Жизнь двенадцати цезарей (Светоний; Алексеев)/Вителлий

Жизнь двенадцати цезарей — Вителлий
автор Гай Светоний Транквилл (около 70 года н. э. — после 122 года н. э.), пер. Василий Алексеевич Алексеев
Оригинал: лат. De vita Caesarum. — Перевод созд.: ок. 121 г.. Источник: dlib.rsl.ru

Вителлий

Вступление. — Вителлий товарищ Тиберия и Нерона. — Бегство от кредиторов и отъезд в Германию. — Вступление на престол. — Победа при Бедриаке и движение к Риму. — Обжорство Вителлия. Казни. Веспасиан провозглашен императором. — Борьба в Риме. — Смерть Вителлия

О происхождении фамилии Вителлиев существуют разные, притом совершенно противоположные, рассказы. Одни считают ее древнею и аристократической, другие — новой, неизвестной и даже вышедшей из народа. Лично я обвинил бы в этом льстецов и порицателей императора Вителлия, если б уже несколько раньше не существовало противоречий относительно происхождения этой фамилии. Есть книжка, посвященная Квинтом Елогием квестору обоготворенного Августа, Квинту Вителлию. Здесь говорится, что Вителлии происходят от туземного царя Фавна и Вителлии, которой культ существовал во многих местностях. Вителлии царствовали над всем Лацием. Оставшиеся в живых их потомки из Самния переселились в Рим, где были приняты в число патрициев. Памятники этой фамилии существовали долгое время, например, Вителлиева дорога, от Яникула до моря, затем одноименная колония. Вителлии давно выхлопотали себе право защищать ее средствами своей фамилии против эквикулов. Затем, во время Самнитской войны, когда для защиты Апулии были отправлены войска, некоторые из Вителлиев поселились в Нуцерии, а потомки их, много лет спустя, вернулись в Рим и были приняты в сенаторское сословие.

Напротив, большинство писателей считает основателем этой фамилии вольноотпущенника. Кассий Север и другие рассказывают, что он чинил старые башмаки. Его сын скупкой конфискованного имущества и доносами на неизвестных до того государственных должников нечестно нажил себе состояние. Он был женат на женщине из простонародья, дочери будочника, некоего Антиоха; но. сын его был уже римским всадником.

На эти противоречия мы не станем обращать внимания. Все равно, был ли Публий Вителлий, происходивший из одной фамилии Нуцерии, древнего рода, или же его родители и предки были простолюдины, он несомненно был римским всадником и управляющим Августа. После него осталось четыре сына. Все они занимали высшие должности и носили одну фамилию, отличаясь только именами, — Авла, Квинта, Публия и Луция.

Авл умер в то время, как был консулом вместе с отцом императора Нерона, Домицием. Он любил пожить и гремел своими великолепными обедами. У Квинта отняли знание сенатора, когда Тиберий решил исключить из числа сенаторов и оставить не у дел неспособных сенаторов. Публий, состоявший в свите Германика, привлек к суду его врага и убийцу, Гнея Пизона, и добился его осуждения. Затем он был претором, но был арестован, как сообщник Сеяна, и отдан под надзор брату. Перочинным ножом он перерезал себе жилы, — но не столько из страха смерти, сколько под влиянием просьб своих родственников, позволил сделать себе перевязку и стал лечиться, но умер от болезни, под домашним арестом. Луций после консульства был наместником в Сирии, при чем чрезвычайно хитро уговорил парфянского царя Артабаиа не только явиться на свиданье с ним, но и поклониться знаменам легионов. Потом он два раза отправлял вместе с императором Клавдием обыкновенную консульскую должность и был цензором. В отсутствие Клавдия, во время его похода на Британию, он управлял государством. Это был человек бескорыстный и деятельный, но опозоривший свою репутацию связью с отпущенницей. Он смешивал её слюну с медом и не наедине или изредка, а ежедневно и при всех мазал этой смесью, как лекарством, горло и шею! Кроме того, он был замечательный льстец[1]. Он первым стал воздавать божеские почести императору Гаю, когда, по возвращении из Сирии, не решился подойти к нему, не закутав предварительно голову[2], а затем у пал на землю. Желая каким либо образом угодить Клавдию, отдавшемуся своим женам и отпущенникам, он выпросил у Мессалины, как величайшей милости, позволения снять с неё башмаки! Скинув башмак с её правой ноги, он постоянно носил его между тогой и туникой и изредка целовал. Золотым бюстам Нарцисса и Паллапта он молился, как ларам. Поздравляя Клавдия, когда тот давал «Столетние» игры, он произнес известные слова: «Желаю тебе чаще праздновать их!» Он умер от паралича, на другой день после того, как заболел, и оставил двух сыновей, от Секстилии, прекрасной во всех отношениях женщины хорошей фамилии. Он видел их консулами, притом обоих в тот же год, до конца его, — младший занял место старшего через шесть месяцев. Когда он умер, Сенат почтил его похоронами на казенный счет и, кроме того, поставил ему статую на форуме, с надписью: Неизменно верен своему императору.

Император Авл Вителлий, сын Луция, родился 24-го, или, по другим источникам, 7-го сентября, в консульство Друза Цезаря и Неровна Флакка. Его гороскоп. составленный астрологами, так напугал его родителей, что отец не переставал употреблять все усилия, чтобы ему не была вверена при его жизни в управление какая-либо провинция. Когда же ему дали команду над легионами и затем провозгласили императором, его мать тотчас стала оплакивать его, как погибшего.

Свое детство и юношеские годы он провел на Капреях, среди товарищей Тиберия по разврату, вследствие чего за ним всю его жизнь осталось прозвище «спинтрия». Думают, что его красота послужила началом и причиной возвышения его отца.

Но и после он запятнал себя всевозможными пороками, вследствие чего занял выдающееся положение при Дворе. Гай очень уважал его, как прекрасного ездока, Клавдий — как любителя игры в кости. Но еще больше ценил его Нерон, как за его таланты, так и за особенную услугу, оказанную лично ему. Вителлий председательствовал на одном из состязаний, устроенных Нероном[3]. Когда последний хотел вступить в состязание с кифаредами, но не решался выйти, несмотря на общее требование, и даже ушел из театра, Вителлий явился к нему под видом депутата от народа, настаивавшего на своем требовании, и убедил его вернуться назад и исполнить его просьбу.

Таким образом, Вителлий, благодаря расположению к нему трех императоров, занимал не только высшие должности, но и был членом известных жреческих коллегий. После проконсульства в Африке он отправлял должность смотрителя за публичными работами. В обоих случаях он вел себя неодинаково, как неодинаково было и сложившееся мнение о нем. В провинции, в течение двух лет подряд, — его назначили легатом при сменившем его в должности брате — он выказывал полное бескорыстие, но, занимая должность в столице, он, говорили украл из храмов вклады и украшения или подменил в некоторых случаях золото — медью, а серебро — оловом.

Он был женат на дочери консулара, Петронии, и имел от неё сына, Петроиана. слепого на один глаз! Мать Петрониана объявила его наследником, с условием, чтобы он вышел из-под власти отца. Вителлий отпустил его на волю, но, но рассказам, вскоре убил, объявив, будто он покушался на отцеубийство, но под влиянием угрызений совести выпил яд, приготовленный им для преступления. Затем Вителлий женился на дочери бывшего претора, Валерии Фундане, и имел двоих детей обоего пола и от неё, при чем мальчик так заикался, что почти не говорил, и его можно был принять за немого.

Против ожидания, Гальба послал Вителлия в южную Германию. Думают, что за него замолвил слово Тит Виний, пользовавшийся тогда огромным влиянием, старый знакомый Вителлия и, как он, сторонника, партии голубых. Лично Гальба говорил открыто, что всего менее боится людей, думающих об одном брюхе, и что германская провинция может наполнить огромный желудок Вителлия. Отсюда всякому ясно, что Вителлия назначили на его пост скорей из чувства презрении, нежели из желания оказать ему милость. Достаточно известно, что, когда он хотел ехать, у него не было денег на дорогу, семья же его, жена и дети, которых он оставлял в Риме, жили так бедно, что, тайком наняв для них помещение на чердаке, он отдал дом на остальную часть года внаймы, вырвал из уха матери ценную жемчужную серьгу и заложил ее, чтобы иметь возможность уехать. Масса кредиторов окружила его, не пуская. Среди них были синуесцы и формийцы, у которых он присвоил городские налоги. Он сумел отделаться от них только угрозами оклеветать их перед судом. Действительно, он привлек к суду одного отпущенника, слишком энергично требовавшего доли, и обвинил его в нанесении оскорбления действием, в том, будто отпущенник ударил его ногой. Он взял свою жалобу обратно только после того, как содрал с него пятьдесят тысяч сестерций.

Когда он приехал, войско, нерасположенное к императору и склонное к бунтам, приняло его любезно, с распростертыми объятиями. В сыне человека, бывшего три раза консулом, находившемся в цвете лет и слывшем за любезного и щедрого, оно видело своего рода дар свыше.

Издавна установившееся мнение о себе Вителлий увеличил новыми фактами. Всю дорогу он целовал каждого из встречавшихся с ним простых солдат и был необыкновенно любезен с погонщиками и путешественниками на постоялых дворах и в гостиницах. Утром он спрашивал каждого, завтракал ли он, давая знать рыганием о себе, что лично он успел закусить.

Вступив в лагерь, он исполнил все просьбы и даже по доброй воле простил лишенных чести, освободил от суда и помиловал присужденных к наказанию. Благодаря этому, не прошло еще месяца, как солдаты, не обращая внимания ни на день, ни на час, неожиданно вытащили его под вечер из палатки, как он был, в домашнем платье, поздравили императором и стали обносить вокруг наиболее населенных мест. В руках у него был обнаженный меч обоготворенного Юлия. Кто то взял его из храма Марса и поднес Вителлию при первом же поздравлении его. Он вернулся в свою палатку тогда только, когда в столовой загорелось от печки. Все были смущены и сочли это за недобрый знак; но Вителлий сказал: «Успокойтесь! — Этот свет засиял для нас!»

Больше он не сказал солдатам ни слова. Когда затем на его избрание согласилось и войско, которое стояло и Северной Германии и, отказав, раньше в повиновении Гальбе, объявило себя на стороне Сената, Вителлий весьма охотно принял поднесенный ему с общего согласия титул Германика. Принятие титула Августа он отложил на время, от титула же Цезаря отказался окончательно.

Затем пришло известие о насильственной смерти Гальбы. Уладив дела в Германии, Вителлий разделил свою армию. Часть ее он послал вперед против Отона, другую повел сам. Передовые войска увидели счастливое знамение, — с правой стороны от них неожиданно показался орел. Покружившись вокруг знамен, он медленно полетел впереди выступивших в поход. Напротив, когда снялся с лагеря сам Вителлий, все конные статуи, поставленные в честь его во многих местах, упали, — у них неожиданно подломились ноги — а лавровый венок, который Вителлий, строго соблюдая религиозный обычай, надел себе на голову, свалился в ручей. Затем, когда он занимался судопроизводством на трибунале в Виенне, петух взлетел сперва ему на плечо, а потом на голову. Этим приметам отвечал конец, — Вителлий не мог удержать за собой власти, которую упрочивали за ним его легаты. О победе при Бедриаке и смерти Отона он узнал еще в Галлии и немедленно одним эдиктом уволил от службы все когорты преторианцев, как подавших крайне дурной пример, приказав им сдать оружие трибунам, сто же двадцать человек — он нашел прошения, поданные ими Отону о вознаграждении их за участие в насильственной смерти Гальбы, — были по его распоряжению отысканы и казнены. Этот действительно прекрасный во всех отношениях и великолепный поступок позволял надеяться, что Вителлий будет одним из замечательнейших государей. К сожалению, в остальном он следовал своим природным побуждениям и примерам прошлой жизни, забывая о величии своей власти. Во время своего марша он проезжал через города, как триумфатор[4], через реки — на роскошнейших судах, украшенных всевозможными венками и снабженных бесконечными запасами провизии. Ни среди рабов, ни среди солдат не существовало дисциплины. К грабежам и своеволию всех их он относился шутливо. Если им не нравились обеды, которые они получали на казенный счет, они отпускали на волю кого хотели, когда же встречали отпор с чьей либо стороны, того били и драли, зачастую ранили, а иногда даже убивали. Когда Вителлий пришел на поле, где произошло сражение, некоторые стали отворачиваться от разлагавшихся трупов; но он, решившись ободрить их, произнес слова, заслуживающие проклятия: «Прекрасно пахнет убитый враг, а еще лучше гражданин!»[5] Однако ж он, не стесняясь, выпил, чтобы несколько заглушить вонь, очень много чистого вина, приказав выдать его и другим. Не менее хвастливым и дерзким показал он себя и тогда, когда взглянул на надгробный памятник Отона[6]. «Это достойный его мавзолей!» сказал он и приказал послать кинжал, которым император покончил с собой в Колонию Агриппины и посвятить Марсу. На высотах Аппенин он устроил даже ночной праздник. Наконец, он вступил в столицу, при звуках военной музыки. На нем был военный плащ; на бедре висел меч. Кто окружали военные значки и знамена. Его свита была в военных плащах, а солдаты с обнаженными мечами[7].

Все более и более попирая затем все законы, божеские и человеческие, он в день сражения при Аллин[8] принял должность верховного жреца, приказал комициям собираться раз в десять лет и объявил себя пожизненным консулом. Чтобы не оставлять сомнения, кого он изберет образцом себе при управлении государством, он устроил заупокойное торжество в память Нерона, на Марсовом ноле, куда пригласил множество государственных жрецов. Во время торжественного обеда он громко приказал одному кифареду, понравившемуся гостям, сыграть что нибудь из сочинений Нерона. Когда кифаред исполнил песню его сочинения, Вителлий первым стал выражать аплодисментами свой восторг.

Таково было начало ого правления, а затем большинство у государственных дел он стал решать исключительно по совету и мнению самых последних из числа актеров и колесничных кучеров и, в особенности, отпущенника Азиатика. Последний в молодые годы занимался с Вителлием недозволенною любовью; но затем такая жизнь надоела ему, и он бежал. Вителлий поймал его в Путеолах, когда он торговал водой с уксусом[9], сковал, но немедленно освободил и снова сделал его своим любовником. Затем однако он опять рассердился на него за его страшную грубость и наглость и продал его странствующему учителю гладиаторов. Раз он должен был выступить на арену, в конце гладиаторских игр, как вдруг Вителлий увел его и отпустил на волю, но не прежде, чем получил команду над войсками в провинции. В первый день своего вступления на престол он пожаловал его, за столом, званием римского всадника, между тем как утром самым бесцеремонным образом выругал, говоря, в ответь на просьбы всех за него, что такой человек только опозорит сословие всадников.

Его главными пороками были едва ли не чревоугодие и жестокость. Он ел всегда три, а иногда и четыре раза, Согласно сделанному им разделению, он завтракал, обедал, ужинал и паужинал. Во всех этих случаях он ел с аппетитом, так как обыкновенно принимал рвотное. Он заставлял разных лиц приглашать его к обеду в один и тот же день, при чем каждому такой прием стоил но крайней мере четыреста тысяч сестерций. Больше всего возбудил толков о себе ужин, данный в честь его прибытия его братом. Говорят, здесь было подано две тысячи штук самой изысканной рыбы и семь тысяч птиц. Но Вителлий затмил и этот ужин, освящая блюдо, которое он за его огромную величину звал щитом Минервы-Πολιοῦχος[10]. В нем было рагу из печенок клювыша, мозгов фазаньих и павлиньих, языков фламинго и муреньих молок. Все это было привезено капитанами кораблей, начиная с Парфии и кончая Испанским проливомъ[11]. Но Вителлий был не только обжорой, но и не знал в данном случае ни времени, ни стыда. Он не мог сдержаться ни во время жертвоприношения, ни в дороге — перед самым алтарем хватал прямо с огня жертвенное мясо или лепешки, а в дороге ел в гостиницах кушанья, вонявшие дымом или приготовленные накануне и на половину съеденные.

При своей страсти к убийствам и казням он не разбирал ни лиц, ни причин. Он убил, прибегнув к разного рода хитростям, нескольких аристократов, затем своих школьных товарищей и приятелей, которых привлек к себе всевозможными любезностями и чуть не сделал их участниками правления. Одного из них он даже отравил, подав ему сам холодную воду, когда он, в лихорадке, попросил пить.

Из ростовщиков, дававших деньги под векселя и откупщиков, если они когда либо требовали с него долги в Риме или пошлину за провоз, в дороге, он едва ли кого пощадил. Одного из них он приказал ко время самого визита отвести на казнь, но немедленно велел вернуть его. Когда все стали хвалить его милосердие, он распорядился тут же убить несчастного, говоря, что хотел доставить себе приятное зрелище[12]. Приказав казнить другого, он вместе с ним распорядился убить и двух его сыновей, за их попытку вымолить прощенье отцу. Когда одного римского всадника тащили на казнь, он громко закричал, обращаясь к Вителлию: «Ты мой наследник!» Император велел принести его духовную, прочитал ее и. найдя, что кроме него наследником назначен отпущенник, распорядился убить всадника вместе с отпущенником. Несколько человек из простого народа были казнены за то, что громко ругали партию голубых. Но мнению Вителлия они хотели выказать свое презрение к нему и решились на это в надежде на его скорое падение.

Но ни к кому не относился он строже, чем к сочинителям пасквилей и астрологам. Все, на кого из них доносили, наказывались смертью без суда. Вителлий был раздражен вот почему. Немедленно после издания им эдикта, на основании которого астрологи должны были к 1-му октября выехать из столицы и Италии, появился следующий пасквиль: «В добрый час! Астрологи, со своей стороны, доводят до всеобщего сведения, что Вителлий Германик до того же дня 1-го октября не должен быть в живых».

Его подозревали и в смерти матери. Когда она заболела, он, говорят, запретил давать ей есть, так как одна хаттянка, которой он верил не меньше, чем оракулу, предсказала, что он будет царствовать спокойно и очень долго, если только переживет мать. По другим рассказам, мать, тяготясь настоящим и боясь за будущее, сама попросила яду у сына и получила его, конечно, без труда…

Через семь месяцев по его вступлении на престол против него взбунтовались войска, стоявшие в Мезиях и Паннонии, а затем войска заморских провинций — Иудеи и Сирии, и присягнули Веспасиану, частью заочно, частью лично[13]. Тогда, желая сохранить симпатии и любовь остальных, Вителлий пустил в ход все средства, чтобы привлечь к себе щедростью всех вообще и отдельные личности. Между прочим он произвел набор в столице, обещая добровольцам не только отпуск после победы, но и преимущества, которыми пользуются лишь ветераны, прослужившие полное число лет. Затем он выслать против неприятеля, наступавшего и морем, и по сухому пути, с одной стороны, своего брага с флотом, новобранцами и отрядом гладиаторов[14], с другой — войска, участвовавшие в сражении при Бедриаке, под тою же командой[15]. Но он был везде или разбить, или оставлен на произвол судьбы, вследствие чего вошел в переговоры с братом Веспасиана, Флавием Сабином, и купил у него жизнь за миллион сестерций.

Он немедленно спустился по дворцовой лестнице и объявил собравшимся солдатам, что слагает с себя власть, которую принял не добровольно. Все начали отговаривать его, и он отказался от своего намерения. Однако едва наступила ночь, он, на рассвете, надел траурное платье, подошел к ораторской кафедре и, горько плача, стал говорить то же самое, только читая по книжке. Солдаты и народ снова перебили его, советуя ему не падать духом и один перед другим обещая всеми силами помогать ему. Вителлий ободрился, неожиданно напал на Сабина и остальных сторонников Флавиев, переставших бояться чего либо, и заставил их удалиться в Капитолий, после чего приказал зажечь храм Юпитера Творца и Владыки, и перебить их. Он смотрел на сражение и пожар из Тибериева дворца, где обедал. Вскоре однако он раскаялся в своем поступке и, сваливая вину на других, созвал народное собрание. Он присягнул сам и заставил присягнуть остальных, что общее спокойствие будет высшею целью их стремлений, затем вынул кинжал, который носил на поясе, и протянул сперва консулу, а когда тот отказался взять его, — магистратам, потом каждому из сенаторов по одиночке. Но никто не взял его, и он ушел, говоря, что хочет положить его в храм богини Согласия. Тогда некоторые закричали, что он сам олицетворение согласия, и он, вернувшись, заявил, что не только оставить у себя кинжал, но и примет прозвище Согласия.

Сенату он предложил отправить к сторонникам противной партии депутацию в сопровождении весталок и заключить с ними мир или, но крайней мере, потребовать у них сроку для обсуждения дел[16]. Он ждал ответа, — когда на следующий день лазутчик объявил о приближении неприятеля. Тогда Вителлий немедленно спрятался в сидячие носилки и в сопровождении только двух человек, булочника и повара, тайком направился на Авентин, в дом своего отца, думая бежать оттуда в Кампанию. Но затем он поверил ни на чем неоснованному, сомнительному слуху о заключении мира и приказал нести себя обратно во дворец. Здесь он не нашел никого; постепенно разбежались и бывшие с ним. Он обвязал себя вокруг пояса золотыми и убежал в комнатку сторожа, привязав к двери собаку и постелив перед дверями матрац и подушку.

Уже солдаты авангарда ворвались во дворец и, не встретив никого, принялись, по обыкновению, везде шарить. Они вытащили Вителлия из его убежища и стали спрашивать, — они не знали его в лицо — где Вителлий. Он солгал и обманул их; но затем его узнали. Он не переставал умолять, — под предлогом, что знает кое что касающееся жизни Веспасиана, — чтобы его продержали временно хоть в тюрьме. Наконец, ему связали руки на спине, накинули на шею веревку и. разорвав платье, почти нагим приволокли на форум. На протяжении всей Священной улицы его жестоко оскорбляли словами и действием. Его схватывали за волосы и загибали ему голову, — как это проделывают обыкновенно с преступниками — подставляли ему под подбородок меч, острием кверху, чтобы видеть его лицо и не позволить ему опускать его. Некоторые швыряли в него навозом и нечистотами, другие называли его поджигателем и обжорой. Часть черни издевалась даже над его физическими недостатками, — он был безобразно толст, с багровым от пьянства лицом, с выдававшимся животом и, кроме того, хромал на одну ногу, о которую когда-то ударила колесница, в то время как он был помощником Гая на скачках. Наконец, его всего искровавили, нанося ему едва заметные раны, убили в Гемониях и, вытащив оттуда крюком, бросили в Тибр.

Он погиб вместе с братом и сыном, на пятьдесят седьмом году своей жизни. Те, кто объяснял случай, происшедший в Виенне, — о нем мы говорили выше[17] — таким образом, что он попадет в руки галла но происхождению, не ошиблись: Вителлия убил один из вождей противной партии, Антоний Прим, уроженец Толозы. В детстве его звали «Бекком», т. с. петушиным носом.


  1. Тацит (Annal. VI. 32) называет его олицетворенной лестью, но признает его таланты, как администратора и полководца.
  2. Так поклонялись исключительно богам. Льстецы Людовика XIV пошли еще дальше. Умиленные благополучным исходом оперирования карбункула на седалище у Короля—Солнца, они, в том числе и принцы крови, предоставили лейб-хирургу нанести им сильные порезы в той же части тела!
  3. О гнусном поведении Вителлия в отношении Нерона рассказывает Тацит. Его влекли к императору преимущественно разврат и обжорство.
  4. Его «триумфальное шествие» описывает Тацит. На одной из ночных попоек в Тицине дело едва не дошло до настоящего сражения.
  5. Фраза, напоминающая известный афоризм Карла IX французского: «Труп убитого врага хорошо пахнет»! Все поле сражения при Бедриаке было покрыто израненными и изрубленными гниющими трупами людей и животных, хотя после боя прошло уже сорок дней. Вся почва была залита кровью, хлеб на полях вытоптан, деревья сломаны. Но развратник равнодушно смотрел на это, радостно приносил жертвы местным богам, в благодарность за победу, и спешил на новые пиры и игры.
  6. Скромную могилу Отона в Брикселле видел еще Плутарх. Ему не насыпали ни холма, ни почтили его пышным надгробием. Па могиле была простая надпись: Памяти Марка Отона. Колония Агриппины — нынешний Кельн.
  7. Иначе рассказывает Тацит (Hist. II. 89). До Мульвиева моста император ехал в военном платье. Здесь, по совету друзей, он снял его и надел партикулярное, — тогу с пурпуровой каймой — чтобы не показалось, что он вступает в Рим, как в завоеванный город.
  8. День рокового сражения для римлян с галлами при Аллии. 18 июля 390 года, считался официально «несчастливым» (dies infaustus, d. nefastus). Этот день наравне с другими считался неблагоприятным и для начала какого-либо дела.
  9. Обыкновенное питье рабов, а также солдат, известное под именем posca. После падения Вителлия Азиатик был распять на кресте.
  10. Прозвище Афины, как защитницы городов.
  11. Для приготовления этого чудовищного рагу пришлось сложить особую печь на открытом воздухе. Затея Вителлия обошлась около 55 000 рублей. Испанский пролив — н. Гибралтар.
  12. Жертвой Вителлия был Юний Блез, верный его приверженец, ссужавший его деньгами, для того, чтобы он не уронил своего престижа, как император. Блеза погубило то, что по время болезни Вителлия он присутствовал на вечере у своего приятеля.
  13. Особенно видную роль играли в этом случае легионы, стоявшие в Мезиях.
  14. По Тациту (Hist. III. 57), флотом Вителлия командовал изменивший потом ему Клавдий Аполлинарий, а гладиаторами Клавдий Юлиан. Брат императора, Луций, был отправлен в Кампанию.
  15. Авла Цецины Алиена и Валента.
  16. Депутация весталок, явившаяся к Антонию Приму, была отпущена с почетом, а Вителлию было сказано, что предательской смертью Флавия Сабина и сожжением Капитолия он сделал переговоры невозможными.
  17. Петух и галл по-латыни одинаково gallυs.