Вся толпа в костёл стремится,
Наступает час крестин:
Нынче должен там креститься
Казначея хилый сын.[2]
Сам кюре распорядился,
Чтоб звонарь поторопился…
Диги-дон! диги-дон!
Льётся праздничный трезвон.
Денег хватит, по расчёту
Дальновидного ксендза́,
С тех крестин на позолоту
Всех сосудов за глаза;
Может — если постараться —
И на колокол остаться!..
Диги-дон! диги-дон!
Льётся праздничный трезвон.
Органист — и тот в волненьи,
В ожидании крестин,
И пророчит в умиленьи:
«По отцу пойдёт и сын!
Будет старостой в костёле,
Ну, и с нами будет в доле…»
Диги-дон! диги-дон!
Льётся праздничный трезвон.
Крёстной матери прекрасной
Шепчет ксендз: «Как хороши
Ваши глазки! Свет их ясный —
Признак ангельской души.
Крестник ангела земного!
Вижу я в тебе святого…»
Диги-дон! диги-дон!
Льётся праздничный трезвон.
А причётник добавляет:
«По уму пойдёшь ты в мать,
В мать родную; всякий знает —
Ей ума не занимать!
Строгий нравом, — будешь, малый,
Инквизитором, пожалуй!»
Диги-дон! дипи-дон!
Льётся праздничный трезвон.
Вдруг с небес, как привиденье,
Тень насмешника Раблэ
Появилась на мгновенье
Над малюткой Аруэ —[3]
И пошла сама пророчить,
В мудрецы ребёнка прочить…
Диги-дон! диги-дон!
Льётся праздничный трезвон.
«Франсуа-Марией нами
Назван мальчик этот…»
Нет! Под такими именами
Знать его не будет свет;
Но ему — с поместьем пэра —
Слава имя даст Вольтера.
Диги-дон! диги-дон!
Льётся праздничный трезвон.
— Как философ и новатор
Скоро мир он поразит
И как смелый реформатор
Даже Лютера затмит.
Суждено ему, малютке,
С корнем вырвать предрассудки.
Диги-дон! диги-дон!
Льётся праздничный трезвон.
Тут кюре прикрикнул строго:
«Взять под стражу тень Раблэ!
И крестины сто́ят много,
И обед уж на столе…
Мы управимся с ребёнком,
Будь он после хоть чертёнком!. .»
Диги-дон! диги-дон!
Льётся праздничный трезвон.
Но Раблэ умчался быстро,
Крикнув: — Чур! меня не тронь!
Бойтесь крошки: в нём есть искра,
Вас сожжёт его огонь, —
Иль повеситесь вы сами
На ряду с колоколами.
Диги-дон! диги-дон!
Льётся праздничный трезвон.
