История застает египетский народ уже на некоторой ступени культурного развития. Он находился в так называемом каменном веке, в его неолитическом периоде, занимался рыбной ловлей, скотоводством и охотой, между прочим, на водившихся тогда в изобилии слонов, львов и т. п., начинал уже обрабатывать землю. Изящные орнаментированные поделки из кремня (напр., ножи), каменные красивые сосуды различных форм, иногда причудливых и с орнаментом, глиняные сосуды с белыми и красными орнаментами и рисунками (спирали, растения, суда, или, может быть, укрепленные жилища, изображения танцовщиц и животных и т. п.) указывают на большие художественные дарования народа уже в первичную эпоху его культуры. На представления о загробной жизни указывают погребения с сосудами и предметами пищи и имущества (между прочим, охотничьи и рыболовные орудия), а также с шиферными пластинками, служившими при жизни для раскраски тела и, вероятно, имевшими значение амулетов. Покойники, нередко завернутые в шкуры, лежали в круглых ямах или глиняных гробах, иногда горшках, в так наз. эмбриональном положении на левом боку, большею частью головами на юг. Население Египта уже в то время было густое, и обширные кладбища указывают на существование больших поселений народа, перешедшего к оседлому образу жизни. Эти поселения обнаружены раскопками последних 20 лет у Мемфиса, Малого Диосполя, Абидоса и особенно у начала пути от Нила к Черному морю — Копта, Негаде, Балласа. Новейшие раскопки Райзнера у Нага-эд-Дер в Верхнем Египте и Навилля в Абидосе доказали, что пред нами не какая-то неизвестная доисторическая раса, а уже прямые предки классических египтян, что не было резкого перелома в культуре, объясняемого появлением другого этнографического элемента. Изменения происходили постепенно под влиянием прогресса техники, главным образом распространения металлических орудий. «Доисторическая» культура, оказывается, не исчезла во время династий, а местами существовала до конца Древнего царства. Краниологические исследования результатов раскопок Райзнера наилучшим образом подтвердили эти выводы, доказав, что «династические» египтяне — прямые потомки «до-династических» и не обнаруживают никакой примеси посторонней расы.
Переселения с востока были постепенным проникновением, длившимся долгое время и в течение веков образовавшим ряд колоний на всем протяжении Нильской долины, до самых болот Дельты. Вероятно, эти колонии частью послужили ядрами областей — по-гречески νομοι — «номы», которые были составными частями Египта до самых христианских времен, которые служили податными единицами и играли видную роль в его истории. Таких номов насчитывали в разные времена различное количество, оно колебалось в пределах 33—42; каждый из них обладал религиозным и политическим центром, имел своего бога-покровителя и свой герб, который служил и иероглифическим изображением его имени. Древнейшие памятники египетской истории искусства, найденные Quibell'eм в Иераконполе, шиферные пластинки для, мази и т. п., носят на себе символические изображения взаимных отношений этих номов. Мы находим их частью в виде союзных групп, частью в войнах между собою. Так, на одном обломке, ряд номов, представленных гербами (между прочим, сокол, лев, скорпион, два сокола), разрушают семь крепостей (представленные зубчатыми кругами) других номов. На другом обломке мы видим поле битвы с трупами врагов, пожираемых хищными птицами и львами — нечто вроде «стелы Коршунов») в Ширпурле. Есть обломок с изображением шествия пленных, гербов пяти номов, влекущих веревку, вероятно также с пленными, и т. п. Словом, вся долина Нила была театром постоянных войн, причем на стороне все более и более выделяющегося победителя был уже ряд номов Среднего Египта, Копт, Панополь, Сиут, Киноиоль, Ермополь.
Далее, памятники эти ясно указывают нам на то, о чем раньше мы заключали из рассмотрения последующей истории Египта, а именно, что дальнейшей стадией государственности до объединения государства было существование двух самостоятельных царств: южного и северного. Первое имело центром г. Нехебт, греч. Илифиасполь; второе — г. Деп-Буто; в первом почиталась богиня Нехебт, в виде коршуна, во втором — Уадит-Буто, в виде змеи; кроме того, рядом находилось в каждом царстве по городу с культом национального бога завоевателей, сокола Гора: на юге в Нехене-Иераконполе, на севере в г. Пе. Весьма вероятно, что завоеватели вышли из соседнего Едфу, где почитался Гор, как сокол и крылатый солнечный диск, покоривший, как повествовала впоследствии легенда, Египет, южные цари носили высокую белую корону и назывались «сутени», северные — своеобразную красную и носили титул «биоти». И те и другие были жрецами Гора, и впоследствии предание называло их «шемесу Гор» — «Служителями Гора». Цари юга, объединив под своей властью весь Египет, соединили обе короны и оба титула в один и считали «Служителей Гора» своими идеальными, обожествленными предками, которые еще во время царствования не были простыми людьми, а духами, героями» Это верование выражалось в некотором культе духов древних царей, из которых вышла играющие в мифологии известную роль «духи Буто и Нехена». Манефон знал об этом, назвав их в своем труде νεχυες, или «полубоги». Так как впоследствии развилось, учение о том, что древнейшими царями Египта были боги, то эти «духи» заняли промежуточное положение от династий богов к человеческим владыкам объединенного Египта. От времен раздельного существования обеих половин Египта мы имеем только несколько имен царей Дельты в первой строке Палермского камня, да, если следовать Эд. Мейеру, изображение на булаве, пожертвованной в иераконпольский храм каким-то южным царем (имя не поддается чтению). Здесь представлен царь, руководящий земледельческим праздником «взрыхления земли», но булава, очевидно, предназначена служить для увековечения победы царя во главе союзных номов, представленных своими гербами, не только над другими номами, но и над иностранными неприятелями: на шестах с гербами, как на виселицах, повешены птицы «рехит» (чибисы?), символически изображающие египтян, и луки — обозначения иноземцев.
Культурное первенство в эту глубокую древность, по всем признакам, принадлежало северу. Здесь вероятно уже рано возник жреческий центр, подобный вавилонским — Илиополь, на широту которого указывает египетский календарь, восходящий, по мнению Эд. Мейера, к 4241 г. И Манефон, и Туринский папирус говорят о каких-то царях Мемфиса и Северной страны, образовавших две династии между богами и некиями. Однако, объединение государства вышло не отсюда.
По единогласному преданию древности, отразившемуся и в египетских царских списках, объединение египетского государства (ок. XXXIII в.) было делом первого царя-человека Мины (Μηνης). Сопоставляя сведения Геродота, Диодора и Манефона, мы читаем, что он происходил из г. Тиниса в Южном Египте, перенес резиденцию в основанный им Мемфис, где выстроил храм бога Пта и производил работы для охранения от нильских наводнений, побеждал ливийцев и наконец погиб, будучи съеден гиппопотамом. В этих рассказах давно уже обращало на себя внимание указание на происхождение Мины из Тиниса. Этот город был центром нома, в котором, расположен священный некрополь Абидос; он неоднократно упоминается в древнейших религиозных текстах, как одно из средоточий культа хтонического божества усопших; в Абидос до самых последних времен египетской культуры стекались паломники поклоняться главе отожествленного с Осирисом бога Хентиементиу «вождя западных» (т. е. покойников). Здесь даже показывали его гробницу и лестницу, сводящую в преисподнюю; богатые египтяне всех времен считали за счастье быть погребенными здесь или, по меньшей мере, поставить в память себя здесь поминальную доску. Такой всеегипетский центр был вполне удобен для роли первой столицы объединенного государства, и в царях первой династии хотели видеть бывших монархов Тиниса, воспользовавшихся своим выгодным положением. Последнее пока не подтвердилось, но что Абидос играл и политическую роль в древнейшем Египте, это доказано недавними раскопками Амелино и др. В некрополях, окружавших Абидос, найдено несколько гробниц царей, имена которых были ранее неизвестны; архаический стиль утвари и надписей заставил отнести их к древнейшему периоду до IV династии. В настоящее время эти имена лишь отчасти отожествлены с известными нам из Манефона и царских списков. Последние сохранили предания о древнейшей истории родной страны; их сведения простирались и на хронологию, но имена они часто читали иначе, а это и затрудняет пока исследователей. Другое затруднение состоит в том, что в списках и у Манефона переданы собственные имена царей, тогда как в гробницах преобладают те, которые они носили как преемники Гора, и только в некоторых случаях оба имени появляются рядом. Абидос однако не был единственным местом, где покоились древние цари; гробницы некоторых из них найдены и в других местах, особенно у Мемфиса, причем обыкновенно бывает так, что один и тот же царь имел две гробницы — в Абидосе и вне его. Вероятно, абидосская гробница была кенотафом — заупокойным сооружением у бога усопших. Эти гробницы уже представляют по большей части сложные сооружения. Центральное большое помещение назначено для царя, целая стена боковых комнат были назначены для приближенных и жертвенных даров, иногда над всем сооружалось здание, напоминающее по фасаду царский дворец. В большой гробнице, найденной де-Морганом в Негаде, к северу от основанных впоследствии Фив, большинство египтологов хотят видеть усыпальницу основателя египетского государства Мины. Имя его, как Гора, звучит Аха; кроме него прочли на небольшой пластинке и другое — Мина; однако, едва ли не правильнее, вместе с Навиллем, понимать эту группу иероглифов, как «зала отдохновения (мин) царя Верхнего и Нижнего Египта». Во всяком случае, гробница в Негаде заключает в себе памятники, относящиеся к весьма древним временам египетской культуры. Остается непонятным, почему этот царь выстроил себе гробницу в Негаде, и в то же время оставил столько интересных остатков в Абидосе, где найдены пластинки из слоновой кости с изображениями событий, случившихся в тот или иной год его царствования. Из них и других, современных им источников видно, что царь Аха господствовал над всей долиной Нила, построил храмы богам, даже воевал с соседями, напр., ливийцами: есть куски слоновой кости с изображениями связанных пленных различных рас; один большой кусок дает изображение целой флотилии, едущей на освящение храма Нейт мимо разных местностей, названия которых тут же приводятся (среди них думают видеть канал Мер — Бар-Юсуф, Ше — Фаюм, Биу — у Мемфиса). На других кусках изображена какая-то сцена, названная «взятие юга и севера». Изображения, при всей своей характерности, еще довольно примитивны и грубы; очевидно, слоновая кость и эбеновое дерево еще не поддавались художникам в такой же мере, как вышедшие с этих пор из употребления шиферные пластинки. Последней из них, вероятно, следует считать удивительный памятник царя, который, кажется, был близким предшественником Аха, если только не непосредственно следовал за ним, имя которого читают различно («Нар-Мер», «Веха-Мер» и т. п.). От него дошла до нас шиферная пластинка, находящаяся в Каирском музее и представляющая на одной стороне царя в короне Верхнего Египта, поражающего жителя западного «ливийского» нома Дельты, расположенного у Канопского устья; здесь же его бог-покровитель Гор, в виде сокола, держит на веревке олицетворенный иероглиф 6 тысяч пленных; на обратной стороне царь, уже в короне Нижнего Египта, в сопровождении своих чиновников, прислужников и знаменосцев, шествует по полю битвы, усеянному трупами обезглавленных врагов. Пластинка найдена в Иераконполе; очевидно, царь оставил ее в тамошнем храме, как благодарственный дар своему богу за оказанную ему помощь в войне, результатом которой было подчинение самой: крайней, уже приморской области Дельты, а следовательно, окончательное покорение севера. Этот же царь пожертвовал в иераконпольский храм булаву, на шарообразной головке которой изваяно изображение празднества, вероятно, по поводу царкого юбилея. Царь сидит на высоком троне в короне Нижнего Египта под балдахином, в одеянии и с аттрибутами Осириса; над ним витает коршун — богиня Иераконполя; за ним министр, сандаленосец и царедворец; пред ним наследник на носилках; знамена с гербами союзных номов и пленные (?), совершающие ритуальную пляску, и угнанный скот; далее — храм такого же примитивного устройства, как у Аха, с фетишем Тота — ибисом. Здесь даются и цифры, конечно, преувеличенные: 120 тыс. пленных, 142 000 голов мелкого скота и 400 тыс. быков. Таким образом, царь является с юга, в короне Верхнего Египта, и только после окончательной победы надевает северную корону; пожертвовал он победный памятник в Иераконполь, древний центр южного царства. Палермский камень, в дополнение к этому, говорит нам под каждым вторым годом при двух первых династиях о «служении Гору», определяя это выражение иероглифом барки. Очевидно, цари, жившие в это время в Тинисе, еще видели в себе прямых наследников древних служителей Гора в Иераконполе и каждые два года справляли по Нилу процессию на поклонение в древний центр государства и культа. Прекращение регулярных празднеств и процессий при третьей династии можно поставить в связь с перенесением резиденции на север, в будущий Мемфис. Чрез много поколений царь второй династии Нетереи (Нетериму?) срыл в Дельте укрепленные города: Шемра и «Дом Севера»; затем мы встречаем, также во второй династии, царя Ваша или Ха-сехем, который посвятил в иераконпольский храм свои большие сидящие статуи и сосуды с надписями и изображениями, повествующими о пленении 47 тысяч северных «бунтовщиков»; на сосудах, кроме того, богиня Иераконполя — Элькаба, Нехебт, в виде коршуна, связывает символически Верхний и Нижний Египет, тут же надпись: «год поражения северных». Это пока последний по времени памятник войн двух половин двуединой монархии. До самых последних времен египетской культуры цари носили две короны и два титула; двойственность отчасти замечалась и в администрации. Память о древних столицах Нехене и Буто держалась еще долго: двое вельмож, наиболее приближенных к царю, носили титул: «При Нехене» и «При Буто». Первоначально они имели судебные функции. Богиня Нехебта в виде коршуна всегда парит над царем, сидящим на троне, и, вместе с змеей богиней Буто, входит в царскую титулатуру.
Уже во время двух первых династий египтянам пришлось столкнуться и с окрестными народами. В глубокой древности они присоединили навсегда к своей стране лежащую между Сильсилисом и Элефантиной область, которая собственно причислялась к Нубии. В текстах пирамид область, пограничная с Нубией (Кенсет), уже считается присоединенной. Царь именуется «великим тельцом, поражающим Нубию»; нубийский бог Дедун упоминается на ряду с египетскими. Наконец, уже при первой династии начались схватки с азиатскими бедуинами. Для защиты от их набегов в глубокой древности пришлось выстроить на Суэцком перешейке ряд пограничных укреплений; египтяне впоследствии говорили, что еще боги, правившие некогда Египтом, должны были заботиться об охранении Египта от сынов «Апопи», т. е. диавола, с востока; укрепления эти упоминаются уже в текстах пирамид. Уже от царя первой династии Дена-Хасехти дошла до нас пластинка с изображением этого царя, повергающего бедуина. Подобное же изображение находится на синайских утесах в Вади-Магара; оно представляет царя первой династии Семерхета-Семемпсеса; от него же дошло изображение, весьма характерное по ясно выраженному типу семита, «пленного азиата». Во все продолжение истории так называемого Древнего царства в Египте не прекращались столкновения с азиатскими соседями; египтяне не только защищались от набегов, но и сами двигались вперед. Синайский полуостров (по-егип. Мафкет, ср. вав. Мелухха, может быть наш «Малахит») привлекал их медными рудами и каменоломнями; цари снаряжали экспедиции для разработки их; отсюда возникали столкновения с местными семитами, которых египтяне называли Ментиу и Шасу. Последний царь третьей династии Снофру и известный всем «фараон IV династии Хеопс (Хуфу) оставили нам память о стычках на Синае: один медный рудник носил в Синае имя Снофру еще долгое время, равно как и одно пограничное укрепление. При Снофру упоминаются большие экспедиции в Нубию; Палермский камень отмечает, между прочим: «сокрушение земли негров, доставка 7 000 пленных мужчин и женщин и 200 тыс. голов быков и овец». Здесь же упоминается о прибытии 40 судов с кедровым деревом. Кедровые деревья упоминаются неоднократно в Палермском камне. Итак, уже в эту глубокую древность египетские суда бороздили Средиземное море, ходили в Финикию к Ливану. Сношения эти доходили до Эгейских островов, на что указывают и произведения эгейской керамики в древнейших египетских гробницах. Так, в Негаде найдены черные сосуды с белым врезанным известковым орнаментом из треугольников и зигзагов, сделанных пунктиром; эти сосуды имеют соответствия в неолитических слоях Кносса; на материк Греции указывают найденные в царских гробницах в Абидосе произведения керамиковые из желтоватой глины с красным линейным орнаментом.
Что касается внутреннего состояния Египта при первых двух династиях, то некоторые факты косвенно указывают на то, что этот продолжительный период не обошелся без смут. Так, Семерхет, царствовавший в конце первой династии, преследовал память своего предшественника, изглаживая его имя на сосудах и заменяя своим. Так же поступал и следующий царь Ка. Династия сошла со сцены едва ли естественным путем. — Пятый царь второй династии, Периебсен, называл себя не Гором, а Сетхом, что также может указывать на отказ от традиционной внутренней политики. Последний царь Хасехемуи называл себя и Гором и Сетхом; Навилль полагает, что это находится в связи с известной нам победой Хасехема, и считает этих двух царей тожественными. Хасехемуи (сияющий двумя жезлами) было именем, принятым после нового «объединения обеих земель» Хасехемом. Жена этого царя Нимаатхапи была матерью царя Джосера, с которого начинается третья династия и новый период египетской истории.
Были ли у Египта в это время хотя бы косвенные сношения с Сеннааром, определение трудно сказать. Вполне возможно, что две великие культуры не были теперь совершенно обособлены — Сирия и Синай были в сфере интересов как фараонов, так и царей Двуречья. Со времени работ Гоммеля поставлен и усердно дебатируется, важный вопрос о влиянии Вавилонии на египетскую культуру; открытие древнейших памятников в Нильской долине дало новый материал для этих сближений. Указывают на особый стиль изображений на шиферных пластинках, скорее напоминающий вавилонский, чем классический египетский (особенно фантастические животные с длинными шеями, поле битвы с коршунами и др.), на употребление цилиндров-печатей, потом вышедшее из моды, на булавы с барельефами, пожертвованные царями в иераконпольский храм, на датировки по годам событий, наконец, на египетскую систему мер и весов, зависимую от вавилонской, хотя ша приспособленную к десятичной системе. Все это факты, вызывающие на размышление и указывающие, в крайнем случае, на сходство условий, при которых развивались две культуры.
Уже в это отдаленное время мы встречаемся с начатками египетского иероглифического письма. Оно также обнаруживает некоторые аналогии в системе с клинописью, но туземное происхождение его совершенно ясно и не подлежит сомнению уже потому, что оно тесно связано с природой Египта и бытом народа. Шиферные пластинки дают нам возможность присутствовать при развитии этого письма. Изображения на них — это символические представления событий, их описания, при помощи доступных - тогда средств, своего рода пиктография, подобном мексиканской, где символизм и идеографией мало-по-малу вытесняют реальные изображения. Так, бык представляет царя, гербы — области, бывшие под его начальством, и т. п. Рядом с этим появляются и настоящие иероглифы для выражения собственных имен — начали передавать не только мысли, но и звуки. На пластинках и булаве Нармера, этих хрониках, изображенных пиктографией, фонетического элемента уже порядочно; здесь мы находим даже цифры.
Таким образом, ко времени сложения Египта почти сложилось и его письмо, пока употреблявшееся в скромных размерах. На пластинках из слоновой кости, дошедших от времени «Мины» и изображавших события его царствования, мы уже видим не только символические обозначения и отдельные иероглифические знаки, но и целые строки, написанные фонетически, правда, для нас еще непонятные, но свидетельствующие, что иероглифическая система была уже в это время готова. Письмена на надгробных плитах третьего царя I династии Джета уже отличаются изяществом, свойственным классическим временам. Это соответствует общему укладу жизни, который в это время значительно приблизился к тому, который был в Египте фараоновских эпох. Это заметно не только в искусстве, но проявляется и в наряде, костюме, в обычае брить голову и бороду и т. п.
В конце додинастического периода появляются письменные памятники и от простых смертных. Древнейшие метки на сосудах обозначают владельцев; это были условные знаки, кажется, не стоящие в связи с развитием иероглифического письма. Зато изображения на цилиндрах-печатях дают нам почти ту же картину, что и царские пластинки. И здесь мы видим сначала какие-то массовые изображения зверей, обыкновенных и фантастических птиц и т. п., затем следуют символические, для нас большей частью непонятные, изображения, наконец все это переходит в надписи, правда, по своей архаичности весьма трудные, но все же в конце концов возможные для уразумения.
Таким образом, сравнительно скоро и на глазах истории египтяне выработали то письмо, которому суждена была великая, более чем трехтысячелетняя будущность, которое на первый взгляд поражает своей сложностью и до сих пор заставляет недоумевать, почему египтяне, при необходимости часто и много писать, не отбросили всего балласта 700 знаков и не остановились на алфавите, который оказывается в числе этих знаков? Обыкновенно при этом ссылаются на консерватизм и на особые свойства языка, и это имеет свои основания, но и самый характер письма и его происхождение в значительной мере объясняют это. Мы видели, что первоначально изображения предметов получили фонетическое значение в силу потребности изображать собственные имена. Изображение отделилось от своего изображаемого и стало передавать только звуки, и притом одни согласные его имени, в каком бы сочетании они ни встречались. Отсюда было уже недалеко до изображения таким же путем отвлеченых понятий, и грамматических частиц и флексий. Напр., знак, изображающий рот, по египетски РО, стал употребляться для предлога Р, а затем и для обозначения буквы Р, где бы она ни встречалась; иероглиф озера ШЕ сделался знаком для изображения согласной Ш, знак дома ПЕР стал употребляться для глагола «выходить», имевшего те же согласные, а затем и для сочетания согласных П и Р, где бы они ни встречались и с какими бы гласными ни были соединены; знак для музыкального инструмента — лютни «Нафр» (набла) стал обозначать понятие «добрый» — «нуфр» и вообще сочетание согласных Н, Ф, Р, не взирая на промежуточные гласные.
Таким путем получился сложный аппарат из нескольких сот знаков, передающих одну, две или три согласных и изображающих предметы египетской природы, культа, домашнего обихода и т. п. Иероглифы, изображающие одну согласную, имеются для всех согласных алфавита, но египтяне сами не оценили необычайной высоты своего культурного приобретения и почти не выделяли алфавитных знаков из ряда других. Для отдельных слов у них установился в разные эпохи более или менее устойчивый способ писания — некоторые слова писались только алфавитными знаками, другие — только многосогласными или идеографическими, некоторые — комбинациями тех и других; если идеографический знак действительно изображал соответствующее понятие, а не употреблялся как фонетический, то первоначально его отмечали особой чертой, соответствовавшей нашему восклицательному знаку; это обыкновение оставило следы и в классической орфографии. Удержание такой сложной системы до самой эпохи христианства, таким образом, находит себе объяснение, кроме консерватизма, в общности происхождения знаков, как алфавитных (односогласных), так и двусогласных и трехсогласных. Вместе с тем и отсутствие гласных заставляло египтян держаться за традиционные орфографии. При обилии в египетском языке корней, имеющих общие согласные, текст, написанный без гласных одними алфавитными знаками, едва ли был бы понятен, так как множество слов не отличалось бы по написанию; различие орфографии облегчало это понимание. На ряду с этим, более ясным делали египетский шрифт пережитки идеографизма. Мы уже упоминали, что многие знаки продолжали употребляться и в своем идеографическом значении. Иногда фонетические знаки предшествовали им, если требовалось различить синонимы (напр., указать, какое из слов, означающих дорогу, имеется в виду — w't, hrjt или mjtn); в других случаях самое изображение слова ставилось за его фонетическими знаками для простого облегчения чтения. Удобство такого правописания обусловило изобретение так наз. детерминативов — мало-по-малу за каждым, фонетически написанным, словом стали изображать его прямое или приблизительное значение, подводя его под тот или другой разряд предметов (напр., за словами для разных животных изображали самую фигуру этого животного), или условное: так, для всех зверей—шкуру с хвостом; за словами, обозначавшими водные пространства, ставили условное изображение воды, время — рисунок солнца, глаголы — вооруженную руку, отвлеченные понятия — книжный свиток, и т. п. В таком виде египетское письмо, при различных степенях тщательности и курсивности, дожило до техи пор, когда пример греческого шрифта убедил в удобстве алфавита, отмечающего вокализацию.
Отчеты о раскопках доисторических и архаических некрополей: Amelineau, Les. fouijles d'Abydos 1876—7. Nouvelles fouilles, 1889. De Morgan, Recherches SUP les origines de l'Kgypte I, II, 1897. Fl. Petrie, Abydos. Roval Tombs. I. II. Nagada, 1897. Diospolis parva, 1900, Koptos, 1896. Quibell, Hieraconpolis, 1900. Garstang, Маhаsnа and Веt Khallaf, 1903. Reisner, The early dynastic cemeteries of Naga-ed-Der. (Univers. of California a Public.), 1908.
Исследования: Sethe, Beitrage zur altesten Geschichte Aegyptens, 1908. (Untersuch. z. Gesch. Altertumskunde Aegyptens III). Weil, Les origines d'Egypte pharaonique, 1908. Сapart, Les palettes en schiste. Brux, 1908. Naville, Deux rois de la periode Thinite. Zeitschr. a Aeg. Spr. 74. Stein dorff, Die agyptischen Gaue und ihre politische Entwieklung. Abh. Sachs. Gesellsch. d. W. XXVII. Lpz , 1909. Отрицает историческое существование номов, как самостоятельных государств; номы — административные округа, их иероглифы — не гербы, а местные названия.
Своды: Сарart, Les debuts de l'art en Egypte, 1904. Анучин, Каменный век в Египте. Budge, Egypt in the neolitic and archaic period, 1902. Кing- Hall, Egypt and Western Asia in the light of recent discoveries, 1907. О письме: Erman, Die Hieroglyphen, 1912. Sammlung Goschen.
Многочисленные поделки палеолитического периода .собрал и издал археолог-практик R. de Rustafjaell, Palaeolithic vessels of Egypt. L., 1907. Он же сделал не мало замечательных находок неолитического времени, описанных им в книге The light of Egypt. L., 1909. В недавнее время ему удалось найти несколько удивительных по реализму статуэток архаической эпохи.
[За последние два десятилетия наши знания о древнейших этапах развития египетского общества чрезвычайно расширились. После большого количества проведенных раскопок и археологических обследований мы теперь имеем непрерывную цепь памятников материальной культуры, начиная от эпохи раннего палеолита, иначе говоря до-родового общества, и кончая уже памятниками ранне-классового общества. Кроме того, древнейшее общество Нильской долины уже не может рассматриваться в своем развитии изолированно от окружающих его районов. На основании имеющегося в нашем распоряжении материала можно смело говорить о единстве социально-экономического развития всей Северной Африки, в том числе и Египта, и Палестины, и Сирии. Чрезвычайно интересные данные дали исследования палеолита Северной Африки, районов Туниса и Алжира, которые в свою очередь, особенно в типе и содержании скальных рисунков, принадлежащих палеолитическим охотникам, увязываются с Нубией. Из общих работ, в которых уделяется много места этому вопросу, см.: О. Menghin, Weltgeschichte der Steinzeit. Wien. 1931; H. Кuhn, Kunst und Kultur der Vorzeit Euro; as. Das Palaolithikum. Berlin u. Leipzig, 1929; Сhilde, The most ancient East. London, 1928. Cпeциально этому посвящены работы: M. Blankenhorn, Die Steinzeit Palastina, Syriens und Nordafrikas I—III, 1921—1922; H. Кuhn, Die nordafrikanischen und agyptischen Felsbilder der Eiszeit (Tagsb. d. Deutsch. Anthr. Ges. Koln, 1927. Leipzig, 1928, стр. 68—79); Leo Frоbenius, L'art Rupestre en Afrique (Cahiers d'Art, 1930, № 8—9); Leo Frobenius und G. Leisner, Die Forschungreise. Die F. Jsbilder (Mitt. d. Forch.-inst. fur Kultur-morphologie, 1927). Специально северно-африканским скальным рисункам эпохи палеолита посвящены работы: Leo Frobenius und H. Obermaier, Hadschra Maktuba. Urzeitliche Ftlsbilder Kleinafrikas. Munchen, 1925; H. Obermaier, El paleolitico del Africa menor. Madrid, 1927; Кuhn, Alter und Bedeutung der nordafrikanischen Ft Iszeichnungen (I. P. E. K., 1927); его же, Neugefundene Fi Jszeichnungen der Lybischen Wiiste (I. P. E.K., 1926); Сrawfоrd, Saharian Rock— Paintings (Antiquity. 1927); D. Newbоld, Rock-pictures and Archeology in the Lybian Desert (Antiquity, 1928); H. Вreuil, Gravures rupestres du desert Lybique identiques a celles des ... anciens Bushmen (L'Anthropologi, 1926); его же, Les gravures rupestres du Djebel Owenat (R vue Scientifique, 1928); его же, Station de gravures rupestres d'Aguibet Abderrahman (L'Anthropologie, 1923). Общая сводная работа по палеолиту Египта была дана Н. Obermaier'ом в Real-lexicon d. Vorgeschichte Ebert'a в статье — Ägypten, Paläolithikum.
Цельную картину египетского общества в эпоху неолита дали нам раскопки в Бадари (Верхний Египет), Фаюме. Маади и Бени — Салам и Вардан в зап. Дельте. Об этом см.: G. Вrunton and G. Сathon - Thompson, The Badarian civilization, 1928. G. Вruntоn, The beginnigs of rgyptian civilization (Antiquity, 1929); Сhilde, Capsians and Badarians (Ancient Egypt, 1928); Fl. Petrie, Catalogue of egyptian antiquities found at Badari and in the Fayum, 1925; Gardner and Сathоn-Thоmpsоn, The recent geology and neolithic industry of the Northern Fayum desert (J. R. Anthrop. Inst., 1926); Cathon-Thompson, Explorations in the Northern Fayum (Antiquity I); H. Junker, Bericht uber die von d. Akad. d. Wiss. in Kien nach dem Westdelta entsendete Expedition (Denkschr. d. Akad. d. Wiss. in Wien, Phil.-Hist. Klasse 68, 3); O. Menghin, Die Grabung der Universitat Kairo bei Maadi (Mitt. Deutsch. Inst. f. Agypt. Altert. in Kairo, 1932). Из раскопок эпохи энеолита следует отметить A. Sсharff, Das vorge-schichtliche Graberfeld von Abusir-el-Meleq, 1926. Общая сводка археологического материала эпохи неолита и энеолита дана Fl. Petrie в работе Prehistoric Egypt. Периодизации и анализу доклассового Египта посвящены, главным образом, следующие работы: A. Sсharff, Grundzuge der agyptischen Vorgeschichte, 1927; H. Junker, Die Entwieklung der vorgeschichtlichen Kultur in Agypten (Festschrift f. P. W. Schmidt); P. Newberry, Agypten als Feld fur anthrop. For-schung, 1928; Б.Б. Пиотровский, Современное состояние изучения додинастического Египта (Проблемы истории докапитал. обществ, 1934, № 7—8). Религии доклассового общества Египта — работа М. Л. Снегирева, Проблема культа Матери-Земли в архаическом Египте, 1929].
