Что произошло с советником юстиции
Было уже поздно. Советник юстиции Кнап собирался домой, всё ещё размышляя о временах короля Ганса.[1] И надо же было так случиться, чтобы вместо своих калош он надел калоши Счастья. Как только он вышел в них на улицу, волшебная сила калош немедленно перенесла его во времена короля Ганса, и ноги его тотчас же утонули в непролазной грязи, потому что при короле Гансе улиц не мостили.
— Ну и грязища! Просто ужас что такое! — пробормотал советник. — И к тому же ни один фонарь не горит.
Луна ещё не взошла, стоял густой туман, и всё вокруг тонуло во мраке. На углу перед изображением мадонны висела лампада, но она чуть теплилась, так что советник заметил картину, лишь поравнявшись с нею, и только тогда разглядел божью матерь с младенцем на руках.
«Здесь, наверно, была мастерская художника, — решил он, — а вывеску позабыли убрать».
Тут мимо него прошло несколько человек в средневековых костюмах.
«Чего это они так вырядились? — подумал советник. — Должно быть, с маскарада идут».
Но внезапно послышался барабанный бой и свист дудок, замелькали факелы, и взорам советника представилось удивительное зрелище! Навстречу ему по улице двигалась странная процессия: впереди шли барабанщики, искусно выбивая дробь палочками, а за ними шагали стражники с луками и арбалетами. По-видимому, то была свита, сопровождавшая какое-то важное духовное лицо. Изумлённый советник спросил, что это за шествие и кто этот сановник.
— Епископ Зеландский! — послышалось в ответ.
— Господи помилуй! Что ещё такое приключилось с епископом? — вздохнул советник Кнап, грустно покачивая головой. — Нет, вряд ли это епископ.
Размышляя обо всех этих чудесах и не глядя по сторонам, советник медленно шёл по Восточной улице, пока наконец не добрался до площади Высокого моста. Однако моста, ведущего к Дворцовой площади, на месте не оказалось, — бедный советник едва разглядел в кромешной тьме какую-то речонку и в конце концов заметил лодку, в которой сидело двое парней.
— Прикажете переправить вас на остров? — спросили они.
— На остров? — переспросил советник, не зная ещё, что он теперь живёт во время средневековья. — Мне нужно попасть в Христианову гавань, на Малую торговую улицу.
Парни вытаращили на него глаза.
— Скажите хотя бы, где мост? — продолжал советник. — Ну что за безобразие! Фонари не горят, а грязь такая, что кажется, будто по болоту бродишь!
Но чем больше он говорил с перевозчиками, тем меньше мог разобраться в чём-нибудь.
— Не понимаю я вашей борнхольмской тарабарщины![2] — рассердился он наконец и повернулся к ним спиной.
Но моста он всё-таки не нашёл; каменный парапет набережной исчез тоже. «Что делается! Вот безобразие!» — думал он. Да, никогда ещё действительность не казалась ему такой жалкой и мерзкой, как в этот вечер. «Нет, лучше взять извозчика, — решил он. — Но, господи, куда же они все запропастились? Как назло, ни одного! Вернусь-ка я на Новую королевскую площадь — там, наверное, стоят экипажи, а то мне вовек не добраться до Христианской гавани!»
Он снова вернулся на Восточную улицу и успел уже пройти её почти всю, когда взошла луна.
«Господи, что это здесь понастроили такое?» — изумился советник, увидев перед собой Восточные городские ворота, которые в те далёкие времена стояли в конце Восточной улицы.
Наконец он отыскал калитку и вышел на теперешнюю Новую королевскую площадь, которая в те времена была просто большим лугом. На лугу там и сям торчали кусты, и он был пересечён не то широким каналом, не то рекой. На противоположном берегу расположились жалкие лавчонки халландских шкиперов,[3] отчего место это называлось Халландской высотой.
— Боже мой! Или это мираж, фата-моргана, или я… господи… пьян? — застонал советник юстиции. — Что же это такое? Что же это такое?
И советник опять повернул назад, подумав, что заболел. Шагая по улице, он теперь внимательнее приглядывался к домам и заметил, что все они старинной постройки и многие крыты соломой.
— Да, конечно, я заболел, — вздыхал он, — а ведь всего-то стаканчик пунша выпил, но мне и это повредило. И надо же додуматься — угощать гостей пуншем и горячей лососиной! Нет, я непременно поговорю об этом с агентшей. Вернуться разве к ним и рассказать, какая со мной приключилась беда? Нет, неудобно. Да они уж, пожалуй, давно спать улеглись.
Он стал искать дом одних своих знакомых, но его тоже не оказалось на месте.
— Нет, это просто бред какой-то! Не узнаю Восточной улицы. Ни одного магазина! Всё только старые, жалкие лачуги — можно подумать, что я попал в Роскилле или Рингстед.[4] Да, плохо моё дело! Ну что уж тут стесняться, вернусь к агенту! Но, чёрт возьми, как мне найти его дом? Я больше не узнаю его. Ага, здесь, кажется, ещё не спят!.. Ах, я совсем расхворался, совсем расхворался.
Он наткнулся на полуоткрытую дверь, из-за которой лился свет. Это был один из тех старинных трактиров, которые походили на теперешние наши пивные. Общая комната напоминала голштинскую харчевню. В ней сидело несколько завсегдатаев — шкипера, копенгагенские бюргеры и ещё какие-то люди, с виду учёные. Попивая пиво из кружек, они вели какой-то жаркий спор и не обратили ни малейшего внимания на нового посетителя.
— Простите, — сказал советник подошедшей к нему хозяйке, — мне вдруг стало дурно. Вы не достанете мне извозчика? Я живу в Христианской гавани.
Хозяйка посмотрела на него и грустно покачала головой, потом что-то сказала по-немецки. Советник подумал, что она плохо понимает по-датски, и повторил свою просьбу на немецком языке. Хозяйка уже заметила, что посетитель одет как-то странно, а теперь, услышав немецкую речь, окончательно убедилась в том, что перед ней иностранец. Решив, что он плохо себя чувствует, она принесла ему кружку солоноватой колодезной воды. Советник опёрся головой на руку, глубоко вздохнул и задумался: куда же всё-таки он попал?
— Это вечерний «День»? — спросил он, просто чтобы сказать что-нибудь, увидев, как хозяйка убирает большой лист бумаги.
Она его не поняла, но всё-таки протянула ему лист: это была старинная гравюра, изображавшая странное свечение неба, которое однажды наблюдали в Кёльне.
— Антикварная картина! — сказал советник, увидев гравюру, и сразу оживился. — Где вы достали эту редкость? Очень, очень интересно, хотя и сплошная выдумка. На самом деле это было просто северное сияние, как объясняют теперь учёные; и, вероятно, подобные явления вызываются электричеством.
Те, что сидели близко и слышали его слова, посмотрели на него с уважением; один человек даже встал, почтительно снял шляпу и сказал с самым серьёзным видом:
— Вы, очевидно, крупный учёный, мосье?
— О нет, — ответил советник, — просто я могу поговорить о том о сём, как и всякий другой.
— Modestia[5] — прекраснейшая добродетель, — изрёк его собеседник. — Впрочем, о сути вашего высказывания mihi secus videtur[6], хотя и с удовольствием воздержусь пока высказывать моё собственное judicium[7].
— Осмелюсь спросить, с кем имею удовольствие беседовать? — осведомился советник.
— Я бакалавр богословия, — ответил тот.
Эти слова всё объяснили советнику — незнакомец был одет в соответствии со своим учёным званием. «Должно быть, это какой-то старый сельский учитель, — подумал он, — человек не от мира сего, каких ещё можно встретить в отдалённых уголках Ютландии».
— Здесь, конечно, не locus docendi[8], — говорил богослов, — но я всё-таки очень прошу вас продолжать свою речь. Вы, конечно, весьма начитаны в древней литературе?
— О да! Вы правы, я частенько-таки прочитываю древних авторов, то есть все их хорошие произведения; но очень люблю и новейшую литературу, только не «Обыкновенные истории»[9]; их хватает и в жизни.
— Обыкновенные истории? — переспросил богослов.
— Да, я говорю об этих новых романах, которых столько теперь выходит.
— О, они очень остроумны и пользуются успехом при дворе, — улыбнулся бакалавр. — Король особенно любит романы об Ифвенте и Гаудиане, в которых рассказывается о короле Артуре и рыцарях Круглого стола, и даже изволил шутить по этому поводу со своими приближёнными[10].
— Этих романов я ещё не читал, — сказал советник юстиции. — Должно быть, это Хейберг что-нибудь новое выпустил?
— Нет, что вы, не Хейберг, а Готфред фон Гемен,[11] — ответил бакалавр.
— Так вот кто автор! — воскликнул советник. — Какое древнее имя! Ведь это наш первый датский книгопечатник, не так ли?
— Да, он наш первопечатник! — подтвердил богослов.
Таким образом, пока что всё шло прекрасно. Когда один из горожан заговорил о чуме, свирепствовавшей здесь несколько лет назад, а именно в 1484 году, советник подумал, что речь идёт о недавней эпидемии холеры, и разговор благополучно продолжался. А после как было не вспомнить окончившуюся совсем недавно пиратскую войну 1490 года, когда английские каперы захватили стоящие на рейде датские корабли. Тут советник, вспомнив о событиях 1801 года, охотно присоединил свой голос к общим нападкам на англичан. Но дальше разговор что-то перестал клеиться и всё чаще прерывался гробовой тишиной.
Добрый бакалавр был очень уж невежественный: самые простые суждения советника казались ему чем-то необычайно смелым и фантастичным. Собеседники смотрели друг на друга со всё возрастающим недоумением, и, когда наконец окончательно перестали понимать один другого, бакалавр, пытаясь поправить дело, заговорил по-латыни, но это мало помогло.
— Ну, как вы себя чувствуете? — спросила хозяйка, потянув советника за рукав.
Тут он опомнился и в изумлении воззрился на своих собеседников, потому что за разговором совсем забыл, что с ним происходит.
«Господи, где я?» — подумал он, и при одной мысли об этом у него закружилась голова.
— Давайте пить кларет, мёд и бременское пиво! — закричал один из гостей. — И вы с нами!
Вошли две девушки, одна из них была в двухцветном чепчике;[12] они подливали гостям вино и низко приседали. У советника даже мурашки забегали по спине.
— Что же это такое? Что это такое? — шептал он, но вынужден был пить вместе со всеми. Собутыльники так на него насели, что бедный советник пришёл в совершенное смятение, и когда кто-то сказал, что он, должно быть, пьян, ничуть в этом не усомнился и только попросил, чтобы ему наняли извозчика. Но все подумали, что он говорит по-московитски. Никогда в жизни советник не попадал в такую грубую и неотёсанную компанию. «Можно подумать, — говорил он себе, — что мы вернулись ко временам язычества. Нет, это ужаснейшая минута в моей жизни!»
Тут ему пришло в голову: а что, если залезть под стол, подползти к двери и улизнуть? Но когда он был уже почти у цели, гуляки заметили, куда он ползёт, и схватили его за ноги. К счастью, калоши свалились у него с ног, а с ними рассеялось и волшебство.
При ярком свете фонаря советник отчётливо увидел большой дом, стоявший прямо перед ним. Он узнал и этот дом и все соседние, узнал и Восточную улицу. Сам он лежал на тротуаре, упираясь ногами в чьи-то ворота, а рядом сидел ночной сторож, спавший крепким сном.
— Господи! Значит, я заснул прямо на улице, вот тебе и на! — сказал советник. — Да, вот и Восточная улица… Как светло и красиво! Но кто бы мог подумать, что один стакан пунша подействует на меня так сильно!
Спустя две минуты советник уже ехал на извозчике в Христианову гавань. Всю дорогу он вспоминал пережитые им ужасы и от всего сердца благословлял счастливую действительность и свой век, который, несмотря на все его пороки и недостатки, всё-таки был лучше того, в котором ему только что довелось побывать. И надо сказать, что на этот раз советник юстиции мыслил вполне разумно.
Примечания
- ↑ Ганс (1455—1513) — король Дании, Норвегии и Швеции (прим. редактора).
- ↑ Борнхольм — датский остров на в юго-западной части Балтийского моря (прим. редактора).
- ↑ Халланд — провинция на юго-западе Швеции на берегу Северного моря (прим. редактора).
- ↑ Роскилле и Рингстед — два города на острове Зеландия. Роскилле до 1443 года являлся столицей Дании (прим. редактора).
- ↑ лат. Modestia — скромность
- ↑ лат. Mihi secus videtur — я другого мнения
- ↑ лат. Judicium — суждение
- ↑ лат. Locus docendi — место учёных бесед
- ↑ Намёк на «Обыкновенные истории» датской писательницы Гюллемберг
- ↑ Знаменитый датский писатель Хольберг рассказывает в своей «Истории Датского государства», что, прочитав роман о рыцарях Круглого стола, король Ганс однажды сказал в шутку своему приближённому Отто Руду, которого очень любил: «Эти господа Ифвент и Гаудиан, о которых говорится в этой книге, были замечательные рыцари. Таких теперь больше не встретишь». На что Отто Руд ответил: «Если бы теперь встречались такие короли, как король Артур, то, наверное, нашлось бы немало таких рыцарей, как Ифвент и Гаудиан» (прим. Андерсена).
- ↑ Готфред фон Гемен (?—1510) — голландский книгопечатник, живший в Копенгагене и напечатавший первые книги на датском языке (прим. редактора).
- ↑ При короле Гансе, в 1495 году, был выпущен указ, по которому женщины лёгкого поведения должны носить чепчики бросающейся в глаза расцветки.