Глава III
правитьПо смерти Альберика его юный сын от Альды Октавиан беспрекословно был признан государем и сенатором всех римлян. Таким образом Октавиан унаследовал светскую власть в той форме, в какой она была установлена его отцом. До нас не дошли римские монеты времени Октавиана, но, несомненно, что он также чеканил ее со своим именем и титулом. Октавиану едва ли было 16 лет, когда он стал властителем Рима. Движимый гордостью и честолюбием, Альберик дал своему сыну имя Октавиана, тая, может быть, смелую надежду, что в его род с этим именем перейдет и императорский сан. Но Альберик заблуждался в этом отношении: папские притязания уже при Агапите стали получать больше поддержки, а извне грозила германская сила. Альберик назначил сам своему сыну папскую тиару, желая вернуть ей светскую власть, и таким образом направил историю Рима по старому руслу.
Осенью в 955 г. Агапит II умер, и юный государь римлян стал папой. Кроме летописца сорактского, ни один из историков не упоминает о том, что Октавиан получил какое-нибудь духовное образование, и мы также не знаем, был ли он облечен каким-либо духовным саном до того, как занял престол Петра. Ставши папой, Октавиан сменил свое императорское имя на имя Иоанна XII. С той поры перемена прежнего имени при возведении в сан папы стала правилом. С соединением в лице наследника Альберика и светской, и духовной власти вся революция 932 г. сводилась лишь к тому, что на престоле Петра оказался член господствовавшей знатной фамилии, которая надеялась сделать этот престол своим наследственным достоянием. Но склонность Иоанна быть светским властителем значительно превышала готовность его нести духовные обязанности, и две природы в нем, одна Октавиана, другая Иоанна XII, вели неравную борьбу. Заняв место еще несозревшим юношей, — место, которое давало ему право на всемирный почет, — Иоанн XII утратил всякую рассудительность и отдался самой распущенной чувственности. Его латеранский дворец обратился в место веселья и гарем; знатное римское юношество стало его излюбленным обществом. Некогда Калигула возвел в сан сенатора свою лошадь; папа Иоанн XII совершил посвящение в диаконы в конюшне, вернувшись вероятно, пьяным с пиршества, на котором с языческим юмором воздавал хвалу древним богам.
Состояние Рима в первые годы понтификата Иоанна XII известно нам лишь в неясных чертах. Неразумный юноша не следовал осторожной политике своего отца и, будучи государем и вместе папой, решил пуститься в большие затеи и распространить свою власть далеко на юг. Собрав под своим знаменем римлян, тосканцев и сполетинцев, Иоанн двинулся походом против Пандульфа Беневентского и Ландульфа II Капуанского, но, напуганный движением на помощь им Гизульфа Салернского, принужден был вернуться обратно и заключил с последним мир в Террачине. Папское величие дразнило воображение Иоанна; но, унаследовав от своего отца некоторую смелость, он не имел его мудрости. Ему хотелось и как папе казалось должным приложить старания к тому, чтобы восстановить церковное государство во всем его объеме. Ради возвращения экзархата Иоанн неосторожно выступил во главе германской партии против Беренгара; между тем его собственной власти в Риме грозила опасность, так как римляне уже не чувствовали над собой сильной руки Альберика. Политику отца, в которой прочность власти достигалась ограничением ее известными пределами, Иоанн как папа продолжать не мог; таким образом строй, созданный Альбериком, рушился, и Иоанн XII увидел себя наконец вынужденным ради сохранения своих светских владений призвать короля Оттона. Как Октавиан, сын Альберика, еще мог бы быть силен в Риме, но как Иоанн XII он внушал к себе ненависть и был слаб. Мы видим здесь, какое особенное влияние имело на положение пап сочетание в них сана короля и сана священника.
В это время Беренгар и Адальберт, воспользовавшись тем, что король Оттон был занят в далекой Германии борьбой со своими восставшими детьми и с венграми, решили подчинить своей власти непокорных графов и епископов Ломбардии. Враги этих государей, принадлежавшие к германской партии, и в особенности злостный Лиутпранд, которому Беренгар нанес какое-то оскорбление, изображают их в сам ых мрачных красках. Жену Беренгара Виллу ненавидели за ее корыстность; однако все, что делали оба короля с целью упрочить свою власть, ничем не отличалось от того, что позволяли себе делать их предшественники и позднее сами немецкие короли. После внезапной смерти Лиудольфа, которого его отец Оттон отправил в Италию, чтобы обуздать Беренгара, последнему, казалось, уже нечего было опасаться, и он стал угрожать Эмилии и Романьи. Чтобы защищать эти патримонии, Иоанн XII был слишком слаб. И вот сын того самого Альберика, который некогда отказал Оттону в доступе в Рим, в 960 г. призвал германского короля в Рим. К послам Иоанна присоединились послы многих графов и епископов Италии; в их числе был Вальберт, архиепископ Милана, отправившийся лично к Оттону. То же самое сделал Отберт, родоначальник фамилии Эсте.
Германский король последовал приглашению Италии, сулившей ему желанную императорскую корону, и повторил подвиг, совершенный раньше смелым Арнульфом. Обеспечив сначала в Вормсе своему юному сыну как наследнику германский престол, Оттон с огромным войском спустился с Альп через Триент, отпраздновав в Павии Рождество 961 г., предоставив пока итальянским королям, покинутым ломбардцами, сидеть в своих замках, и затем, выслав вперед Гаттона Фульдского, направился к Вечному городу. 31 января 962 г. король дошел до Рима и расположился лагерем на Нероновом поле. Появление Оттона было обусловлено договором с папой: король принимал на себя обязательство охранять церковь и восстановить ее, сам же приобретал с некоторым ограничением права имперской власти Каролингов. «Если Богу будет угодно, чтоб я пришел в Рим (так гласила клятва Оттона), я по мере моих сил буду содействовать возвышению церкви и твоему, ее верхновный глава; моего согласия и ведома тебе не будет наносим ни в чем ущерб, ни тебе самому, ни твоему сану; в Риме, во всем, что касается тебя или римлян, я не буду творить суд и принимать какое-либо решение без твоего согласия. Все то, что принадлежит св. Петру и окажется в моей власти, я возвращу тебе. И тот, кому придется мне передать королевство Италии, должен принести клятву, что он по мере своих сил будет тебе помощником в защите церковного государства».
Таким образом Оттон действовал с крайней осмотрительностью; не следует забывать, что он имел дело с римлянами, которые за время Альберика свыклись с национальным управлением, вышеприведенная клятва, в которой Оттон как император отказывался от неограниченного права судебной инициативы, была выражением договора, не имевшего значения имперской конституции, которую еще надлежало установить.
2 февраля Оттон, встреченный с императорскими почестями, торжественно вступил в Леонину. Только знать, еще помнившая Альберика, смотрела мрачно и сохраняла гробовое молчание. На лицах этих римлян, терявших теперь свою свободу и свою власть, Оттон мог видеть и гнев, и смертельную угрозу, и потому, прежде чем приступить к обряду коронования, он обратился с такими словами к своему оруженосцу Ансфриду фон Левену: «Когда я преклоню сегодня колена у гроба апостола, охраняй меня мечом; я хорошо помню, как часто мои предки были жертвой вероломства римлян. Мудрый предупреждает беду осмотрительностью; помолиться же ты можешь, сколько хочешь, тогда, когда мы вернемся к Mons Gaugii». Оттон и Адельгейда были коронованы у Св. Петра с торжеством, никогда еще не виданным. Так императорская власть была восстановлена через 37 лет, отнята у итальянского народа и передана чужеземному роду саксонских королей. Один из величайших преемников Карла был коронован римлянином, который по странной случайности носил имя Октавиана; но этот акт, серьезный по своим последствиям, лишен был значения истинно достойного и священного акта. Карл Великий получил корону империи из рук почтенного старца, а над Оттоном Великим помазание совершил разнузданный юноша. Как бы то ни было, этим коронованием история Геробмена мании и Италии была направлена по новым путям.
Создание империи Карла находило свое высокое оправдание у людей; великая Франкская монархия, в которой национальности были еще слабо обособлены друг от друга, понималась как новая христианская республика. Желание освободить Рим Из-под власти византийцев, необходимость противопоставить наводившему ужас исламу сильную христианскую власть и затем интересы папства — все это послужило основами императорской власти Каролингов. Но эта теократическая империя Распалась под натиском своего внутреннего роста. Брожение, совершавшееся в обществе, в котором были перемешаны древние и новые, римские и германские начала, привело к падению вторую империю; ленная система создала из должностных лиц местных наследственных государей; светская власть была совмещена с духовной; в организме монархии совершалась непрерывная борьба обладания и права; последовавший распад империи был еще ускорен наследственными дележами. Одновременно стали сильно обособляться национальности; в Средней Европе обозначились две враждующие между собой группы, и империя, просуществовав 150 лет, распалась; затем наступило время, напоминавшее условия, существовавшие до возникновения империи: нашествие новых варваров, норманнов, венгров, славян и сарацин; разорение провинций; гибель наук и искусств; варварские нравы; возвращение церкви к тому более низкому положению, которое она занимала до Карла; упадок авторитета пап, утративших и свою духовную власть, и созданное Пипином и Карлом церковное государство; а в Риме — дикая борьба партий среди знати, еще более опасная, чем при Льве III. Правда, итальянцы пытались сделать Римскую империю национальной; но эта попытка окончилась неудачей, и само папство стало искать своего спасения в императорской власти, восстановленной чужеземным королевским домом, далеким и Италии, и Риму.
В этот раз Римская империя была восстановлена немецким народом; но людям уже невозможно было вернуться в круг идей времени Карла. Традиция империи была еще сильна, в Германии слышались голоса, сокрушавшиеся о падении империи и горячо желавшие восстановления ее как великого благодеяния для мира; тем не менее благоговение людей к этому институту было поколеблено злополучным ходом исторических событий за полтора века. Связующего единства монархии Карла уже не существовало больше; Франция, Германия и Италия представляли отдельные страны, и из них каждая стремилась создать самостоятельные политические формы. Когда Оттон I восстанавливал империю, было ясно, что справиться с такой задачей может только великий человек; слабой личности не могла быть под силу борьба с ленной системой, с папством и с национальными интересами. С восстановлением Римской империи была воссоздана, конечно, великая политическая форма, но в общем, эта форма была все-таки искусственной и возможной только в идее. Победитель венгров, славян и датчан, покровитель Франции и Бургундии, властитель Италии, герой — миссионер христианства, завоевавший ему новые области, человек этот вполне мог быть новым Карлом. Его собственная страна все еще называлась империей франков, и его немецкий язык — франкским. Со времени Оттона римская императорская власть надолго перешла к немецкому народу, и на долю этого сильного народа выпала славная, но неблагодарная задача быть атласом мировой истории. Влияние Германии вскоре же сказалось в реформе церкви и в возрождении наук, а в самой Италии германское начало породило городские республики. Таким образом, Германия и Италия — страны, в которых начала германское и античное нашли свое наиболее яркое выражение, в которых человеческая мысль достигла наибольшего могущества, — были приведены исторической необходимостью к союзу, сохранявшему свою силу в течение долгого времени. Потомству, однако, нет оснований сетовать, что Римская империя явилась тяжелым роком для Германии и принудила последнюю в течение столетий проливать кровь по ту сторону Альп: всем этим были созданы основы общеевропейской культуры, и современное человечество обязано ими по преимуществу соединению Германии с Италией.
13 февраля император Оттон даровал папе хартию, которой за ним и его преемниками утверждались все права и владения, предоставленные святому престолу прежними договорами с Каролингами. Восстановление империи, переход императорской власти к саксонскому королевскому дому и, наконец, те запутанные отношения, в которых находились Италия и церковное государство, — все это делало необходимым дарование такой хартии. Оригинала этой грамоты не существует, но в ватиканском архиве сохраняется ее копия, подлинность которой признается новейшими исследованиями. Некоторые сомнения в подлинности хартии остаются все-таки неустраненными, так как и форма, и содержание ее отчасти возбуждают сомнение, но не подлежит спору то, что Оттон вновь утвердил церковное государство во всем объеме, какой оно имело при Каролингах, и вместе с тем сохранил за собою императорские права, поскольку они были определены именно конституцией Лотаря: право утверждения выборов папы и отправление правосудия в Риме через императорских послов.
Сам папа принес присягу в верности императору, обещая никогда не изменять ему и не переходить на сторону Беренгара; принесли присягу в повиновении Оттону также и римляне, и, таким образом, между королем, папой и городом были восстановлены отношения, существовавшие при Каролингах. Положение Иоанна было, однако по-прежнему полно противоречий. От своего отца он наследовал в Риме власть государя, которую затем соединил с папской властью. За революцией последовала, таким образом, реставрация, в свою очередь завершившаяся установлением императорской власти. Римская аристократия оказывалась теперь возвращенной под власть императора и папы. Та самостоятельность, которой знать так долго пользовалась при Альберике, уже не существовала, и прежняя рознь между папой и римлянами должна была обнаружиться еще с большей силой.
Со стороны казалось, что с восстановлением империи Оттон даровал Риму свободу, вернув церкви все ее права и избавив город от тирании распутных женщин и надменной знати. Но новый император не мог не чувствовать стыда при виде папы, которым был отдавшийся разврату юноша, и должен был предвидеть, чего следует ему ожидать от сына Альберика. 14 февраля 962 г. Оттон покинул Рим и направился в Верхнюю Италию, где оставался Беренгар, укрепившийся в замке S.-Leone при Monte Feltro. Этот последний представитель итальянской национальности должен был быть свергнут, чтобы Оттон мог вполне чувствовать себя императором.
Но едва Оттон покинул Рим, как Иоанн XII уже почувствовал тяжкое иго императорской власти. Последствия похода Оттона в Рим превзошли расчеты Иоанна; освободитель церковного государства оказался повелителем папы, решившим быть действительным императором. Такой монарх, как Оттон, не мог, конечно, Удовольствоваться смиренным положением Карла Лысого. И вот Иоанн нашел, что лучше считать все происшедшее несбывшимся и, подстрекаемый знатью, вступил в переговоры с Беренгаром и Адальбертом. Императорская партия в Риме следила, однако, за каждым шагом Иоанна и дала знать о его измене Оттону, когда он весной 963 г. был в Павии. Посланные этой партии рассказали Оттону, какую развратную жизнь ведет Иоанн, говорили, что он обратил Латеран в дом терпимости и расточает достояние церкви, раздавая города и имения своим наложницам; что ни одна порядочная женщина уже не решается отправиться в Рим на богомолье, опасаясь стать жертвой развратного папы; что город разорен, церкви разрушены и через их развалившиеся крыши на алтари льет дождь. Ответ, которым Оттон извинил поведение Иоанна, является убийственной характеристикой положения папства того времени. «Папа, — сказал Оттон, — еще мальчик, и примеры достойных людей его исправят». Чтоб удостовериться в положении дел в Риме, Оттон отправил туда своих послов, а сам направился осаждать замок S.-Leone, где находились Беренгар и Вилла. Летом 963 г., во время нахождения здесь Оттона, к нему явились папские нунции, Димитрий, сын Мелиоза, и протоскриниарий Лев; они должны были выразить неудовольствие, что Оттон завладел церковными имениями и намерен присвоить себе также замок S.-Leone, собственность Св. Петра. Оттон, действительно не спешивший с возвращением некоторых патримониев, ответил, что он передаст имения церкви только тогда, когда они окончательно будут отняты у узурпаторов. Имея в своих руках доказательства вероломства Иоанна, Оттон, кроме того, мог показать нунциям перехваченные письма Иоанна к греческому императору и к венграм, которых папа в этих письмах призывал напасть на Германию. Отправленные затем в Рим императорские послы объявили папе, что их государь готов и присягой, и Божьим судом на поединке очистить себя от подозрения в нарушении данной им раньше клятвы. Но послы эти не нашли благосклонного приема едва только они удалились в сопровождении папских нунциев, как в Риме появился Адальберт. Этот юный претендент играл по отношению к Оттону ту же печальную роль, на которую некогда был обречен судьбою Адельхис. В то время как отец Адальберта защищал замок S.-Leone, он сам неутомимо носился всюду, разыскивая союзников. Он призывал на помощь византийцев, устремился в Фраксинету к сарацинам, затем, как некогда Секст Помией, направился на Корсику и отсюда вел переговоры с папой; наконец он высадился в Чивита-Веккии, и ворота Рима дружественно раскрылись перед ним.
Получив об этом известие, Оттон осенью 963 г. оставил замок S.-Leone и пошел в Рим. В городе уже начались те раздоры между императорской и духовной партиями, которые затем продолжались в течение многих веков. Императорская партия, призвавшая Оттона, как только Адальберт появился в Риме, заняла Иоаннополис и укрепилась в нем; папская партия, или националисты, предводимые Адальбертом и самим папой, одетым в шлем и броню, расположились в Леонине, Иоанн решил защищать Рим и двинулся к Тибру навстречу Оттону; но мужество скоро покинуло папу. Противная партия увеличивалась с каждым днем; народ, который некогда с такой решимостью отражал приступы Гуго, теперь трепетал при мысли об ужасах штурма. Боясь измены, папа, собрав церковные сокровища, бежал вместе с Адальбертом в Кампанью и здесь скрылся, вероятно, в Тиволи. Тогда приверженцы Иоанна сложили оружие и представили заложников, и 3 ноября 963 г. император во второй раз вступил в Рим.
Собрав духовенство, знать и вождей народа, Оттон заставил их всех принести клятву в том, что отныне они не будут ни посвящать, ни даже избирать папы без согласия его самого и его сына. Таким образом, Оттон лишил римлян того права, которое они сами всегда считали своим самым драгоценным правом и видели в нем единственное выражение независимости своего города, — права, посягать на которое не отваживались даже Каролинги. Право избрания верховного главы церкви принадлежало собственно всей христианской общине, а не небольшому числу римских избирателей. Привлечь к участию в выборах всех христиан, однако, не представлялось практической возможности. Поэтому избрание с незапамятных времен молчаливым соглашением было предоставлено Риму, или, вернее, каждый епископ Рима уже в силу того, что он был этим епископом, являлся и главой всей церкви. Такова была огромная привилегия, принадлежавшая духовенству, знати и народу Рима, и единственным ее ограничением раньше было только право императора как главы всего государства утверждать произведенные выборы.
6 ноября Оттон созвал собор в базилике Св. Петра. Как и при патриции Карле, предстояло под председательством светской власти произвести суд над обвиняемым папой; но Иоанн XII, в противность Льву III, не дал своего согласия на этот суд и не присутствовал на нем; точно также и епископы не отвергали своей компетентности судить лицо, занимающее апостольский престол. Времена оказались теперь иными; император в силу своей власти явился устроителем нарушенного церковного правления; беспощадно, перед лицом всего света выставил он позор папы, помазавшего его самого на царство, и призвал народ судить папу. Повинуясь велению императора, собор впервые судил и низложил папу, не выслушав его, и затем объявил его преемником кандидата, указанного императором.
Лиутпранд, бывший в то время епископом кремонским, излагает акты этого собора как очевидец; им отмечены все присутствовавшие на соборе епископы римской области, и мы узнаем отсюда, что очень древние епископства все еще продолжали существовать, несмотря на грабежи сарацин, по крайней мере, по имени. Из пригородных присутствовали епископы следующих мест: Albano, Ostia, Portus, Praenestae, Silva Candida и Sabina; далее — Gabium, Velletri, Forum Claudii (Oriolum), Bleda и Nepi, Cere, Tibur, Alatri и Anagni, Trevi, Ferentino, Norma и Veruli, Sutri, Narni, Gallese и Falerii, Orta и Terracina. Лиутпрандом отмечены только 13 кардиналов следующих церквей-титулов: Balbina, Anastasia, Lorenzo in Damaso, Chrysogonus, Equitius, Susanna, Pammachius, Galixtus, Caecilia, Lorenzo in Lucina, Sixtus, IV Coronatorum и Santa Sabina. Многие кардиналы последовали за бежавшим Иоанном, а некоторые церкви-титулы могли быть уже упраздненными. Историк называет в числе присутствовавших всех министров папского двора, диаконов и регионариев, нотариусов и даже примицерия цеха певчих. Еще более обращает на себя внимание упоминание о некоторых римских магнатах, среди которых мы встречаем имена, уже известные нам. Стефан, сын суперисты Иоанна, Димитрий, сын Мелиоза, Кресцентий Мраморная Лошадь (здесь впервые так названный), Иоанн Мизина (правильнее де Мизина), Стефан де Имиза, Феодор де Руфина, Иоанн де Примицерио, Лев де Казунули, Рихард, Петр де Канапара, Бенедикт и его сын Булгамин были в то время самыми знатными римлянами, принадлежавшими к императорской партии; другие знатные лица сопровождали папу в его бегстве или оставались в своих замках в Кампаньи. Представителями римского плебса являлись начальники милиции, главой которой был Петр, прозывавшийся Imperiola. Его присутствие, отмеченное особо, доказывает, что народ уже представлял организацию, обеспечивавшую ему некоторую самостоятельность; начало этой организации было положено Альбериком. Если бы последний даровал римлянам какую-либо конституцию, восстановил сенат и народных трибунов и учредил должности двух ежегодно назначаемых консулов, то все эти городские сановные должности не ускользнули бы от внимания такого наблюдателя, как Лиутпранд; но он ни одним звуком не упоминает ни о сенате и сенаторах, ни о Других лицах магистрата, а говорит только о городских вельможах, о милиции и ее начальнике как представителе «плебса» и затем перечисляет всех известных нам придворных сановников.
Присутствие на соборе всех избирательных классов сделало его сходным с собором при Льве III и так же, как и тогда, этот собор представлял собой вместе и имперский сейм, и суд. Участие в соборе могущественного императора в качестве председателя и множества епископов, герцогов и графов как Германии, так и Италии придало собору огромное значение; с другой стороны, привлечение к участию в этом соборе римлян всех сословий предупреждало возможность обвинения в совершении незаконного насилия. Но в конце концов судебный процесс превратил собор в акт императорской диктатуры. Иоанн нарнийский и кардинал-диакон Иоанн выступили как самые главные обвинители отсутствующего папы; кардинал Бенедикт прочел обвинительный акт. Оттон не говорил по-латыни и потому приказал своему секретарю Лиутпранду отвечать римлянам.
В пригласительном послании к папе излагалось то, в чем обвинялся святейший отец: «Верховному первосвященнику и вселенскому папе, государю Иоанну, Оттон, милостию Божией император, август, с архиепископами и епископами Лигурии, Тусции, Саксонии и земли франков, шлет привет в Господе. Прибыв в нашем служении Богу в Рим, мы спросили римских епископов, кардиналов и диаконов, а также и весь народ, почему вы отсутствуете и не желаете видеть нас, вашего и вашей церкви защитника. В ответ мы услышали о вас такие позорные вещи, что нас бросило бы в краску от стыда даже тогда, когда бы все это говорилось о каком-нибудь комедианте. Мы напомним вашему святейшеству только кое-что, так как для перечисления всего не хватило бы и целого дня. Знайте, что не отдельные лица, а все, и миряне, и духовные, обвинили вас в убийстве, клятвопреступлении, кощунстве, кровосмешении с вашими собственными родственницами и вашими двумя сестрами. Они рассказывают о вас еще такое, от чего волосы становятся дыбом, — что вы пили за здоровье диавола и, играя в кости, клялись именами Зевса, Венеры и других злых демонов. Поэтому мы убедительно просим вашу отеческую милость прибыть в Рим и очистить себя от всех этих обвинений. Если вы опасаетесь несдержанности со стороны народа, мы свято обещаем вам, что ни в чем не будет поступлено в противность каноническому закону. Дано 6 ноября».
Обвиняемый отвечал из своего убежища коротко и как папа: «Иоанн, епископ раб рабов Господних, всем епископам. Мы слышали, что вы намерены провозгласить другого папу; если вы это сделаете, я отлучаю вас властью Всемогущего Бога от церкви, и вы не должны ни совершать посвящения, ни служить обедни». Это папское послание своим слогом возбудило среди епископов смех, так как оно обнаружило, что Иоанн может выражаться только простонародным языком. Согласно каноническим законам, обвиняемого епископа надлежало вызвать три раза; император удовольствовался двукратным приглашением. Затем он вступил в роль обвинителя и вместе судьи; когда же собор высказался за лишение сана, Иоанн XII, не имевший защитника, был объявлен как преступник и государственный изменник низложенным. Не вполне согласный с каноническими правилами образ действий собора мог быть поставлен ему в вину, но человечество видит в отступлении от канонических форм меньше несправедливости, чем в принижении своего собственного достоинства.
На место Иоанна император назначил кандидатом одного знатного римлянина, и 4 декабря он был избран, а 6-го посвящен. Лев VIII вступил на престол св. Петра против церковного закона, так как принадлежал к числу мирян и был посвящен кардиналом-епископом Сико Остийским последовательно, но в один прием, в ости-арии, лекторы, аколиты, иподиаконы, диаконы, пресвитеры и, наконец, в сан папы По своему положению он был протоскриниарием церкви; его имя мы находим в актах того времени. Он жил на Clivus Argentarii, ныне Salita di Marforio, и эта улица с той поры стала называться ascensus Leonis Prothi (Protoscriniarius). Находившаяся здесь церковь S.-Lorenzo еще в XIII веке называлась de ascensa Proti. Примерная жизнь Льва выдвинула его в глазах императора, который на место развратника мог поставить, конечно, только достойного человека. Желая облегчить римлянам бремя постоя своих войск, Оттон отправил часть их в S.-Leone, а сам решил отпраздновать Рождество в Риме, не подозревая, что здесь замышляется против него заговор. Низложенный Иоанн XII стал вызывать к себе сочувствие, которое было тем сильнее, что Иоанн был сыном великого Альберика и таким папой, которого римский народ избрал свободно. 3 января 964 г. колокола неожиданно стали бить набат, и римляне бросились в Ватикан, где помещался Оттон; их замысел, однако, не удался. Императорские воины отбросили нападавших, разрушили баррикады, возведенные на мосту Св. Ангела, и преследовали обратившихся в бегство римлян до тех пор, пока сам Оттон не положил конец резне. Это было первое восстание римского народа против германского императора. На следующий день римляне явились к нему просить у него пощады и давали клятву у гроба апостола оставаться верными и императору, и папе Льву. Оттон, зная цену этой клятве, взял у римлян сто заложников и отпустил смирившихся в город. После этого он оставался в Риме еще целую неделю; по просьбе Льва он освободил даже заложников, надеясь таким образом облегчить папе его трудное положение. В середине января 964 г. Оттон двинулся к Сполето, чтобы настигнуть там Адальберта. По отъезде Оттона в городе чувствовалось неспокойствие, а положение папы было положением ягненка среди волков. Кровь пролитая 3 января, уже более не высыхала, служа пищей для ненависти против чужеземцев; усмиренные силой римляне едва увидели, что их заложники снова свободны, а император покинул город, как тотчас ж дали простор овладевшей ими жажде мести.
Когда Иоанн, немедленно призванный назад в город, вернулся в него в сопровождении друзей и вассалов, Лев VIII тотчас же увидел себя покинутым всеми и бежал с небольшой свитой к императору в Камерино. Оттон уже успел отправить в Бамберг сдавшихся ему в S.-Leone Беренгара и Виллу, а противодействие Адальберта не могло представлять ничего опасного. Тем не менее император не счел возможным двинуться теперь же в Рим, вероятно, потому, что много войска было отпущено и предстояло собрать новое. Тем временем Иоанн XII подверг жестокой мстительной каре своих противников. 26 февраля он созвал собор в базилике Св. Петра. Из 16 присутствовавших на этом соборе епископов было 11 подписавших приговор о низложении Иоанна; справедливо или нет, они так же, как и кардиналы, могли оправдывать свое участие в соборе Оттона тем, что оно было вынуждено. Ничтожное число духовных на соборе Иоанна и участие этих лиц на двух взаимно исключающих друг друга соборах ясно свидетельствовало о том, как беспомощна была римская церковь и какая смута царила в ней. Иоанн объявил, что он насилием со стороны императора был обречен на двухмесячное изгнание, что теперь он вернулся на свой престол и предает проклятию осудивший его, Иоанна, собор. Епископы гг. Альбано и Порто признали себя виновными в том, что совершили посвящение над Львом против канонических правил, и оба были лишены своего сана. Сико Остийский, проведший Льва через все стадии церковного посвящения, был лишен священнического сана.
Предав осуждению Льва, Иоанн XII стал мстить многим из своих знатных противников; кардиналу Иоанну он приказал отрезать нос, язык и два пальца, протоскриниарию Аццо — отрубить руку. И тот и другой были его послами, когда он приглашал Оттона в Рим. Епископа шпейерского Отгера Иоанн подверг бичеванию, но дальше этого не пошел и отослал Отгера к императору, опасаясь чрезмерно раздражить последнего. Между тем Оттон оставался в Камерино и здесь в сообществе своего папы провел праздник Пасхи; после того он направился в Рим, но прежде, чем он успел дойти до города, его известили о смерти Иоанна XII. Если достоверны некоторые сообщения, этот папа нашел, по-видимому, смерть, вполне достойную его жизни: как-то ночью среди своих любовных похождений вне Рима он попал в руки дьявола, явившегося к нему в образе оскорбленного мужа; он нанес Иоанну удар в голову, и через 8 дней после того, 14 мая 964 г., Иоанн умер. Другие летописцы говорят, что смерть Иоанна последовала от апоплексического удара, что весьма вероятно при крайне нервном возбуждении, в котором находился Иоанн. Так окончил свое существование сын знаменитого Альберика, явившись жертвой собственной разнузданности и своего противоречивого положения как государя и папы. Юность Иоанна, его происхождение от великого римлянина и трагизм положения дают ему некоторое право на менее суровый приговор.
По смерти Иоанна римляне нарушили присягу, данную ими по принуждению и, не признавая больше папой Льва VIII, низложенного 26 февраля, решили еще раз оказать сопротивление императору. После больших раздоров среди партий был избран в папы и провозглашен милицией кардинал-диакон Бенедикт. Это был достойный человек, приобретший в варварскую эпоху Рима редкий титул грамматика, которым он и обозначается. Как обвинитель Иоанна, он подписал приговор о низложении его, но вместе с тем он принимал также участие в февральском соборе, осудившем папу Льва. Римляне считали Бенедикта таким человеком, который найдет в себе мужество отстоять независимость церкви от императорской власти. В противность запрещению императора избранный папа был посвящен и под именем Бенедикта V занял апостольский престол.
Затем послы римского народа поспешили к Оттону в Риети сообщить об избрании нового папы и просить об утверждении его. Оттон ответил послам, что он вернет Риму его законного папу Льва и накажет город, если последний не будет повиноваться. Вслед затем Оттон двинулся в Рим. По пути войска императора грабили и опустошали римскую область; затем сам город был обложен. Стоя перед городом и требуя, чтоб он сдался и выдал Бенедикта, Оттон не мог не поступать как император, который требует повиновения от подвластного ему города. Со своей стороны, римляне могли видеть в нем только деспота, который явился, чтобы отнять у них последние остатки их независимости — принадлежавшее им исстари право избрания папы. Позора, связанного с личностью Иоанна XII, уже не существовало; преемником Иоанна был избран человек благочестивый, и наконец императору было представлено ходатайство об утверждении избрания. Но мог ли Оттон устранить Льва VIII, избранного на соборе и притом по личной воле императора? В свою очередь, могли ли и римляне отказаться от попытки отстоять перед новым императором свое древнее право избрания, не показав тем самым, что они вполне заслужили участь рабов? Избранный ими папа поднялся на городские стены и призывал их защитников к сопротивлению. Однако в городе стал свирепствовать голод, и после нескольких штурмов мужество осажденных окончательно пало. 23 июня они отворили ворота, выдали Бенедикта V и снова поклялись в верности у гроба св. Петра; они ждали жестокой кары, но император объявил им амнистию.
По вступлении Оттона в Рим Лев VIII, согласно велению императора, созвал собор в Латеране. Несчастный Бенедикт, избранный римлянами, был введен в зал заседаний в папском облачении, и архидиакон предложил ему отвечать на вопросы, каким образом он, Бенедикт, осмелился возложить на себя знаки святейшего сана, зная, что еще жив его государь и папа Лев, в избрании которого он сам участвовал после низложения Иоанна, и как он мог нарушить клятву, данную своему, здесь присутствующему, императору в том, что без его согласия папа никогда не будет избираться? «Если я погрешил, я прошу милосердия», — воскликнул Бенедиктт, простирая руки с мольбой. При виде такого смирения Оттон прослезился: теперь у его ног лежала римская церковь, некогда бывшая, при Николае I, таким страшным трибуналом для королей. И Оттон обратился к собору с просьбой о помиловании Бенедикта, обнимавшего колени императора. Лев VIII разрезал паллий у антипапы, взял из его рук жезл, сломал его, приказал папе сесть на пол, снял с него папское одеяние и затем исключил его из духовного звания. По желанию императора Бенедикту осужденному на вечное изгнание был, однако, возвращен сан диакона. Папский престол уже давно был в руках римских партий; даже женщины назначали пап, и в лице внука Марозии унижение этого сана достигло своих крайних пределов. Император оказал церкви неоспоримую услугу, отняв у грубых магнатов избрание папы. Царившая в Риме смута сделала Оттона диктатором, и он взял в свои руки избрание как право, принадлежащее императору, тем более что он привык в Германии назначать епископов своей волей. Еще никогда ни один император не одерживал такой победы. Личной энергией Оттона и некоторых его преемников, которым он послужил примером, папство было подчинено императорской власти, и мекая церковь вошла в вассальные отношения к Германии. Императорская власть была вознесена на огромную высоту, но затем папство, умаленное величием могущественных властителей, отомстило за себя: оно не только вернуло себе утраченную свободу, но и превзошло пределы императорской власти, проявив исполинскую энергию (таковы законы, которым следует в своих изменениях вещественный мир). Борьба церкви с германской империей была центральным событием в Средние века — великой исторической драмой, потрясавшей мир в эти века.
Достойная попытка римлян сохранить за собой избирательное право была принесена в жертву высшей необходимости; германское королевство должно было надолго подчинить себе Рим и церковь для того, чтобы последняя могла быть реорганизована. Покорившийся город признал императора своим повелителем, и папа Лев был снова водворен на апостольском престоле. Весьма вероятно, что на этот раз Оттон, уже не довольствуясь присягой римлян, издал декрет, которым римляне были окончательно лишены избирательных прав, и Лев VIII, креатура императора, изъявил полную готовность подчиниться этому декрету. Подобная грамота сохранилась в неточной редакции XI века; подлинность этой грамоты возбуждает, однако, сильные сомнения: явные подделки в интересах императорских прав делают истинное содержание грамоты неузнаваемым.
Проведя праздник Петра в Риме, Оттон покинул город 1 июля 964 г. и увел с собой Бенедикта V, которого впоследствии отправил в изгнание в Гамбург. Условия, в которых приходилось Льву VIII оставаться в городе, были по-прежнему тягостны, но весною 965 г. смерть освободила Льва из его затруднительного положения. Собраться для избрания Льву преемника римляне уже не решались и, предоставляя императору назначить папу, отправили к нему в Германию Аццо и сутрийского епископа Марина. Сами римляне желали видеть своим папой Бенедикта V, человека ими избранного, и надеялись, что император остановит свой выбор на нем. Но Бенедикт V умер 4 июля 965 г. в Гамбурге, где он, находясь под надзором епископа Адальдага, жил, как святой. Смерть Бенедикта избавила Оттона от неприятной необходимости отказать римлянам в их просьбе, и он отпустил их послов с почетом, отправив с ними епископа шпейерского Отгера и епископа кремонского Лиутпранда.
Выбор пал на епископа нарнийского, занявшего престол Петра 1 октября 965 г. Иоанн XIII, сын епископа Иоанна, также нарнийского, воспитывался в Латеране, прошел здесь по всем ступеням церковной иерархии и приобрел себе почтенную репутацию ученого человека. Явившись обвинителем Иоанна XII на ноябрьском соборе и подписав акт о низложении Льва VIII, Иоанн XIII мог затем опять содействовать возвышению Льва VIII, только будучи вынужден к том необходимостью. Иоанн XIII принадлежал к знатному роду и был ближайшим родственником senatricis Стефании, которой он впоследствии дал в ленное владение Палестрину. Сына, рожденного от брака этой Стефании с графом Бенедиктом, Иоанн XIII повенчал с Теодорандой, дочерью Кресцентия, прозванного а Caballo marmoreo, и после того сделал его правителем (rector) Сабины; имя этого сына было также Бенедикт. Род Кресцентиев вступил на свое блестящее поприще именно в это время, вслед за падением дома Альберика. Иоанн XII сам содействовал возвышению этого рода, желая найти в нем поддержку против знати, с которой у Иоанна немедленно установились враждебные отношения. Примкнув к императору, Иоанн надеялся освободиться от влияния магнатов; однако последствием такого образа действий Иоанна был заговор против него. Во главе заговорщиков стал префект города Петр, и это неожиданное упоминание о должности префекта показывает, что она была восстановлена императором. На стороне Петра, бывшего в то время, по-видимому, весьма могущественным человеком в Риме, были Роффред, граф Кампаньи, вестиарий Стефан, многие другие знатные лица и много людей из народа. Предводители милиции схватили папу 16 декабря, заключили его в замок Св. Ангела, а затем отправили в Кампанью, где он был, вероятно, помещен в замке Роффреда. Восстание имело демократический характер, так как главную роль играли в нем наряду с префектом города предводители низшего класса (Vulgus Populi). Дело шло опять об освобождении Рима от папского управления как от чужеземного ига. Утрата Римом избирательных прав необходимо должна была привести к постоянным революционным движениям; но и это вызванное отчаянием восстание окончилось также трагически.
Осенью 966 г. Оттон прибыл в Италию и наказал сначала Ломбардию, где злополучный Адальберт сделал попытку еще раз вступить в борьбу, но снова бежал на Корсику и стал вести жизнь скитальца. Когда затем император двинулся к Риму, в городе произошла контрреволюция. Иоанн, сын Кресцентия, восстал с приверженцами изгнанного папы; Роффред и Стефан были убиты, префект принужден был спасаться бегством, и папа был снова призван. В это время Иоанн ХIII находился под защитой графа капуанского Пандульфа, к которому он, вероятно, бежал или был отпущен. Сопровождаемый капуанской свитой, папа прибыл в Сабину, графом которой был его племянник Бенедикт, зять Кресцентия a Caballo marmoreo, и отсюда проследовал в Рим, в который вступил 12 ноября, пробыв в изгнании 10 месяцев и 28 дней.
Вскоре затем появился в Риме Оттон. Хотя город не оказал никакого сопротивления, тем не менее на этот раз римлянам не было оказано пощады; мы не сомневаемся, что город был подвергнут императорскими войсками разграблению и обагрен кровью убитых ими граждан. Разгневанный император решил строго наказать руководителей восстания. Самые знатные лица из числа восставших, имевшие титул консулов, были сосланы в Германию. Двенадцать народных предводителей, называемых в древних рукописях испорченным словом decarcones и бывшие, несомненно, начальниками римских округов, заплатили за свою любовь к независимости смертью на виселице; многие другие были казнены или ослеплены. Жестоким и диким, как то время, было наказание, которому был подвергнут префект города, Петр, заточенный как пленник в подземелья Латерана. Император отдал префекта в распоряжение папы, и последний приказал повесить префекта за волосы на Латеранской площади, на конной статуе Марка Аврелия — «Caballus Constantini». При этом необыкновенном случае неожиданно выступает на свет из мрака прошлых времен знаменитый памятник древности.
Это замечательное произведение искусства сохраняется до сих пор и служит лучшим украшением Капитолия. Нельзя не проникнуться благоговением, взирая на эту статую и вспоминая, что она существует уже почти 17 столетий; и, быть может, этот бронзовый император с торжественно простертой рукой, величественно восседающий на коне, будет существовать и тогда, когда новые развалины будут свидетельствовать о том, что достоянием прошлого стал опять такой же долгий исторический период. Поставленная в эпоху наибольшего могущества цезарей, эта конная статуя была свидетельницей падения империи и возникновения папства. Готы, вандалы, герулы, византийцы и германцы проходили перед изображением императора, предаваясь убийству и грабежу, и не прикасались к статуе. Хищник Константин II засматривался на нее, но не решился увезти. Вокруг нее рушились храмы и базилики портики и статуи; сама же она оставалась невредимой, как одинокий гений великого прошлого Рима. Только имя статуи было забыто, ибо после того, как конная статуя Константина у арки Севера погибла, на статую Марка Аврелия было перенесено имя императора, которому так много была обязана церковь. С этим произведением искусства народная фантазия связала следующую грубую легенду о происхождении статуи. В то время, когда город управлялся консулами, рассказывали паломники, он был однажды осажден у Латеранских ворот чужеземным королем. В этих трудных обстоятельствах какой-то оруженосец-великан или крестьянин предложил городу избавить его от беды, но в награду требовал себе 30 000 сестерциев и памятника о своем подвиге в виде позолоченной конной статуи. Сенат согласился на такое предложение. Крестьянин сел на неоседланную лошадь и взял в руку серп. Зная, что ночью король совершает свои потребности под одним деревом, — а знал крестьянин об этом через сову, которая в такие моменты начинала кричать, — он захватил короля; в то же время римляне напали на вражеский лагерь и завладели богатой добычей. Сенат выдал освободителю обещанную награду и приказал сделать из позолоченной бронзы лошадь без седла; на ней был посажен всадник с протянутой правой рукой, которой был схвачен король. На голове лошади было укреплено изображение совы, а сам король был изображен со связанными руками, лежащим под ногой наступающего на него коня.
Таким образом, конная статуя Марка Аврелия стояла в X веке еще вполне сохранившейся на Латеранском поле, Campus Lateranensis. Находившаяся здесь базилика была построена Константином, а епископское подворье было раньше дворцом великого императора; естественно было думать, что и конная статуя была его изображением. Существовала вообще наклонность направлять некоторые вещи и памятники, свидетельствовавшие о Древнем Риме, в Латеран; так, уже в X веке бронзовая группа волчицы, кормящей детей, была поставлена в той зале Латеранского дворца, где происходил суд под председательством императорского посла, почему и зал стал называться ad Lupam.
Но вернемся к префекту, повешенному за волосы. Он был затем снят, раздет донага и посажен верхом на осла, лицом к хвосту, к которому был привязан колокольчик и который префект должен был держать как повод. На голову префекту был надет мешок, утыканный перьями; такие же мешки прикрывали ноги. В этом виде дефект был проведен по всему Риму и в заключение был отправлен за Альпы в изгнание. Ослепленные местью победители не пощадили даже мертвых; трупы графа Роффреда и вестиария Стефана по приказанию императора были вырыты из могил и выброшены за город. Все эти жестокие меры навели на Рим ужас и возбудили в населении негодование, а вне Рима вызвали внимание и сочувствие к римлянам; во врагах же императорской власти усилили к ней ненависть. Один только Иоанн XIII имел основание чувствовать признательность к Оттону и называл его освободителем и восстановителем погибавшей церкви, пресветлым, великим и трижды благословенным императором. Но римляне никогда не могли преклониться перед властью чужеземных королей, которые, спустившись с Альп со своими полчищами. являлись, чтобы получить от Св. Петра корону и титул императора и в силу этого властвовать над городом. Безмолвно затаив в себе ненависть, подчинились римляне власти саксонского дома. Среди них не нашлось поэта, который, по примеру предков, поведал бы о судьбе великого города. Только сорактский монах, заканчивающий свою хронику описанием прибытия разгневанного Оттона и его «несметных галльских полчищ», бросает в отчаянии перо и дает волю своему чувству, выраженному варварским и нескладным языком, но вполне понятным для нас:
«Горе тебе, Рим! Сколько народов угнетает и топчет тебя. Король саксов также покорил тебя; меч поразил твой народ, и твоя сила уничтожена. Их мешки наполнены твоим золотом и твоим серебром. Прежде ты был матерью, теперь ты стал дочерью. То, чем ты владел, утрачено; ты лишен своей первой юности; при папе Льве ты был попран первым Юлием. На вершине своего могущества ты торжествовал над народами, поверг мир в прах и раздавил земных царей. В своих руках ты держал скипетр и великую власть. Теперь тебя совершенно ограбил и разорил король саксов. То же, что говорится о некоторых мудрецах, будет написано и о тебе: некогда ты покорил чужеземные народы и овладел всем миром от севера и до юга. Теперь ты под властью народа галлов; ты был слишком прекрасен. Все твои стены с башнями и зубцами останутся такими, какими они были: у тебя было 381 башня, 46 замков, 6800 зубцов и 15 ворот. Горе тебе, город Льва, уже давно ты взят, но теперь король саксов осудил тебя на забвение».
Так плакал о падении Рима под властью саксов невежественный монах, обитавший на уединенной горе Соракте, с вершины которой, глядя на расстилавшуюся перед ним долину, он мог видеть, как из года в год проходят мимо вооруженные толпы народов, чтобы напасть на Вечный город и вселить в него ужас. Этот плач монаха при изменившихся условиях в Риме уже не может трогать нас так, как трогают нас элегии более раннего времени; но произведение это представляет последующее звено в ряду таких элегий, начиная с плача Иеронима о падении Рима при готах, писем Григория о лангобардах, теснивших Рим, и кончая трогательной песнью о Риме, подпавшем под иго византийцев. Сравнивая плач сорактского монаха с названными элегиями, мы убеждаемся, как низко пали в X веке язык и наука у римлян.
