Калгуевъ, островъ, причисляемый къ Архангельской губерніи, лежитъ на Сѣверномъ океанѣ подъ 49° къ востоку отъ Гринвича и подъ 68° сѣверной широты, противу Шешеходскаго полуострова, образуемаго Чешскою губою, въ разстояніи отъ Канина носа на 120 верс. къ востоку.
Островъ этотъ имѣетъ овальное образованіе. И хотя пространство его точно не опредѣлено; однако, принимая въ соображеніе, что промышленники обходятъ его на лыжахъ въ семь дней, можно съ большою вѣроятностію положить окружность его въ 350 верстъ.
Близь береговъ сего острова, море вообще глубиною отъ осми до девяти саж.; и только на востокѣ, въ разстояніи десяти верс., тянутся мели, извѣстныя подъ именемъ Плоскихъ-Кошекъ. Во внутренность острова вдалась съ юго-запада длинная и при устьѣ широкая, но мелководная губа, Промой.
Поверхность острова представляетъ равнину пологую у береговъ и возвышенную на срединѣ, на которой и находятся двѣ невысокія горы, покрытыя бѣлымъ мохомъ. Съ этихъ горъ струится множество рѣчекъ, изъ коихъ замѣчательнѣйшія: Великая, Гусиная, Васькина, Пушная и Кривая. Послѣдняя, глубиною при устьѣ въ двѣ съ половиною сажени, служитъ хорошимъ пристанищемъ для приходящихъ сюда промышленичьихъ судовъ. Озеръ на островѣ также довольно. Въ нихъ водятся сиги, а въ рѣчкахъ — кумжа, омуль и камбала.
Почва на аршинъ глубины постоянно остается мерзлою; а потоку и растительность на островѣ самая слабая. Среди приземистыхъ кустовъ стелющагося по мшистой его поверхности ивоваго тальника, неболѣе аршина высотою, кой-гдѣ виднѣются щавель, дикій лукъ, ложечная трава, лопуха (морская капуста), тура (морской горохъ), болотный пухъ и нѣкоторые другіе знаки, свойственные глубокому сѣверу, а изъ ягодъ клюква и морожка, вполнѣ созрѣвающія только въ жаркія и продолжительныя лѣта.
Обиліе внутреннихъ водъ, продолжительные туманы и всегдашняя влажность почвы дѣлаютъ воздухъ Калгуева тяжелымъ и нездоровымъ. Поселившіеся здѣсь, во второй половинѣ прошлаго XVIII столѣтія, около сорока раскольниковъ вымерли отъ цынги въ продолженіе одной зимы и только двое изъ нихъ дожили до слѣдующаго лѣта[2].
Изъ звѣрей на Калгуевѣ водятся лисицы, песцы и олени, переносимые сюда на льдахъ по морю съ Канина носа и Тиманскаго берега. Дикихъ оленей на семъ острову прежде было множество, но повальная болѣзнь, истребившая поселившихся на немъ, около 1770 г., людей, не пощадила и этихъ животныхъ, хотя въ точности и неизвѣстно, какимъ образомъ сообщилась имъ зараза. Почему предпріимчивый Мезенскій купецъ, Иванъ Котинъ, стараясь вновь развести тамъ сихъ прибыльныхъ въ торговлѣ животныхъ, поселилъ для этого на острову, около 1780 г., двѣ Самоѣдскихъ семьи, обязавшихся исключительно заниматься пастьбою и сбереженіемъ оленей. Со смертію Котина предпріятіе это кончилось, и нынѣ оленей на Калгуевѣ несравненно менѣе прежняго.
Около береговъ довольно водится трески, палтусины, моржей, нерпъ, бѣлухъ и другихъ свойственныхъ сѣвернымъ водамъ животныхъ; но между промышленниками нѣтъ обычая заниматься здѣсь ихъ промысломъ. Они ѣздятъ сюда только для собиранія гусинаго и утинаго пуха и для ловли птицъ, слетающихся въ множествѣ, въ лѣтнее время. Ни на одномъ островѣ Сѣвернаго океана и Бѣлаго моря не водится столько гусей, лебедей и утокъ, какъ на Калгуевѣ. Они прилетаютъ стадами съ югозапада, около 24-го ч. іюня и витаютъ на островѣ до половины сентября. Въ это трехъ-мѣсячное время самки выводятъ дѣтей, а старые гуси и лебеди линяютъ, т. е. теряютъ свое перье, чтобы снова оперившись, опять летѣть въ свое время на югъ съ новымъ уже поколѣніемъ.
Во время линянья гуси обыкновенно живутъ на озерахъ; и тогда промышленники ловятъ ихъ сѣтями, наскоро сдѣланными изъ неводовъ, такимъ—образомъ: два невода во всю длину ихъ, разставляютъ на кольяхъ по окружности озера, оставляя между ними узкое отверстіе; отъ этого отверстія вновь окидываютъ сѣтями или неводами довольно пространный кругъ; и въ этотъ-то кругъ, чрезъ сказанное отверстіе или проходъ, загоняютъ облинявшихъ гусей и лебедей съ озера, плавая по нему на вѣткахъ, самыхъ легкихъ челнокахъ. — Будучи лишены единственной защиты своей, эти пернатые, удивляющіе насъ высотою и стройностію своего полета, дѣлаются тогда легкою добычею ловцовъ, которые, убивая ихъ палками и, выпотрошивъ, обыкновенно солятъ въ бочкахъ. Симъ способомъ охотничья артель, состоящая человѣкъ изъ десяти, улавливаетъ во время линянья[3] отъ 2,000 до 2,500 птицъ.
Вообще число промышленниковъ, отправляющихся на Калгуевъ для этой ловли, не превышаетъ пятидесяти человѣкъ, наиболѣе изъ жителей Мезенскаго уѣзда. Они ежегодно вывозятъ оттуда отъ 70 до 100 п. гусинаго и утинаго пуха, около 50 п. мелкаго перья и до 400 лебяжьихъ кожъ. Пухъ продается изъ первыхъ рукъ (смотря по добротѣ) отъ 10 до 15 р., а перье отъ 5 до 8 р. сер. за пудъ, лебяжьи кожи отъ 20 до 30 к. сер., каждая. Промышленники, не занимаясь сами обработкою и сортировкою этихъ продуктовъ, конечно, много теряютъ въ ихъ цѣнности. Особенно, нельзя не пожалѣть, что они вовсе не обращаютъ вниманія на выдѣлку писчаго пера, лучшій сортъ коего получается, какъ извѣстно, изъ перьевъ, выроненныхъ самими гусями. А сколько пропадаетъ этого перья на Калгуевѣ, и вообще на тундрахъ Мезенскаго уѣзда, даромъ, тогда—какъ въ Архангельскѣ привозимое изъ внутреннихъ губерній продается отъ 40 до 75 к. сер. за сотню? — Простой и каждому доступный способъ обработки писчаго перья напечатанъ былъ въ № 35-мъ Арх. Губ. Вѣд. 1845 года.
Соленые гуси рѣдко привозятся въ Архангельскъ, и, составляя только домашній съѣстный припасъ, продаются на мѣстѣ отъ трехъ до пяти коп. сер., за штуку. О копченьѣ и вяленьѣ ихъ нѣтъ и помина. Конечно, вкусомъ и питательностію они далеко не могутъ равняться съ дворовыми гусями; но при извѣстной скудости птицеводства въ здѣшней губерніи все-же они могли бы составлять прибыльную статью мѣстной промышленности, особенно при тщательномъ приготовленіи, о коемъ мы не оставимъ сообщить въ свое время подробное наставленіе.
Большія стада перелетныхъ птицъ, искони витая по лѣтамъ на Калгуевѣ, образовали на поверхности его цѣлые пласты гуано. Польза, приносимая земледѣлію этимъ тукомъ, побудила въ прошломъ году здѣшній торговый домъ Грибанова, Фонтейнеса и Люрса исходатайствовать дозволеніе Правительства на сборъ онаго на островахъ Бѣлаго моря и Сѣвернаго океана, въ предѣлахъ Имперіи, и на безпошлинный вывозъ его за границу. Воспользовавшись данною имъ на навигацію 1845 г. привиллегіею[4], они отправили для этого, подъ начальствомъ опытнаго и предпріимчиваго шхипера, шхуну на Калгуевъ, какъ на главный сборный пунктъ пернатыхъ странниковъ. Но какой результатъ принесла эта попытка, намъ неизвѣстно.
Нынѣ всѣ жители здѣшней губерніи имѣютъ право заниматься этимъ промысломъ; и мы не можемъ не замѣтить, что сборъ птичьяго тука, помета[5], принесъ бы значительною пользу крестьянамъ верхнихъ частей Архангельскаго, Онежскаго и Мезенскаго уѣздовъ, занимающимся земледѣліемъ, но вообще нуждающимся въ достаточномъ для удобренія полей своихъ количествѣ скота. Сборъ этого отлично удобряющаго позема и доставка его по рѣкамъ Двинѣ, Онегѣ, Мезени и Кулою, не можетъ быть дорога и затруднительна, тѣмъ болѣе, что для крестьянъ этихъ уѣздовъ и плаваніе по морю въ открытыхъ карбасахъ — не диво. Чтожъ касается до крестьянъ Кемскихъ и Кольскихъ по природѣ рыболововъ и звѣролововъ, почти вовсе незанимающихся хлѣбопашествомъ; то для нихъ промышленность эта не можетъ, кажется, принести никакихъ значительныхъ выгодъ, особенно при невозможности сбыта этого продукта изъ первыхъ рукъ за границу, гдѣ торговля гуано развита уже въ огромныхъ размѣрахъ.
Заключимъ статью эту слѣдующимъ вопросомъ. Мы сказали, что на Калгуевѣ почва на аршинъ глубины постоянно остается мерзлою, чего впрочемъ не замѣчено на смежныхъ съ нимъ Тиманскомъ берегѣ и Канинскомъ полуостровѣ. Не причиною ли этого гуано, толстыми слоями покрывающее этотъ островъ?