| «Во имя пророка — фиги!» |
| Крикъ продавцовъ фигъ въ Турціи. |
Полагаю, обо мнѣ всякій слыхалъ. Мое имя синьора Психея Зенобія. Это я знаю достовѣрно. Только враги мои называютъ меня Сьюки Сноббсъ. Сыоки, какъ мнѣ извѣстно, искаженное Психея — имя греческое, которое значитъ «душа» (то есть я, потому что я вся душа), а также «мотылекъ». Послѣднее значеніе, безъ сомнѣнія, намекаетъ на мою наружность въ новомъ розовомъ атласномъ платьѣ, съ арабскимъ mantelet небесно-голубого цвѣта, зелеными agraffas и семью фалбарами изъ оранжевыхъ auriculas. А Сноббсъ — всякій, кто только взглянетъ на меня, убѣдится, что моя фамилія не можетъ быть Сноббсъ. Миссъ Табита Брюква выдумала это единственно изъ зависти. Табита Брюква! О, негодница! Но чего же и ждать отъ брюквы? (NB — намекнуть ей объ этомъ при первомъ-удобномъ случаѣ). (Еще NB. — утереть ей носъ). Да — такъ что я говорила? Ага! Я знаю навѣрное, что Сноббсъ — просто искаженное Зенобія, и что Зенобія была царица. — (Я тоже. Докторъ Денеггрошъ всегда называетъ меня царицей сердецъ) — и что Зенобія, также какъ Психея, настоящее греческое имя, и что мой отецъ былъ «грекъ», и что слѣдовательно я имѣю право носить нашу фамилію, а наша фамилія Зенобія, а вовсе не Сноббсъ. Только Табита Брюква называетъ меня Сьюки Сноббсъ. Я синьора Психея Зенобія.
Какъ я уже замѣтила, обо мнѣ слыхалъ всякій. Я та самая синьора Психея Зенобія, которая пользуется такой заслуженной славой въ качествѣ секретаря корреспондента «Philadelphia, Regular, Exchange, Tea, Total, Young, Belles, Lettres, Universal, Experimental, Bibliographical, Association, To, Civilise, Humanity». Докторъ Денеггрошъ придумалъ для насъ этотъ титулъ; по его словамъ, онъ звучитъ такъ же внушительно, какъ пустая бочка. (Докторъ бываетъ иногда вульгаренъ, — но онъ глубокъ!) Мы всѣ приписываемъ къ своимъ фамиліямъ иниціалы общества, на манеръ К. О. И., Королевское Общество Искусствъ, — О. П. Н. И., Общество Поощренія Народнаго Просвѣщенія. Докторъ Денеггрошъ увѣряетъ, будто эти буквы обозначаютъ Охъ Пень На Пнѣ, а вовсе не общество лорда Брума, но докторъ Денеггрошъ такой странный человѣкъ, что я никогда не знаю, правду-ли онъ говоритъ. Во всякомъ случаѣ мы всегда прибавляемъ къ нашимъ именамъ иниціалы P. R. E. T. T. Y. B. L. U. E. B. A. T. C. H. — то есть Philadelphia, Regular, Exchange, Tea, Total, Young, Belles, Lettres, Universal, Experimental, Bibliographical, Association, To, Civilise, Humanity — по одной буквѣ на каждое слово, что представляетъ рѣшительный прогрессъ сравнительно съ лордомъ Брумомъ. Докторъ Денеггрошъ увѣряетъ, будто эти иниціалы выражаютъ нашъ истинный характеръ, но я рѣшительно не понимаю, что онъ хочетъ сказать.
Не смотря на усердное содѣйствіе доктора и ревностную погоню за славой самой ассоціаціи, послѣдняя не имѣла особеннаго успѣха, пока я не присоединилась къ ней. Дѣло въ томъ, что пренія ея членовъ носили слишкомъ легкомысленный характеръ. Доклады, читавшіеся по субботамъ, отличались не столько глубиною, сколько буфонствомъ. Это была чистѣйшая бурда. Они не изслѣдовали первыхъ причинъ, первыхъ принциповъ. Они вообще ничего не изслѣдовали. Не обращали ни малѣйшаго вниманія на великій основной пунктъ, «цѣлесообразность вещей». Короче сказать, у нихъ, не было хорошихъ сообщеній, въ родѣ настоящаго. Все у нихъ было низменно, — очень низменно. Ни глубины, ни начитанности, ни метафизики, ни малѣйшихъ признаковъ того, что ученые называютъ остроуміемъ, а неучи окрестили жеманствомъ. (Докторъ Д. говоритъ, что я должна писать «жеманство» съ большимъ Ж, но я лучше знаю).
Присоединившись къ обществу, я постаралась ввести лучшій способъ мышленія и писанія и, какъ извѣстно міру, достигла своей цѣли. Теперь у насъ въ P. R. E. T. T. Y. B. L. U. E. B. A. T. C. H. не меньше хорошихъ статей, чѣмъ въ «Blackwood». Я говорю въ «Blackwood», такъ какъ мнѣ достовѣрно извѣстно, что прекраснѣйшія статьи по какимъ бы то ни было вопросамъ можно найти на страницахъ этого знаменитаго журнала. Мы взяли его за образецъ по всѣмъ темамъ и, благодаря этому, быстро достигли извѣстности. И въ концѣ концовъ, вовсе не такъ трудно сочинить статью настоящаго Блэквудовскаго пошиба, если только взяться за дѣло умѣючи. Разумѣется, я говорю не о политическихъ статьяхъ. Всѣмъ извѣстно, какъ онѣ составляются, съ тѣхъ поръ какъ докторъ Денеггрошъ объяснилъ это. У мистера Блэквуда большія портняжныя ножницы и трое помощниковъ. Одинъ подаетъ ему «Times», другой — «Examiner», а третій — «Новѣйшее руководство къ пустозвонству Голлея». Мистеръ Блэквудъ только вырѣзаетъ и перемѣшиваетъ. Дѣло идетъ какъ по маслу — «Examiner», «Пустозвонство», «Times»; затѣмъ «Times», «Пустозвонство», «Examiner» и, наконецъ, «Times», «Examiner», «Пустозвонство».
Но главное достоинство этого журнала — статьи смѣшаннаго содержанія; а лучшія изъ нихъ принадлежатъ къ числу тѣхъ, которыя докторъ Денеггрошъ называетъ bizarreries (не знаю, что это значитъ), а публика сильными статьями. Я долго не могла опредѣлить, какъ пишутся подобныя статьи, и только со времени моего послѣдняго свиданія (въ качествѣ депутата общества) съ мистеромъ Блэквудомъ знаю въ точности способъ ихъ сочиненія. Способъ этотъ очень простъ, хотя сложнѣе чѣмъ для политическихъ статей. Когда, явившись къ мистеру Блэквуду, я сообщила ему о желаніяхъ общества, онъ принялъ меня очень любезно, пригласилъ въ свой кабинетъ и объяснилъ во всѣхъ подробностяхъ процедуру писанія.
— Милая моя барыня, — сказалъ онъ, очевидно, пораженный моей величественной внѣшностью, такъ какъ я была въ пунцовомъ атласѣ съ зелеными agraffas и оранжевыми auriculas, — милая барыня, присядьте. Вотъ какъ это дѣлается. Прежде всего для автора сильныхъ статей требуются очень черныя чернила, и очень большое перо съ очень тупымъ концомъ. И, замѣтьте, миссъ Психея Зенобія! — продолжалъ онъ, послѣ нѣкоторой паузы, съ величайшей энергіей и торжественностью, —замѣтьте! — это перо… никогда… не слѣдуетъ чинить! Въ этомъ, сударыня, — секретъ, душа сильныхъ статей. Я рѣшаюсь утверждать, что ни одинъ индивидуумъ, какъ бы онъ ни былъ геніаленъ, ни разу еще не написалъ хорошимъ перомъ, поймите меня, хорошей статьи. Вы можете считать неоспоримымъ фактомъ, что рукопись, которую можно прочесть, не стоитъ чтенія. Это нашъ руководящій принципъ, и если вы съ нимъ несогласны, то наше собесѣдованіе кончено.
Онъ остановился. Но я, конечно, не захотѣла окончить наше собесѣдованіе и согласилась съ утвержденіемъ, очевидность котораго бросается въ глаза. Повидимому, онъ былъ польщенъ, и продолжалъ свои наставленія.
— Съ моей стороны можетъ показаться дерзостью, миссъ Психея Зенобія, указывать вамъ статью или рядъ статей, въ видѣ образца или примѣра; но все же, кажется, я могу обратить ваше вниманіе хоть на нѣкоторыя. Посмотримъ. Вотъ вамъ «Живой Мертвецъ», превосходная вещь! — разсказъ объ ощущеніяхъ господина, погребеннаго прежде, чѣмъ жизнь оставила его тѣло, — исполненный вкуса, ужаса, чувства, метафизики и эрудиціи. Вы бы побожились, что авторъ родился и воспитывался въ гробу. Затѣмъ, «Исповѣдь курильщика опіума», прекрасная, прекрасная вещь! — блистательное воображеніе, глубокая философія, остроумныя умозрѣнія, бездна огня и пыла съ приправкой рѣшительно непонятнаго. Это прелестный образчикъ белиберды и какъ же онъ понравился публикѣ! Его приписывали Кольриджу, — но это ошибка. Статья написана моей любимой обезьяной Джюниперомъ за стаканомъ голландскаго грога — «горячаго, безъ сахара». (Я бы не повѣрила этому, если бъ не мистеръ Блэквудъ разсказывалъ). Далѣе, «Невольный экспериментаторъ», — разсказъ о господинѣ, который жарился въ печи и вышелъ оттуда живымъ и здоровымъ, хотя, конечно, хорошо прожареннымъ. Далѣе, укажу «Дневникъ бывшаго врача», главная заслуга котораго въ хорошемъ враньѣ и посредственной латыни: то и другое весьма дѣйствуетъ на публику. Наконецъ, «Человѣкъ въ колоколѣ», статья, которую, я, кстати, особенно рекомендую вашему вниманію, миссъ Зенобія. Это исторія одного молодого человѣка, который улегся спать подъ церковнымъ колоколомъ и проснулся отъ погребальнаго звона. Ужасные звуки сводятъ его съ ума; въ виду этого онъ достаетъ записную книжку и записываетъ свои ощущенія. Ощущенія великая вещь. Случится вамъ утонуть или попасть на висѣлицу, — смѣло записывайте ваши ощущенія: получите десять гиней съ листа. Если хотите писать хорошо, миссъ Зенобія, обращайте самое тщательное вниманіе на ощущенія.
— Непремѣнно, мистеръ Блэквудъ, — сказала я.
— Хорошо! — отвѣчалъ онъ. — Вижу, что вы умница. Но я хочу поставить васъ au fait деталей, необходимыхъ для сочиненія настоящихъ Блэквудовскихъ статей съ ощущеніями, — наилучшій родъ литературы, по моему мнѣнію.
— Первымъ дѣломъ нужно поставить себя въ такое положеніе, какого еще никому не приходилось испытывать. Напримѣръ, забраться въ раскаленную печь — счастливая мысль. Но если у васъ нѣтъ подъ рукой печки или церковнаго колокола, если вы не можете броситься съ воздушнаго шара, или провалиться въ пропасть во время землетрясенія, или увязнуть въ трубѣ, — вамъ придется просто вообразить себѣ подобное приключеніе. Лучше бы было, однако, испытать его на себѣ. Опытъ удивительно помогаетъ воображенію. Вы знаете, — «правда чуднѣе выдумки».
Тутъ я замѣтила, что у меня есть пара превосходныхъ подвязокъ, на которыхъ я попробую повѣситься.
— Хорошо! — сказалъ онъ, — это недурно, хотя повѣшеніе вещь довольно банальная. Вы можете сдѣлать лучше. Примите дозу пилюль Брандрета и опишите ваши ощущенія. Впрочемъ, мои замѣчанія относятся ко всякому вообще приключенію; напримѣръ, возвращаясь домой, вы можете безъ труда проломить себѣ голову или попасть подъ омнибусъ, или подвергнуться укушенію бѣшеной собаки, или утонуть въ канавѣ. Но будемъ продолжать.
— Выбравъ тему, вы должны рѣшить, какимъ слогомъ будетъ написана статья. Бываетъ слогъ дидактическій, слогъ восторженный, слогъ естественный — всѣ они довольно обыкновенны. Но есть еще слогъ лаконическій или сжатый, — въ послѣднее время онъ въ большомъ ходу. Онъ заключается въ коротенькихъ фразахъ. Напримѣръ, такъ: Покороче. Безъ разговоровъ. Ставьте точку. Не нужно параграфовъ.
— Бываетъ слогъ возвышенный, многорѣчивый и вставочный. Нѣкоторые изъ нашихъ лучшихъ беллетристовъ одобряютъ этотъ послѣдній слогъ. Слова должны вертѣться, какъ волчокъ, и производить такой же шумъ, который удивительно замѣняетъ содержаніе. Это лучшій слогъ для писателя, которому некогда думать.
— Метафизическій слогъ тоже очень хорошъ. Если вы знаете много пышныхъ словъ, пользуйтесь ими. Распространитесь объ іонійской и элеатской школахъ, — объ Архитѣ, Горгіи и Алкмеонѣ. Скажите нѣсколько словъ о субъективномъ и объективномъ. Не бойтесь злоупотреблять фамиліей Локкъ. Коснитесь съ важнымъ видомъ всѣхъ вещей вообще и, если обмолвитесь чѣмъ-нибудь слишкомъ нелѣпымъ, не вычеркивайте, а поясните внизу страницы, что этимъ глубокимъ замѣчаніемъ вы обязаны «Критикѣ Чистаго Разума» или «Метафизическимъ основоначаламъ естествознанія». Это придаетъ статьѣ ученый и… и… и честный видъ.
— Есть еще разные роды слога, не менѣе извѣстные, но я укажу только два: трансцендентальный и смѣшанный. Первый разсматриваетъ природу вещей глубже, чѣмъ какой бы то ни было другой. Это проникновеніе очень хорошая вещь, если пользоваться имъ съ толкомъ. Въ нашей литературѣ вы найдете хорошіе примѣры этого слога. Въ этомъ случаѣ избѣгайте пышныхъ словъ, пишите ихъ самыми маленькими буквами и ставьте вверхъ ногами. Запишите въ поэмы Чаннинга и цитируйте его слова «о маленькомъ толстякѣ съ обманчивымъ видомъ знанія». Коснитесь Высшаго Единства. Не говорите ни слова объ Адской Двойственности. Главное, говорите обинякомъ. Намекайте на все — не утверждайте ничего. Если вы хотите сказать «хлѣбъ съ масломъ», никогда не говорите этого прямо. Назовите что-нибудь приблизительно напоминающее «хлѣбъ съ масломъ». Вы можете намекнуть на гречневую кашу, можете подойти ближе къ предмету и упомянуть объ овсяномъ киселѣ, но если вы имѣете въ виду собственно хлѣбъ съ масломъ, то ни подъ какимъ видомъ, милая миссъ Психея, ни подъ какимъ видомъ не говорите: «хлѣбъ съ масломъ».
Я поспѣшила увѣрить его, что никогда въ жизни не скажу этого. Онъ поцѣловалъ меня и продолжалъ:
— Что касается смѣшаннаго слога, то это, дѣйствительно, смѣсь, въ равныхъ частяхъ, всевозможныхъ остальныхъ слоговъ; такимъ образомъ онъ представляетъ соединеніе глубокаго, высокаго, страннаго, пикантнаго, нахальнаго и пріятнаго.
— Допустимъ теперь, что вы рѣшили вопросъ о темѣ и слогѣ. Самая важная часть задачи, можно сказать даже душа всего предпріятія, еще впереди. Я подразумѣваю исполненіе. Нельзя предполагать, что всякая леди или джентльменъ ведутъ жизнь книжныхъ червей. Тѣмъ не менѣе статья должна обличать эрудицію или, по крайней мѣрѣ, начитанность. Я вамъ объясню, какъ этого достигнуть. Вотъ, посмотрите! (при этомъ онъ раскрылъ на удачу три или четыре книги, съ виду самыя обыкновенныя). Почти на любой страницѣ любой книги вы можете подобрать безчисленныя крохи учености или bel-esprit’изма, которыя будутъ отличной приправой для Блэквудовской статьи. Записывайте — я буду вамъ читать. Я устанавливаю двѣ рубрики: во-первыхъ, Пикантные факты для уподобленій; и во-вторыхъ, Пикантныя выраженія для разнаго употребленія. Пишите! — и я стала записывать.
Пикантные факты для уподобленій. — «Первоначально были три музы — Мелета, Мнема, Аеда — размышленіе, память и пѣніе». Этотъ фактикъ можетъ оказаться весьма полезнымъ, если пуститъ его въ ходъ кстати. Видите-ли, онъ малоизвѣстенъ и выглядитъ recherché.
— Еще. «Рѣка Алфей течетъ подъ моремъ, причемъ воды ея остаются совершенно чистыми». Довольно устарѣло, но въ умѣлыхъ рукахъ покажется совершенно свѣжимъ.
— Вотъ это получше. «Персидскій Ирисъ, по словамъ нѣкоторыхъ, обладаетъ пріятнымъ и очень сильнымъ ароматомъ, тогда какъ другимъ онъ кажется совершенно лишеннымъ запаха». Прекрасно, и очень тонко. Съ этимъ замѣчаніемъ можно сдѣлать чудеса. Вообще ботаническіе примѣры очень хороши, особенно съ примѣсью латыни. Пишите!
— «Яванскій Epidendrum Flos Aeris обладаетъ прекрасными цвѣтами и продолжаетъ рости, если его выдернуть съ корнями. Туземцы подвѣшиваютъ его на веревкѣ къ потолку и наслаждаются его благоуханіемъ въ теченіе многихъ лѣтъ». Превосходно! Чудесно! Теперь перейдемъ къ Пикантнымъ выраженіямъ.
Пикантныя выраженія. — «Извѣстный китайскій романъ Ю-Кіао-Ли». Прекрасно! Употребленныя кстати, эти нѣсколько словъ покажутъ, что вы хорошо знакомы съ китайскимъ языкомъ и литературой. А это дастъ вамъ возможность обойтись безъ Арабскаго, Санкритскаго и Чиказавскаго. Но безъ Испанскаго, Итальянскаго, Нѣмецкаго, Латинскаго и Греческаго немыслима сколько-нибудь сносная статья. Я сейчасъ приведу образчики всѣхъ этихъ языковъ. Тутъ годится всякій вздоръ, потому что отъ вашего остроумія зависитъ воспользоваться имъ умѣло. Пишите же!
— «Aussi Tendre que Zaire» — нѣженъ какъ Заира — по французски. Намекаетъ на частое повтореніе фразы la tendre Zaire въ французской трагедіи того же имени. Приведенная кстати, обнаружитъ не только ваши знаніе языка, но и вашу начитанность и остроуміе. Вы можете сказать, напримѣръ, что цыпленокъ, котораго вы ѣли (напишите статью объ ощущеніяхъ человѣка, подавившагося косточкой цыпленка) далеко не былъ aussi tendre que Zaire. Пишите!
«Van muerte tan escondida,
Que no te sienta venir
Porque el peazer del morir
No me torne a dar la vida».
Это по испански — Мигуэля де-Сервантеса: «Приходи скорѣе, о, смерть! но такъ, чтобы я не замѣтилъ твоего прихода, а не то отъ радости я могу вернуться къ жизни». Это будетъ совершенно à propos при описаніи вашей послѣдней агоніи съ косточкой цыпленка въ глоткѣ. Пишите!
«Il pover'huomo che non se'n era accorto,
Andava combattendo, e era morto».
— Замѣчаете? это по итальянски, изъ Аріосто. Это значитъ, что великій герой, въ пылу сраженія, не замѣтивъ, что его убили на повалъ, продолжатъ биться, будучи уже мертвымъ. Очевидно вполнѣ примѣняется къ вашему случаю, такъ какъ я надѣюсь, миссъ Психея, вы не перестанете биться тотчасъ послѣ смерти, а будете продолжать это по крайней мѣрѣ полтора часа. Потрудитесь писать!
«Und sterb’ich doch, so sterb’ich denn
Durch sie — durch sie!»
Это нѣмецкое, изъ Шиллера, «И если умру я, умру за тебя, за тебя!» — Ясно, что здѣсь вы обращаетесь къ причинѣ вашей гибели, — къ цыпленку. И въ самомъ дѣлѣ, какой разсудительный джентльменъ (или леди) не пожелалъ бы умереть отъ жирнаго каплуна, настоящей молуккнской породы, начиненнаго каперсами и грибами, подъ апельсиннымъ желе en mozaique! Пишите! (Вамъ подадутъ это блюдо у Тортоны), пишите, пожалуйста!
— Вотъ хорошенькая маленькая латинская фраза (въ отношеніи латыни, нужно быть крайне recherché и сжатымъ: она такъ опошлена) — ignoratio elenchi. Онъ совершилъ ignoratio elenchi, то есть, понялъ слова, но не мысль вашего замѣчанія. Иными словами, онъ дуракъ. Какой-нибудь оболтусъ, къ которому вы обратились, подавившись косточкой, и который поэтому не могъ разобрать вашихъ словъ. Бросьте ему въ зубы ignoratio elenchi, и вы разомъ уничтожите его. Если онъ осмѣлится возразить что-нибудь, вы можете сказать ему изъ Лукана (вотъ онъ), что рѣчи только anemonae verbarum, словесныя анемоны. Анемоны, обладая яркой окраской, лишены аромата. Или, если онъ начнетъ шумѣть, вы можете сразить его insomnia Jovis, «бредомъ Юпитера» — выраженіе Силія Италика (вотъ оно!), означающее высокопарность и напыщенность мысли. Это подѣйствуетъ навѣрняка и поразить его прямо въ сердце. Ему останется только грохнуться на полъ и умереть. Будьте любезны, пишите!
— По гречески нужно что-нибудь хорошенькое, напримѣръ, изъ Демосѳена Ανηρ ὁ φευγων και παλιν μαχεσεται (Анэр о фейгонъ кай палин махесетай). Это изреченіе довольно точно переведено въ «Гудибрасѣ»:
„Кто убѣжалъ, тотъ можетъ снова драться,
А кто убитъ, тому ужь не сражаться“.
Ничто такъ не украшаетъ Блэквудовской статьи, какъ греческая цитата. Самыя буквы выглядятъ такъ глубокомысленно. Замѣтьте, сударыня, какой проницательный видъ у этого Эпсилонъ. А это Фи настоящій епископъ. А видали-ли вы когда-нибудь такого молодца, какъ этотъ Омикронъ? Полюбуйтесь на Тау! Словомъ, лучшая приправа для настоящей психологической статьи — греческій языкъ. Какъ примѣнить это изреченіе въ данномъ случаѣ, совершенно ясно. Пустите эту сентенцію съ приправой крѣпкаго словца, въ видѣ послѣдняго ultimatum, негодному, тупоголовому подлецу, который не могъ понять вашей англійской рѣчи по поводу косточки цыпленка. Ручаюсь вамъ, что онъ пойметъ намекъ и уберется.
Вотъ все, что сказалъ мнѣ мистеръ Блэквудъ, но я чувствовала, что этого достаточно. Теперь я могла, наконецъ, сочинить настоящую Блэквудовскую статью. Прощаясь, мистеръ Блэквудъ спросилъ, не продамъ-ли я статью, когда она будетъ написана; но такъ какъ онъ предложилъ только пятьдесятъ гиней за листъ, то я рѣшила лучше отдать ее нашему обществу, чѣмъ пожертвовать за такую ничтожную сумму. Не смотря на такое скряжничество, этотъ джентльменъ отнесся ко мнѣ съ большимъ уваженіемъ и вѣжливостью. Его послѣднія слова произвели на меня глубокое впечатлѣніе и я всегда буду вспоминать о нихъ съ благодарностью.
— Дорогая миссъ Зенобія, — сказалъ онъ со слезами на глазахъ, — не могу-ли я сдѣлать хоть что-нибудь для успѣха вашего похвальнаго предпріятія? Дайте подумать! Весьма возможно, что вамъ не скоро представится случай…случай утопиться… или подавиться косточкой ципленка… или… или повѣситься… или подвергнуться укушенію… но позвольте! У насъ на дворѣ есть пара превосходныхъ бульдоговъ, отличные псы, увѣряю васъ, дикіе, свирѣпые, они съѣдятъ и васъ, и auriculas, и все остальное въ пять минутъ (вотъ мои часы), подумайте, какая масса ощущеній! Эй, Томъ! Петеръ! Дикъ, живѣе каналья! выпустить…
Но я такъ торопилась, что не могла ждать ни секунды, и потому, скрѣпя сердце, убѣжала почти бѣгомъ, быть можетъ, болѣе поспѣшно, чѣмъ допускаютъ строгія правила приличій.
Разставшись съ мистеромъ Блэквудомъ, я хотѣла немедленно подвергнуться какой-нибудь непріятной случайности, согласно его совѣту, и съ этою цѣлью почти цѣлый день бродила по Эдинбургу, въ поискахъ отчаянныхъ приключеній, которыя соотвѣтствовали бы моимъ пылкимъ чувствамъ и широкому плану задуманной статьи. Въ этой экскурсіи меня сопровождали негръ Помпей и собачка Діана, которыхъ я захватила съ собою изъ Филадельфіи. Но мои пламенныя мечты осуществились только поздно вечеромъ. Случилось важное происшествіе, результатомъ котораго явилась нижеслѣдующая «Блэквудовская» статья, образчикъ смѣшаннаго слога.
