«— Царевич, Царевич, ты спишь?»
«— Проснуться нельзя мне, Царевна».
И снова жестокая тишь,
Лишь вьюга проносится гневно.
5 Безумствует там, за окном,
Пред сказочно древним чертогом,
Где призраки скованы сном,
Где дверь замерла над порогом.
Семь страшных ночей круговых,
10 Как семь жерновов онемелых,
Сложились в колдующий стих,
Над миром безгласностей белых.
Решили они задавить
Возможность листков и расцвета.
15 Прядётся и крутится нить,
И может лишь грезиться лето.
Зловещие пряхи ворчат,
Их прялки рождают метели.
Молчат, неживые, молчат
20 Листы в их сковавшей постели.
А в древнем чертоге, вдвоём,
Царевич с Царевной заснули,
И грезят, овеяны сном,
О страстном, о жарком июле.
25 Как будто в глубокой воде,
В их мыслях светло и печально.
Цветок наклонился к звезде,
Глубинность ответа зеркальна.
И только порою, порой,
30 Как будто бы луч улыбнётся,
И сонная с сонной душой
В вопросе-ответе сольётся.
«— Ты спишь, мой Царевич?» — «Я сплю».
Тень слов возникает напевно.
35 «— Я сплю, но тебя я люблю».
«— Я жду», отвечает Царевна.