ здѣсь слово «accost», т.-е. задирай, нападай, штурмуй.

9. Въ подлинникѣ выраженіе «do you think you. have fools in liands», т.-е. буквально: развѣ ты думаешь, что дураки у тебя въ рукахъ? Смыслъ тотъ, который приданъ редакціи перевода.

10. Это довольно безсмысленное заявленіе сэра Андрея, что онъ въ страсти къ баламъ и маскарадамъ не сравнитъ себя со стариками (will not compar witch an old man), объясняется нѣкоторыми комментаторами тѣмъ, что онъ, по глупости, считаетъ стариковъ авторитетомъ во всемъ. Надо сознаться, что объясненіе это довольно натянуто.

11. Въ подлинникѣ игра словъ та же. Андрей говоритъ «I can cut a caper», т.-е. могу (въ танцахъ) зарѣзать (въ смыслѣ превзойти) козла. А Тоби возражаетъ: «And I can cut а mutton», т.-е. а я разрѣжу барана.

12. Въ подлинникѣ Тоби называетъ картины этого рода «mistress Mall’s picture», т.-е. портретъ мистриссъ Малль. Этимъ именемъ называли публичныхъ женщинъ. Картины эти держали обыкновенно подъ занавѣсками будто для того, чтобъ онѣ не запылились.

13. Въ подлинникѣ шутъ отвѣчаетъ, что повѣшенный «needs to fear no colours», т.-е., буквально: не боится красокъ. Но слово "«coulours» значитъ также значки или знамена. Смыслъ тотъ, что онъ не попадетъ на войну или не будетъ взятъ въ рекруты.

14. Въ подлинникѣ этотъ разговоръ Маріи съ шутомъ очень теменъ и не былъ объясненъ, какъ слѣдуетъ, ни однимъ комментаторомъ. Вотъ буквальный переводъ: Марія. Я могу тебѣ сказать, откуда произошло выраженіе: не боюсь знаменъ. Шутъ. Откуда? Марія. Съ поля битвы, и потому ты, по своей глупости, можешь говорить то же самое.

15. Здѣсь игра двойнымъ значеніемъ слова «points», которое значитъ: пунктъ, а также крючокъ. Шутъ говоритъ, что рѣшилъ не извиняться на основаніи двухъ причинъ (пунктовъ). А Марія, принимая слово «points» въ смыслѣ крючки, отвѣчаетъ, что если эти крючки сломаются, то онъ потеряетъ штаны. Эта часть костюма закрѣплялась въ то время помощью крючковъ.

16. Квинапалъ — имя одного изъ древнихъ апокрифическихъ философовъ.

17. «Cucullus non fecit monachum» — клобукъ не дѣлаетъ монахомъ.

18. Pia mater — мозговая оболочка.

19. Въ подлинникѣ Тоби говоритъ: «a plague o' these pickle-herrings», т.-е. чортъ бы побралъ эти маринованныя селедки. Нѣкоторые объясняютъ эти слова тѣмъ, что пьяный Тоби чувствуетъ разстройство желудка, объѣвшись этимъ кушаньемъ. Другіе же комментаторы полагаютъ, что онъ презрительно зоветъ такимъ именемъ юныхъ мальчиковъ, какъ Віола. Которое объясненіе правильное — неизвѣстно.

20. Въ подлинникѣ созвучіе словъ: «lethargy» — сонъ и «lechery» — сладострастье или развратъ. Оливія говоритъ, что пьяный Тоби уже съ утра готовъ заснуть (letbargy), а онъ говоритъ въ отвѣтъ, что презираетъ развратъ (lechery). Въ переводѣ пришлось замѣнить эту игру словъ по возможности.

21. Въ подлинникѣ Віола, прося укротить Марію, называетъ ее — «giant», т.-е. великаномъ. Въ тогдашнихъ сказкахъ великаны обыкновенно изображались какъ волшебная стража заколдованныхъ красавицъ.

22. По изданію in folio, Віола говоритъ, что кольцо Оливіей взято, и потому она его обратно не приметъ. По изданію же Кольера, Віола увѣряетъ, что никакого кольца она Оливіи не оставляла. Поправка эта, впрочемъ, не имѣетъ существеннаго значенія.

23. Въ подлинникѣ Віола здѣсь называетъ себя: «I, poor monster!», т.-е. буквально: я, бѣдное чудовище. Выраженіе это употреблено въ томъ смыслѣ, что она въ мужскомъ платьѣ ни мужчина ни женщина. Буквальный переводъ не выразилъ бы этого смысла, а напротивъ — имѣлъ бы совсѣмъ другой оттѣнокъ.

24. Латинская пословица: «diluculo surgere saluherrinmm est.» Смыслъ тотъ, что раннее вставанье полезнѣй.

25. Шутъ намекаетъ здѣсь на извѣстную картину, на которой изображались два осла или шута съ надписью: «гдѣ третій?», при чемъ подразумѣвалось, что третьимъ былъ смотрѣвшій на картину.

26. Кто были Пигрогромитусъ и Вапіанъ, переходившіе черезъ линію (экваторъ), не объяснено. Экваторъ называется линіей у Шекспира не разъ.

27. Буквальный переводъ этой пѣсни: «Гдѣ ты спряталась, моя красавица? становись, потому что идетъ твой вѣрный возлюбленный. Онъ споетъ тебѣ и высокимъ и низкимъ голосомъ. Не или дальше. Любовная встрѣча — конецъ вѣчной дорогѣ. Мудрые люди это знаютъ. Гдѣ любовь? Она не въ будущемъ. Улыбаться надо счастью въ настоящемъ, потому что будущее невѣрно. Отсрочка ни къ чему не ведетъ. Цѣлуй же меня безъ счету разъ. Молодость длится не долго.»

28. Между ткачами было много пуританъ, которые славились искусствомъ пѣнія.

29. Здѣсь Тоби называетъ Оливію неизвѣстно почему китаянкой (cataian), а Мальволіо — «Peg-а-Eamsay.» Послѣднее выраженіе было заглавіемъ одной баллады, но почему онъ называетъ этимъ именемъ Мальволіо, также не объяснено.

30. Въ трактирахъ подавали сухари, сильно приправленные имбиремъ для возбужденія въ посѣтителяхъ жажды.

31. Въ подлинникѣ Марія называетъ здѣсь Мальволіо пуританиномъ. Смыслъ тотъ, что надъ пуританами въ то время насмѣхались на напускную важность, съ какой они себя держали.

32. Стаунтонъ полагаетъ, что по смыслу этой фразы ее должна произнести скорѣе Марія, чѣмъ Тоби. Можетъ-быть, это замѣчаніе вѣрно, но во всякомъ случаѣ такая перемѣна редакціи не вызывается необходимостью.

33. Въ подлинникѣ Тоби называетъ Марію Пентезилеей. Это было имя царицы амазонокъ.

34. Буквальный переводъ этой пѣсни: «Приходи, приходи, смерть! Пусть меня зароютъ подъ печальнымъ кипарисомъ! Улетай, улетай дыханье! Я убитъ жестокой дѣвушкой. Мой бѣлый саванъ осыпанъ тиссомъ. Готовьте его! Никто, какъ я, не готовился къ смерти. Пусть ни одинъ душистый цвѣтокъ не будетъ брошенъ на мой черный гробъ! И пусть ни одинъ другъ не склонится надъ мѣстомъ, гдѣ будетъ зарытъ мой прахъ. Заройте меня такъ, чтобъ ни одинъ вѣрный любовникъ не могъ, во избѣжаніе слезъ, отыскать моего гроба!»

35. Въ подлинникѣ Мальволіо называетъ даму, вышедшую за своего камердинера, «the lady of the Strachy». Значеніе этого имени не объяснено.

36. Въ подлинникѣ Тоби восклицаетъ: «О, for а stone bow», т-е. подайте лукъ для камней. Такъ называлась праща, изъ которой бросались камни.

37. Въ подлинникѣ игра созвучіемъ буквы «I» и словомъ: «еуе» — глазъ, произносимыхъ одинаково, какъ звукъ: «ай». Мальволіо называетъ букву I (ай). А Фабіанъ возражаетъ, что хорошо, если бъ у него былъ глазъ (еуе — ай), чтобъ видѣть, что дѣлается на спиной.

38. Барабанъ или тамбуринъ былъ принадлежностью шутовъ. Весь слѣдующій разговоръ Віолы съ шутомъ — наборъ самыхъ натянутыхъ и, можно сказать, даже пошлыхъ остротъ, что заставляетъ не безъ основанія считать эту сцену позднѣйшей вставкой, сдѣланной клоунами, исполнявшими роль шута.

39. Въ этихъ словахъ — намекъ на то, что героиня повѣсти Чоусера, Крессида, была наказана за невѣрность Троилу тѣмъ, что кончила жизнь въ нищетѣ.

40. Французскій текстъ въ подлинникѣ. Введеніе его объясняется намѣреніемъ выставить пустоту и глупость личности сэра Андрея, которому ужасно хочется задавать тонъ и казаться образованнымъ человѣкомъ.

41. Въ подлинникѣ Тоби говоритъ «taste your legs; put them, to motion», т.-е. буквально: испытайте ваши ноги; заставьте ихъ двигаться. Буквальный переводъ не передалъ бы грубости этой фразы, характеризующей личность сэра Тоби.

42. Въ подлинникѣ Віола говоритъ: «then westward ho!», т.-е. буквально: Эй! къ вападу. Восклицанья: «westward ho!» и «eastward ho!», т.-е. эй, къ западу! и эй, къ востоку! — употреблялись судовщиками во время плаванья на Темзѣ, чтобъ указать встрѣчнымъ кораблямъ, какой стороны держаться. Віола хочетъ сказать этимъ выраженіемъ, что, значитъ, ей должно уйти.

43. Въ подлинникѣ Віола на вопросъ Оливіи, что думаетъ о ней? — отвѣчаетъ: «that you do think, you are not what you are», т.-е. буквально: что вы хотите себя считать не тѣмъ, что вы есть. Смыслъ довольно темный и, вѣроятно, значитъ то, что выражено въ редакціи перевода.

44. Въ подлинникѣ Андрей говоритъ, что онъ будетъ скорѣе броунистомъ (Brownist), чѣмъ политикомъ. Броунистами называли послѣдователей ученія Роберта Броуна, основавшаго въ 1580 году отдѣлившуюся отъ англійской церкви пуританскую секту. Адептовъ ея подняли на смѣхъ, чѣмъ и объясняется презрительное выраженіе сэра Андрея, что онъ способенъ скорѣе сдѣлаться броунистомъ, чѣмъ политикомъ.

45. Въ подлинникѣ Тоби, говоря о величинѣ простыни, сравниваетъ ее съ простыней «уэрской» кровати. Такъ называлась прославившаяся въ то время кровать огромныхъ размѣровъ (8 футовъ ширины), которую какой-то чудакъ-трактирщикъ города Уэра въ Герфордширскомъ графствѣ устроилъ въ своей гостиницѣ. Буквальный переводъ не имѣлъ бы смысла безъ разъясненія.

46. Cubiculo — спальня или вообще укромный уголъ, укромное жилье и т. п.

47. Въ подлинникѣ Тоби называетъ Марію: «вотъ меньшой изъ девяти крапивниковъ». Въ то время было повѣрье, что самка крапивника несла девять яицъ, при чемъ изъ послѣдняго вылуплялся самый маленькій птенецъ. Этимъ словомъ Тоби, вѣроятно, намекаетъ на маленькій ростъ Маріи.

48. При игрѣ въ лунку (cherry pit) надо было попадать вишневыми косточками въ пробитыя въ доскѣ отверстія.

49. Въ подлинникѣ Фабіанъ говоритъ: «вотъ тоже сюжетъ для майскаго утра». 1 мая былъ днемъ весенняго праздника, во время котораго отпускались всевозможныя шутки и дурачества.

50. Въ подлинникѣ Тоби называетъ Андрея рыцаремъ, посвященнымъ на коврѣ (carpet). Такъ насмѣшливо называли дворянъ, получившихъ посвященіе въ рыцари не на полѣ битвы за заслуги, а по особой милости государей — во дворцѣ (на дворцовыхъ коврахъ).

51. Въ подлинникѣ Себастіанъ называетъ шута «foolish greek», т.-е. глупый грекъ. Греками, коринѳянами, или эфесцами называли тогда безпутныхъ развратниковъ и гулякъ.

52. Въ этомъ монологѣ шута умышленная безсмыслица, которую онъ говоритъ будто бы для испытанія сумасшедшаго Мальволіо.

53. Въ подлинникѣ шутъ говоритъ: «Nay I am for all waters», т.-е. буквально: «не правда ли, я (цвѣта) всякой воды?» Нѣкоторые видятъ въ этомъ намекъ на имя Topas (Топасъ), какимъ шутъ назвался, разыгрывая монаха. Topas значитъ также драгоцѣнный камень топазъ, и потому шутъ хочетъ сказать, что, разыгрывая разныя роли, онъ, какъ драгоцѣнные камни, мѣняетъ воду (въ смыслѣ цвѣта).

54. По тогдашней психологіи человѣкъ имѣлъ пять способностей: здравый смыслъ, воображеніе, сужденіе, память и представленіе.

55. Буквальный переводъ этой пѣсни: «я ушелъ, сэръ, и скоро вернусь къ вамъ опять, какъ старый порокъ въ комедіяхъ, чтобъ исполнить всѣ ваши требованія. Съ деревянной саблей онъ рветъ и мечетъ, крича дьяволу: А! га! — какъ блажной ребенокъ. Грызи свои ногти и уходи прочь».

56. Фабіанъ говоритъ о письмѣ, которое написалъ Мальволіо для передачи его графинѣ.

57. Темный смыслъ послѣдней фразы шута не объясненъ.

58. Герцогъ намекаетъ на повѣсть объ египетскомъ разбойникѣ Тіамисѣ, который, будучи преслѣдуемъ врагами, убилъ свою возлюбленную, чтобъ она не досталась въ ихъ руки.

59. Въ подлинникѣ Тоби называетъ напившагося лѣкаря: «a passymeasnres pavin»; слово: passy measures — искаженное названіе танца; а значеніе слова pavin не объяснено. Вообще смыслъ всего выраженія очень теменъ.

60. Въ подлинникѣ Себастіанъ говоритъ: «you are hetroth’d hothto a maid and man», т.-е. буквально: вы обручены мужчинѣ и дѣвушкѣ вмѣстѣ. Смыслъ тотъ, какой приданъ редакціи перевода.

61. Этимъ словомъ герцогъ намекаетъ на то, что Себастіанъ нашелъ свое счастье, благодаря ихъ разбившемуся кораблю.

62. По какой причинѣ капитанъ, помогшій Віолѣ, былъ посаженъ въ тюрьму по жалобѣ Мальволіо, въ пьесѣ не объяснено.

63. Въ подлинникѣ прямо сказано, что Тоби, въ награду за шутку Маріи, на ней женился. Но это, вѣроятно, опечатка, такъ какъ иначе объ этомъ было бы, вѣроятно, упомянуто въ пьесѣ подробнѣй.

64. Въ этой пѣснѣ шута мы видимъ образецъ такъ называемаго джига (jig), т.-е. пляски съ пѣньемъ, чѣмъ обыкновенно заключались тогдашнія представленія. Вотъ буквальный переводъ: «Когда я былъ маленькимъ мальчикомъ, то при вѣтрѣ и дождѣ, гей, го! дѣлалъ дѣтскія только глупости, потому что дождь вѣдь, дождь идетъ каждый день. Но когда достигъ зрѣлаго возраста, то при вѣтрѣ и дождѣ, гей, го! я сталъ запирать свои ворота, потому что дождь идетъ каждый день. Когда же, увы, я женился, то при вѣтрѣ и дождѣ, гей, го! никакъ не могъ найти развлеченья, потому что дождь идетъ каждый день. Передъ тѣмъ, какъ ложиться въ постель, при вѣтрѣ и дождѣ, гей, го! я проводилъ время съ пьяницами, потому что дождь идетъ каждый день. Давно уже существуетъ міръ, при вѣтрѣ и дождѣ, гей, го! но теперь мы кончили наше представленіе и постараемся угождать вамъ во всѣ дни и впередъ».