Земляк (Твен; В. О. Т.)/ДО

Землякъ
авторъ Маркъ Твэнъ (1835—1910), пер. В. О. Т.

Собраніе сочиненій Марка Твэна (1896—1899)

Оригинал: англ. from "A Tramp Abroad", chapter XXVII. — Перевод опубл.: 1880 (оригиналъ), 1896 (переводъ). Источникъ: Собраніе сочиненій Марка Твэна. — СПб.: Типографія бр. Пантелеевыхъ, 1896. — Т. 1.

ЗЕМЛЯКЪ.

Однажды я предпринялъ прогулку на пароходѣ изъ Люцерна въ Флюеленъ.

Былъ великолѣпный солнечный день; подъ защитой парусиннаго навѣса пассажиры, сидя на лавкахъ верхней палубы, болтали и смѣялись; время отъ времени раздавались восторженныя восклицанія по поводу волшебной панорамы природы. И дѣйствительно, трудно придумать болѣе эстетическое наслажденіе, чѣмъ прогулка по этому озеру! Горы продѣлывали все новыя и новыя чудеса: то онѣ выростали прямо изъ самаго озера, то возносились подъ самыя небеса, такъ что нашъ крошечный пароходикъ, казалось, совсѣмъ терялся подъ ихъ ногами.

Это не снѣговыя вершины, но все-таки главы ихъ теряются въ облакахъ и при томъ онѣ не торчатъ голыми скалами, а, напротивъ, одѣты зеленью, на которой глаза останавливаются съ пріятностью и удовольствіемъ; ихъ склоны такъ круты, что невозможно себѣ представить, чтобы на нихъ могла удержаться человѣческая нога, однако, они испещрены вверхъ и внизъ тропинками, которыми швейцарцы пользуются каждодневно.

Иногда главы могучихъ горныхъ исполиновъ свѣшивались совсѣмъ впередъ, подобно покривившейся крышѣ мансарды и на высочайшихъ точкахъ ихъ, едва доступныхъ глазу, лѣпились, какъ ласточьи гнѣзда, крошечныя хижины поселянъ, выбравшихъ себѣ по истинѣ воздушное мѣстопребываніе! Но если какой-нибудь изъ этихъ поселянъ вздумаетъ заняться сомнамбулизмомъ или его ребенокъ, гуляя въ палисадникѣ, полетитъ оттуда кубаремъ, — какое длинное путешествіе съ этихъ заоблачныхъ высотъ предстоитъ ихъ родственникамъ, прежде чѣмъ они разыщутъ кости этихъ несчастныхъ! И все-таки лачужки ютятся тамъ такъ красиво, кажутся такими удаленными отъ всего тревожнаго міра, погруженными въ атмосферу такого сладкаго, блаженно-соннаго покоя, что тотъ, кто хоть разъ попробовалъ пожить тамъ наверху, навѣрное, не захочетъ снова спуститься къ намъ внизъ.

Озеро извивается самыми прихотливыми изгибами среди этихъ громадныхъ зеленыхъ стѣнъ и съ возростающимъ восхищеніемъ вы видите, какъ величественная панорама то свертывается и исчезаетъ за вами, то снова въ новой прелести развертывается передъ вашимъ взоромъ! Порою меня пронизывалъ полный нѣги трепетъ неожиданности: передо мной внезапно выростала блестяще-бѣлая громада далекой, надъ всѣмъ господствующей Юнгфрау или другого снѣжнаго исполина, который свѣшивался головой и плечами надъ вершинами Альпъ средней вышины. Въ то время, какъ я пожиралъ глазами одну изъ подобныхъ картинъ, углубившись всею душою въ ея созерцаніе и стараясь, насколько возможно, продолжить это наслажденіе, я услышалъ вдругъ позади себя молодой добродушный голосъ, спрашивавшій:

— Вы, конечно, американецъ? Я — тоже!

Это былъ юноша лѣтъ 18—19, стройный, средняго роста, необычайно подвижный, съ открытымъ лицомъ, добродушнымъ и оживленнымъ, съ безпокойными подслѣповатыми глазками, съ чуточку вздернутымъ носомъ, стремившимся какъ будто избѣгнуть встрѣчи съ первымъ пушкомъ молодыхъ усовъ и съ нѣсколько отвислою челюстью. На немъ была низкая шляпа съ широкими полями и съ синей лентой, на которой спереди былъ вышитъ бѣлый якорь; его пиджакъ, брюки, жилетка, словомъ, весь костюмъ отличались изяществомъ и модой; изъ-за ловко сидѣвшихъ кожанныхъ туфель, завязанныхъ черными шнурками, выглядывали красные полосатые носки; голубой галстухъ на значительно открытомъ воротникѣ; небольшія брилліантовыя запонки на груди; безукоризненно сидящія перчатки; бѣлоснѣжныя манжеты съ крупными запонками, изображавшими собачью голову (англійскаго мопса) изъ оксидированнаго серебра; такая же собачья морда съ красными стеклянными глазами — въ видѣ набалдашника на его тросточкѣ… Онъ держалъ подъ мышкой нѣмецкую грамматику Отто; волосы его были коротко подстрижены, припомажены и, — какъ я замѣтилъ, когда онъ повернулся, — съ тщательно проведеннымъ проборомъ. Онъ вынулъ изъ красиваго портсигара сигаретку, вставилъ ее въ пѣнковый мундштукъ, обернутый въ футляръ изъ марокской кожи и нагнулся къ моей сигарѣ. Пока онъ закуривалъ, я сказалъ:

— Да, я американецъ!

— Я такъ и зналъ!.. я сразу узнаю американцевъ!.. На какомъ пароходѣ вы совершили переѣздъ?

— На «Hobsoctia».

— А мы на Батавіи, Эйнардъ, конечно, знаете? Каковъ былъ переходъ?

— Довольно бурный.

— И мы тоже… Капитанъ говорилъ, что тамъ свѣжо рѣдко бываетъ. Вы откуда?

— Изъ Новой Англіи.

— А я изъ Нью-Блюммфельда. Съ кѣмъ вы путешествуете?

— Съ однимъ моимъ пріятелемъ.

— А я совсѣмъ нашимъ семействомъ; путешествовать одному ужасно скучно. Какъ вы находите?  

— Да, конечно…

— Бывали вы уже здѣсь раньше?

— Да.

— А я нѣтъ. Это мое первое путешествіе по Швейцаріи; за то мы бывали уже повсюду: и въ Парижѣ… и вездѣ. Въ будущемъ году я долженъ поступить въ Гарфордскую коллегію и теперь изучаю здѣсь нѣмецкій языкъ; безъ знанія этого языка меня туда не примутъ. По французски я говорю довольно свободно; по крайней мѣрѣ, въ Парижѣ я прекрасно обходился. Въ какомъ отелѣ вы остановились?

— Въ отелѣ «Schweizerhof».

— Да? Неужели? А я васъ не видѣлъ ни разу въ салонѣ! Я очень часто хожу въ салонъ: тамъ всегда масса американцевъ, и я завожу знакомства. Я узнаю американца моментально, тотчасъ же заговариваю и, такимъ образомъ, мы знакомимся. Я очень люблю новыя знакомства. И вы тоже?

— Да, пожалуй…

— Это значительно оживляетъ такую поѣздку, какъ, напримѣръ, сегодняшняя; заводя новыя знакомства и болтая то съ тѣмъ, то съ другимъ; никогда не рискуешь соскучиться; если бы никого не нашлось, съ кѣмъ можно бы было познакомиться, то такая поѣздка показалась бы въ высшей степени утомительной. Я очень люблю разговаривать. А вы?

— Страстно люблю!

— Такъ что вы не скучали сегодня во время этой поѣздки?

— Да, немножко — въ началѣ, но теперь нѣтъ.

— Вотъ видите! Надо только прогуливаться вотъ такъ по пароходу, разговаривать и знакомиться, — я всегда такъ и дѣлаю: разгуливаю туда и сюда, разговариваю то съ тѣмъ, то съ другимъ, — и поэтому никогда не скучаю… Вы уже были на Риги?

— Нѣтъ.

— А думаете?

— Да, думаю.

— Въ какомъ отелѣ вы тамъ остановитесь?

— Не знаю еще. Развѣ тамъ ихъ нѣсколько?

— Три. Остановитесь у Шрейбера: тамъ вы всегда найдете массу американцевъ. На какомъ пароходѣ вы совершили переѣздъ?

— На «City of Antwerp».

— Вѣроятно, нѣмецкаго общества? Предполагаете вы побывать въ Женевѣ?

— Непремѣнно.

— Въ какомъ отелѣ вы тамъ остановитесь?

— Въ «Ecu de Genève».  

— Нѣтъ, не дѣлайте этого! Тамъ никогда нѣтъ американцевъ! Лучше остановитесь въ одномъ изъ большихъ отелей у моста, — тамъ ихъ всегда множество!

— Но я хотѣлъ бы поупражняться въ арабскомъ языкѣ!

— Праведное небо! Вы говорите по арабски?

— Настолько, по крайней мѣрѣ, что меня понимаютъ.

— Но въ Женевѣ васъ не поймутъ: вѣдь тамъ говорятъ не по арабски, а по французски! Въ какомъ отелѣ вы остановились здѣсь?

— Въ пансіонѣ «Beau Rivage».

— Какъ жаль! Вамъ бы слѣдовало остановиться въ отелѣ «Schweizerhof», — вѣдь это же лучшій изъ отелей во всей Швейцаріи. Развѣ вы не знали? Посмотрите въ Бедекдерѣ…

— Да, но я думалъ, что не найду тамъ американцевъ…

— Не найдете американцевъ? Боже мой! Ихъ тамъ кишмя-кишитъ! Я очень часто бываю въ тамошнемъ салонѣ и завожу знакомства, — къ сожалѣнію, теперь нѣсколько меньше, чѣмъ въ началѣ, — такъ какъ теперь тамъ гораздо меньше жильцовъ… Вы откуда?

— Изъ Арканзаса.

— Вотъ какъ! А я изъ Новой Англіи, я живу въ Нью-Блюмфельдѣ… Сегодня прекрасная погода! И вы тоже находите?

— Божественно!

— И я такъ думаю! Я очень люблю разгуливать вотъ такъ, туда и сюда, заговаривать то съ тѣмъ, то съ другимъ и заводить новыя знакомства. Американцевъ я узнаю моментально, — тотчасъ же подхожу и заговариваю. Я потому-то и не скучаю никогда въ подобныхъ прогулкахъ, что завожу новыя знакомства и разговариваю; я очень люблю разговаривать, если только нахожу подходящаго для того человѣка. А вы какъ?

— Да, это ужасно пріятно!

— И я такъ думаю! Иные люди берутъ съ собой книжку и читаютъ ее; другіе восторгаются природой, озерами и горами, — но я этого никогда не дѣлаю! Пусть себѣ они дѣлаютъ, какъ имъ нравится, мнѣ это не по вкусу, — я люблю разговаривать… Вы были уже на Риги?

— Да.

— Въ какомъ отелѣ вы останавливались?

— У Шрейбера.

— И я тамъ останавливался. Масса американцевъ, — не правда-ли? Они всѣ тамъ останавливаются, и ихъ всегда тамъ можно найти! Это всякій знаетъ! На какомъ пароходѣ совершили вы переѣздъ?

— На «Ville de Paris».  

— Очевидно, французскій пароходъ! А каковъ былъ переѣздъ… Ахъ, виноватъ, извините пожалуйста: я вижу тамъ вонъ американецъ, съ которымъ я еще не знакомъ…

И онъ исчезъ. По правдѣ говоря, онъ счастливо отдѣлался, такъ какъ не могу не сознаться, что сперва у меня промелькнуло злодѣйское намѣреніе проткнуть его сзади моей альпійской палкой, но какъ только я прицѣлился этимъ оружіемъ, желаніе мое вдругъ прошло. Мнѣ показалось жестокимъ лишить жизни такого жизнерадостнаго, невиннаго и добродушнаго балбеса!

Въ теченіе слѣдующихъ полу-часа я съ живѣйшимъ интересомъ разсматривалъ великолѣпный монолитъ, мимо котораго мы проѣзжали. Не люди создали эту величественную глыбу, — нѣтъ, этотъ пирамидальный утесъ 80-ти футъ вышины созданъ въ незапамятныя времена рукой самой природы въ ожиданіи того дня, когда онъ могъ бы стать памятникомъ для человѣка, его достойнаго. И, наконецъ, этотъ день насталъ, на поверхности величественной скалы-памятника, исполинскими буквами начертано теперь имя Шиллера!

И какъ ни удивительно, но этотъ памятникъ до сихъ поръ нигдѣ не попорченъ и никѣмъ не изгаженъ! Разсказываютъ, что два года тому назадъ какой-то иностранецъ, при посредствѣ цѣлой системы веревокъ и блоковъ, пробовалъ было спуститься внизъ по этой скалѣ, съ цѣлью нарисовать поперекъ ея синими буквами, вдвое большими, чѣмъ изображено имя Шиллера, слѣдующія строки:

ВНѢ КОНКУРРЕНЦІИ! мыло для бритья пеэрса! сизодонтъ возвращаетъ красоту и молодость! музыкальные ящики пеллерда! копировальныя чернила вэдса! ВНѢ КОНКУРРЕНЦІИ!

Схваченный на мѣстѣ преступленія, онъ назвалъ себя американцемъ. Приговоръ судьи гласилъ слѣдующее: «Вы уроженецъ страны, гдѣ не возбраняется, ради подлой наживы, безнаказанна и самовольно искажать и оскорблять природу, а слѣдовательно — и Творца ея! Но здѣсь это не допускается. Во вниманіе къ тому, что вы, какъ иностранецъ, не знали этого, я нахожу возможнымъ смягчить мой приговоръ, будь вы здѣшнимъ уроженцемъ, вы потерпѣли бы несравненно болѣе строгое наказаніе. И такъ, вы обязаны немедленно уничтожить на памятникѣ Шиллера всякій малѣйшій признакъ вашего безбожнаго поступка и уплатить штрафъ въ 10,000 франковъ. При несостоятельности, вы подвергаетесь заключенію въ тюрьму на два года, по отбытіи которыхъ вамъ отрѣжутъ оба уха и нагайками выгонятъ навсегда за предѣлы этого кантона. Болѣе суровыя формы наказанія не будутъ примѣнены, не изъ снисхожденія къ вамъ лично, но изъ уваженія къ великой республикѣ, имѣвшей несчастіе дать вамъ жизнь.

Пароходныя скамейки разставлены такимъ образомъ, что пассажирамъ приходится сидѣть спиной другъ къ другу. За моей спиной помѣщались двѣ молчаливыя дамы. Вдругъ кто-то заговорилъ съ ними и я услышалъ слѣдующее:

— Вы изъ Америки? И я тоже!

— Да, мы американки.

— Я такъ и зналъ; я сразу узнаю американцевъ. На какомъ пароходѣ вы совершили переѣздъ?

— На «City of Chester».

— Англійское общество, не правда-ли? А мы на «Батавіи», — вы, конечно, знаете. Каковъ былъ переѣздъ?

— Довольно спокойный.

— Можете поблагодарить судьбу, — нашъ переѣздъ былъ ужасно бурный. Капитанъ говорилъ, что такъ свѣжо рѣдко бываетъ. Вы откуда?

— Изъ Нью-Джерсея.

— Я тоже… Т. е. не совсѣмъ, — я изъ Новой Англіи, изъ Нью-Блюмфельда. Эти дѣти принадлежатъ вамъ обѣимъ?

— Нѣтъ, это мои дѣти; подруга моя не замужемъ.

— И я тоже холостъ! Вы путешествуете однѣ?

— Нѣтъ, съ нами мой мужъ.

— А я со всей семьей; путешествовать одному — ужасно скучно. Не правда-ли?

— Да, конечно…

— Ого! Пилатъ опять показывается… Онъ назвалъ по имени Понтія Пилата, который, какъ вамъ извѣстно, сшибъ выстрѣломъ яблоко съ головы Вильгельма Телля; въ карманномъ путеводителѣ эта исторія изложена очень подробно; самъ я ее не читалъ, но мнѣ ее разсказывалъ одинъ американецъ. Я никогда не читаю, если имѣю возможность разгуливать вотъ такъ взадъ и впередъ и разговаривать съ кѣмъ-нибудь. Осматривали вы уже часовню, въ которой проповѣдывалъ Вильгельмъ Телль?

— Онъ никогда тамъ не проповѣдывалъ.

— Какъ же такъ? Мнѣ это разсказывалъ тотъ американецъ: онъ всегда сидитъ, уткнувшись носомъ въ свой Бедекеръ, и знаетъ озеро лучше, чѣмъ рыбы, которыя по немъ плаваютъ! Такъ отчего же она называется «капеллой Телля»?!

— Гм!.. Вы бывали уже здѣсь раньше?

— Да.

— А я нѣтъ; это мое первое путешествіе по Швейцаріи, но за то мы побывали всюду: въ Парижѣ и… вездѣ. Въ будущемъ году я долженъ поступить въ коллегію въ Гарфордѣ и теперь мнѣ приходится усиленно заниматься нѣмецкимъ языкомъ; пока я не изучу его, меня туда не примутъ. Я всегда ношу съ собой грамматику Отто и, когда мнѣ вздумается, заглядываю въ нее; теперь, во время путешествія, я не занимаюсь систематически, а такъ только иногда повторяю про себя: «Ich habe gehabt, du hast gehabt, er hat gehabt, wir haben gehabt, Ihr habet gehabt, sie haben gehabt».. Это идетъ какъ по маслу, — и потомъ на пару дней я опять свободенъ! Изученіе нѣмецкаго языка ужасно притупляетъ способности: его можно изучать только маленькими дозами, иначе все въ головѣ перепутывается и выходитъ сумбуръ. Французскій языкъ для меня гораздо легче: я могу спрягать: J’ai, tu as, il a, и т. д., безъ конца, какъ по нотамъ! Въ Парижѣ я прекрасно обходился съ моими познаніями и вообще всюду, гдѣ говорятъ по французски… Въ какомъ отелѣ вы остановились?

— Въ «Schweizerhof».

— Неужели? Я васъ никогда не встрѣчалъ въ салонѣ! Я очень часто хожу туда, такъ какъ тамъ всегда масса американцевъ, и я почти со всѣми знакомъ… Вы были уже на Риги?

— Нѣтъ.

— Но думаете?

— Да, собираемся…

— Въ какомъ отелѣ вы предполагаете тамъ остановиться?

— Еще не знаемъ.

— Остановитесь у Шрейбера: тамъ всегда множество американцевъ… На какомъ пароходѣ вы совершили переѣздъ?

— На «City of Chester».

— Ахъ, да! Я уже объ этомъ васъ спрашивалъ… Но я у каждаго спрашиваю, на какомъ пароходѣ онъ совершилъ свой переѣздъ, и поэтому иногда, по забывчивости, предлагаю этотъ вопросъ по нѣсколько разъ… Вы будете въ Женевѣ?

— Да.

— Гдѣ вы думаете тамъ остановиться?

— Вѣроятно, въ какомъ-нибудь пансіонѣ…

— Въ пансіонѣ вамъ навѣрное не понравится: тамъ очень мало американцевъ… А въ какомъ отелѣ остановились вы здѣсь?

— Въ «Schweizerhof».

— Ахъ, да, я уже спрашивалъ… Я у каждаго спрашиваю объ этомъ и моя голова полна названіями разныхъ отелей… Но все-таки это способствуетъ поддержанію разговора, а я очень люблю разговаривать. Разговоръ значительно оживляетъ подобныя поѣздки. Какъ вы полагаете?  

— Да… иногда…

— Меня разговоръ положительно освѣжаетъ… Пока я разговариваю, я никогда не скучаю, а вы?

— Обыкновенно — да, но нѣтъ правила безъ исключенія!

— Ну, конечно! Я тоже не люблю разговаривать съ первымъ попавшимся! Нѣкоторые люди переливаютъ только изъ пустого въ порожнее, болтая о видахъ природы, объ исторіи, о картинахъ и о всякой такой ерундѣ, которая очень скоро пріѣдается. Въ такихъ случаяхъ я всегда говорю: «извините, мнѣ необходимо удалиться… Надѣюсь, что мы еще увидимся» и немедленно отхожу прочь. Вы откуда?

— Изъ Нью-Джерсея.

— Ахъ, чортъ возьми… виноватъ! я уже спрашивалъ объ этомъ… Видѣли вы людернскаго льва?

— Нѣтъ еще.

— И я тоже не видѣлъ. Но тотъ американецъ, который мнѣ разсказывалъ про Пилата, говорилъ, что стоитъ посмотрѣть: онъ 28 футъ длиною; я едва могу вообразить себѣ такую величину, но американецъ утверждаетъ, что это такъ; онъ его видѣлъ въ первый разъ вчера и… левъ уже былъ при послѣднемъ издыханіи, такъ что теперь онъ уже, вѣроятно, околѣлъ; но это ничего не значитъ: изъ него навѣрное сдѣлаютъ чучелу и… Вы сказали, что это ваши дѣти, или той дамы?

— Нѣтъ, не мои…

— Ахъ, да, совершенно вѣрно! Думаете вы побывать… нѣтъ, это я уже спрашивалъ! На какомъ пароходѣ?.. виноватъ… это я тоже спрашивалъ… Въ какомъ отелѣ?.. Ахъ, да, вы уже это мнѣ сказали… Что же еще остается? Гм… да, такъ… Каковъ былъ переѣздъ… Нѣтъ, объ этомъ мы уже тоже говорили… Гм… гм… кажется, все!.. Bonjour!.. Очень радъ знакомству съ вами, mesdames… Очень… Очень… Честь имѣю кланяться…